Соколов, Николай Дмитриевич

Николай Дмитриевич Соколов

К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

Николай Дмитриевич Соколов (1870, Петергоф — 1928, Ялта) — адвокат, социал-демократ, член ВВНР.

Биография

Отец Николая Соколова — Дмитрий Соколов был протоиерей и придворный священнослужитель, духовник царской семьи.

Николай Дмитриевич Соколов стал присяжным поверенным. В 1885—1896 печатал статьи по вопросам права и политэкономии в «Мире Божьем», «Образовании», журнале «Жизнь» и других изданиях.

В 1894 привлекался к дознанию по делу народовольцев. В 1896 году арестован по обвинению в участии в «Союзе борьбы за освобождение рабочего класса». В 1898 выслан в Ревель.

Известно что 26 ноября 1905 года Соколова в его доме по адресу Санкт-Петербург, Малая Морская ул., 14 посетил В. И. Ленин (Ульянов). В 1906 Соколов выступал защитником по политическим и аграрным делам в военных судах в Митаве и Риге. В сентябре 1906 временным генерал-губернатором Прибалтийского края Соллогубом выслан из края.

В качестве адвоката участвовал во многих политических процессах. Выступал по делам Хрусталёва-Носаря, Фондаминского-Бунакова, военной организации РСДРП, редакторов «Начала», «Северного голоса», «Вестника жизни» и др.

В 1910-е годы Соколов был членом Верховного совета Великого востока народов России, членом лож «Гальперна» и «Гегечкори».

В 1912 году выдвигался на выборах в Государственную Думу 4-го созыва по г. Петербургу.

В 1914 году по скандальному «Делу 25 адвокатов» за оскорбление Киевской судебной палаты был приговорён к 8-месячному тюремному заключению. По кассационной жалобе тюремное заключение было заменено запретом заниматься адвокатской практикой в течение 8 месяцев.

В октябре-ноябре 1916 участвовал вместе с Керенским в конспиративных собраниях на квартире Н. С. Чхеидзе.

Активный участник Февральской революции. Наибольшую известность получила его деятельность в марте 1917 года когда он был секретарем исполкома Петросовета и одним из авторов и редакторов «Приказа № 1», положившему начало распаду Российской императорской армии.

Соколов был также членом предпарламента.

Состоял членом Чрезвычайной следственной комиссии Временного правительства по делам бывших царских министров.

Социал-демократ по убеждениям, Соколов в партиях не состоял.

После Октябрьской революции Соколов работал юрисконсультом Советского правительства, занимая должности в разных советских учреждениях. Был членом Московской губернской коллегии защитников.

Отрывок, характеризующий Соколов, Николай Дмитриевич

Дрон отвечал, что лошади у этих мужиков в извозе. Алпатыч назвал других мужиков, и у тех лошадей не было, по словам Дрона, одни были под казенными подводами, другие бессильны, у третьих подохли лошади от бескормицы. Лошадей, по мнению Дрона, нельзя было собрать не только под обоз, но и под экипажи.
Алпатыч внимательно посмотрел на Дрона и нахмурился. Как Дрон был образцовым старостой мужиком, так и Алпатыч недаром управлял двадцать лет имениями князя и был образцовым управляющим. Он в высшей степени способен был понимать чутьем потребности и инстинкты народа, с которым имел дело, и потому он был превосходным управляющим. Взглянув на Дрона, он тотчас понял, что ответы Дрона не были выражением мысли Дрона, но выражением того общего настроения богучаровского мира, которым староста уже был захвачен. Но вместе с тем он знал, что нажившийся и ненавидимый миром Дрон должен был колебаться между двумя лагерями – господским и крестьянским. Это колебание он заметил в его взгляде, и потому Алпатыч, нахмурившись, придвинулся к Дрону.
– Ты, Дронушка, слушай! – сказал он. – Ты мне пустого не говори. Его сиятельство князь Андрей Николаич сами мне приказали, чтобы весь народ отправить и с неприятелем не оставаться, и царский на то приказ есть. А кто останется, тот царю изменник. Слышишь?
– Слушаю, – отвечал Дрон, не поднимая глаз.
Алпатыч не удовлетворился этим ответом.
– Эй, Дрон, худо будет! – сказал Алпатыч, покачав головой.
– Власть ваша! – сказал Дрон печально.
– Эй, Дрон, оставь! – повторил Алпатыч, вынимая руку из за пазухи и торжественным жестом указывая ею на пол под ноги Дрона. – Я не то, что тебя насквозь, я под тобой на три аршина все насквозь вижу, – сказал он, вглядываясь в пол под ноги Дрона.
Дрон смутился, бегло взглянул на Алпатыча и опять опустил глаза.
– Ты вздор то оставь и народу скажи, чтобы собирались из домов идти в Москву и готовили подводы завтра к утру под княжнин обоз, да сам на сходку не ходи. Слышишь?
Дрон вдруг упал в ноги.
– Яков Алпатыч, уволь! Возьми от меня ключи, уволь ради Христа.
– Оставь! – сказал Алпатыч строго. – Под тобой насквозь на три аршина вижу, – повторил он, зная, что его мастерство ходить за пчелами, знание того, когда сеять овес, и то, что он двадцать лет умел угодить старому князю, давно приобрели ему славу колдуна и что способность видеть на три аршина под человеком приписывается колдунам.
Дрон встал и хотел что то сказать, но Алпатыч перебил его:
– Что вы это вздумали? А?.. Что ж вы думаете? А?
– Что мне с народом делать? – сказал Дрон. – Взбуровило совсем. Я и то им говорю…
– То то говорю, – сказал Алпатыч. – Пьют? – коротко спросил он.
– Весь взбуровился, Яков Алпатыч: другую бочку привезли.
– Так ты слушай. Я к исправнику поеду, а ты народу повести, и чтоб они это бросили, и чтоб подводы были.
– Слушаю, – отвечал Дрон.
Больше Яков Алпатыч не настаивал. Он долго управлял народом и знал, что главное средство для того, чтобы люди повиновались, состоит в том, чтобы не показывать им сомнения в том, что они могут не повиноваться. Добившись от Дрона покорного «слушаю с», Яков Алпатыч удовлетворился этим, хотя он не только сомневался, но почти был уверен в том, что подводы без помощи воинской команды не будут доставлены.