Соланас, Валери
| Валери Соланас | |
| Valerie Solanas | |
 Валери Соланас в офисе The Village Voice (1967 год) | |
| Дата рождения: | |
|---|---|
| Место рождения: | |
| Дата смерти: | |
| Место смерти: | |
| Гражданство: | |
| Дебют: |
«SCUM Manifesto» |
Валери Джин Соланас (англ. Valerie Jean Solanas; 9 апреля 1936 — 26 апреля 1988) — американская радикальная феминистка, писательница и драматург, наиболее известная своим покушением на художника Энди Уорхола в 1968 году. Её главным произведением является выпущенный в 1967 году «SCUM Manifesto» («Манифест Общества полного уничтожения мужчин») — жёстко пародирующий патриархальные клише сатирический трактат о биологическом и социальном превосходстве женского пола над мужским, призывающий женщин создать собственное государство, уничтожив «дефектных» мужчин, за исключением тех, которые приносят пользу.
Содержание
Биография
Валери Соланас родилась 9 апреля 1936 года в Атлантик-Сити[1] и была старшей из двух дочерей в семье бармена Луиса Соланаса и его жены Дороти Бионди[2]. Позже она утверждала, что отец насиловал её[3]. Она росла в среде рабочих, ходила в общеобразовательную светскую, а затем и в церковно-приходскую школу. После того, как её родители развелись, она некоторое время жила с бабушкой и дедушкой со стороны матери, а потом мать забрала её к себе в Вашингтон. Уже в школьные годы Валери отличалась агрессивностью: для исправления поведения её отправили в католический пансион Святого Креста (Holy Cross Academy), однако не прошло и года, как её исключили оттуда за нападение на монахиню. В пансионе Валери получила и первый лесбийский опыт[2].
В 15 лет Валери, жившая фактически на улице[3], сумела окончить среднюю школу Оксон-Хилл в штате Мэриленд. После этого она поступила в Мэрилендский университет в Колледж-Парке на психологический факультет и окончила его в 1958 году. По собственному утверждению, Валери зарабатывала деньги на учёбу проституцией, однако известно, что у неё была постоянная работа в лаборатории университета, где она и обнаружила «научное подтверждение» своих теорий о биологической дефектности и ненормальности мужского пола[1]. В 1959 году она поступила в Университет Миннесоты с целью получения магистерской степени, однако бросила его — по одним источникам, из-за того, что захотела сменить обстановку[2], по другим — из-за того, что сочла атмосферу университета мизогинистичной[1]. После этого она начала переезжать из города в город, зарабатывая на жизнь попрошайничеством и проституцией[2]. Предположительно, в этот период она забеременела и родила сына, отдав его на усыновление, однако неизвестно, в какое именно время это произошло: когда Валери училась в школе[1][3] или уже после её поступления в университет[2]. Сама Соланас отрицала факт рождения ребёнка.
SCUM Manifesto
В 1967 году Соланас написала и стала самостоятельно издавать свою самую известную работу — «SCUM Manifesto». В ней она утверждала, что мужчина биологически и социально является низшим, неполноценным существом, промежуточным звеном между женщиной и обезьяной. Кроме того мужчины, по мнению Соланас, стремятся стать женщинами и «завидуют влагалищу» (в противоположность фрейдистскому психоанализу, широко применявшемуся в XX веке, где женщины «завидуют половому члену»). В целом же мужчины повинны в существовании войн, предрассудков, отрицании дружбы и любви, умственных расстройствах детей и утаивании научных знаний о превосходстве женщин, а потому должны быть уничтожены как низшие существа, за исключением тех, кто «упорно работает на собственное уничтожение». Кроме того, Соланас утверждала, что счастливое общество может и должно существовать без выполнения его членами какой-либо работы, без армии и без семейных ячеек, а также резко высказывалась против «вечно зажатых и запуганных, суетливых, неспособных к аналитическому мышлению и объективности» женщин, которые не в состоянии разглядеть ничтожность мужчин.
Существует популярная расшифровка слова «SCUM» (буквально «мразь», «дрянь») как аббревиатуры словосочетания «Society for Cutting Up Men» — «Общество уничтожения мужчин» («Общество полного уничтожения мужчин»). Эта расшифровка была предложена издателем «Манифеста»[2], однако в тексте его не говорится ни о каком сообществе или организации. Слово «SCUM», согласно тексту, обозначает «властных, спокойных, уверенных в себе, непристойных, агрессивных, эгоистичных, независимых, гордых, ищущих острых ощущений, неуправляемых, высокомерных женщин», которые, по мнению Соланас, и считаются в современной культуре «стервами». Соланас не задумывала слово «SCUM» как аббревиатуру и отвергала подобные предположения[4].
Мнения американских критиков по поводу того, чем считать «Манифест» Соланас, разделились. Одни видели в ней пародию на патриархальный строй и фрейдистскую теорию женственности, своеобразный перевёртыш, в котором слово «мужчина» заменено на «женщина». Текст «Манифеста», по их мнению, содержит все клише фрейдистского психоанализа: появление одного из полов в результате биологической случайности, ущербность одного пола по сравнению с другим и «зависть к пенису», превратившаяся в «зависть к влагалищу»[5][6]. Другие критики сочли текст «Манифеста» мужененавистническим[7]. Сама Соланас утверждала, что «Манифест» является сатирическим произведением[8] и написан для того, чтобы вызвать дискуссию[9].
Покушение на Уорхола
3 июня 1968 года Соланас отправилась в офис Уорхола и выстрелила в него. Уорхол получил 3 пули в живот, но выжил. Остальные присутствующие отделались более легкими ранениями. Вечером того же дня Соланас добровольно сдалась уличному регулировщику. Она протянула ему два пистолета и заявила: «Меня ищет полиция. Я стреляла в Энди Уорхола. Он слишком контролировал мою жизнь». Уорхол отказался давать против неё показания. За «предумышленное нападение с намерением нанести ущерб» суд приговорил Валери Соланас к трем годам лишения свободы и принудительному лечению в психиатрической больнице.
Смерть
25 апреля 1988 года, в возрасте 52 лет, Соланас умерла от эмфиземы лёгких в отеле «Бристоль» в округе Тендерлойн города Сан-Франциско.[10] Она пережила Уорхола на год и два месяца.
См. также
Напишите отзыв о статье "Соланас, Валери"
Примечания
- ↑ 1 2 3 4 Jennifer S. Uglow, Maggy Hendry. The Northeastern dictionary of women's biography. — UPNE, 1999. — С. 504. — 622 с. — ISBN 9781555534219.
- ↑ 1 2 3 4 5 6 Susan Ware, Radcliffe Institute for Advanced Study. Notable American women: a biographical dictionary completing the twentieth century. — Harvard University Press, 2004. — С. 602—603. — 729 с. — ISBN 9780674014886.
- ↑ 1 2 3 Michael J. O'Neal Valerie Solanas: “The SCUM Manifesto” (англ.).
- ↑ Valerie Solanas, Avital Ronell. SCUM Manifesto. — London: Verso, 2004. — С. 6. — ISBN 1859845533.
- ↑ Patricia Juliana Smith. The queer sixties (The "Sweet Assassin" and the Performative Politics of SCUM Manifesto by Laura Winkiel). — Routledge, 1999. — С. 62—127. — 272 с. — ISBN 9780415921688.
- ↑ Ginette Castro. American feminism: a contemporary history. — NYU Press, 1990. — С. 73. — 302 с. — ISBN 9780814714485.
- ↑ Alice Echols. Daring to be bad: radical feminism in America, 1967-1975. — U of Minnesota Press, 1989. — С. 104. — 416 с. — ISBN 9780816617876.
- ↑ [www.thenation.com/doc/20040614/dederer Cutting Remarks]. The Nation (14 июня 2004). Проверено 28 февраля 2010. [replay.waybackmachine.org/20090417162234/www.thenation.com/doc/20040614/dederer Архивировано из первоисточника 17 апреля 2009].
- ↑ [www.ipl.org/div/litcrit/bin/litcrit.out.pl?ti=scu-1177 IPL Online Literary Criticism Collection] (15 февраля 2010). Проверено 28 февраля 2010. [www.webcitation.org/668gnzDn5 Архивировано из первоисточника 13 марта 2012].
- ↑ Watson Steven. Factory Made: Warhol and the Sixties. — Pantheon Books, 2003. — P. 425. — ISBN 0-679-42372-9.
Ссылки
- [gos.sbc.edu/s/solanas.html The S.C.U.M. Manifesto by Valerie Solanas Militant Feminist Writer] (англ.)
- [www.e-reading.by/bookreader.php/84089/Solanas_-_Manifest_OPUM.html Манифест общества полного уничтожения мужчин (перевод Ольги Липовской)] (рус.)
Отрывок, характеризующий Соланас, Валери
Наташа посмотрела по тому направлению, по которому смотрел отец, и увидала, Жюли, которая с жемчугами на толстой красной шее (Наташа знала, обсыпанной пудрой) сидела с счастливым видом, рядом с матерью.Позади их с улыбкой, наклоненная ухом ко рту Жюли, виднелась гладко причесанная, красивая голова Бориса. Он исподлобья смотрел на Ростовых и улыбаясь говорил что то своей невесте.
«Они говорят про нас, про меня с ним!» подумала Наташа. «И он верно успокоивает ревность ко мне своей невесты: напрасно беспокоятся! Ежели бы они знали, как мне ни до кого из них нет дела».
Сзади сидела в зеленой токе, с преданным воле Божией и счастливым, праздничным лицом, Анна Михайловна. В ложе их стояла та атмосфера – жениха с невестой, которую так знала и любила Наташа. Она отвернулась и вдруг всё, что было унизительного в ее утреннем посещении, вспомнилось ей.
«Какое право он имеет не хотеть принять меня в свое родство? Ах лучше не думать об этом, не думать до его приезда!» сказала она себе и стала оглядывать знакомые и незнакомые лица в партере. Впереди партера, в самой середине, облокотившись спиной к рампе, стоял Долохов с огромной, кверху зачесанной копной курчавых волос, в персидском костюме. Он стоял на самом виду театра, зная, что он обращает на себя внимание всей залы, так же свободно, как будто он стоял в своей комнате. Около него столпившись стояла самая блестящая молодежь Москвы, и он видимо первенствовал между ними.
Граф Илья Андреич, смеясь, подтолкнул краснеющую Соню, указывая ей на прежнего обожателя.
– Узнала? – спросил он. – И откуда он взялся, – обратился граф к Шиншину, – ведь он пропадал куда то?
– Пропадал, – отвечал Шиншин. – На Кавказе был, а там бежал, и, говорят, у какого то владетельного князя был министром в Персии, убил там брата шахова: ну с ума все и сходят московские барыни! Dolochoff le Persan, [Персианин Долохов,] да и кончено. У нас теперь нет слова без Долохова: им клянутся, на него зовут как на стерлядь, – говорил Шиншин. – Долохов, да Курагин Анатоль – всех у нас барынь с ума свели.
В соседний бенуар вошла высокая, красивая дама с огромной косой и очень оголенными, белыми, полными плечами и шеей, на которой была двойная нитка больших жемчугов, и долго усаживалась, шумя своим толстым шелковым платьем.
Наташа невольно вглядывалась в эту шею, плечи, жемчуги, прическу и любовалась красотой плеч и жемчугов. В то время как Наташа уже второй раз вглядывалась в нее, дама оглянулась и, встретившись глазами с графом Ильей Андреичем, кивнула ему головой и улыбнулась. Это была графиня Безухова, жена Пьера. Илья Андреич, знавший всех на свете, перегнувшись, заговорил с ней.
– Давно пожаловали, графиня? – заговорил он. – Приду, приду, ручку поцелую. А я вот приехал по делам и девочек своих с собой привез. Бесподобно, говорят, Семенова играет, – говорил Илья Андреич. – Граф Петр Кириллович нас никогда не забывал. Он здесь?
– Да, он хотел зайти, – сказала Элен и внимательно посмотрела на Наташу.
Граф Илья Андреич опять сел на свое место.
– Ведь хороша? – шопотом сказал он Наташе.
– Чудо! – сказала Наташа, – вот влюбиться можно! В это время зазвучали последние аккорды увертюры и застучала палочка капельмейстера. В партере прошли на места запоздавшие мужчины и поднялась занавесь.
Как только поднялась занавесь, в ложах и партере всё замолкло, и все мужчины, старые и молодые, в мундирах и фраках, все женщины в драгоценных каменьях на голом теле, с жадным любопытством устремили всё внимание на сцену. Наташа тоже стала смотреть.
На сцене были ровные доски по средине, с боков стояли крашеные картины, изображавшие деревья, позади было протянуто полотно на досках. В середине сцены сидели девицы в красных корсажах и белых юбках. Одна, очень толстая, в шелковом белом платье, сидела особо на низкой скамеечке, к которой был приклеен сзади зеленый картон. Все они пели что то. Когда они кончили свою песню, девица в белом подошла к будочке суфлера, и к ней подошел мужчина в шелковых, в обтяжку, панталонах на толстых ногах, с пером и кинжалом и стал петь и разводить руками.
Мужчина в обтянутых панталонах пропел один, потом пропела она. Потом оба замолкли, заиграла музыка, и мужчина стал перебирать пальцами руку девицы в белом платье, очевидно выжидая опять такта, чтобы начать свою партию вместе с нею. Они пропели вдвоем, и все в театре стали хлопать и кричать, а мужчина и женщина на сцене, которые изображали влюбленных, стали, улыбаясь и разводя руками, кланяться.
После деревни и в том серьезном настроении, в котором находилась Наташа, всё это было дико и удивительно ей. Она не могла следить за ходом оперы, не могла даже слышать музыку: она видела только крашеные картоны и странно наряженных мужчин и женщин, при ярком свете странно двигавшихся, говоривших и певших; она знала, что всё это должно было представлять, но всё это было так вычурно фальшиво и ненатурально, что ей становилось то совестно за актеров, то смешно на них. Она оглядывалась вокруг себя, на лица зрителей, отыскивая в них то же чувство насмешки и недоумения, которое было в ней; но все лица были внимательны к тому, что происходило на сцене и выражали притворное, как казалось Наташе, восхищение. «Должно быть это так надобно!» думала Наташа. Она попеременно оглядывалась то на эти ряды припомаженных голов в партере, то на оголенных женщин в ложах, в особенности на свою соседку Элен, которая, совершенно раздетая, с тихой и спокойной улыбкой, не спуская глаз, смотрела на сцену, ощущая яркий свет, разлитый по всей зале и теплый, толпою согретый воздух. Наташа мало по малу начинала приходить в давно не испытанное ею состояние опьянения. Она не помнила, что она и где она и что перед ней делается. Она смотрела и думала, и самые странные мысли неожиданно, без связи, мелькали в ее голове. То ей приходила мысль вскочить на рампу и пропеть ту арию, которую пела актриса, то ей хотелось зацепить веером недалеко от нее сидевшего старичка, то перегнуться к Элен и защекотать ее.
В одну из минут, когда на сцене всё затихло, ожидая начала арии, скрипнула входная дверь партера, на той стороне где была ложа Ростовых, и зазвучали шаги запоздавшего мужчины. «Вот он Курагин!» прошептал Шиншин. Графиня Безухова улыбаясь обернулась к входящему. Наташа посмотрела по направлению глаз графини Безуховой и увидала необыкновенно красивого адъютанта, с самоуверенным и вместе учтивым видом подходящего к их ложе. Это был Анатоль Курагин, которого она давно видела и заметила на петербургском бале. Он был теперь в адъютантском мундире с одной эполетой и эксельбантом. Он шел сдержанной, молодецкой походкой, которая была бы смешна, ежели бы он не был так хорош собой и ежели бы на прекрасном лице не было бы такого выражения добродушного довольства и веселия. Несмотря на то, что действие шло, он, не торопясь, слегка побрякивая шпорами и саблей, плавно и высоко неся свою надушенную красивую голову, шел по ковру коридора. Взглянув на Наташу, он подошел к сестре, положил руку в облитой перчатке на край ее ложи, тряхнул ей головой и наклонясь спросил что то, указывая на Наташу.
– Mais charmante! [Очень мила!] – сказал он, очевидно про Наташу, как не столько слышала она, сколько поняла по движению его губ. Потом он прошел в первый ряд и сел подле Долохова, дружески и небрежно толкнув локтем того Долохова, с которым так заискивающе обращались другие. Он, весело подмигнув, улыбнулся ему и уперся ногой в рампу.
– Как похожи брат с сестрой! – сказал граф. – И как хороши оба!
Шиншин вполголоса начал рассказывать графу какую то историю интриги Курагина в Москве, к которой Наташа прислушалась именно потому, что он сказал про нее charmante.
Первый акт кончился, в партере все встали, перепутались и стали ходить и выходить.
Борис пришел в ложу Ростовых, очень просто принял поздравления и, приподняв брови, с рассеянной улыбкой, передал Наташе и Соне просьбу его невесты, чтобы они были на ее свадьбе, и вышел. Наташа с веселой и кокетливой улыбкой разговаривала с ним и поздравляла с женитьбой того самого Бориса, в которого она была влюблена прежде. В том состоянии опьянения, в котором она находилась, всё казалось просто и естественно.
