Соколова, Алла Николаевна

А́лла Никола́евна Соколо́ва (род. 2 февраля 1944) — российская актриса, драматург, киносценарист, более всего известная пьесой «Фантазии Фарятьева».

Заочно закончила ГИТИС (мастерская Нины Михоэлс).

Начало актёрской деятельности — в театрах союзных республик, в городах Душанбе и Лиепая. С 1967 по 1973 годы была актрисой Рижского театра русской драмы. После работала в Театре имени Ленинского комсомола в Ленинграде.

Работая в Ленинграде, Алла Соколова дебютировала как драматург.

Огромную популярность в СССР завоевала третья по счёту пьеса Аллы Соколовой «Фантазии Фарятьева», которая была поставлена сразу в БДТ (дебют Сергея Юрского в качестве режиссёра), «Современнике», Центральном театре Советской Армии, Рижском театре русской драмы, Ереванском государственном русском драматическом театре имени К. С. Станиславского. В 1979 году пьеса была экранизирована Ильёй Авербахом с Андреем Мироновым и Мариной Неёловой в главных ролях.

C 1 февраля 2014 г. спектакль «Фантазии Фарятьева» в постановке режиссёра и педагога Веры Петровны Камышниковой возобновлён на Старой сцене московского театра «Мастерская Петра Фоменко».

Среди других пьес Аллы Соколовой — «Кто этот Диззи Гиллеспи?», «Дом наполовину мой», «Эльдорадо» (поставлена в МХАТ Олегом Ефремовым), «Люди, звери и бананы», «Раньше», «Бес счастья» (по Шолом-Алейхему), «Либерте… Эгалите…» (о Беранже).

В 1980 году написала сценарий фильма «Мой папа — идеалист», снятого Владимиром Бортко.

В 1990 году сыграла главную роль в фильме Светланы Проскуриной «Случайный вальс» (приз «Чёрная пантера» за лучшую женскую роль на международном кинофестивале в Марселе).

Муж — актёр Сергей Дрейден. Сын — режиссёр и сценарист Николай Дрейден.

В настоящий момент не существует ни одного сколько-нибудь полного сборника пьес драматурга. Большинство пьес Соколовой издано маленькими тиражами, часть из них вообще не изданы.

Издания

• Соколова А. Н. Кто этот Диззи Гиллеспи? Фантазии Фарятьева. Л.: Искусство, 1978.
• Соколова А. Н. Фантазии Фарятьева // Театр: ежемесячный журнал драматургии и театра. № 1, январь 1978. М.: Искусство, 1978.
• Соколова А. Н. Фантазии Фарятьева // Пьесы ленинградских драматургов. М.: Лениздат, 1979. С. 541—603.
• Соколова А. Н. Люди, звери и бананы // Пьесы ленинградских драматургов. М.: Лениздат, 1985. С. 149—190.
• Соколова А. Н. Раньше // Ландскрона: Пьесы для небогатых театров. СПб.: Издательство Буковского, 1997.
• Соколова А. Н. Либерте… Эгалите… // Ландскрона: Новая петербургская драматургия. СПб.: Издательство Буковского, 1998.
• Соколова А. Н. Фантазии Фарятьева // Ландскрона: Семь пьес с необычной судьбой. СПб.: Издательство Буковского, 1998.

Ссылки

• [www.newdrama.spb.ru/modern/sokolova.htm Алла Соколова с планеты Антиподов]
• [www.lib.ru/PXESY/domik/2_landsk/2_sokolo.htm Пьеса «Раньше»]
• [www.lib.ru/PXESY/domik/3_landsk/sokol_1.htm Пьеса «Либерте… Эгалите…»]
• [www.lib.ru/PXESY/domik/4_landsk/ff_pred.htm Пьеса «Фантазии Фарятьева»]

Отрывок, характеризующий Соколова, Алла Николаевна

Ростов пустил его лошадь и хотел ехать дальше. Шедший мимо раненый офицер обратился к нему.
– Да вам кого нужно? – спросил офицер. – Главнокомандующего? Так убит ядром, в грудь убит при нашем полку.
– Не убит, ранен, – поправил другой офицер.
– Да кто? Кутузов? – спросил Ростов.
– Не Кутузов, а как бишь его, – ну, да всё одно, живых не много осталось. Вон туда ступайте, вон к той деревне, там всё начальство собралось, – сказал этот офицер, указывая на деревню Гостиерадек, и прошел мимо.
Ростов ехал шагом, не зная, зачем и к кому он теперь поедет. Государь ранен, сражение проиграно. Нельзя было не верить этому теперь. Ростов ехал по тому направлению, которое ему указали и по которому виднелись вдалеке башня и церковь. Куда ему было торопиться? Что ему было теперь говорить государю или Кутузову, ежели бы даже они и были живы и не ранены?
– Этой дорогой, ваше благородие, поезжайте, а тут прямо убьют, – закричал ему солдат. – Тут убьют!
– О! что говоришь! сказал другой. – Куда он поедет? Тут ближе.
Ростов задумался и поехал именно по тому направлению, где ему говорили, что убьют.
«Теперь всё равно: уж ежели государь ранен, неужели мне беречь себя?» думал он. Он въехал в то пространство, на котором более всего погибло людей, бегущих с Працена. Французы еще не занимали этого места, а русские, те, которые были живы или ранены, давно оставили его. На поле, как копны на хорошей пашне, лежало человек десять, пятнадцать убитых, раненых на каждой десятине места. Раненые сползались по два, по три вместе, и слышались неприятные, иногда притворные, как казалось Ростову, их крики и стоны. Ростов пустил лошадь рысью, чтобы не видать всех этих страдающих людей, и ему стало страшно. Он боялся не за свою жизнь, а за то мужество, которое ему нужно было и которое, он знал, не выдержит вида этих несчастных.
Французы, переставшие стрелять по этому, усеянному мертвыми и ранеными, полю, потому что уже никого на нем живого не было, увидав едущего по нем адъютанта, навели на него орудие и бросили несколько ядер. Чувство этих свистящих, страшных звуков и окружающие мертвецы слились для Ростова в одно впечатление ужаса и сожаления к себе. Ему вспомнилось последнее письмо матери. «Что бы она почувствовала, – подумал он, – коль бы она видела меня теперь здесь, на этом поле и с направленными на меня орудиями».
В деревне Гостиерадеке были хотя и спутанные, но в большем порядке русские войска, шедшие прочь с поля сражения. Сюда уже не доставали французские ядра, и звуки стрельбы казались далекими. Здесь все уже ясно видели и говорили, что сражение проиграно. К кому ни обращался Ростов, никто не мог сказать ему, ни где был государь, ни где был Кутузов. Одни говорили, что слух о ране государя справедлив, другие говорили, что нет, и объясняли этот ложный распространившийся слух тем, что, действительно, в карете государя проскакал назад с поля сражения бледный и испуганный обер гофмаршал граф Толстой, выехавший с другими в свите императора на поле сражения. Один офицер сказал Ростову, что за деревней, налево, он видел кого то из высшего начальства, и Ростов поехал туда, уже не надеясь найти кого нибудь, но для того только, чтобы перед самим собою очистить свою совесть. Проехав версты три и миновав последние русские войска, около огорода, окопанного канавой, Ростов увидал двух стоявших против канавы всадников. Один, с белым султаном на шляпе, показался почему то знакомым Ростову; другой, незнакомый всадник, на прекрасной рыжей лошади (лошадь эта показалась знакомою Ростову) подъехал к канаве, толкнул лошадь шпорами и, выпустив поводья, легко перепрыгнул через канаву огорода. Только земля осыпалась с насыпи от задних копыт лошади. Круто повернув лошадь, он опять назад перепрыгнул канаву и почтительно обратился к всаднику с белым султаном, очевидно, предлагая ему сделать то же. Всадник, которого фигура показалась знакома Ростову и почему то невольно приковала к себе его внимание, сделал отрицательный жест головой и рукой, и по этому жесту Ростов мгновенно узнал своего оплакиваемого, обожаемого государя.