Согрин, Владимир Викторович

Владимир Викторович Согрин
Дата рождения:	11 марта 1945(1945-03-11) (79 лет)
Страна:	СССР СССР→Россия Россия
Научная сфера:	история
Место работы:	ИВИ РАН, МГИМО
Учёная степень:	доктор исторических наук
Учёное звание:	профессор
Альма-матер:	истфак МГУ
Научный руководитель:	Н. В. Сивачёв
Известен как:	американист
Награды и премии:

Влади́мир Ви́кторович Со́грин (род. 11 марта 1945) — советский и российский историк. Доктор исторических наук, профессор МГИМО, руководитель Центра североамериканских исследований Института всеобщей истории РАН. Председатель Совета Российской ассоциации историков-американистов. Главный редактор журнала «Новая и новейшая история» и «Американского ежегодника». Главный редактор журнала «Общественные науки и современность» (1987—2014). Заслуженный работник высшей школы Российской Федерации. Лауреат премии имени Н. И. Кареева РАН за монографии «Исторический опыт США», «США в XX—XXI веках. Либерализм. Демократия. Империя» (2015).

Научная деятельность

Сфера профессиональных интересов

• Новая и новейшая история.
• История США.
• Историография и теоретические проблемы истории.

По словам академика РАН В. С. Мясникова, «представляется важным отметить то, что В. В. Согрин разработал и использовал комплексную методологию изучения американской цивилизации, объединяющую цивилизационный и конкретно-исторический подходы с методиками таких отраслей знаний, как экономика, философия, социология, этнография, антропология и политология».

Основные научные результаты

• Обоснованы оригинальные концепции американского исторического процесса. Разработан реестр архетипов и факторов американской цивилизации, раскрыта их роль на всех этапах американской истории.
• Использован в исследовательской практике набор междисциплинарных методов изучения истории США, что поспособствовало более точному и глубокому постижению экономической, социальной, внутри и внешне политической истории США. Использование категорий мировой политической науки в сочетании с принципом историзма позволило обосновать оригинальную научную концепцию меняющихся исторических типов американской демократии и политической власти в целом.
• Привлечение методов и категорий мировой социологической науки в сочетании с подходами исторической науки позволило развить новаторскую концепцию социального конфликта в американской истории, как и влияния на различных этапах основных участников американского социума: экономических классов, расово-этнических, гендерных, поколенческо-возрастных групп, религиозных деноминаций.
• Исследованы основные идеологические течения США — либерализм, консерватизм, левый и правый радикализм — и их соотношение на всех этапах американской истории.
• Исследованы ведущие школы и течения американской исторической науки, раскрыт их вклад в изучение основных проблем истории США. Разработана и внедрена в исследовательской практике оригинальная концепция научного диалога с американскими историографическими школами.
• Осуществлен оригинальный научный синтез внутри и внешнеполитической истории США в контексте взаимодействия трех фундаментальных факторов американской цивилизации — либерализм, демократия, имперский мессианизм.
• Разработана и реализована в исследовательской практике оригинальная научная концепция современной политической истории России. Её теоретическим основанием стал синтез модернизационного и цивилизационного подходов к российской истории.

Основные работы

Книги

• Истоки современной буржуазной идеологии США. М.: Молодая гвардия, 1975. — 237 с.
• Идейные течения в американской революции XVIII в. М.: Наука, 1980. — 312 с. — ИБ N 26920.
• Основатели США: исторические портреты. М.: Наука, 1983. — 176 c. — ИБ N 26920 (в сер. «История и современность»).
• Мифы и реальности американской истории. М.: Мысль, 1986. — 256 с. — ББК 63.3.
• Критические направления немарксистской историографии США XX в. М.: Наука, 1987. — 270 с. — ИБ N 32203.
• Джефферсон: человек, мыслитель, политик. М.: Наука, 1989. — 280 c. — ISBN 5-02-008990-7.
• Современная историография Великобритании (соавторы — Г. И. Зверева, Л. П. Репина). М.: Наука, 1991. — 230 с.- ISBN 5-02-009068-9.
• Политическая история современной России, 1985—1994: от Горбачёва до Ельцина. М.: Прогресс — Академия, 1994. — 192 с. — ISBN 5-85864-066-4.
• Либерализм Запада. XVII—XX века (соавторы — Патрушев А. И., Токарева Е. С., Фадеева Т. М.). М., Изд-во МГУ, 1995. — 228 c. — ISBN 5-201-00456-3.
• Идеология в американской истории: от отцов-основателей до конца ХХ в. М.: Наука, 1995. — 238 c. — ISBN 5-02-009570-2.
• Президенты и демократия: американский опыт. М.: Весь Мир, 1998. −200 с. — ISBN 5-7777-0044-6.
• Политическая история США. XVII—XX вв. — М.: Весь Мир, 2001. — 390 с. — (Тема). — ISBN 978-5-7777-0117-6.
• Политическая история современной России. 1985—2001: от Горбачева до Путина. — М.: Весь Мир, 2001. — 262 с. — (Высшее образование). — ISBN 978-5-7777-0161-9.
• История США. М.-СПб.: Питер, 2003. — 192 с. — ISBN 5-94723-681-8.
• Исторический опыт США. М.: Наука, 2010. — 581 с. — ISBN 978-5-02-037005-0.
• Демократия в США: от колониальной эры до XXI в. — М.: Весь Мир, 2011. — 368 с. — ISBN 978-5-7777-0173-2.
• Центральные проблемы истории США. — М.: Весь Мир, 2013. — 352 с. — ISBN 978-5-7777-0173-2.
• США в XX–XXI веках. Либерализм. Демократия. Империя.. — М.: Весь Мир, 2015. — 592 с. — ISBN 978-5-7777-0591-4.

Избранные статьи

• Этапы американского консерватизма // Новая и новейшая история. 1991. № 5.
• Двухпартийная система США: преемственность и обновление // Политические исследования. 2003. № 2.
• Ветви государственной власти в США: взаимодействие и соперничество // Общественные науки и современность. 2001. № 1.
• 1985—2005: три превращения современной России // Отечественная история. 2005. № 3.
• Три ключевые проблемы в исследовании истории Нового курса Ф. Д. Рузвельта // Новая и новейшая история. 2007. № 5. С. 3—24.
• Экономическое неравенство в истории США // Новая и новейшая история. 2009. № 1. С. 71—93.
• Противоречивые итоги президентства В. Путина // Общественные науки и современность. 2009. № 1.
• Архетипы и факторы цивилизации США // США и Канада: экономика, политика, культура. 2009. № 5.
• Современная историографическая революция // Новая и новейшая история. 2009. № 3. С. 99—106.
• Понять Россию. Понять Америку // Знание — сила. 2010. № 3.
• Историческая роль Демократической партии США // США и Канада: экономика, политика, культура. 2010. № 1.
• Цивилизационное и междисциплинарное изучение истории США // Новая и новейшая история. 2012. № 1. С. 25—43.
• Равенство возможностей как фактор американской цивилизации // США и Канада. Экономика. Политика. Культура. 2012. № 1.
• Прошлое, настоящее и будущее американской демократии // США и Канада. Экономика. Политика. Культура. 2012. № 8.
• Три исторические субкультуры постсоветской России // Общественные науки и современность.2013. № 3.
• Ф. Д. Рузвельт и СССР. 1933—1945 // США и Канада. Экономика. Политика. Культура. 2013. № 11.
• Завершение холодной войны: победа человечества или США? // Американский ежегодник 2014. М., 2014.
• Состояние и перспективы российской американистики // Новая и новейшая история. 2014. № 3. С. 156—175.
• США как либерально-демократическая империя // США и Канада. Экономика. Политика. Культура. 2015. № 1.
• Динамика соперничества СССР и США в период "холодной войны", 1945-1991 // Новая и новейшая история. 2015. № 6. С. 36—52; 2016. № 1. С. 19—43.

Литература

• Владимиру Викторовичу Согрину — 70 лет // Новая и новейшая история. — 2015. — № 2. — С. 217—218.

Ссылки

• [igh.ru/book/authors/sogrin-vladimir-viktorovich/ Страница] на сайте ИВИ РАН
• [ra-studies.com/610/filter/с/ Страница] на сайте «Российско-американские исследования»
• [mgimo.ru/users/document2280.phtml Страница] на сайте МГИМО(У) МИД РФ
• [www.mgimo.ru/about/structure/3496/3733/docs/7143/document7146.phtml Американистика в МГИМО]

Отрывок, характеризующий Согрин, Владимир Викторович

– Какие офицеры? Кого привезли? Ничего не понимаю, – сказала графиня.
Наташа засмеялась, графиня тоже слабо улыбалась.
– Я знала, что вы позволите… так я так и скажу. – И Наташа, поцеловав мать, встала и пошла к двери.
В зале она встретила отца, с дурными известиями возвратившегося домой.
– Досиделись мы! – с невольной досадой сказал граф. – И клуб закрыт, и полиция выходит.
– Папа, ничего, что я раненых пригласила в дом? – сказала ему Наташа.
– Разумеется, ничего, – рассеянно сказал граф. – Не в том дело, а теперь прошу, чтобы пустяками не заниматься, а помогать укладывать и ехать, ехать, ехать завтра… – И граф передал дворецкому и людям то же приказание. За обедом вернувшийся Петя рассказывал свои новости.
Он говорил, что нынче народ разбирал оружие в Кремле, что в афише Растопчина хотя и сказано, что он клич кликнет дня за два, но что уж сделано распоряжение наверное о том, чтобы завтра весь народ шел на Три Горы с оружием, и что там будет большое сражение.
Графиня с робким ужасом посматривала на веселое, разгоряченное лицо своего сына в то время, как он говорил это. Она знала, что ежели она скажет слово о том, что она просит Петю не ходить на это сражение (она знала, что он радуется этому предстоящему сражению), то он скажет что нибудь о мужчинах, о чести, об отечестве, – что нибудь такое бессмысленное, мужское, упрямое, против чего нельзя возражать, и дело будет испорчено, и поэтому, надеясь устроить так, чтобы уехать до этого и взять с собой Петю, как защитника и покровителя, она ничего не сказала Пете, а после обеда призвала графа и со слезами умоляла его увезти ее скорее, в эту же ночь, если возможно. С женской, невольной хитростью любви, она, до сих пор выказывавшая совершенное бесстрашие, говорила, что она умрет от страха, ежели не уедут нынче ночью. Она, не притворяясь, боялась теперь всего.


M me Schoss, ходившая к своей дочери, еще болоо увеличила страх графини рассказами о том, что она видела на Мясницкой улице в питейной конторе. Возвращаясь по улице, она не могла пройти домой от пьяной толпы народа, бушевавшей у конторы. Она взяла извозчика и объехала переулком домой; и извозчик рассказывал ей, что народ разбивал бочки в питейной конторе, что так велено.
После обеда все домашние Ростовых с восторженной поспешностью принялись за дело укладки вещей и приготовлений к отъезду. Старый граф, вдруг принявшись за дело, всё после обеда не переставая ходил со двора в дом и обратно, бестолково крича на торопящихся людей и еще более торопя их. Петя распоряжался на дворе. Соня не знала, что делать под влиянием противоречивых приказаний графа, и совсем терялась. Люди, крича, споря и шумя, бегали по комнатам и двору. Наташа, с свойственной ей во всем страстностью, вдруг тоже принялась за дело. Сначала вмешательство ее в дело укладывания было встречено с недоверием. От нее всё ждали шутки и не хотели слушаться ее; но она с упорством и страстностью требовала себе покорности, сердилась, чуть не плакала, что ее не слушают, и, наконец, добилась того, что в нее поверили. Первый подвиг ее, стоивший ей огромных усилий и давший ей власть, была укладка ковров. У графа в доме были дорогие gobelins и персидские ковры. Когда Наташа взялась за дело, в зале стояли два ящика открытые: один почти доверху уложенный фарфором, другой с коврами. Фарфора было еще много наставлено на столах и еще всё несли из кладовой. Надо было начинать новый, третий ящик, и за ним пошли люди.
– Соня, постой, да мы всё так уложим, – сказала Наташа.
– Нельзя, барышня, уж пробовали, – сказал буфетчнк.
– Нет, постой, пожалуйста. – И Наташа начала доставать из ящика завернутые в бумаги блюда и тарелки.
– Блюда надо сюда, в ковры, – сказала она.
– Да еще и ковры то дай бог на три ящика разложить, – сказал буфетчик.
– Да постой, пожалуйста. – И Наташа быстро, ловко начала разбирать. – Это не надо, – говорила она про киевские тарелки, – это да, это в ковры, – говорила она про саксонские блюда.
– Да оставь, Наташа; ну полно, мы уложим, – с упреком говорила Соня.
– Эх, барышня! – говорил дворецкий. Но Наташа не сдалась, выкинула все вещи и быстро начала опять укладывать, решая, что плохие домашние ковры и лишнюю посуду не надо совсем брать. Когда всё было вынуто, начали опять укладывать. И действительно, выкинув почти все дешевое, то, что не стоило брать с собой, все ценное уложили в два ящика. Не закрывалась только крышка коверного ящика. Можно было вынуть немного вещей, но Наташа хотела настоять на своем. Она укладывала, перекладывала, нажимала, заставляла буфетчика и Петю, которого она увлекла за собой в дело укладыванья, нажимать крышку и сама делала отчаянные усилия.
– Да полно, Наташа, – говорила ей Соня. – Я вижу, ты права, да вынь один верхний.
– Не хочу, – кричала Наташа, одной рукой придерживая распустившиеся волосы по потному лицу, другой надавливая ковры. – Да жми же, Петька, жми! Васильич, нажимай! – кричала она. Ковры нажались, и крышка закрылась. Наташа, хлопая в ладоши, завизжала от радости, и слезы брызнули у ней из глаз. Но это продолжалось секунду. Тотчас же она принялась за другое дело, и уже ей вполне верили, и граф не сердился, когда ему говорили, что Наталья Ильинишна отменила его приказанье, и дворовые приходили к Наташе спрашивать: увязывать или нет подводу и довольно ли она наложена? Дело спорилось благодаря распоряжениям Наташи: оставлялись ненужные вещи и укладывались самым тесным образом самые дорогие.
Но как ни хлопотали все люди, к поздней ночи еще не все могло быть уложено. Графиня заснула, и граф, отложив отъезд до утра, пошел спать.
Соня, Наташа спали, не раздеваясь, в диванной. В эту ночь еще нового раненого провозили через Поварскую, и Мавра Кузминишна, стоявшая у ворот, заворотила его к Ростовым. Раненый этот, по соображениям Мавры Кузминишны, был очень значительный человек. Его везли в коляске, совершенно закрытой фартуком и с спущенным верхом. На козлах вместе с извозчиком сидел старик, почтенный камердинер. Сзади в повозке ехали доктор и два солдата.
– Пожалуйте к нам, пожалуйте. Господа уезжают, весь дом пустой, – сказала старушка, обращаясь к старому слуге.
– Да что, – отвечал камердинер, вздыхая, – и довезти не чаем! У нас и свой дом в Москве, да далеко, да и не живет никто.
– К нам милости просим, у наших господ всего много, пожалуйте, – говорила Мавра Кузминишна. – А что, очень нездоровы? – прибавила она.
Камердинер махнул рукой.
– Не чаем довезти! У доктора спросить надо. – И камердинер сошел с козел и подошел к повозке.
– Хорошо, – сказал доктор.
Камердинер подошел опять к коляске, заглянул в нее, покачал головой, велел кучеру заворачивать на двор и остановился подле Мавры Кузминишны.
– Господи Иисусе Христе! – проговорила она.
Мавра Кузминишна предлагала внести раненого в дом.
– Господа ничего не скажут… – говорила она. Но надо было избежать подъема на лестницу, и потому раненого внесли во флигель и положили в бывшей комнате m me Schoss. Раненый этот был князь Андрей Болконский.


Наступил последний день Москвы. Была ясная веселая осенняя погода. Было воскресенье. Как и в обыкновенные воскресенья, благовестили к обедне во всех церквах. Никто, казалось, еще не мог понять того, что ожидает Москву.
Только два указателя состояния общества выражали то положение, в котором была Москва: чернь, то есть сословие бедных людей, и цены на предметы. Фабричные, дворовые и мужики огромной толпой, в которую замешались чиновники, семинаристы, дворяне, в этот день рано утром вышли на Три Горы. Постояв там и не дождавшись Растопчина и убедившись в том, что Москва будет сдана, эта толпа рассыпалась по Москве, по питейным домам и трактирам. Цены в этот день тоже указывали на положение дел. Цены на оружие, на золото, на телеги и лошадей всё шли возвышаясь, а цены на бумажки и на городские вещи всё шли уменьшаясь, так что в середине дня были случаи, что дорогие товары, как сукна, извозчики вывозили исполу, а за мужицкую лошадь платили пятьсот рублей; мебель же, зеркала, бронзы отдавали даром.
В степенном и старом доме Ростовых распадение прежних условий жизни выразилось очень слабо. В отношении людей было только то, что в ночь пропало три человека из огромной дворни; но ничего не было украдено; и в отношении цен вещей оказалось то, что тридцать подвод, пришедшие из деревень, были огромное богатство, которому многие завидовали и за которые Ростовым предлагали огромные деньги. Мало того, что за эти подводы предлагали огромные деньги, с вечера и рано утром 1 го сентября на двор к Ростовым приходили посланные денщики и слуги от раненых офицеров и притаскивались сами раненые, помещенные у Ростовых и в соседних домах, и умоляли людей Ростовых похлопотать о том, чтоб им дали подводы для выезда из Москвы. Дворецкий, к которому обращались с такими просьбами, хотя и жалел раненых, решительно отказывал, говоря, что он даже и не посмеет доложить о том графу. Как ни жалки были остающиеся раненые, было очевидно, что, отдай одну подводу, не было причины не отдать другую, все – отдать и свои экипажи. Тридцать подвод не могли спасти всех раненых, а в общем бедствии нельзя было не думать о себе и своей семье. Так думал дворецкий за своего барина.
Проснувшись утром 1 го числа, граф Илья Андреич потихоньку вышел из спальни, чтобы не разбудить к утру только заснувшую графиню, и в своем лиловом шелковом халате вышел на крыльцо. Подводы, увязанные, стояли на дворе. У крыльца стояли экипажи. Дворецкий стоял у подъезда, разговаривая с стариком денщиком и молодым, бледным офицером с подвязанной рукой. Дворецкий, увидав графа, сделал офицеру и денщику значительный и строгий знак, чтобы они удалились.
– Ну, что, все готово, Васильич? – сказал граф, потирая свою лысину и добродушно глядя на офицера и денщика и кивая им головой. (Граф любил новые лица.)
– Хоть сейчас запрягать, ваше сиятельство.
– Ну и славно, вот графиня проснется, и с богом! Вы что, господа? – обратился он к офицеру. – У меня в доме? – Офицер придвинулся ближе. Бледное лицо его вспыхнуло вдруг яркой краской.
– Граф, сделайте одолжение, позвольте мне… ради бога… где нибудь приютиться на ваших подводах. Здесь у меня ничего с собой нет… Мне на возу… все равно… – Еще не успел договорить офицер, как денщик с той же просьбой для своего господина обратился к графу.