Соколов, Сергей Алексеевич

Сергей Кречетов
Сергей Алексеевич Соколов
1900-е (?) годы
Имя при рождении:	Сергей Алексеевич Соколов
Дата рождения:	25 сентября (7 октября) 1878(1878-10-07)
Место рождения:	Москва, Российская империя
Дата смерти:	14 мая 1936(1936-05-14) (57 лет)
Место смерти:	Париж, Франция
Род деятельности:	русский поэт, издатель.

В Википедии есть статьи о других людях с фамилиями: Соколов и Кречетов

Сергей Алексеевич Соколов (Сергей Кречетов) (25 сентября (7 октября) 1878, Москва — 14 мая 1936, Париж) — русский издатель, поэт-символист. Основатель и главный редактор издательства символистов «Гриф» (1903—1914), составитель альманахов «Гриф». Один из идеологов «белого движения».

Биография

Сергей Соколов родился в Москве в семье присяжного поверенного, нотариуса Московского окружного суда. В 1897 году с отличием окончил 1-ю московскую гимназию. Выпускник юридического факультета Московского университета с дипломом 1-й степени (1901).

По окончании университета работал адвокатом. В своём творчестве тяготел к символистам; публиковался под псевдонимом Сергей Кречетов. Унаследовав небольшие средства, в 1903 году он основал издательство «Гриф», в альманахе которого и опубликовал свои первые стихи. В последующие 10 лет «Гриф» издавал произведения крупнейших символистов: Блока, Бальмонта, Белого, Сологуба, Ходасевича, Волошина, Анненского, Северянина, идейно противостоял издательству «Скорпион» Брюсова, Полякова и Балтрушайтиса.

А. А. Боровой отмечал:

Разнообразие его сведений <…> и память были поистине изумительны. Столь же феноменальной памятью обладал он и по части знания русской поэзии вообще. Соколов — человек, по существу, ограниченный, малодаровитый и неоригинальный поэт — имел, однако, бесспорные заслуги перед литературой в качестве организатора, и большинству он импонировал именно своими качествами энергичного, ловкого и, в общем, удачливого дельца» — Боровой А. А. [www.mosjour.ru/index.php?id=549 Моя жизнь (фрагменты воспоминаний)] // Московский журнал. — 2010. — № 10. — С. 22. — ISSN [www.sigla.ru/table.jsp?f=8&t=3&v0=0868-7110&f=1003&t=1&v1=&f=4&t=2&v2=&f=21&t=3&v3=&f=1016&t=3&v4=&f=1016&t=3&v5=&bf=4&b=&d=0&ys=&ye=&lng=&ft=&mt=&dt=&vol=&pt=&iss=&ps=&pe=&tr=&tro=&cc=UNION&i=1&v=tagged&s=0&ss=0&st=0&i18n=ru&rlf=&psz=20&bs=20&ce=hJfuypee8JzzufeGmImYYIpZKRJeeOeeWGJIZRrRRrdmtdeee88NJJJJpeeefTJ3peKJJ3UWWPtzzzzzzzzzzzzzzzzzbzzvzzpy5zzjzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzztzzzzzzzbzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzvzzzzzzyeyTjkDnyHzTuueKZePz9decyzzLzzzL*.c8.NzrGJJvufeeeeeJheeyzjeeeeJh*peeeeKJJJJJJJJJJmjHvOJJJJJJJJJfeeeieeeeSJJJJJSJJJ3TeIJJJJ3..E.UEAcyhxD.eeeeeuzzzLJJJJ5.e8JJJheeeeeeeeeeeeyeeK3JJJJJJJJ*s7defeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeSJJJJJJJJZIJJzzz1..6LJJJJJJtJJZ4....EK*&debug=false 0868-7110].

С 1904 года Сергей Соколов был гласным Московского губернского земства. В первой половине 1906 года принял участие в создании журнала «Золотое руно», был его фактическим руководителем. Однако уже в июле покинул журнал, а в ноябре создал собственный, «Перевал», просуществовавший год, но в котором участвовало всё лучшее из тогдашней литературы.

В 1905—1907 годах Сергей Соколов состоял в партии кадетов. В 1907 году выпустил первый стихотворный сборник «Алая книга». С 1907 по 1914 годы заведовал литературным отделом московской газеты «Час», выступал как газетный и журнальный обозреватель. С 1908 года работал присяжным поверенным округа Московской судебной палаты. В 1910 году в издательстве «Гриф» вышла вторая книга стихов Сергея Кречетова — «Летучий голландец»

В начале Первой мировой войны ушёл добровольцем на фронт. В 1915 году придал своему боевому опыту литературную форму в книге «С железом в руках, с крестом в сердце. Записки офицера» (1915). В том же году, получив ранение, попал в плен к немцам. В плену пробыл более двух лет. После заключения Брестского мира был доставлен в Москву. В 1919—1920 служил в Добровольческой армии, выступал в печати как идеолог «белого движения».

В 1920 году Сергей Соколов эмигрировал в Париж, а в 1922 переехал в Берлин, где возглавил издательство «Медный всадник», в котором выпустил свой третий сборник стихов «Железный перстень». С 1934 года вновь жил в Париже, где скончался в мае 1936.

Женой Соколова была Петровская, Нина Ивановна.

Библиография

• Сборники стихов:
  • Алая книга. М., «Гриф», 1907,
  • Летучий голландец. М., «Гриф», 1910,
  • Железный перстень. Берлин, «Медный всадник», 1922.
• Проза:
• С железом в руках, с крестом в сердце. Записки офицера. Пг., «Прометей» Н. Н. Михайлова , 1915.

Литература

• Добкин А. И. С. А. Соколов-Кречетов: От «Золотого Руна» к «Русской Правде» // In memoriam: Исторический сборник памяти А. И. Добкина. СПб.; Париж, 2000.
• Автобиография С. А. Кречетова-Соколова, 2 июля 1932 г. // Шевеленко Ирина. Материалы о русской эмиграции 1920—1930-х гг. в собрании баронессы М. Д. Врангель (Архив Гуверовского института в Стэнфорде). Stanford, 1995.
• Будницкий О. В. Братство Русской Правды — последний литературный проект С. А. Соколова-Кречетова // НЛО. — 2003. — № 64.

Ссылки

• [www.silverage.ru/poets/hodas_krech.html Владислав Ходасевич. Памяти Серегея Кречетова.]
• [www.gumilev.ru/clauses/19/ Николай Гумилёв. Сергей Кречетов. Летучий Голландец. Стихи. Москва. 1910 г.]
• [hero1914.com/sergej-krechetov-dolgie-nochi-v-plenu/ Шувалов Г. Сергей Кречетов — «Долгие ночи в плену» (на сайте проекта «Герои Первой мировой»]

Отрывок, характеризующий Соколов, Сергей Алексеевич

Х
Войска французские равномерно таяли в математически правильной прогрессии. И тот переход через Березину, про который так много было писано, была только одна из промежуточных ступеней уничтожения французской армии, а вовсе не решительный эпизод кампании. Ежели про Березину так много писали и пишут, то со стороны французов это произошло только потому, что на Березинском прорванном мосту бедствия, претерпеваемые французской армией прежде равномерно, здесь вдруг сгруппировались в один момент и в одно трагическое зрелище, которое у всех осталось в памяти. Со стороны же русских так много говорили и писали про Березину только потому, что вдали от театра войны, в Петербурге, был составлен план (Пфулем же) поимки в стратегическую западню Наполеона на реке Березине. Все уверились, что все будет на деле точно так, как в плане, и потому настаивали на том, что именно Березинская переправа погубила французов. В сущности же, результаты Березинской переправы были гораздо менее гибельны для французов потерей орудий и пленных, чем Красное, как то показывают цифры.
Единственное значение Березинской переправы заключается в том, что эта переправа очевидно и несомненно доказала ложность всех планов отрезыванья и справедливость единственно возможного, требуемого и Кутузовым и всеми войсками (массой) образа действий, – только следования за неприятелем. Толпа французов бежала с постоянно усиливающейся силой быстроты, со всею энергией, направленной на достижение цели. Она бежала, как раненый зверь, и нельзя ей было стать на дороге. Это доказало не столько устройство переправы, сколько движение на мостах. Когда мосты были прорваны, безоружные солдаты, московские жители, женщины с детьми, бывшие в обозе французов, – все под влиянием силы инерции не сдавалось, а бежало вперед в лодки, в мерзлую воду.
Стремление это было разумно. Положение и бегущих и преследующих было одинаково дурно. Оставаясь со своими, каждый в бедствии надеялся на помощь товарища, на определенное, занимаемое им место между своими. Отдавшись же русским, он был в том же положении бедствия, но становился на низшую ступень в разделе удовлетворения потребностей жизни. Французам не нужно было иметь верных сведений о том, что половина пленных, с которыми не знали, что делать, несмотря на все желание русских спасти их, – гибли от холода и голода; они чувствовали, что это не могло быть иначе. Самые жалостливые русские начальники и охотники до французов, французы в русской службе не могли ничего сделать для пленных. Французов губило бедствие, в котором находилось русское войско. Нельзя было отнять хлеб и платье у голодных, нужных солдат, чтобы отдать не вредным, не ненавидимым, не виноватым, но просто ненужным французам. Некоторые и делали это; но это было только исключение.
Назади была верная погибель; впереди была надежда. Корабли были сожжены; не было другого спасения, кроме совокупного бегства, и на это совокупное бегство были устремлены все силы французов.
Чем дальше бежали французы, чем жальче были их остатки, в особенности после Березины, на которую, вследствие петербургского плана, возлагались особенные надежды, тем сильнее разгорались страсти русских начальников, обвинявших друг друга и в особенности Кутузова. Полагая, что неудача Березинского петербургского плана будет отнесена к нему, недовольство им, презрение к нему и подтрунивание над ним выражались сильнее и сильнее. Подтрунивание и презрение, само собой разумеется, выражалось в почтительной форме, в той форме, в которой Кутузов не мог и спросить, в чем и за что его обвиняют. С ним не говорили серьезно; докладывая ему и спрашивая его разрешения, делали вид исполнения печального обряда, а за спиной его подмигивали и на каждом шагу старались его обманывать.
Всеми этими людьми, именно потому, что они не могли понимать его, было признано, что со стариком говорить нечего; что он никогда не поймет всего глубокомыслия их планов; что он будет отвечать свои фразы (им казалось, что это только фразы) о золотом мосте, о том, что за границу нельзя прийти с толпой бродяг, и т. п. Это всё они уже слышали от него. И все, что он говорил: например, то, что надо подождать провиант, что люди без сапог, все это было так просто, а все, что они предлагали, было так сложно и умно, что очевидно было для них, что он был глуп и стар, а они были не властные, гениальные полководцы.
В особенности после соединения армий блестящего адмирала и героя Петербурга Витгенштейна это настроение и штабная сплетня дошли до высших пределов. Кутузов видел это и, вздыхая, пожимал только плечами. Только один раз, после Березины, он рассердился и написал Бенигсену, доносившему отдельно государю, следующее письмо:
«По причине болезненных ваших припадков, извольте, ваше высокопревосходительство, с получения сего, отправиться в Калугу, где и ожидайте дальнейшего повеления и назначения от его императорского величества».
Но вслед за отсылкой Бенигсена к армии приехал великий князь Константин Павлович, делавший начало кампании и удаленный из армии Кутузовым. Теперь великий князь, приехав к армии, сообщил Кутузову о неудовольствии государя императора за слабые успехи наших войск и за медленность движения. Государь император сам на днях намеревался прибыть к армии.
Старый человек, столь же опытный в придворном деле, как и в военном, тот Кутузов, который в августе того же года был выбран главнокомандующим против воли государя, тот, который удалил наследника и великого князя из армии, тот, который своей властью, в противность воле государя, предписал оставление Москвы, этот Кутузов теперь тотчас же понял, что время его кончено, что роль его сыграна и что этой мнимой власти у него уже нет больше. И не по одним придворным отношениям он понял это. С одной стороны, он видел, что военное дело, то, в котором он играл свою роль, – кончено, и чувствовал, что его призвание исполнено. С другой стороны, он в то же самое время стал чувствовать физическую усталость в своем старом теле и необходимость физического отдыха.