Солдатов, Николай Лаврентьевич

Николай Лаврентьевич Солдатов
Дата рождения	29 апреля 1904(1904-04-29)
Место рождения	село Лиховцы, ныне Суздальский район, Владимирская область
Дата смерти	20 мая 1977(1977-05-20) (73 года)
Место смерти	Ростов-на-Дону
Принадлежность	СССР СССР
Род войск	Пехота
Годы службы	1926 — 1964 годы
Звание
Командовал	113-й стрелковый полк 250-й воздушно-десантный полк 329-я стрелковая дивизия 222-я стрелковая дивизия 7-й гвардейский стрелковый корпус 5-я гвардейская стрелковая дивизия 83-й стрелковый корпус 10-й стрелковый корпус
Сражения/войны	Великая Отечественная война
Награды и премии

Николай Лаврентьевич Солдатов (29 апреля 1904 года, село Лиховцы, ныне Суздальский район, Владимирская область — 20 мая 1977 года, Ростов-на-Дону) — советский военный деятель, Генерал-лейтенант (1949 год).

Начальная биография

Николай Лаврентьевич Солдатов родился 29 апреля 1904 в селе Лиховцы ныне Суздальского района Владимирской области.

Военная служба

Довоенное время

В октябре 1926 года был призван в ряды РККА.

В 1927 году закончил полковую школу 40-го стрелкового полка (14-я стрелковая дивизия, Московский военный округ), после чего служил в этом полку на должностях командира отделения, старшины и временно исполняющего должность командира взвода.

С октября 1929 года обучался на одногодичных курсах при Объединённом пехотном училище в Киеве, по окончании которого в июле 1930 года Солдатов был направлен в 48-й стрелковый полк (16-я стрелковая дивизия, Ленинградский военный округ), где командовал пулемётным, а затем стрелковым взводами, а вскоре был назначен на должность помощника начальника, а затем — на должность начальника школы младшего начсостава.

С февраля по май 1934 и с февраля по август 1936 года обучался в Стрелково-тактическом институте «Выстрел», преобразованном в декабре 1935 года в Высшие стрелково-тактические курсы усовершенствования комсостава пехоты «Выстрел».

В августе 1936 года был назначен на должность командира батальона в 46-м стрелковом полку 16-й стрелковой дивизии. В марте 1938 года был переведён на должность командира батальона 158-го стрелкового полка (53-я стрелковая дивизия, Приволжский военный округ). С августа того же года исполнял должность начальника штаба 176-го стрелкового полка (59-я стрелковая дивизия, 1-я Краснознамённая армия), а с октября 1939 года — начальника 1-го отделения и одновременно — помощника начальника штаба дивизии.

В декабре 1940 года был назначен на должность командира 113-го стрелкового полка (32-я стрелковая дивизия, 1-я Краснознамённая, затем 25-я армия).

Великая Отечественная война

С началом Великой Отечественной войны Солдатов находился на той же должности. В сентябре 1941 года полк в составе дивизии был передислоцирован и включён в состав 5-й армии (Западный фронт), в составе которой принимал участие в оборонительных боях на можайско-нарофоминском направлении.

В декабре 1941 года был назначен на должность командира 250-го воздушно-десантного полка, формировавшегося в районе Внуково. В январе 1942 года полк был десантирован в район юго-западнее Вязьмы, приняв участие в Вяземской воздушно-десантной операции, но из-за больших потерь полк был расформирован.

С 11.05.1942 по 22.08.1942 полковник Солдатов командовал 329-й стрелковой дивизии в составе оперативной группы под командованием П. А. Белова, действовавшей в тылу противника в районе Дорогобужа и Ельни. С окончанием рейдов за линией фронта дивизия наряду с другими частями вышла на передовую фронта на участке 33-й армии и в августе 1942 года была расформирована. Солдатов был назначен на должность командира 222-й стрелковой дивизии (33-я армия). С 1 сентября по 8 ноября 1942 года временно исполнял должность командира 7-го гвардейского стрелкового корпуса, затем вновь исполнял должность командира 222-й стрелковой дивизии.

В марте 1943 года был назначен на должность командира 5-й гвардейской стрелковой дивизии, принимавшей участие в Ржевско-Вяземской наступательной операции, Орловской, Брянской и Городокской операциях. Николай Лаврентьевич Солдатов умело командовал частями при прорыве глубоко эшелонированной и сильно укрепленной обороны противника на витебском направлении, проявив в боях мужество и храбрость, за что был награждён орденом Красного Знамени.

29 марта 1944 года генерал-майор Солдатов был назначен на должность командира 83-го стрелкового корпуса (4-я ударная армия, 2-й Прибалтийский фронт), отличившийся в ходе Полоцкой и Режицко-Двинской операциях, а также при освобождении городов Полоцк, Дрисса, Краслава, Даугавпилс. За умелую организацию и управление частями корпуса в ходе прорыва сильно укрепленной обороны противника северо-западнее города Полоцк Николай Лаврентьевич Солдатов был награждён орденом Суворова 2 степени. Вскоре корпус был передислоцирован в Румынию и до конца войны находился в резерве Ставки ВГК.

За время войны Солдатов был четыре раза упомянут в благодарственных в приказах Верховного Главнокомандующего

Послевоенная карьера

После войны Солдатов продолжил командовать стрелковым корпусом в составе Одесского военного округа, а в октябре 1945 года был освобождён от должности и зачислен в распоряжение ГУК НКО.

В марте 1946 года был направлен на учёбу на Военно-академических курсах при Высшей военной академии имени К. Е. Ворошилова, по окончании которых в марте 1947 года был зачислен в распоряжение Управления по внешним сношениям Генштаба, исполнял должность старшего военного советника штаба Югославской армии.

В марте 1948 года был назначен на должность командира 10-го стрелкового корпуса (Уральский военный округ). В октябре 1951 года был назначен на должность старшего военного советника командующего общевойсковой армией Болгарской Народной Республики.

В октябре 1956 года был назначен на должность помощника командующего, и одновременно начальника отдела боевой подготовки Южно-Уральского военного округа (с марта 1957 года — заместитель командующего войсками округа по боевой подготовке, он же — начальник управления боевой подготовки). В апреле 1958 года Солдатов был переведён на аналогичную должность в Северо-Кавказском военном округе, и одновременно был членом Военного совета округа.

В сентябре 1964 года генерал-лейтенант Николай Лаврентьевич Солдатов вышел в запас. Умер 20 мая 1977 года в Ростове-на-Дону. Похоронен на Северном кладбище в Ростове-на-Дону.

Награды

• Орден Ленина;
• Пять орденов Красного Знамени;
• Орден Суворова 2 степени ;
• Орден Кутузова II степени (Представлен)
• Орден Богдана Хмельницкого 2 степени;
• Орден Отечественной войны 1 степени;
• Орден Красной Звезды;
• Медали, в том числе:
  • Медаль «В ознаменование 100-летия со дня рождения Владимира Ильича Ленина» (6 апреля 1970);
  • Медаль «За оборону Москвы» ;
  • Медаль «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941—1945 гг.» (9 мая 1945);
  • Юбилейная медаль «Двадцать лет Победы в Великой Отечественной войне 1941—1945 гг.» (7 мая 1965);
  • Юбилейная медаль «Тридцать лет Победы в Великой Отечественной войне 1941—1945 гг.»;
  • Медаль «Ветеран Вооружённых Сил СССР»;
  • Медаль «20 лет Рабоче-Крестьянской Красной Армии» ;
  • Медаль «30 лет Советской Армии и Флота».;
  • Юбилейная медаль «40 лет Вооружённых Сил СССР»;
  • Юбилейная медаль «50 лет Вооружённых Сил СССР» (26 декабря 1967).

Память

• На могиле Николая Лаврентьевича Солдатова на Северском кладбище Ростова-на-Дону установлен надгробный памятник.

Литература

Коллектив авторов. Великая Отечественная: Комкоры. Военный биографический словарь / Под общей редакцией М. Г. Вожакина. — М.; Жуковский: Кучково поле, 2006. — Т. 1. — С. 530—531. — ISBN 5-901679-08-3.

Ссылки

• [podvignaroda.mil.ru/filter/filterimage?path=Z/001/033-0682525-0040/00000384.jpg&id=12056167&id=12056167&id1=3464999489c83480235a214b5825e6f2 наградной лист]

Отрывок, характеризующий Солдатов, Николай Лаврентьевич

В четвертом часу вечера князь Андрей, настояв на своей просьбе у Кутузова, приехал в Грунт и явился к Багратиону.
Адъютант Бонапарте еще не приехал в отряд Мюрата, и сражение еще не начиналось. В отряде Багратиона ничего не знали об общем ходе дел, говорили о мире, но не верили в его возможность. Говорили о сражении и тоже не верили и в близость сражения. Багратион, зная Болконского за любимого и доверенного адъютанта, принял его с особенным начальническим отличием и снисхождением, объяснил ему, что, вероятно, нынче или завтра будет сражение, и предоставил ему полную свободу находиться при нем во время сражения или в ариергарде наблюдать за порядком отступления, «что тоже было очень важно».
– Впрочем, нынче, вероятно, дела не будет, – сказал Багратион, как бы успокоивая князя Андрея.
«Ежели это один из обыкновенных штабных франтиков, посылаемых для получения крестика, то он и в ариергарде получит награду, а ежели хочет со мной быть, пускай… пригодится, коли храбрый офицер», подумал Багратион. Князь Андрей ничего не ответив, попросил позволения князя объехать позицию и узнать расположение войск с тем, чтобы в случае поручения знать, куда ехать. Дежурный офицер отряда, мужчина красивый, щеголевато одетый и с алмазным перстнем на указательном пальце, дурно, но охотно говоривший по французски, вызвался проводить князя Андрея.
Со всех сторон виднелись мокрые, с грустными лицами офицеры, чего то как будто искавшие, и солдаты, тащившие из деревни двери, лавки и заборы.
– Вот не можем, князь, избавиться от этого народа, – сказал штаб офицер, указывая на этих людей. – Распускают командиры. А вот здесь, – он указал на раскинутую палатку маркитанта, – собьются и сидят. Нынче утром всех выгнал: посмотрите, опять полна. Надо подъехать, князь, пугнуть их. Одна минута.
– Заедемте, и я возьму у него сыру и булку, – сказал князь Андрей, который не успел еще поесть.
– Что ж вы не сказали, князь? Я бы предложил своего хлеба соли.
Они сошли с лошадей и вошли под палатку маркитанта. Несколько человек офицеров с раскрасневшимися и истомленными лицами сидели за столами, пили и ели.
– Ну, что ж это, господа, – сказал штаб офицер тоном упрека, как человек, уже несколько раз повторявший одно и то же. – Ведь нельзя же отлучаться так. Князь приказал, чтобы никого не было. Ну, вот вы, г. штабс капитан, – обратился он к маленькому, грязному, худому артиллерийскому офицеру, который без сапог (он отдал их сушить маркитанту), в одних чулках, встал перед вошедшими, улыбаясь не совсем естественно.
– Ну, как вам, капитан Тушин, не стыдно? – продолжал штаб офицер, – вам бы, кажется, как артиллеристу надо пример показывать, а вы без сапог. Забьют тревогу, а вы без сапог очень хороши будете. (Штаб офицер улыбнулся.) Извольте отправляться к своим местам, господа, все, все, – прибавил он начальнически.
Князь Андрей невольно улыбнулся, взглянув на штабс капитана Тушина. Молча и улыбаясь, Тушин, переступая с босой ноги на ногу, вопросительно глядел большими, умными и добрыми глазами то на князя Андрея, то на штаб офицера.
– Солдаты говорят: разумшись ловчее, – сказал капитан Тушин, улыбаясь и робея, видимо, желая из своего неловкого положения перейти в шутливый тон.
Но еще он не договорил, как почувствовал, что шутка его не принята и не вышла. Он смутился.
– Извольте отправляться, – сказал штаб офицер, стараясь удержать серьезность.
Князь Андрей еще раз взглянул на фигурку артиллериста. В ней было что то особенное, совершенно не военное, несколько комическое, но чрезвычайно привлекательное.
Штаб офицер и князь Андрей сели на лошадей и поехали дальше.
Выехав за деревню, беспрестанно обгоняя и встречая идущих солдат, офицеров разных команд, они увидали налево краснеющие свежею, вновь вскопанною глиною строящиеся укрепления. Несколько баталионов солдат в одних рубахах, несмотря на холодный ветер, как белые муравьи, копошились на этих укреплениях; из за вала невидимо кем беспрестанно выкидывались лопаты красной глины. Они подъехали к укреплению, осмотрели его и поехали дальше. За самым укреплением наткнулись они на несколько десятков солдат, беспрестанно переменяющихся, сбегающих с укрепления. Они должны были зажать нос и тронуть лошадей рысью, чтобы выехать из этой отравленной атмосферы.
– Voila l'agrement des camps, monsieur le prince, [Вот удовольствие лагеря, князь,] – сказал дежурный штаб офицер.
Они выехали на противоположную гору. С этой горы уже видны были французы. Князь Андрей остановился и начал рассматривать.
– Вот тут наша батарея стоит, – сказал штаб офицер, указывая на самый высокий пункт, – того самого чудака, что без сапог сидел; оттуда всё видно: поедемте, князь.
– Покорно благодарю, я теперь один проеду, – сказал князь Андрей, желая избавиться от штаб офицера, – не беспокойтесь, пожалуйста.
Штаб офицер отстал, и князь Андрей поехал один.
Чем далее подвигался он вперед, ближе к неприятелю, тем порядочнее и веселее становился вид войск. Самый сильный беспорядок и уныние были в том обозе перед Цнаймом, который объезжал утром князь Андрей и который был в десяти верстах от французов. В Грунте тоже чувствовалась некоторая тревога и страх чего то. Но чем ближе подъезжал князь Андрей к цепи французов, тем самоувереннее становился вид наших войск. Выстроенные в ряд, стояли в шинелях солдаты, и фельдфебель и ротный рассчитывали людей, тыкая пальцем в грудь крайнему по отделению солдату и приказывая ему поднимать руку; рассыпанные по всему пространству, солдаты тащили дрова и хворост и строили балаганчики, весело смеясь и переговариваясь; у костров сидели одетые и голые, суша рубахи, подвертки или починивая сапоги и шинели, толпились около котлов и кашеваров. В одной роте обед был готов, и солдаты с жадными лицами смотрели на дымившиеся котлы и ждали пробы, которую в деревянной чашке подносил каптенармус офицеру, сидевшему на бревне против своего балагана. В другой, более счастливой роте, так как не у всех была водка, солдаты, толпясь, стояли около рябого широкоплечего фельдфебеля, который, нагибая бочонок, лил в подставляемые поочередно крышки манерок. Солдаты с набожными лицами подносили ко рту манерки, опрокидывали их и, полоща рот и утираясь рукавами шинелей, с повеселевшими лицами отходили от фельдфебеля. Все лица были такие спокойные, как будто всё происходило не в виду неприятеля, перед делом, где должна была остаться на месте, по крайней мере, половина отряда, а как будто где нибудь на родине в ожидании спокойной стоянки. Проехав егерский полк, в рядах киевских гренадеров, молодцоватых людей, занятых теми же мирными делами, князь Андрей недалеко от высокого, отличавшегося от других балагана полкового командира, наехал на фронт взвода гренадер, перед которыми лежал обнаженный человек. Двое солдат держали его, а двое взмахивали гибкие прутья и мерно ударяли по обнаженной спине. Наказываемый неестественно кричал. Толстый майор ходил перед фронтом и, не переставая и не обращая внимания на крик, говорил:
– Солдату позорно красть, солдат должен быть честен, благороден и храбр; а коли у своего брата украл, так в нем чести нет; это мерзавец. Еще, еще!
И всё слышались гибкие удары и отчаянный, но притворный крик.
– Еще, еще, – приговаривал майор.
Молодой офицер, с выражением недоумения и страдания в лице, отошел от наказываемого, оглядываясь вопросительно на проезжавшего адъютанта.
Князь Андрей, выехав в переднюю линию, поехал по фронту. Цепь наша и неприятельская стояли на левом и на правом фланге далеко друг от друга, но в средине, в том месте, где утром проезжали парламентеры, цепи сошлись так близко, что могли видеть лица друг друга и переговариваться между собой. Кроме солдат, занимавших цепь в этом месте, с той и с другой стороны стояло много любопытных, которые, посмеиваясь, разглядывали странных и чуждых для них неприятелей.
С раннего утра, несмотря на запрещение подходить к цепи, начальники не могли отбиться от любопытных. Солдаты, стоявшие в цепи, как люди, показывающие что нибудь редкое, уж не смотрели на французов, а делали свои наблюдения над приходящими и, скучая, дожидались смены. Князь Андрей остановился рассматривать французов.
– Глянь ка, глянь, – говорил один солдат товарищу, указывая на русского мушкатера солдата, который с офицером подошел к цепи и что то часто и горячо говорил с французским гренадером. – Вишь, лопочет как ловко! Аж хранцуз то за ним не поспевает. Ну ка ты, Сидоров!
– Погоди, послушай. Ишь, ловко! – отвечал Сидоров, считавшийся мастером говорить по французски.
Солдат, на которого указывали смеявшиеся, был Долохов. Князь Андрей узнал его и прислушался к его разговору. Долохов, вместе с своим ротным, пришел в цепь с левого фланга, на котором стоял их полк.
– Ну, еще, еще! – подстрекал ротный командир, нагибаясь вперед и стараясь не проронить ни одного непонятного для него слова. – Пожалуйста, почаще. Что он?
Долохов не отвечал ротному; он был вовлечен в горячий спор с французским гренадером. Они говорили, как и должно было быть, о кампании. Француз доказывал, смешивая австрийцев с русскими, что русские сдались и бежали от самого Ульма; Долохов доказывал, что русские не сдавались, а били французов.
– Здесь велят прогнать вас и прогоним, – говорил Долохов.
– Только старайтесь, чтобы вас не забрали со всеми вашими казаками, – сказал гренадер француз.
Зрители и слушатели французы засмеялись.
– Вас заставят плясать, как при Суворове вы плясали (on vous fera danser [вас заставят плясать]), – сказал Долохов.
– Qu'est ce qu'il chante? [Что он там поет?] – сказал один француз.
– De l'histoire ancienne, [Древняя история,] – сказал другой, догадавшись, что дело шло о прежних войнах. – L'Empereur va lui faire voir a votre Souvara, comme aux autres… [Император покажет вашему Сувара, как и другим…]
– Бонапарте… – начал было Долохов, но француз перебил его.
– Нет Бонапарте. Есть император! Sacre nom… [Чорт возьми…] – сердито крикнул он.
– Чорт его дери вашего императора!
И Долохов по русски, грубо, по солдатски обругался и, вскинув ружье, отошел прочь.
– Пойдемте, Иван Лукич, – сказал он ротному.
– Вот так по хранцузски, – заговорили солдаты в цепи. – Ну ка ты, Сидоров!
Сидоров подмигнул и, обращаясь к французам, начал часто, часто лепетать непонятные слова:
– Кари, мала, тафа, сафи, мутер, каска, – лопотал он, стараясь придавать выразительные интонации своему голосу.
– Го, го, го! ха ха, ха, ха! Ух! Ух! – раздался между солдатами грохот такого здорового и веселого хохота, невольно через цепь сообщившегося и французам, что после этого нужно было, казалось, разрядить ружья, взорвать заряды и разойтись поскорее всем по домам.
Но ружья остались заряжены, бойницы в домах и укреплениях так же грозно смотрели вперед и так же, как прежде, остались друг против друга обращенные, снятые с передков пушки.