Совещание общественных деятелей

Совеща́ние обще́ственных де́ятелей — проходило 8 (21)— 10 (23) августа 1917 года в Москве. На совещание прибыли делегаты объединённые стремлением довести войну до победного конца и наладить народное хозяйство путём восстановление сильной государственной власти. По итогам работы был избран Совет общественных деятелей.

Причины созыва совещания

Финансово-промышленные круги России и политические силы, их представляющие, были обеспокоены развитием русской революции, которое вело к углублению хозяйственной разрухи, развалу Русской армии и усилению левых партий. Совещание было созвано по инициативе П. П. Рябушинского, В. А. Маклакова, С. Н. Третьякова, С. А. Смирнова, Н. Н. Львова. Всего в Совещании приняло участие около 400 делегатов — представители Временного комитета Государственной думы, партий кадетов и октябристов, земства, деловых кругов, вузов, духовенства, старообрядчества, кооперации, Крестьянского союза, Союза землевладельцев, Союза инженеров, Союза офицеров армии и флота, юриспруденции, свободных профессий.

Обсуждаемые вопросы и принятые резолюции

Председателем Совещания был избран М. В. Родзянко, выступивший на открытии с вступительной речью. Обсуждались вопросы создания сильной национальной власти; деятельность Советов и комитетов в армии; борьба с экономической, финансовой разрухой и разрухой на железнодорожном транспорте; поставки продовольствия. В резолюции, предложенной П. Н. Милюковым, указывалось, что все части государственного механизма чрезвычайно расстроены, в стране нет твёрдой власти, нет суда и не выполняются законы.

Было предложено А. Ф. Керенскому и всему Временному правительству немедленно признать, что «оно вело страну по ложному пути, который должен быть немедленно покинут». Причинами такого бедственного положения были названы действия социалистических партий, пытающихся претворить на практике в России положения «утопий». Отмечалось, что во время ведения войны, цели этих социалистических партий зачастую совпадают с целями внешнего врага. В резолюции Совещания также были озвучены требования к Временному правительству немедленно порвать «со всеми следами зависимости от каких бы то было комитетов и других подобных организаций» и «начать самую энергичную борьбу с ядовитыми всходами этого посева во всех областях народной жизни — в армии и флоте, во внешней политике, в социальных отношениях, в промышленности и финансах, в земельном и национальном вопросах».

Солидаризируясь с генералом Корниловым Совещание послало ему приветственную телеграмму. В заключение был избран постоянно действующий Совет общественных деятелей под председательством М. В. Родзянко.

См. также

• Государственное совещание в Москве
• Второе совещание общественных деятелей

Литература

• Революция и гражданская война в России: 1917—1923 гг. Энциклопедия в 4 томах. — Москва: Терра, 2008. — Т. 4. — С. 131. — 560 с. — (Большая энциклопедия). — 100 000 экз. — ISBN 978-5-273-00564-8.

Отрывок, характеризующий Совещание общественных деятелей

– Ты знаешь за что? – спросил Петя Наташу (Наташа поняла, что Петя разумел: за что поссорились отец с матерью). Она не отвечала.
– За то, что папенька хотел отдать все подводы под ранепых, – сказал Петя. – Мне Васильич сказал. По моему…
– По моему, – вдруг закричала почти Наташа, обращая свое озлобленное лицо к Пете, – по моему, это такая гадость, такая мерзость, такая… я не знаю! Разве мы немцы какие нибудь?.. – Горло ее задрожало от судорожных рыданий, и она, боясь ослабеть и выпустить даром заряд своей злобы, повернулась и стремительно бросилась по лестнице. Берг сидел подле графини и родственно почтительно утешал ее. Граф с трубкой в руках ходил по комнате, когда Наташа, с изуродованным злобой лицом, как буря ворвалась в комнату и быстрыми шагами подошла к матери.
– Это гадость! Это мерзость! – закричала она. – Это не может быть, чтобы вы приказали.
Берг и графиня недоумевающе и испуганно смотрели на нее. Граф остановился у окна, прислушиваясь.
– Маменька, это нельзя; посмотрите, что на дворе! – закричала она. – Они остаются!..
– Что с тобой? Кто они? Что тебе надо?
– Раненые, вот кто! Это нельзя, маменька; это ни на что не похоже… Нет, маменька, голубушка, это не то, простите, пожалуйста, голубушка… Маменька, ну что нам то, что мы увезем, вы посмотрите только, что на дворе… Маменька!.. Это не может быть!..
Граф стоял у окна и, не поворачивая лица, слушал слова Наташи. Вдруг он засопел носом и приблизил свое лицо к окну.
Графиня взглянула на дочь, увидала ее пристыженное за мать лицо, увидала ее волнение, поняла, отчего муж теперь не оглядывался на нее, и с растерянным видом оглянулась вокруг себя.
– Ах, да делайте, как хотите! Разве я мешаю кому нибудь! – сказала она, еще не вдруг сдаваясь.
– Маменька, голубушка, простите меня!
Но графиня оттолкнула дочь и подошла к графу.
– Mon cher, ты распорядись, как надо… Я ведь не знаю этого, – сказала она, виновато опуская глаза.
– Яйца… яйца курицу учат… – сквозь счастливые слезы проговорил граф и обнял жену, которая рада была скрыть на его груди свое пристыженное лицо.
– Папенька, маменька! Можно распорядиться? Можно?.. – спрашивала Наташа. – Мы все таки возьмем все самое нужное… – говорила Наташа.
Граф утвердительно кивнул ей головой, и Наташа тем быстрым бегом, которым она бегивала в горелки, побежала по зале в переднюю и по лестнице на двор.
Люди собрались около Наташи и до тех пор не могли поверить тому странному приказанию, которое она передавала, пока сам граф именем своей жены не подтвердил приказания о том, чтобы отдавать все подводы под раненых, а сундуки сносить в кладовые. Поняв приказание, люди с радостью и хлопотливостью принялись за новое дело. Прислуге теперь это не только не казалось странным, но, напротив, казалось, что это не могло быть иначе, точно так же, как за четверть часа перед этим никому не только не казалось странным, что оставляют раненых, а берут вещи, но казалось, что не могло быть иначе.
Все домашние, как бы выплачивая за то, что они раньше не взялись за это, принялись с хлопотливостью за новое дело размещения раненых. Раненые повыползли из своих комнат и с радостными бледными лицами окружили подводы. В соседних домах тоже разнесся слух, что есть подводы, и на двор к Ростовым стали приходить раненые из других домов. Многие из раненых просили не снимать вещей и только посадить их сверху. Но раз начавшееся дело свалки вещей уже не могло остановиться. Было все равно, оставлять все или половину. На дворе лежали неубранные сундуки с посудой, с бронзой, с картинами, зеркалами, которые так старательно укладывали в прошлую ночь, и всё искали и находили возможность сложить то и то и отдать еще и еще подводы.
– Четверых еще можно взять, – говорил управляющий, – я свою повозку отдаю, а то куда же их?
– Да отдайте мою гардеробную, – говорила графиня. – Дуняша со мной сядет в карету.