Сожжение Колона

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Сожжение Колона (апрель 1885) — эпизод колумбийской гражданской войны 1884—1885 годов, ставший началом Панамского кризиса.

В 1885 году в Соединённых Штатах Колумбии, которым тогда принадлежал Панамский перешеек, шла очередная гражданская война. 16 марта в Колон вошёл отряд повстанцев под предводительством Педро Престана, который ожидал прибытия груза оружия на американском пароходе «Колон», принадлежавшем Pacific Mail Steamship Company[en]. 26 марта капитан Джон М. Доу, представлявший компанию в Колоне, получил письмо от властей Суверенного штата Панама, информирующего его о строгом запрете на выгрузку любого оружия, предназначенного для повстанцев. На следующий день он получил ещё одно письмо, в котором ему рекомендовалось взять на себя всю полноту власти в военных и гражданских вопросах, и указывалось, чтобы при попытках забрать оружие с «Колона» он обращался за помощью к присутствующим американским или французским военно-морским силам. Затем Доу получил сообщение от американского консула о том, что нельзя допускать выгрузки никакого оружия без разрешения консульства, либо капитана находившегося в тот момент в Колоне американского военного парохода «Галена» Джеймса О’Кейна. Таким образом, когда 29 марта «Колон» прибыл в Колон, капитан Доу принял командование на себя и запретил выгружать что-либо на берег. Это разъярило Престана, пришедшего за грузом, и он арестовал Доу и ещё трёх человек, одним из которых был лейтенант ВМФ США.

Когда капитан О’Кейн узнал об инциденте, начались переговоры между двумя сторонами. Престан требовал своё оружие, а О’Кейн требовал освобождения граждан США. Силы повстанцев составляли около 100 человек, 20 из которых постоянно сопровождали Престана и укрепились в городе, а остальные заняли позиции за пределами города. У повстанцев была устаревшая пушка, и они угрожали открыть огонь по «Галене», если тот приблизится к берегу. Престан также заявил, что если его вынудят уйти, то он уничтожит город динамитом.

В итоге консул Райт приказал выгрузить оружие, так как это оставалось единственным способом освобождения заложников. Однако, пока О’Кейн вёл переговоры, к городу подошли части колумбийской армии. В ходе начавшегося боя город загорелся; впоследствии Престана обвиняли в том, что он специально отдал приказ о поджоге города.

Когда повстанцы были уничтожены, по просьбе колумбийского правительства на землю сошла сотня моряков и морских пехотинцев с «Галены», а затем было выгружено ещё 600 человек и 2 орудия с подошедшего несколькими днями спустя американского пароходофрегата «Теннесси»; командование над американскими силами принял контр-адмирал Джеймс Эдвард Джоуэтт. Однако, несмотря на все усилия, огонь быстро распространялся. Колон горел несколько дней, и американские войска были вынуждены в итоге удалиться, оказавшись не в состоянии спасти город. Среди американцев или других иностранных подданных пострадавших не было; в ходе боевых действий и последовавшего пожара погибло 18 граждан Соединённых Штатов Колумбии, многие были ранены или пострадали от огня.


Напишите отзыв о статье "Сожжение Колона"

Отрывок, характеризующий Сожжение Колона

– Я позову, – сказал Петя.
– Позови, позови. Жалкий мальчишка, – повторил Денисов.
Петя стоял у двери, когда Денисов сказал это. Петя пролез между офицерами и близко подошел к Денисову.
– Позвольте вас поцеловать, голубчик, – сказал он. – Ах, как отлично! как хорошо! – И, поцеловав Денисова, он побежал на двор.
– Bosse! Vincent! – прокричал Петя, остановясь у двери.
– Вам кого, сударь, надо? – сказал голос из темноты. Петя отвечал, что того мальчика француза, которого взяли нынче.
– А! Весеннего? – сказал казак.
Имя его Vincent уже переделали: казаки – в Весеннего, а мужики и солдаты – в Висеню. В обеих переделках это напоминание о весне сходилось с представлением о молоденьком мальчике.
– Он там у костра грелся. Эй, Висеня! Висеня! Весенний! – послышались в темноте передающиеся голоса и смех.
– А мальчонок шустрый, – сказал гусар, стоявший подле Пети. – Мы его покормили давеча. Страсть голодный был!
В темноте послышались шаги и, шлепая босыми ногами по грязи, барабанщик подошел к двери.
– Ah, c'est vous! – сказал Петя. – Voulez vous manger? N'ayez pas peur, on ne vous fera pas de mal, – прибавил он, робко и ласково дотрогиваясь до его руки. – Entrez, entrez. [Ах, это вы! Хотите есть? Не бойтесь, вам ничего не сделают. Войдите, войдите.]
– Merci, monsieur, [Благодарю, господин.] – отвечал барабанщик дрожащим, почти детским голосом и стал обтирать о порог свои грязные ноги. Пете многое хотелось сказать барабанщику, но он не смел. Он, переминаясь, стоял подле него в сенях. Потом в темноте взял его за руку и пожал ее.
– Entrez, entrez, – повторил он только нежным шепотом.
«Ах, что бы мне ему сделать!» – проговорил сам с собою Петя и, отворив дверь, пропустил мимо себя мальчика.
Когда барабанщик вошел в избушку, Петя сел подальше от него, считая для себя унизительным обращать на него внимание. Он только ощупывал в кармане деньги и был в сомненье, не стыдно ли будет дать их барабанщику.


От барабанщика, которому по приказанию Денисова дали водки, баранины и которого Денисов велел одеть в русский кафтан, с тем, чтобы, не отсылая с пленными, оставить его при партии, внимание Пети было отвлечено приездом Долохова. Петя в армии слышал много рассказов про необычайные храбрость и жестокость Долохова с французами, и потому с тех пор, как Долохов вошел в избу, Петя, не спуская глаз, смотрел на него и все больше подбадривался, подергивая поднятой головой, с тем чтобы не быть недостойным даже и такого общества, как Долохов.
Наружность Долохова странно поразила Петю своей простотой.
Денисов одевался в чекмень, носил бороду и на груди образ Николая чудотворца и в манере говорить, во всех приемах выказывал особенность своего положения. Долохов же, напротив, прежде, в Москве, носивший персидский костюм, теперь имел вид самого чопорного гвардейского офицера. Лицо его было чисто выбрито, одет он был в гвардейский ваточный сюртук с Георгием в петлице и в прямо надетой простой фуражке. Он снял в углу мокрую бурку и, подойдя к Денисову, не здороваясь ни с кем, тотчас же стал расспрашивать о деле. Денисов рассказывал ему про замыслы, которые имели на их транспорт большие отряды, и про присылку Пети, и про то, как он отвечал обоим генералам. Потом Денисов рассказал все, что он знал про положение французского отряда.