Сойкинский полуостров

Запрос «Сойкино» перенаправляется сюда; см. также другие значения.

К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

</tt> </tt>

</tt> </tt>

Сойкинский полуостров
59°46′ с. ш. 28°33′ в. д.59.767° с. ш. 28.550° в. д. / 59.767; 28.550
Омывающие акватории	Копорская губа, Лужская губа
Страна	Россия Россия
Регион	Ленинградская область
Сойкинский полуостров

Со́йкинский полуостров, также полуостров Со́йкино — полуостров на южном берегу Финского залива, в Кингисеппском районе Ленинградской области. Название произошло от ижор. Soikkola — «полуостров».

География

Координаты — С запада Сойкинский полуостров омывается водами Лужской губы, с востока — Копорской. Самая северная точка полуострова — мыс Колганпя. В центральной части находится Сойкинская возвышенность, наибольшая высота — 136 м над уровнем моря.

История

Полуостров заселён человеком с древнейших времён, о чём свидетельствуют обнаруженные на нём мегалитические сооружения, сравнимые с так называемыми «лабиринтами» на Соловецких островах.

Минимум с первого тысячелетия нашей эры полуостров находится в ареале расселения финно-угорских племён, а в начале второго тысячелетия входит в область влияния Новгорода. Поселения полуострова («деревни на Сойкиных горах у моря») в XVI веке упоминаются в писцовых книгах как входящие в Каргальский погост Копорского уезда Водской пятины. На протяжении почти всего XVII века полуостров был частью шведской провинции Ингерманландии, в это время начинается переселение на его земли эвремейсов. После возвращения в состав России полуостров относится к Сойкинской волости Ямбургского уезда.

В начале 30-х годах XX века на полуострове возводился значительный укреплённый район, получивший название «Кронштадт-2» или военно-морская база Ручьи, остатки его бетонных сооружений и сейчас можно встретить в сойкинских лесах. Во время Великой Отечественной войны здесь проходили тяжелые бои, вследствие которых многие старинные деревни полуострова были разрушены, и более не восстанавливались. В их число попало и крупнейшее некогда село Сойкино, о былом существовании которого напоминают расположенные в самой высокой точке полуострова развалины сойкинской Церковь Николая Чудотворца и заброшеное кладбище.

Население

С древнейших времён население Сойкинского полуострова составляли народы финно-угорской группы — водь и ижора. До сих пор там компактно проживаются малочисленные остатки этих этнических групп. Более поздними поселенцами являются русские и ингерманландские финны.

В 1926 году, в Кингисеппском уезде был организован Сойкинский ижорский национальный сельсовет, население которого составляли: ижора — 2561, русские — 522, другие нац. меньшинства — 168 человек.

1 августа 1927 года был образован Котельский район, куда вошла Сойкинская волость, состоящая из девяти сельсоветов и Сойкинского сельсовета в том числе.

По постановлению президиума ВЦИК от 20 сентября 1931 года Сойкинский сельсовет ликвидированного Котельского района был присоединён к Кингисеппскому району.

По данным 1933 года в состав Сойкинского сельсовета Кингисеппского района входили 18 населённых пунктов: деревни Андреевщина, Вистино I, Вистино II, Дубки, Евсеева Гора, Кошкино, Красная Горка, Мишино, Пахомовка, Ручьи I, Ручьи II, Слободка I, Слободка II, Сменково, Суйда Гора, Югантово, посёлок Фёдоровка и село Сойкино, общей численностью населения 3092 человека.

По данным 1936 года в состав Сойкинского сельсовета входили 19 населённых пунктов, 723 хозяйства и 12 колхозов.

В 1939 году к Сойкинскому сельсовету был присоединён Косколовский ижорский национальный сельсовет, а затем Сойкинский национальный сельсовет был преобразован в обычный.

В настоящее время на территории полуострова находятся населённые пункты Вистинского сельского поселения: д. Валяницы, д. Вистино, д. Глинки, д. Горки, д. Дубки, д. Залесье, д. Кошкино, д. Красная Горка, д. Логи, пос. Логи, д. Мишино, д. Новое Гарколово, д. Пахомовка, д. Ручьи, д. Слободка, д. Сменково, д. Старое Гарколово, д. Югантово, д. Косколово. Всего на полуострове постоянно проживает около 2000 человек.

Культура

Для сохранения культурного наследия народа ижора создан краеведческий музей, в деревне Вистино. В нём выставлены предметы ижорского быта: одежда и утварь, часть экспозиции посвящена традиционному и современному рыболовству. В деревне Горки существует фольклорный ансамбль, исполняющий песни и частушки на ижорском языке, молодёжная фольклорная группа в Вистино исполняет ижорские песни, записываемые у старожилов.

Экономика

Рыболовство

Древнейшим занятием населения Сойкинского полуострова является рыболовство в Финском заливе. Главной промысловой рыбой до самого последнего времени являлась салака, также вылавливалась корюшка, ряпушка, килька. Лов производился зимой и летом, при помощи сетей и неводов, причём, главным промысловым сезоном была зима. Летом для выхода в залив использовались парусные двухмачтовые лодки, после революции стали входить в обиход моторные лодки. В XIX веке исследователи фиксируют на земле полуострова крупную рыболовецкую общину, которая судя по размеру и устройству существовала несколько веков. Крестьяне Наровской, Лужицкой и Стремленской волостей образовывали артели, которые делили побережья на участки, распределяя их между собой по жребию.

Община просуществовала до начала XX века, а в советское время началось создание на полуострове более мелких постоянных рыболовецких артелей, которые в 1930-х стали преобразовываться в колхозы. В 1951 году они были укрупнены в колхоз им. Кирова, позднее — колхоз Балтика. Последний, практически не работавший в 1990-х, в настоящее время возобновил лов рыбы в Финском заливе и рыбопереработку.

Рыбоперерабатывающее производство

Большая часть уловов в водах Сойкинского полуострова обрабатывается на мощностях рыболовецкого колхоза «Балтика». Широкому потребителю известны консервы «Шпроты», выпускаемые на этом производстве.

Транспорт

Нефтеналивной терминал

В 2009 году в деревне Вистино ООО «Северо-Западный Альянс» планирует начать строительство Российского морского нефтеналивного комплекса (РМНК) «Вистино». Проектная мощность терминала составляет 10 млн.т нефтеналивных грузов в год, причём, предполагается, что в общем объёме сырья сырая нефть составит 4 млн.т, мазут — 3 млн.т, бензины и дизельное топливо — ещё 3 млн.т. Разрушение природной среды и инфраструктуры региона, связанные с этой стройкой, а также с возведением порта Усть-Луга, вызывает протесты жителей.

Отрывок, характеризующий Сойкинский полуостров

– Боже мой, боже мой! – сказал граф. – Где же манифест?
– Воззвание! Ах, да! – Пьер стал в карманах искать бумаг и не мог найти их. Продолжая охлопывать карманы, он поцеловал руку у вошедшей графини и беспокойно оглядывался, очевидно, ожидая Наташу, которая не пела больше, но и не приходила в гостиную.
– Ей богу, не знаю, куда я его дел, – сказал он.
– Ну уж, вечно растеряет все, – сказала графиня. Наташа вошла с размягченным, взволнованным лицом и села, молча глядя на Пьера. Как только она вошла в комнату, лицо Пьера, до этого пасмурное, просияло, и он, продолжая отыскивать бумаги, несколько раз взглядывал на нее.
– Ей богу, я съезжу, я дома забыл. Непременно…
– Ну, к обеду опоздаете.
– Ах, и кучер уехал.
Но Соня, пошедшая в переднюю искать бумаги, нашла их в шляпе Пьера, куда он их старательно заложил за подкладку. Пьер было хотел читать.
– Нет, после обеда, – сказал старый граф, видимо, в этом чтении предвидевший большое удовольствие.
За обедом, за которым пили шампанское за здоровье нового Георгиевского кавалера, Шиншин рассказывал городские новости о болезни старой грузинской княгини, о том, что Метивье исчез из Москвы, и о том, что к Растопчину привели какого то немца и объявили ему, что это шампиньон (так рассказывал сам граф Растопчин), и как граф Растопчин велел шампиньона отпустить, сказав народу, что это не шампиньон, а просто старый гриб немец.
– Хватают, хватают, – сказал граф, – я графине и то говорю, чтобы поменьше говорила по французски. Теперь не время.
– А слышали? – сказал Шиншин. – Князь Голицын русского учителя взял, по русски учится – il commence a devenir dangereux de parler francais dans les rues. [становится опасным говорить по французски на улицах.]
– Ну что ж, граф Петр Кирилыч, как ополченье то собирать будут, и вам придется на коня? – сказал старый граф, обращаясь к Пьеру.
Пьер был молчалив и задумчив во все время этого обеда. Он, как бы не понимая, посмотрел на графа при этом обращении.
– Да, да, на войну, – сказал он, – нет! Какой я воин! А впрочем, все так странно, так странно! Да я и сам не понимаю. Я не знаю, я так далек от военных вкусов, но в теперешние времена никто за себя отвечать не может.
После обеда граф уселся покойно в кресло и с серьезным лицом попросил Соню, славившуюся мастерством чтения, читать.
– «Первопрестольной столице нашей Москве.
Неприятель вошел с великими силами в пределы России. Он идет разорять любезное наше отечество», – старательно читала Соня своим тоненьким голоском. Граф, закрыв глаза, слушал, порывисто вздыхая в некоторых местах.
Наташа сидела вытянувшись, испытующе и прямо глядя то на отца, то на Пьера.
Пьер чувствовал на себе ее взгляд и старался не оглядываться. Графиня неодобрительно и сердито покачивала головой против каждого торжественного выражения манифеста. Она во всех этих словах видела только то, что опасности, угрожающие ее сыну, еще не скоро прекратятся. Шиншин, сложив рот в насмешливую улыбку, очевидно приготовился насмехаться над тем, что первое представится для насмешки: над чтением Сони, над тем, что скажет граф, даже над самым воззванием, ежели не представится лучше предлога.
Прочтя об опасностях, угрожающих России, о надеждах, возлагаемых государем на Москву, и в особенности на знаменитое дворянство, Соня с дрожанием голоса, происходившим преимущественно от внимания, с которым ее слушали, прочла последние слова: «Мы не умедлим сами стать посреди народа своего в сей столице и в других государства нашего местах для совещания и руководствования всеми нашими ополчениями, как ныне преграждающими пути врагу, так и вновь устроенными на поражение оного, везде, где только появится. Да обратится погибель, в которую он мнит низринуть нас, на главу его, и освобожденная от рабства Европа да возвеличит имя России!»
– Вот это так! – вскрикнул граф, открывая мокрые глаза и несколько раз прерываясь от сопенья, как будто к носу ему подносили склянку с крепкой уксусной солью. – Только скажи государь, мы всем пожертвуем и ничего не пожалеем.
Шиншин еще не успел сказать приготовленную им шутку на патриотизм графа, как Наташа вскочила с своего места и подбежала к отцу.
– Что за прелесть, этот папа! – проговорила она, целуя его, и она опять взглянула на Пьера с тем бессознательным кокетством, которое вернулось к ней вместе с ее оживлением.
– Вот так патриотка! – сказал Шиншин.
– Совсем не патриотка, а просто… – обиженно отвечала Наташа. – Вам все смешно, а это совсем не шутка…
– Какие шутки! – повторил граф. – Только скажи он слово, мы все пойдем… Мы не немцы какие нибудь…
– А заметили вы, – сказал Пьер, – что сказало: «для совещания».
– Ну уж там для чего бы ни было…
В это время Петя, на которого никто не обращал внимания, подошел к отцу и, весь красный, ломающимся, то грубым, то тонким голосом, сказал:
– Ну теперь, папенька, я решительно скажу – и маменька тоже, как хотите, – я решительно скажу, что вы пустите меня в военную службу, потому что я не могу… вот и всё…
Графиня с ужасом подняла глаза к небу, всплеснула руками и сердито обратилась к мужу.
– Вот и договорился! – сказала она.
Но граф в ту же минуту оправился от волнения.
– Ну, ну, – сказал он. – Вот воин еще! Глупости то оставь: учиться надо.
– Это не глупости, папенька. Оболенский Федя моложе меня и тоже идет, а главное, все равно я не могу ничему учиться теперь, когда… – Петя остановился, покраснел до поту и проговорил таки: – когда отечество в опасности.
– Полно, полно, глупости…
– Да ведь вы сами сказали, что всем пожертвуем.
– Петя, я тебе говорю, замолчи, – крикнул граф, оглядываясь на жену, которая, побледнев, смотрела остановившимися глазами на меньшого сына.
– А я вам говорю. Вот и Петр Кириллович скажет…
– Я тебе говорю – вздор, еще молоко не обсохло, а в военную службу хочет! Ну, ну, я тебе говорю, – и граф, взяв с собой бумаги, вероятно, чтобы еще раз прочесть в кабинете перед отдыхом, пошел из комнаты.
– Петр Кириллович, что ж, пойдем покурить…
Пьер находился в смущении и нерешительности. Непривычно блестящие и оживленные глаза Наташи беспрестанно, больше чем ласково обращавшиеся на него, привели его в это состояние.
– Нет, я, кажется, домой поеду…
– Как домой, да вы вечер у нас хотели… И то редко стали бывать. А эта моя… – сказал добродушно граф, указывая на Наташу, – только при вас и весела…
– Да, я забыл… Мне непременно надо домой… Дела… – поспешно сказал Пьер.
– Ну так до свидания, – сказал граф, совсем уходя из комнаты.
– Отчего вы уезжаете? Отчего вы расстроены? Отчего?.. – спросила Пьера Наташа, вызывающе глядя ему в глаза.
«Оттого, что я тебя люблю! – хотел он сказать, но он не сказал этого, до слез покраснел и опустил глаза.
– Оттого, что мне лучше реже бывать у вас… Оттого… нет, просто у меня дела.
– Отчего? нет, скажите, – решительно начала было Наташа и вдруг замолчала. Они оба испуганно и смущенно смотрели друг на друга. Он попытался усмехнуться, но не мог: улыбка его выразила страдание, и он молча поцеловал ее руку и вышел.
Пьер решил сам с собою не бывать больше у Ростовых.


Петя, после полученного им решительного отказа, ушел в свою комнату и там, запершись от всех, горько плакал. Все сделали, как будто ничего не заметили, когда он к чаю пришел молчаливый и мрачный, с заплаканными глазами.
На другой день приехал государь. Несколько человек дворовых Ростовых отпросились пойти поглядеть царя. В это утро Петя долго одевался, причесывался и устроивал воротнички так, как у больших. Он хмурился перед зеркалом, делал жесты, пожимал плечами и, наконец, никому не сказавши, надел фуражку и вышел из дома с заднего крыльца, стараясь не быть замеченным. Петя решился идти прямо к тому месту, где был государь, и прямо объяснить какому нибудь камергеру (Пете казалось, что государя всегда окружают камергеры), что он, граф Ростов, несмотря на свою молодость, желает служить отечеству, что молодость не может быть препятствием для преданности и что он готов… Петя, в то время как он собирался, приготовил много прекрасных слов, которые он скажет камергеру.
Петя рассчитывал на успех своего представления государю именно потому, что он ребенок (Петя думал даже, как все удивятся его молодости), а вместе с тем в устройстве своих воротничков, в прическе и в степенной медлительной походке он хотел представить из себя старого человека. Но чем дальше он шел, чем больше он развлекался все прибывающим и прибывающим у Кремля народом, тем больше он забывал соблюдение степенности и медлительности, свойственных взрослым людям. Подходя к Кремлю, он уже стал заботиться о том, чтобы его не затолкали, и решительно, с угрожающим видом выставил по бокам локти. Но в Троицких воротах, несмотря на всю его решительность, люди, которые, вероятно, не знали, с какой патриотической целью он шел в Кремль, так прижали его к стене, что он должен был покориться и остановиться, пока в ворота с гудящим под сводами звуком проезжали экипажи. Около Пети стояла баба с лакеем, два купца и отставной солдат. Постояв несколько времени в воротах, Петя, не дождавшись того, чтобы все экипажи проехали, прежде других хотел тронуться дальше и начал решительно работать локтями; но баба, стоявшая против него, на которую он первую направил свои локти, сердито крикнула на него:
– Что, барчук, толкаешься, видишь – все стоят. Что ж лезть то!
– Так и все полезут, – сказал лакей и, тоже начав работать локтями, затискал Петю в вонючий угол ворот.