Соколов, Михаил Михайлович (социолог)
Поделись знанием:
– Директором комиссии военных уставов мой хороший приятель – господин Магницкий, – сказал он, договаривая каждый слог и каждое слово, – и ежели вы того пожелаете, я могу свести вас с ним. (Он помолчал на точке.) Я надеюсь, что вы найдете в нем сочувствие и желание содействовать всему разумному.
Около Сперанского тотчас же составился кружок и тот старик, который говорил о своем чиновнике, Пряничникове, тоже с вопросом обратился к Сперанскому.
Князь Андрей, не вступая в разговор, наблюдал все движения Сперанского, этого человека, недавно ничтожного семинариста и теперь в руках своих, – этих белых, пухлых руках, имевшего судьбу России, как думал Болконский. Князя Андрея поразило необычайное, презрительное спокойствие, с которым Сперанский отвечал старику. Он, казалось, с неизмеримой высоты обращал к нему свое снисходительное слово. Когда старик стал говорить слишком громко, Сперанский улыбнулся и сказал, что он не может судить о выгоде или невыгоде того, что угодно было государю.
Поговорив несколько времени в общем кругу, Сперанский встал и, подойдя к князю Андрею, отозвал его с собой на другой конец комнаты. Видно было, что он считал нужным заняться Болконским.
– Я не успел поговорить с вами, князь, среди того одушевленного разговора, в который был вовлечен этим почтенным старцем, – сказал он, кротко презрительно улыбаясь и этой улыбкой как бы признавая, что он вместе с князем Андреем понимает ничтожность тех людей, с которыми он только что говорил. Это обращение польстило князю Андрею. – Я вас знаю давно: во первых, по делу вашему о ваших крестьянах, это наш первый пример, которому так желательно бы было больше последователей; а во вторых, потому что вы один из тех камергеров, которые не сочли себя обиженными новым указом о придворных чинах, вызывающим такие толки и пересуды.
– Да, – сказал князь Андрей, – отец не хотел, чтобы я пользовался этим правом; я начал службу с нижних чинов.
– Ваш батюшка, человек старого века, очевидно стоит выше наших современников, которые так осуждают эту меру, восстановляющую только естественную справедливость.
– Я думаю однако, что есть основание и в этих осуждениях… – сказал князь Андрей, стараясь бороться с влиянием Сперанского, которое он начинал чувствовать. Ему неприятно было во всем соглашаться с ним: он хотел противоречить. Князь Андрей, обыкновенно говоривший легко и хорошо, чувствовал теперь затруднение выражаться, говоря с Сперанским. Его слишком занимали наблюдения над личностью знаменитого человека.
– Основание для личного честолюбия может быть, – тихо вставил свое слово Сперанский.
– Отчасти и для государства, – сказал князь Андрей.
– Как вы разумеете?… – сказал Сперанский, тихо опустив глаза.
– Я почитатель Montesquieu, – сказал князь Андрей. – И его мысль о том, что le рrincipe des monarchies est l'honneur, me parait incontestable. Certains droits еt privileges de la noblesse me paraissent etre des moyens de soutenir ce sentiment. [основа монархий есть честь, мне кажется несомненной. Некоторые права и привилегии дворянства мне кажутся средствами для поддержания этого чувства.]
Улыбка исчезла на белом лице Сперанского и физиономия его много выиграла от этого. Вероятно мысль князя Андрея показалась ему занимательною.
– Si vous envisagez la question sous ce point de vue, [Если вы так смотрите на предмет,] – начал он, с очевидным затруднением выговаривая по французски и говоря еще медленнее, чем по русски, но совершенно спокойно. Он сказал, что честь, l'honneur, не может поддерживаться преимуществами вредными для хода службы, что честь, l'honneur, есть или: отрицательное понятие неделанья предосудительных поступков, или известный источник соревнования для получения одобрения и наград, выражающих его.
Доводы его были сжаты, просты и ясны.
Институт, поддерживающий эту честь, источник соревнования, есть институт, подобный Legion d'honneur [Ордену почетного легиона] великого императора Наполеона, не вредящий, а содействующий успеху службы, а не сословное или придворное преимущество.
– Я не спорю, но нельзя отрицать, что придворное преимущество достигло той же цели, – сказал князь Андрей: – всякий придворный считает себя обязанным достойно нести свое положение.
– Но вы им не хотели воспользоваться, князь, – сказал Сперанский, улыбкой показывая, что он, неловкий для своего собеседника спор, желает прекратить любезностью. – Ежели вы мне сделаете честь пожаловать ко мне в среду, – прибавил он, – то я, переговорив с Магницким, сообщу вам то, что может вас интересовать, и кроме того буду иметь удовольствие подробнее побеседовать с вами. – Он, закрыв глаза, поклонился, и a la francaise, [на французский манер,] не прощаясь, стараясь быть незамеченным, вышел из залы.
Первое время своего пребыванья в Петербурге, князь Андрей почувствовал весь свой склад мыслей, выработавшийся в его уединенной жизни, совершенно затемненным теми мелкими заботами, которые охватили его в Петербурге.
С вечера, возвращаясь домой, он в памятной книжке записывал 4 или 5 необходимых визитов или rendez vous [свиданий] в назначенные часы. Механизм жизни, распоряжение дня такое, чтобы везде поспеть во время, отнимали большую долю самой энергии жизни. Он ничего не делал, ни о чем даже не думал и не успевал думать, а только говорил и с успехом говорил то, что он успел прежде обдумать в деревне.
Он иногда замечал с неудовольствием, что ему случалось в один и тот же день, в разных обществах, повторять одно и то же. Но он был так занят целые дни, что не успевал подумать о том, что он ничего не думал.
Сперанский, как в первое свидание с ним у Кочубея, так и потом в середу дома, где Сперанский с глазу на глаз, приняв Болконского, долго и доверчиво говорил с ним, сделал сильное впечатление на князя Андрея.
Князь Андрей такое огромное количество людей считал презренными и ничтожными существами, так ему хотелось найти в другом живой идеал того совершенства, к которому он стремился, что он легко поверил, что в Сперанском он нашел этот идеал вполне разумного и добродетельного человека. Ежели бы Сперанский был из того же общества, из которого был князь Андрей, того же воспитания и нравственных привычек, то Болконский скоро бы нашел его слабые, человеческие, не геройские стороны, но теперь этот странный для него логический склад ума тем более внушал ему уважения, что он не вполне понимал его. Кроме того, Сперанский, потому ли что он оценил способности князя Андрея, или потому что нашел нужным приобресть его себе, Сперанский кокетничал перед князем Андреем своим беспристрастным, спокойным разумом и льстил князю Андрею той тонкой лестью, соединенной с самонадеянностью, которая состоит в молчаливом признавании своего собеседника с собою вместе единственным человеком, способным понимать всю глупость всех остальных, и разумность и глубину своих мыслей.
Во время длинного их разговора в середу вечером, Сперанский не раз говорил: «У нас смотрят на всё, что выходит из общего уровня закоренелой привычки…» или с улыбкой: «Но мы хотим, чтоб и волки были сыты и овцы целы…» или: «Они этого не могут понять…» и всё с таким выраженьем, которое говорило: «Мы: вы да я, мы понимаем, что они и кто мы ».
Этот первый, длинный разговор с Сперанским только усилил в князе Андрее то чувство, с которым он в первый раз увидал Сперанского. Он видел в нем разумного, строго мыслящего, огромного ума человека, энергией и упорством достигшего власти и употребляющего ее только для блага России. Сперанский в глазах князя Андрея был именно тот человек, разумно объясняющий все явления жизни, признающий действительным только то, что разумно, и ко всему умеющий прилагать мерило разумности, которым он сам так хотел быть. Всё представлялось так просто, ясно в изложении Сперанского, что князь Андрей невольно соглашался с ним во всем. Ежели он возражал и спорил, то только потому, что хотел нарочно быть самостоятельным и не совсем подчиняться мнениям Сперанского. Всё было так, всё было хорошо, но одно смущало князя Андрея: это был холодный, зеркальный, не пропускающий к себе в душу взгляд Сперанского, и его белая, нежная рука, на которую невольно смотрел князь Андрей, как смотрят обыкновенно на руки людей, имеющих власть. Зеркальный взгляд и нежная рука эта почему то раздражали князя Андрея. Неприятно поражало князя Андрея еще слишком большое презрение к людям, которое он замечал в Сперанском, и разнообразность приемов в доказательствах, которые он приводил в подтверждение своих мнений. Он употреблял все возможные орудия мысли, исключая сравнения, и слишком смело, как казалось князю Андрею, переходил от одного к другому. То он становился на почву практического деятеля и осуждал мечтателей, то на почву сатирика и иронически подсмеивался над противниками, то становился строго логичным, то вдруг поднимался в область метафизики. (Это последнее орудие доказательств он особенно часто употреблял.) Он переносил вопрос на метафизические высоты, переходил в определения пространства, времени, мысли и, вынося оттуда опровержения, опять спускался на почву спора.
Вообще главная черта ума Сперанского, поразившая князя Андрея, была несомненная, непоколебимая вера в силу и законность ума. Видно было, что никогда Сперанскому не могла притти в голову та обыкновенная для князя Андрея мысль, что нельзя всё таки выразить всего того, что думаешь, и никогда не приходило сомнение в том, что не вздор ли всё то, что я думаю и всё то, во что я верю? И этот то особенный склад ума Сперанского более всего привлекал к себе князя Андрея.
| Михаил Михайлович Соколов | |
| Научная сфера: | |
|---|---|
| Место работы: | |
| Учёная степень: | |
| Учёное звание: | |
| Альма-матер: | |
| Известен как: |
исследователь академических сообществ, исследователь национализма, специалист в области микросоциологии |
Соколов Михаил Михайлович — российский социолог, кандидат социологических наук. Профессор Факультета политических наук и социологии Европейского университета в Санкт-Петербурге[1]. Член Санкт-Петербургской ассоциации социологов[2], в прошлом сотрудник Центра независимых социологических исследований[3]. Один из ведущих специалистов в области социологии академического мира и микросоциологии в России. В качестве приглашенного преподавателя и исследователя работал в Центрально-Европейском университете, Университете Йоэнсуу, Эссекском университете, Европейском университете Виадрина и Московской высшей школе социальных и экономических наук. В разное время являлся участником и руководителем многих исследовательских проектов[1]. Участвует в различных научно-популярных проектах, занимается научной публицистикой[4]. На сайте ПостНаука ведет курс видеолекций [postnauka.ru/courses/48490 «Введение в микросоциологию»]
Содержание
Биография
- 2006—настоящее время Профессор Факультета политических наук и социологии Европейского университета в Санкт-Петербурге
- 2007—2011 Старший научный сотрудник Лаборатории социологии образования и науки, СПб филиал Государственного университета — Высшей школы экономики.
- 2007—2011 Доцент Факультета социологии, СПб филиал Государственного университета — Высшей школы экономики
- 2005—2007 Доцент Факультета социологии Санкт-Петербургского государственного университета
- 2005 Преподаватель Факультета свободных искусств Санкт-Петербургского государственного университета
- 2001—2010 Научный сотрудник Центра независимых социологических исследований
- 2003 Кандидат социологических наук, степень присуждена в Санкт-Петербургском государственном университете
- 1999—2003 Аспирантура Института социологии РАН
- 1994—1999 Диплом с отличием по специальности "социальная антропология, Факультет социологии Санкт-Петербургского государственного университета.
Статьи по социологии академического мира
- 2013 [past-centre.ru/wp-content/uploads/2013/09/KnorreSokolov_Sociological_establishment.pdf «„Тяжеловесы“ российской социологии: опыт измерения статуса и ресурсов ученых». Социологические исследования, № 10: 77-87 (в соавторстве с Алексеем Кнорре)]
- 2013 [www.strana-oz.ru/2013/4/politicheskaya-ekonomiya-rossiyskogo-vuza «Политическая экономия российского вуза» Отечественные записки, № 4(55) (В соавторстве с Владимиром Волохонским)]
- 2012 [www.isras.ru/socis_2012_08.html «О процессе академической (де)цивилизации» Социологические исследования, № 8: 21-30]
- 2012 [www.isras.ru/socis_2012_06.html «Место исследований локальных академических сообществ в социологии науки» Социологические исследования, № 6: 76-82]
- 2011 [ecsoc.hse.ru/issues/2011-12-4 «Рынки труда, стратификация и карьеры в советской социологии: История советской социологической профессии» Экономическая социология, 12(4): 37-72]
- 2010 «Индивидуальные траектории и происхождение „естественных зон“ в петербургской социологии» Журнал социологии и социальной антропологии, № 3: 111—132
- 2010 [www.isras.ru/Sociologicalmagazine.01.2010.html «Там и здесь: Могут ли институциональные факторы объяснить состояние теоретической социологии в России?» Социологический журнал, № 1, 126—133]
- 2009 [www.soclabo.org/rus/journal/5/3/vers/40/ «Российская социология после 1991 года: Интеллектуальная и институциональная динамика „бедной науки“» Laboratorium. Журнал социальных исследований, № 1: 20-57]
- 2009 [magazines.russ.ru/nz/2009/5/so21.html «Академический туризм: Об одной форме вторичного приспособления к институтам интернациональной науки» Неприкосновенный запас, 67(5): 223—236]
- 2009 [ecsoc.hse.ru/issues/2009-10-4/index.html «Несколько замечаний о девальвации ученых степеней: Экономико-социологический анализ динамики символов академического статуса» Экономическая социология, 10(4): 14-30]
- 2009 [www.isras.ru/socis_2009_01.htm «Национальные и международные репутации российских социологов: Наукометрический анализ» Социологические исследования, № 1: 144—152]
- 2008 [anthropologie.kunstkamera.ru/06/2008_9/ «Проблема консолидации авторитета в постсоветской науке» Антропологический форум, Том 9: 8-31 Заглавная статья в номере, посвященном состоянию социальных наук в России. Там же: 'Ответная реплика': 106—120]
- 2007 [wciom.ru/233/ «Величие классиков: Скромная попытка преодолеть пропасть между институциональными и интеллектуальными объяснениями» Мониторинг Общественного Мнения, Том 84(4): 144—164]
- 2005 [ecsocman.hse.ru/text/16180176/ «Академические рынки, сегменты профессии и интеллектуальные поколения: Фрагментация петербургской социологии» Журнал социологии и социальной антропологии, № 2: 76-92 (В соавторстве с Федором Погореловым)]
Статьи по микросоциологии
- 2012 [cisr.ru/files/publ/Беспредельная1.pdf «Социология запредельного: Фрейм-синтез космологии в Пятикнижии Моисея» Оксана Карпенко (ред.) Беспредельная социология: Сиквел. С.Петербург: ЦНСИ: 58-96]
- 2007 [volokhonsky.ru/internet/ «Он-лайновый дневник, теории виртуальной идентичности и режимы раскрытия персональной информации» Владимир Волохонский, Юлия Зайцева, Михаил Соколов (ред.) Блоги: новая реальность. Личность и межличностное взаимодействие в сети Интернете. С.Петербург: Издательство СПбГУ: 9-39]
- 2005 ["Представление себя «культурным»: Дисплей культурного капитала в повседневных взаимодействиях" Социологический журнал, № 1:140-152]
- 2005 [www.cisr.ru/editions/bespredel.html «Пьянка: Исследования социального производства опыта не-идентичности» О. Паченков, М. Соколов, Е. Чикадзе (ред.) Беспредельная социология. Сборник эссе к 60-летию Виктора Воронкова. С. Петербург: ЦНСИ: 83-98]
- 2005 [magazines.russ.ru/nz/2005/42/so18.html «Культ спецслужб в современной России» Неприкосновенный Запас, 42 (3): 109—114]
Статьи о националистических движениях
- 2008 «Конец русского радикального национализма?» Антропологический форум, 8: 183—197 anthropologie.kunstkamera.ru/06/2008_8/
Перевод на английский 2009. ‘The End of Russian Radical Nationalism?’ Forum for Anthropology and Culture, #5: 161—179
- 2007 [www1.ku-eichstaett.de/ZIMOS/forum/inhaltruss14.html «Изобретая русский фашизм: Некоторые замечания по поводу дискуссии 90-х» Марлен Ларюэлль (ред.) Русский национализм в политическом пространстве. Москва: Франко-русский центр гуманитарных и общественных наук: 30-53. Интернет-версия: Форум восточноевропейской истории и культуры, (№ 2, 2010)]
- 2006 [www1.ku-eichstaett.de/ZIMOS/forum/inhaltruss14.html «Новые Правые интеллектуалы в России: Стратегии легитимации» Ab Imperio, № 3: 321—355 Интернет версия: Форум восточноевропейской истории и культуры (№ 2, 2010)] Перевод на английский: 2009 'New Right Intellectuals in Russia: Strategies of Legitimization.' Russian Politics and Law, 47(2): 47-75
- 2006 [www1.ku-eichstaett.de/ZIMOS/forum/inhaltruss13.html «Национал-Большевистская Партия: Идеологическая эволюция и политический стиль» Александр Верховский (ред.) Русский национализм: идеология и настроение. Москва: СОВА. Интернет версия: Форум восточноевропейской истории и культуры, (№ 1, 2010)]
- 2006 «Русское Национальное Единство: Анализ политического стиля радикально-националистической организации» ПОЛИС, № 1: 67-77
Перевод на английский: 2008. ‘Russian National Unity: An Analysis of the Political Style of a Radical Nationalist Organization.’ Russian Politics and Law, 46(4): 62-75
- 2005 «Классовое как этническое: Риторика русского радикально-националистического движения» ПОЛИС, № 2:127-137. Перевод на английский: 2008. Class as Ethnicity: The Rhetoric of the Russian Radical Nationalist Movement.’ Russian Politics and Law, 46(4): 76-90
Напишите отзыв о статье "Соколов, Михаил Михайлович (социолог)"
Примечания
Ссылки
- [eu.spb.ru/socio/faculty/3529-sokolov Страница] на сайте Европейского университета в Санкт-Петербурге
- [cisr.ru/team/mihail-sokolov/ Страница] на сайте Центра независимых социологических исследований
- [postnauka.ru/author/sokolov Страница] на сайте ПостНаука
- [theoryandpractice.ru/posts/8761-sokolov-euspb Интервью] с Михаилом Соколовым об устройстве научных институтов в Европе и России на сайте [theoryandpractice.ru Теории и практики]
- [postnauka.ru/courses/48490 Лекции] Михаила Соколова по микросоциологии на сайте ПостНаука
- [polit.ru/author/212661/ Статьи] Михаила Соколова на сайте Полит.ру
- [www.lektorium.tv/speaker/2777 Выступления] Михаила Соколова на сайте [www.lektorium.tv Лекториум]
Отрывок, характеризующий Соколов, Михаил Михайлович (социолог)
Кочубей сказал несколько слов о приеме, сделанном Болконскому Аракчеевым. Сперанский больше улыбнулся.– Директором комиссии военных уставов мой хороший приятель – господин Магницкий, – сказал он, договаривая каждый слог и каждое слово, – и ежели вы того пожелаете, я могу свести вас с ним. (Он помолчал на точке.) Я надеюсь, что вы найдете в нем сочувствие и желание содействовать всему разумному.
Около Сперанского тотчас же составился кружок и тот старик, который говорил о своем чиновнике, Пряничникове, тоже с вопросом обратился к Сперанскому.
Князь Андрей, не вступая в разговор, наблюдал все движения Сперанского, этого человека, недавно ничтожного семинариста и теперь в руках своих, – этих белых, пухлых руках, имевшего судьбу России, как думал Болконский. Князя Андрея поразило необычайное, презрительное спокойствие, с которым Сперанский отвечал старику. Он, казалось, с неизмеримой высоты обращал к нему свое снисходительное слово. Когда старик стал говорить слишком громко, Сперанский улыбнулся и сказал, что он не может судить о выгоде или невыгоде того, что угодно было государю.
Поговорив несколько времени в общем кругу, Сперанский встал и, подойдя к князю Андрею, отозвал его с собой на другой конец комнаты. Видно было, что он считал нужным заняться Болконским.
– Я не успел поговорить с вами, князь, среди того одушевленного разговора, в который был вовлечен этим почтенным старцем, – сказал он, кротко презрительно улыбаясь и этой улыбкой как бы признавая, что он вместе с князем Андреем понимает ничтожность тех людей, с которыми он только что говорил. Это обращение польстило князю Андрею. – Я вас знаю давно: во первых, по делу вашему о ваших крестьянах, это наш первый пример, которому так желательно бы было больше последователей; а во вторых, потому что вы один из тех камергеров, которые не сочли себя обиженными новым указом о придворных чинах, вызывающим такие толки и пересуды.
– Да, – сказал князь Андрей, – отец не хотел, чтобы я пользовался этим правом; я начал службу с нижних чинов.
– Ваш батюшка, человек старого века, очевидно стоит выше наших современников, которые так осуждают эту меру, восстановляющую только естественную справедливость.
– Я думаю однако, что есть основание и в этих осуждениях… – сказал князь Андрей, стараясь бороться с влиянием Сперанского, которое он начинал чувствовать. Ему неприятно было во всем соглашаться с ним: он хотел противоречить. Князь Андрей, обыкновенно говоривший легко и хорошо, чувствовал теперь затруднение выражаться, говоря с Сперанским. Его слишком занимали наблюдения над личностью знаменитого человека.
– Основание для личного честолюбия может быть, – тихо вставил свое слово Сперанский.
– Отчасти и для государства, – сказал князь Андрей.
– Как вы разумеете?… – сказал Сперанский, тихо опустив глаза.
– Я почитатель Montesquieu, – сказал князь Андрей. – И его мысль о том, что le рrincipe des monarchies est l'honneur, me parait incontestable. Certains droits еt privileges de la noblesse me paraissent etre des moyens de soutenir ce sentiment. [основа монархий есть честь, мне кажется несомненной. Некоторые права и привилегии дворянства мне кажутся средствами для поддержания этого чувства.]
Улыбка исчезла на белом лице Сперанского и физиономия его много выиграла от этого. Вероятно мысль князя Андрея показалась ему занимательною.
– Si vous envisagez la question sous ce point de vue, [Если вы так смотрите на предмет,] – начал он, с очевидным затруднением выговаривая по французски и говоря еще медленнее, чем по русски, но совершенно спокойно. Он сказал, что честь, l'honneur, не может поддерживаться преимуществами вредными для хода службы, что честь, l'honneur, есть или: отрицательное понятие неделанья предосудительных поступков, или известный источник соревнования для получения одобрения и наград, выражающих его.
Доводы его были сжаты, просты и ясны.
Институт, поддерживающий эту честь, источник соревнования, есть институт, подобный Legion d'honneur [Ордену почетного легиона] великого императора Наполеона, не вредящий, а содействующий успеху службы, а не сословное или придворное преимущество.
– Я не спорю, но нельзя отрицать, что придворное преимущество достигло той же цели, – сказал князь Андрей: – всякий придворный считает себя обязанным достойно нести свое положение.
– Но вы им не хотели воспользоваться, князь, – сказал Сперанский, улыбкой показывая, что он, неловкий для своего собеседника спор, желает прекратить любезностью. – Ежели вы мне сделаете честь пожаловать ко мне в среду, – прибавил он, – то я, переговорив с Магницким, сообщу вам то, что может вас интересовать, и кроме того буду иметь удовольствие подробнее побеседовать с вами. – Он, закрыв глаза, поклонился, и a la francaise, [на французский манер,] не прощаясь, стараясь быть незамеченным, вышел из залы.
Первое время своего пребыванья в Петербурге, князь Андрей почувствовал весь свой склад мыслей, выработавшийся в его уединенной жизни, совершенно затемненным теми мелкими заботами, которые охватили его в Петербурге.
С вечера, возвращаясь домой, он в памятной книжке записывал 4 или 5 необходимых визитов или rendez vous [свиданий] в назначенные часы. Механизм жизни, распоряжение дня такое, чтобы везде поспеть во время, отнимали большую долю самой энергии жизни. Он ничего не делал, ни о чем даже не думал и не успевал думать, а только говорил и с успехом говорил то, что он успел прежде обдумать в деревне.
Он иногда замечал с неудовольствием, что ему случалось в один и тот же день, в разных обществах, повторять одно и то же. Но он был так занят целые дни, что не успевал подумать о том, что он ничего не думал.
Сперанский, как в первое свидание с ним у Кочубея, так и потом в середу дома, где Сперанский с глазу на глаз, приняв Болконского, долго и доверчиво говорил с ним, сделал сильное впечатление на князя Андрея.
Князь Андрей такое огромное количество людей считал презренными и ничтожными существами, так ему хотелось найти в другом живой идеал того совершенства, к которому он стремился, что он легко поверил, что в Сперанском он нашел этот идеал вполне разумного и добродетельного человека. Ежели бы Сперанский был из того же общества, из которого был князь Андрей, того же воспитания и нравственных привычек, то Болконский скоро бы нашел его слабые, человеческие, не геройские стороны, но теперь этот странный для него логический склад ума тем более внушал ему уважения, что он не вполне понимал его. Кроме того, Сперанский, потому ли что он оценил способности князя Андрея, или потому что нашел нужным приобресть его себе, Сперанский кокетничал перед князем Андреем своим беспристрастным, спокойным разумом и льстил князю Андрею той тонкой лестью, соединенной с самонадеянностью, которая состоит в молчаливом признавании своего собеседника с собою вместе единственным человеком, способным понимать всю глупость всех остальных, и разумность и глубину своих мыслей.
Во время длинного их разговора в середу вечером, Сперанский не раз говорил: «У нас смотрят на всё, что выходит из общего уровня закоренелой привычки…» или с улыбкой: «Но мы хотим, чтоб и волки были сыты и овцы целы…» или: «Они этого не могут понять…» и всё с таким выраженьем, которое говорило: «Мы: вы да я, мы понимаем, что они и кто мы ».
Этот первый, длинный разговор с Сперанским только усилил в князе Андрее то чувство, с которым он в первый раз увидал Сперанского. Он видел в нем разумного, строго мыслящего, огромного ума человека, энергией и упорством достигшего власти и употребляющего ее только для блага России. Сперанский в глазах князя Андрея был именно тот человек, разумно объясняющий все явления жизни, признающий действительным только то, что разумно, и ко всему умеющий прилагать мерило разумности, которым он сам так хотел быть. Всё представлялось так просто, ясно в изложении Сперанского, что князь Андрей невольно соглашался с ним во всем. Ежели он возражал и спорил, то только потому, что хотел нарочно быть самостоятельным и не совсем подчиняться мнениям Сперанского. Всё было так, всё было хорошо, но одно смущало князя Андрея: это был холодный, зеркальный, не пропускающий к себе в душу взгляд Сперанского, и его белая, нежная рука, на которую невольно смотрел князь Андрей, как смотрят обыкновенно на руки людей, имеющих власть. Зеркальный взгляд и нежная рука эта почему то раздражали князя Андрея. Неприятно поражало князя Андрея еще слишком большое презрение к людям, которое он замечал в Сперанском, и разнообразность приемов в доказательствах, которые он приводил в подтверждение своих мнений. Он употреблял все возможные орудия мысли, исключая сравнения, и слишком смело, как казалось князю Андрею, переходил от одного к другому. То он становился на почву практического деятеля и осуждал мечтателей, то на почву сатирика и иронически подсмеивался над противниками, то становился строго логичным, то вдруг поднимался в область метафизики. (Это последнее орудие доказательств он особенно часто употреблял.) Он переносил вопрос на метафизические высоты, переходил в определения пространства, времени, мысли и, вынося оттуда опровержения, опять спускался на почву спора.
Вообще главная черта ума Сперанского, поразившая князя Андрея, была несомненная, непоколебимая вера в силу и законность ума. Видно было, что никогда Сперанскому не могла притти в голову та обыкновенная для князя Андрея мысль, что нельзя всё таки выразить всего того, что думаешь, и никогда не приходило сомнение в том, что не вздор ли всё то, что я думаю и всё то, во что я верю? И этот то особенный склад ума Сперанского более всего привлекал к себе князя Андрея.
