Соглашения в Осло

Соглашение в Осло (англ. Oslo Accords, официальное название «Declaration of Principles on Interim Self-Government Arrangements» (Декларация принципов о временных мерах по самоуправлению) или «Declaration of Principles» («DOP»)) — двухсторонние секретные переговоры в Осло между Израилем и Организацией освобождения Палестины (ООП) с целью урегулирования израильско-палестинского конфликта, проходившие под эгидой Норвегии.

Предшествующие события

В протяжении многих лет правительства Израиля вели переговоры с соседними арабскими государствами относительно судьбы территорий Иудеи и Самарии и Сектора Газа и отказывались вести переговоры непосредственно с ООП, которую Израиль считал террористической организацией, и которая поставила своей целью «ликвидацию Государства Израиль, изгнание из Палестины большинства еврейских переселенцев и создание „демократического и светского государства“».

В 1974 году произошло укрепление статуса ООП в связи с объявлением Лигой арабских государств о признании ООП исключительным представителем палестинцев.

Соглашения на саммите в Кэмп-Дэвиде в 1978 году и Египетско-израильский мирный договор 1979 года, помимо всего, были направлены на учреждение системы самоуправления на Западном берегу реки Иордан и в Секторе Газа, что должно было со временем привести к переговорам по «окончательному статусу», но сами палестинцы в этих соглашениях не участвовали.

В 1987 году на территории Западного берега реки Иордан и сектора Газа началась Первая палестинская интифада — восстание палестинцев в период с 1987 по 1991 г., целью которой была провозглашена борьба против израильской оккупации территорий, завоеванных Израилем в ходе Шестидневной войны. Интифада привела к множеству жертв с обеих сторон конфликта.

Интифада способствовала изменению мышления в израильском обществе, и Ицхак Рабин, который являлся в ту пору министром обороны, заявил, что это событие оказало решающее значение в его позиции по отношению к палестино-израильскому конфликту.

В 1988 году Иордания отказалась от своих притязаний на Западный берег р. Иордан в пользу будущего палестинского государства, а годом ранее произошёл провал лондонских соглашений. В связи с этим возникло сильное давление со стороны международного сообщества на Израиль и палестинцев, чтобы те провели переговоры для урегулирования конфликта.

В 1991 году состоялась Мадридская мирная конференция, где израильские представители встретились в первый раз с представителями палестинцев, которые были частью совместной иордано-палестинской делегации. Конференция, хотя и не принесла прямых практических результатов, имела значение, поскольку именно на ней все стороны фактически согласились с принципом «территории в обмен на мир». На конференции было решено провести прямые двусторонние переговоры между Израилем и соседними арабскими государствами.

Ицхак Рабин вновь был избран премьер-министром в 1992 году после того, как пообещал достичь урегулирования с палестинцами в течение шести-девяти месяцев.

В течение 1993 года заместитель министра иностранных дел Йоси Бейлин, втайне от И. Рабина, инициировал секретные переговоры — сначала в Лондоне, а затем в Осло. С израильской стороны их вели преподаватель Хайфского университета Яир Гиршфельд и его бывший ученик, историк и журналист Рон Пундак. Переговоры были непосредственно с руководством ООП, несмотря на то, что встречи с ним были запрещены на тот момент согласно израильскому законодательству. С продвижением переговоров Йоси Бейлин докладывал об их ходе министру иностранных дел Шимону Пересу и по мере продвижения переговоров и их дальнейшему прогрессу — премьер-министру Ицхаку Рабину, который дал разрешение на их продолжение.

Первое соглашение

Первое соглашение было подписано тайно в Осло 20 августа 1993 г. Шимоном Пересом и Махмудом Аббасом.

9 сентября 1993 года Ицхак Рабин и Ясир Арафат, в преддверии подписания соглашений обменялись письмами о взаимном признании через министра иностранных дел Норвегии Йохана Йоргена Хольста.

Ясир Арафат направил премьер-министру Израиля Ицхаку Рабину письмо, в котором от имени ООП были впервые заявлены следующие принципы:

• признание права Израиля на существование в мире и безопасности;
• признание резолюций 242 и 338 Совета Безопасности ООН;
• обязательство по решению конфликта мирным путём;
• отказ от терроризма и других форм насилия;
• принятие ответственности за исполнение этих обязательств всеми элементами и структурами ООП;
• объявление недействительными пунктов Палестинской хартии, отрицающих право Израиля на существование;
• обязательство внести необходимые изменения Палестинской хартии на рассмотрение Палестинского Национального Совета.

Ответом Израиля на это письмо стало признание ООП как представителя палестинского народа на переговорах о мире.

13 сентября 1993 года в Вашингтоне, на лужайке Белого дома, на которой присутствовали президент США Билл Клинтон, премьер-министр Ицхак Рабин и председатель ООП Ясир Арафат, на торжественной церемонии Израиль и ООП подписали совместную Декларацию о принципах. Сам документ был подписан Шимоном Пересом от правительства Израиля и Махмудом Аббасом от ООП. Декларация была засвидетельствована государственным секретарем США Уорреном Кристофером от США и министром иностранных дел Российской Федерации Андреем Козыревым от России. После подписания состоялось историческое рукопожатие между Арафатом и Рабином.

Декларация содержала основные параметры промежуточного соглашения о палестинском самоуправлении, согласованные между сторонами: немедленное установление палестинской автономии в секторе Газы и анклаве Иерихона, скорейшее распространение её на палестинских жителей Иудеи и Самарии, договорённость о создании палестинского правительства и выборах законодательного совета. Особое внимание Декларация уделила развитию экономического сотрудничества между Израилем и ООП.

Содержание соглашений Осло

Соглашения Осло состоят из различных соглашений:

Основные соглашения:

1. Соглашение «Газа-Иерихон» было подписано в Каире 4 мая 1994 года и определило статус территории сектора Газы и анклава Иерихона площадью около 65 квадратных километров. Соглашение охватывает четыре основных области — меры безопасности, гражданские вопросы, правовые проблемы и экономические отношения. Соглашение предусматривает вывод израильских войск с упомянутых территорий, передачу властных полномочий от израильской Гражданской Администрации Палестинской национальной администрации (ПНА), описывает структуру и состав ПНА, её юрисдикцию и законодательные полномочия, её полицейский контингент и будущие отношения между ПНА и Израилем.

2. 29 августа 1994 года Израиль и ООП подписали Соглашение о подготовке передачи полномочий и сфер ответственности, ставшее следующей фазой реализации Декларации о принципах. Речь идет о передаче ПНА ответственности в пяти областях: образование и культура, социальное обеспечение, туризм, здравоохранение и налогообложение. Реализация соглашения завершилась 1 декабря того же года. 27 августа 1995 года был подписан протокол о передаче ПНА ответственности за трудовые отношения, торговлю и промышленность, газ и топливо, страхование, почтовое обслуживание, статистику, сельское хозяйство и местное самоуправление.

Осло-2 (Осло-II)

28 сентября 1995 года в Вашингтоне было подписано Временное палестино-израильское соглашение по Западному берегу Иордана и Сектору Газы, получившее неформальное название «Осло-2» и завершившее первый этап переговоров между Израилем и ООП. Главной целью соглашения было расширение палестинского самоуправления в Иудее и Самарии путём создания избранного органа власти автономии — Палестинского Совета — на промежуточный период сроком не более пяти лет со дня подписания соглашения «Газа-Иерихон» (до мая 1999 года). Это должно было позволить палестинцам самостоятельно вести свои внутренние дела, свести к минимуму трения между израильтянами и палестинцами и начать новый этап мирного сосуществования и сотрудничества, опирающегося на общие интересы и взаимное уважение. Одновременно соглашение должно было защитить интересы Израиля в сфере как стратегической безопасности, так и охраны жизни и имущества израильских граждан на контролируемых территориях. Временное соглашение наметило курс развития отношений Израиля и ООП. Семь приложений к нему касаются мер безопасности, выборов, гражданских вопросов, правовых проблем, экономического сотрудничества и освобождения палестинских заключённых. Это соглашение дало палестинцам самоуправление палестинских городах на Западном берегу р. Иордан и в Секторе Газа, а также в 450 палестинских деревнях.

В рамках соглашения Осло территория Западного берега р. Иордан и Сектора Газа была разделена на три категории:

Зона	Военный контроль	Гражданская администрация
A	ПНА	ПНА
B	Израиль	ПНА
C	Израиль	Израиль

Кроме того, около 10 000 палестинцев были набраны для исполнения полицейских функций, получив тысячи трофейных АК (автоматов Калашникова).

5 октября 1995 года глава правительства Ицхак Рабин представил Кнессету соглашение Табы — Осло-2, подписанное 28 сентября 1995-го года. Кнессет поддержал эту договоренность большинством голосов (61 против 59). В своем выступлении Ицхак Рабин пояснил, что цель соглашений является предотвращение двунационального государства путём создания субъекта, который «меньше чем государство», и который будет самостоятельно управлять жизнью палестинцев под своим руководством. Рабин подчеркнул, что постоянное соглашение не будет возвращением к линиям 4 июня 1967 года, а сохранит единый Иерусалим, будут аннексированы поселенческие блоки и граница безопасности Израиля будет в Иорданской долине .

4 ноября 1995 года был убит премьер-министр Израиля Ицхак Рабин. Шимон Перес возглавил осуществление соглашений Осло II в передаче городов на Западном берег р. Иордан контролю ПНА.

Главные проблемы

Соглашения Осло были подорваны действиями с обеих сторон.

• Непрекращающаяся террористическая активность Хамаса, Исламского джихада, Народного фронта освобождения Палестины и вооруженных формирований ФАТХ, полное бездействие властей ПНА как следствие неспособности и нежелания эффективного противодействия террору.
• Теракт в Пещере Патриархов (Хеврон), совершённый евреем против мусульман, во время которого было убито 29 молящихся мусульман в мечети Ибрагима (в Пещере Патриархов) и ещё более 150 получили ранения. Этот теракт был осуждён руководством Израиля и были приняты меры по обеспечению безопасности для молящихся (см. Гольдштейн, Барух).
• Серии тяжелых терактов с использованием террористов-самоубийц в городах Израиля, приведшие к большому количеству убитых и раненых, возросшая обеспокоенность о личной безопасности в израильском обществе.
• Соответствующие периоды блокады территорий ПНА израильской армией приводят к экономическому упадку, вызывая ещё большую враждебность.
• Нежелание властей ПНА выдавать Израилю террористов и отпускание их из тюрьмы (власти ПНА арестовывали и заключали в тюрьму часть террористов, совершавших теракты против Израиля, но потом зачастую освобождали их. Подобная практика получила название «политики вращающихся дверей» (англ.). В результате, многие преступники продолжили свою террористическую деятельность.
• Обеспокоенность израильских властей в вопросе жизнеспособности договорённостей с службами безопасности ПНА и эффективности их кооперации в борьбе с террором.
• Основные спонсоры мирного процесса не в состоянии оказать ПНА требуемую экономическую помощь из-за процветающего взяточничества и коррумпированности всех её структур.
• Смена правительства в Израиле в мае 1996 года привела к отсрочке передислокации израильских войск в Хевроне, вооружённым столкновениям с жертвами с обеих сторон и выработке новых концепций по поводу переговоров об окончательном урегулировании.
• Активная поселенческая деятельность.
• Невыполнение параграфа, предоставляющего палестинцам право свободного проезда между Газой и Иерихоном, по причинам безопасности.

Стоимость соглашений для Израиля

По данным, приводимым Моше Фейглиным, заместителем председателя Кнессета, стоимость соглашений для Израиля составила 423 миллиарда шекелей (ок. 121 млрд долларов), и каждый год тратится ещё 15,3 миллиарда шекелей (ок. 4,4 млрд долларов).

Вот как распределяются эти расходы:

1. Перевод средств в ПНА — 86 миллиардов шекелей и 4,53 миллиарда ежегодно.
2. Дополнительные расходы на общую службу безопасности — 28,5 миллиарда и 1,5 миллиарда ежегодно.
3. Пограничной полиции в Иудее и Самарии — 13 миллиардов и 0,7 миллиарда ежегодно.
4. Дополнительные силы ЦАХАЛ в Иудее и Самарии — 57 миллиардов и 3 миллиарда ежегодно.
5. Необходимые после соглашений охранники в любом общественном месте — 68 миллиардов и 3.57 миллиарда ежегодно.
6. Строительство объездных дорог — 20 миллиардов и 1 миллиард ежегодно.
7. Разделительная стена — 4,7 миллиарда.
8. Расходы и выплаты жертвам терроризма — 3,5 миллиарда.
9. Операция «Защитная стена» — 14 миллиардов.
10. Снижение доходов от туризма — 129 миллиардов и 1 миллиард ежегодно.

Отрывок, характеризующий Соглашения в Осло

Борис за это время своей службы, благодаря заботам Анны Михайловны, собственным вкусам и свойствам своего сдержанного характера, успел поставить себя в самое выгодное положение по службе. Он находился адъютантом при весьма важном лице, имел весьма важное поручение в Пруссию и только что возвратился оттуда курьером. Он вполне усвоил себе ту понравившуюся ему в Ольмюце неписанную субординацию, по которой прапорщик мог стоять без сравнения выше генерала, и по которой, для успеха на службе, были нужны не усилия на службе, не труды, не храбрость, не постоянство, а нужно было только уменье обращаться с теми, которые вознаграждают за службу, – и он часто сам удивлялся своим быстрым успехам и тому, как другие могли не понимать этого. Вследствие этого открытия его, весь образ жизни его, все отношения с прежними знакомыми, все его планы на будущее – совершенно изменились. Он был не богат, но последние свои деньги он употреблял на то, чтобы быть одетым лучше других; он скорее лишил бы себя многих удовольствий, чем позволил бы себе ехать в дурном экипаже или показаться в старом мундире на улицах Петербурга. Сближался он и искал знакомств только с людьми, которые были выше его, и потому могли быть ему полезны. Он любил Петербург и презирал Москву. Воспоминание о доме Ростовых и о его детской любви к Наташе – было ему неприятно, и он с самого отъезда в армию ни разу не был у Ростовых. В гостиной Анны Павловны, в которой присутствовать он считал за важное повышение по службе, он теперь тотчас же понял свою роль и предоставил Анне Павловне воспользоваться тем интересом, который в нем заключался, внимательно наблюдая каждое лицо и оценивая выгоды и возможности сближения с каждым из них. Он сел на указанное ему место возле красивой Элен, и вслушивался в общий разговор.
– Vienne trouve les bases du traite propose tellement hors d'atteinte, qu'on ne saurait y parvenir meme par une continuite de succes les plus brillants, et elle met en doute les moyens qui pourraient nous les procurer. C'est la phrase authentique du cabinet de Vienne, – говорил датский charge d'affaires. [Вена находит основания предлагаемого договора до того невозможными, что достигнуть их нельзя даже рядом самых блестящих успехов: и она сомневается в средствах, которые могут их нам доставить. Это подлинная фраза венского кабинета, – сказал датский поверенный в делах.]
– C'est le doute qui est flatteur! – сказал l'homme a l'esprit profond, с тонкой улыбкой. [Сомнение лестно! – сказал глубокий ум,]
– Il faut distinguer entre le cabinet de Vienne et l'Empereur d'Autriche, – сказал МorteMariet. – L'Empereur d'Autriche n'a jamais pu penser a une chose pareille, ce n'est que le cabinet qui le dit. [Необходимо различать венский кабинет и австрийского императора. Австрийский император никогда не мог этого думать, это говорит только кабинет.]
– Eh, mon cher vicomte, – вмешалась Анна Павловна, – l'Urope (она почему то выговаривала l'Urope, как особенную тонкость французского языка, которую она могла себе позволить, говоря с французом) l'Urope ne sera jamais notre alliee sincere. [Ах, мой милый виконт, Европа никогда не будет нашей искренней союзницей.]
Вслед за этим Анна Павловна навела разговор на мужество и твердость прусского короля с тем, чтобы ввести в дело Бориса.
Борис внимательно слушал того, кто говорит, ожидая своего череда, но вместе с тем успевал несколько раз оглядываться на свою соседку, красавицу Элен, которая с улыбкой несколько раз встретилась глазами с красивым молодым адъютантом.
Весьма естественно, говоря о положении Пруссии, Анна Павловна попросила Бориса рассказать свое путешествие в Глогау и положение, в котором он нашел прусское войско. Борис, не торопясь, чистым и правильным французским языком, рассказал весьма много интересных подробностей о войсках, о дворе, во всё время своего рассказа старательно избегая заявления своего мнения насчет тех фактов, которые он передавал. На несколько времени Борис завладел общим вниманием, и Анна Павловна чувствовала, что ее угощенье новинкой было принято с удовольствием всеми гостями. Более всех внимания к рассказу Бориса выказала Элен. Она несколько раз спрашивала его о некоторых подробностях его поездки и, казалось, весьма была заинтересована положением прусской армии. Как только он кончил, она с своей обычной улыбкой обратилась к нему:
– Il faut absolument que vous veniez me voir, [Необходимо нужно, чтоб вы приехали повидаться со мною,] – сказала она ему таким тоном, как будто по некоторым соображениям, которые он не мог знать, это было совершенно необходимо.
– Mariedi entre les 8 et 9 heures. Vous me ferez grand plaisir. [Во вторник, между 8 и 9 часами. Вы мне сделаете большое удовольствие.] – Борис обещал исполнить ее желание и хотел вступить с ней в разговор, когда Анна Павловна отозвала его под предлогом тетушки, которая желала его cлышать.
– Вы ведь знаете ее мужа? – сказала Анна Павловна, закрыв глаза и грустным жестом указывая на Элен. – Ах, это такая несчастная и прелестная женщина! Не говорите при ней о нем, пожалуйста не говорите. Ей слишком тяжело!


Когда Борис и Анна Павловна вернулись к общему кружку, разговором в нем завладел князь Ипполит.
Он, выдвинувшись вперед на кресле, сказал: Le Roi de Prusse! [Прусский король!] и сказав это, засмеялся. Все обратились к нему: Le Roi de Prusse? – спросил Ипполит, опять засмеялся и опять спокойно и серьезно уселся в глубине своего кресла. Анна Павловна подождала его немного, но так как Ипполит решительно, казалось, не хотел больше говорить, она начала речь о том, как безбожный Бонапарт похитил в Потсдаме шпагу Фридриха Великого.
– C'est l'epee de Frederic le Grand, que je… [Это шпага Фридриха Великого, которую я…] – начала было она, но Ипполит перебил ее словами:
– Le Roi de Prusse… – и опять, как только к нему обратились, извинился и замолчал. Анна Павловна поморщилась. MorteMariet, приятель Ипполита, решительно обратился к нему:
– Voyons a qui en avez vous avec votre Roi de Prusse? [Ну так что ж о прусском короле?]
Ипполит засмеялся, как будто ему стыдно было своего смеха.
– Non, ce n'est rien, je voulais dire seulement… [Нет, ничего, я только хотел сказать…] (Он намерен был повторить шутку, которую он слышал в Вене, и которую он целый вечер собирался поместить.) Je voulais dire seulement, que nous avons tort de faire la guerre рour le roi de Prusse. [Я только хотел сказать, что мы напрасно воюем pour le roi de Prusse . (Непереводимая игра слов, имеющая значение: «по пустякам».)]
Борис осторожно улыбнулся так, что его улыбка могла быть отнесена к насмешке или к одобрению шутки, смотря по тому, как она будет принята. Все засмеялись.
– Il est tres mauvais, votre jeu de mot, tres spirituel, mais injuste, – грозя сморщенным пальчиком, сказала Анна Павловна. – Nous ne faisons pas la guerre pour le Roi de Prusse, mais pour les bons principes. Ah, le mechant, ce prince Hippolytel [Ваша игра слов не хороша, очень умна, но несправедлива; мы не воюем pour le roi de Prusse (т. e. по пустякам), а за добрые начала. Ах, какой он злой, этот князь Ипполит!] – сказала она.
Разговор не утихал целый вечер, обращаясь преимущественно около политических новостей. В конце вечера он особенно оживился, когда дело зашло о наградах, пожалованных государем.
– Ведь получил же в прошлом году NN табакерку с портретом, – говорил l'homme a l'esprit profond, [человек глубокого ума,] – почему же SS не может получить той же награды?
– Je vous demande pardon, une tabatiere avec le portrait de l'Empereur est une recompense, mais point une distinction, – сказал дипломат, un cadeau plutot. [Извините, табакерка с портретом Императора есть награда, а не отличие; скорее подарок.]
– Il y eu plutot des antecedents, je vous citerai Schwarzenberg. [Были примеры – Шварценберг.]
– C'est impossible, [Это невозможно,] – возразил другой.
– Пари. Le grand cordon, c'est different… [Лента – это другое дело…]
Когда все поднялись, чтоб уезжать, Элен, очень мало говорившая весь вечер, опять обратилась к Борису с просьбой и ласковым, значительным приказанием, чтобы он был у нее во вторник.
– Мне это очень нужно, – сказала она с улыбкой, оглядываясь на Анну Павловну, и Анна Павловна той грустной улыбкой, которая сопровождала ее слова при речи о своей высокой покровительнице, подтвердила желание Элен. Казалось, что в этот вечер из каких то слов, сказанных Борисом о прусском войске, Элен вдруг открыла необходимость видеть его. Она как будто обещала ему, что, когда он приедет во вторник, она объяснит ему эту необходимость.
Приехав во вторник вечером в великолепный салон Элен, Борис не получил ясного объяснения, для чего было ему необходимо приехать. Были другие гости, графиня мало говорила с ним, и только прощаясь, когда он целовал ее руку, она с странным отсутствием улыбки, неожиданно, шопотом, сказала ему: Venez demain diner… le soir. Il faut que vous veniez… Venez. [Приезжайте завтра обедать… вечером. Надо, чтоб вы приехали… Приезжайте.]
В этот свой приезд в Петербург Борис сделался близким человеком в доме графини Безуховой.


Война разгоралась, и театр ее приближался к русским границам. Всюду слышались проклятия врагу рода человеческого Бонапартию; в деревнях собирались ратники и рекруты, и с театра войны приходили разноречивые известия, как всегда ложные и потому различно перетолковываемые.
Жизнь старого князя Болконского, князя Андрея и княжны Марьи во многом изменилась с 1805 года.
В 1806 году старый князь был определен одним из восьми главнокомандующих по ополчению, назначенных тогда по всей России. Старый князь, несмотря на свою старческую слабость, особенно сделавшуюся заметной в тот период времени, когда он считал своего сына убитым, не счел себя вправе отказаться от должности, в которую был определен самим государем, и эта вновь открывшаяся ему деятельность возбудила и укрепила его. Он постоянно бывал в разъездах по трем вверенным ему губерниям; был до педантизма исполнителен в своих обязанностях, строг до жестокости с своими подчиненными, и сам доходил до малейших подробностей дела. Княжна Марья перестала уже брать у своего отца математические уроки, и только по утрам, сопутствуемая кормилицей, с маленьким князем Николаем (как звал его дед) входила в кабинет отца, когда он был дома. Грудной князь Николай жил с кормилицей и няней Савишной на половине покойной княгини, и княжна Марья большую часть дня проводила в детской, заменяя, как умела, мать маленькому племяннику. M lle Bourienne тоже, как казалось, страстно любила мальчика, и княжна Марья, часто лишая себя, уступала своей подруге наслаждение нянчить маленького ангела (как называла она племянника) и играть с ним.
У алтаря лысогорской церкви была часовня над могилой маленькой княгини, и в часовне был поставлен привезенный из Италии мраморный памятник, изображавший ангела, расправившего крылья и готовящегося подняться на небо. У ангела была немного приподнята верхняя губа, как будто он сбирался улыбнуться, и однажды князь Андрей и княжна Марья, выходя из часовни, признались друг другу, что странно, лицо этого ангела напоминало им лицо покойницы. Но что было еще страннее и чего князь Андрей не сказал сестре, было то, что в выражении, которое дал случайно художник лицу ангела, князь Андрей читал те же слова кроткой укоризны, которые он прочел тогда на лице своей мертвой жены: «Ах, зачем вы это со мной сделали?…»
Вскоре после возвращения князя Андрея, старый князь отделил сына и дал ему Богучарово, большое имение, находившееся в 40 верстах от Лысых Гор. Частью по причине тяжелых воспоминаний, связанных с Лысыми Горами, частью потому, что не всегда князь Андрей чувствовал себя в силах переносить характер отца, частью и потому, что ему нужно было уединение, князь Андрей воспользовался Богучаровым, строился там и проводил в нем большую часть времени.
Князь Андрей, после Аустерлицкой кампании, твердо pешил никогда не служить более в военной службе; и когда началась война, и все должны были служить, он, чтобы отделаться от действительной службы, принял должность под начальством отца по сбору ополчения. Старый князь с сыном как бы переменились ролями после кампании 1805 года. Старый князь, возбужденный деятельностью, ожидал всего хорошего от настоящей кампании; князь Андрей, напротив, не участвуя в войне и в тайне души сожалея о том, видел одно дурное.
26 февраля 1807 года, старый князь уехал по округу. Князь Андрей, как и большею частью во время отлучек отца, оставался в Лысых Горах. Маленький Николушка был нездоров уже 4 й день. Кучера, возившие старого князя, вернулись из города и привезли бумаги и письма князю Андрею.
Камердинер с письмами, не застав молодого князя в его кабинете, прошел на половину княжны Марьи; но и там его не было. Камердинеру сказали, что князь пошел в детскую.
– Пожалуйте, ваше сиятельство, Петруша с бумагами пришел, – сказала одна из девушек помощниц няни, обращаясь к князю Андрею, который сидел на маленьком детском стуле и дрожащими руками, хмурясь, капал из стклянки лекарство в рюмку, налитую до половины водой.
– Что такое? – сказал он сердито, и неосторожно дрогнув рукой, перелил из стклянки в рюмку лишнее количество капель. Он выплеснул лекарство из рюмки на пол и опять спросил воды. Девушка подала ему.
В комнате стояла детская кроватка, два сундука, два кресла, стол и детские столик и стульчик, тот, на котором сидел князь Андрей. Окна были завешаны, и на столе горела одна свеча, заставленная переплетенной нотной книгой, так, чтобы свет не падал на кроватку.
– Мой друг, – обращаясь к брату, сказала княжна Марья от кроватки, у которой она стояла, – лучше подождать… после…
– Ах, сделай милость, ты всё говоришь глупости, ты и так всё дожидалась – вот и дождалась, – сказал князь Андрей озлобленным шопотом, видимо желая уколоть сестру.
– Мой друг, право лучше не будить, он заснул, – умоляющим голосом сказала княжна.
Князь Андрей встал и, на цыпочках, с рюмкой подошел к кроватке.
– Или точно не будить? – сказал он нерешительно.
– Как хочешь – право… я думаю… а как хочешь, – сказала княжна Марья, видимо робея и стыдясь того, что ее мнение восторжествовало. Она указала брату на девушку, шопотом вызывавшую его.
Была вторая ночь, что они оба не спали, ухаживая за горевшим в жару мальчиком. Все сутки эти, не доверяя своему домашнему доктору и ожидая того, за которым было послано в город, они предпринимали то то, то другое средство. Измученные бессоницей и встревоженные, они сваливали друг на друга свое горе, упрекали друг друга и ссорились.
– Петруша с бумагами от папеньки, – прошептала девушка. – Князь Андрей вышел.
– Ну что там! – проговорил он сердито, и выслушав словесные приказания от отца и взяв подаваемые конверты и письмо отца, вернулся в детскую.
– Ну что? – спросил князь Андрей.
– Всё то же, подожди ради Бога. Карл Иваныч всегда говорит, что сон всего дороже, – прошептала со вздохом княжна Марья. – Князь Андрей подошел к ребенку и пощупал его. Он горел.
– Убирайтесь вы с вашим Карлом Иванычем! – Он взял рюмку с накапанными в нее каплями и опять подошел.
– Andre, не надо! – сказала княжна Марья.
Но он злобно и вместе страдальчески нахмурился на нее и с рюмкой нагнулся к ребенку. – Ну, я хочу этого, сказал он. – Ну я прошу тебя, дай ему.
Княжна Марья пожала плечами, но покорно взяла рюмку и подозвав няньку, стала давать лекарство. Ребенок закричал и захрипел. Князь Андрей, сморщившись, взяв себя за голову, вышел из комнаты и сел в соседней, на диване.
Письма всё были в его руке. Он машинально открыл их и стал читать. Старый князь, на синей бумаге, своим крупным, продолговатым почерком, употребляя кое где титлы, писал следующее:
«Весьма радостное в сей момент известие получил через курьера, если не вранье. Бенигсен под Эйлау над Буонапартием якобы полную викторию одержал. В Петербурге все ликуют, e наград послано в армию несть конца. Хотя немец, – поздравляю. Корчевский начальник, некий Хандриков, не постигну, что делает: до сих пор не доставлены добавочные люди и провиант. Сейчас скачи туда и скажи, что я с него голову сниму, чтобы через неделю всё было. О Прейсиш Эйлауском сражении получил еще письмо от Петиньки, он участвовал, – всё правда. Когда не мешают кому мешаться не следует, то и немец побил Буонапартия. Сказывают, бежит весьма расстроен. Смотри ж немедля скачи в Корчеву и исполни!»
Князь Андрей вздохнул и распечатал другой конверт. Это было на двух листочках мелко исписанное письмо от Билибина. Он сложил его не читая и опять прочел письмо отца, кончавшееся словами: «скачи в Корчеву и исполни!» «Нет, уж извините, теперь не поеду, пока ребенок не оправится», подумал он и, подошедши к двери, заглянул в детскую. Княжна Марья всё стояла у кроватки и тихо качала ребенка.
«Да, что бишь еще неприятное он пишет? вспоминал князь Андрей содержание отцовского письма. Да. Победу одержали наши над Бонапартом именно тогда, когда я не служу… Да, да, всё подшучивает надо мной… ну, да на здоровье…» и он стал читать французское письмо Билибина. Он читал не понимая половины, читал только для того, чтобы хоть на минуту перестать думать о том, о чем он слишком долго исключительно и мучительно думал.


Билибин находился теперь в качестве дипломатического чиновника при главной квартире армии и хоть и на французском языке, с французскими шуточками и оборотами речи, но с исключительно русским бесстрашием перед самоосуждением и самоосмеянием описывал всю кампанию. Билибин писал, что его дипломатическая discretion [скромность] мучила его, и что он был счастлив, имея в князе Андрее верного корреспондента, которому он мог изливать всю желчь, накопившуюся в нем при виде того, что творится в армии. Письмо это было старое, еще до Прейсиш Эйлауского сражения.
«Depuis nos grands succes d'Austerlitz vous savez, mon cher Prince, писал Билибин, que je ne quitte plus les quartiers generaux. Decidement j'ai pris le gout de la guerre, et bien m'en a pris. Ce que j'ai vu ces trois mois, est incroyable.
«Je commence ab ovo. L'ennemi du genre humain , comme vous savez, s'attaque aux Prussiens. Les Prussiens sont nos fideles allies, qui ne nous ont trompes que trois fois depuis trois ans. Nous prenons fait et cause pour eux. Mais il se trouve que l'ennemi du genre humain ne fait nulle attention a nos beaux discours, et avec sa maniere impolie et sauvage se jette sur les Prussiens sans leur donner le temps de finir la parade commencee, en deux tours de main les rosse a plate couture et va s'installer au palais de Potsdam.
«J'ai le plus vif desir, ecrit le Roi de Prusse a Bonaparte, que V. M. soit accueillie еt traitee dans mon palais d'une maniere, qui lui soit agreable et c'est avec еmpres sement, que j'ai pris a cet effet toutes les mesures que les circonstances me permettaient. Puisse je avoir reussi! Les generaux Prussiens se piquent de politesse envers les Francais et mettent bas les armes aux premieres sommations.