Солис, Луис Гильермо

Луис Гильермо Солис Luis Guillermo Solís
президент Коста-Рики
с 8 мая 2014 года
Предшественник:	Лаура Чинчилья
Вероисповедание:	католицизм
Рождение:	25 апреля 1958(1958-04-25) (65 лет) Сан-Хосе, Коста-Рика
Имя при рождении:	Луис Гильермо Солис Ривера
Отец:	Фредди Авенданьо
Мать:	Вивьен Солис Ривера Аллен
Супруга:	женат
Дети:	6
Партия:	Партия национального освобождения (до 2005 года) Гражданское действие (с 2008 года)
Образование:	Университет Коста-Рики, Тулейнский университет, Мичиганский университет

Луи́с Гилье́рмо Соли́с Риве́ра (исп. Luis Guillermo Solís Rivera; род. 25 апреля 1958, Сан-Хосе, Коста-Рика) — левоцентристский коста-риканский политический деятель, член партии «Гражданское действие», кандидат в президенты Коста-Рики на выборах 2014 года, избранный президент Коста-Рики с 8 мая 2014 года. Профессор истории и политологии, декан факультета социальных наук Университета Коста-Рики.

Биография

Молодые годы

Родился в семье сапожника Фредди Авенданьо и учительницы Вивьен Солис Ривера Аллен. У семьи Солиса есть африканские и китайские корни.

Окончил методистскую среднюю школу в Сан-Хосе, затем изучал историю в Университете Коста-Рики. Получил степень магистра в области исследований Латинской Америки в Тулейнском университете в Новом Орлеане (США) в 1981 году. Был лауреатом программы Фулбрайта, по которой обучался в Мичиганском университете.

Преподавал в Университете Коста-Рики. Женился, у них шесть детей: Моника, Кристина, Беатриса, Диего, Игнасио и Агнес.

Политическая карьера

В 1986—1990 годах Солис занимал должность советника Оскара Санчеса при министерстве иностранных дел, где работал над мирным договором, за который Ариас позже получил Нобелевскую премию мира. В 1994—1998 годах работал послом по центральноамериканским делам.

До 2005 года Солис состоял в Партии национального освобождения и с мая 2002 по июль 2003 года был генеральным секретарём партии, однако в 2005 году вместе со многими другими членами партии вышел из неё из-за нарушений и коррупции на выборах. В 2008 году вступил в партию Гражданское действие.

Пост президента

На выборах 2014 года Луис Солис стал кандидатом в президенты от Гражданского действия. В первом туре получил наибольшее число голосов — 30,8 %, опередив других кандидатов, хотя и не набрал необходимых 40 %, чтобы стать президентом уже после 1-го тура. 6 апреля Верховный избирательный трибунал в Сан-Хосе сообщил о подсчете подавляющего большинства голосов второго тура. Солис набрал 77,69 %, кандидат от правящей Партии Национальное Освобождение Джонни Арайа набрал — 22,31 %, и признал своё поражение.

8 мая Луис Гильермо Солис был приведен к присяге и вступил в должность президента Коста-Рики. Солис отметил, что наступило новое время, принадлежащее партии «Гражданское движение», страна пойдет по новому пути, пообещав, что правительство уделит большее внимание справедливости и призвал всех оказать в этом содействие.

В 2014 году наездник Pseudapanteles luisguillermosolisi был назван в честь Луиса Гильермо Солиса.

Отрывок, характеризующий Солис, Луис Гильермо

Известие казаков, подтвержденное посланными разъездами, доказало окончательную зрелость события. Натянутая струна соскочила, и зашипели часы, и заиграли куранты. Несмотря на всю свою мнимую власть, на свой ум, опытность, знание людей, Кутузов, приняв во внимание записку Бенигсена, посылавшего лично донесения государю, выражаемое всеми генералами одно и то же желание, предполагаемое им желание государя и сведение казаков, уже не мог удержать неизбежного движения и отдал приказание на то, что он считал бесполезным и вредным, – благословил совершившийся факт.


Записка, поданная Бенигсеном о необходимости наступления, и сведения казаков о незакрытом левом фланге французов были только последние признаки необходимости отдать приказание о наступлении, и наступление было назначено на 5 е октября.
4 го октября утром Кутузов подписал диспозицию. Толь прочел ее Ермолову, предлагая ему заняться дальнейшими распоряжениями.
– Хорошо, хорошо, мне теперь некогда, – сказал Ермолов и вышел из избы. Диспозиция, составленная Толем, была очень хорошая. Так же, как и в аустерлицкой диспозиции, было написано, хотя и не по немецки:
«Die erste Colonne marschiert [Первая колонна идет (нем.) ] туда то и туда то, die zweite Colonne marschiert [вторая колонна идет (нем.) ] туда то и туда то» и т. д. И все эти колонны на бумаге приходили в назначенное время в свое место и уничтожали неприятеля. Все было, как и во всех диспозициях, прекрасно придумано, и, как и по всем диспозициям, ни одна колонна не пришла в свое время и на свое место.
Когда диспозиция была готова в должном количестве экземпляров, был призван офицер и послан к Ермолову, чтобы передать ему бумаги для исполнения. Молодой кавалергардский офицер, ординарец Кутузова, довольный важностью данного ему поручения, отправился на квартиру Ермолова.
– Уехали, – отвечал денщик Ермолова. Кавалергардский офицер пошел к генералу, у которого часто бывал Ермолов.
– Нет, и генерала нет.
Кавалергардский офицер, сев верхом, поехал к другому.
– Нет, уехали.
«Как бы мне не отвечать за промедление! Вот досада!» – думал офицер. Он объездил весь лагерь. Кто говорил, что видели, как Ермолов проехал с другими генералами куда то, кто говорил, что он, верно, опять дома. Офицер, не обедая, искал до шести часов вечера. Нигде Ермолова не было и никто не знал, где он был. Офицер наскоро перекусил у товарища и поехал опять в авангард к Милорадовичу. Милорадовича не было тоже дома, но тут ему сказали, что Милорадович на балу у генерала Кикина, что, должно быть, и Ермолов там.
– Да где же это?
– А вон, в Ечкине, – сказал казачий офицер, указывая на далекий помещичий дом.
– Да как же там, за цепью?
– Выслали два полка наших в цепь, там нынче такой кутеж идет, беда! Две музыки, три хора песенников.
Офицер поехал за цепь к Ечкину. Издалека еще, подъезжая к дому, он услыхал дружные, веселые звуки плясовой солдатской песни.
«Во олузя а ах… во олузях!..» – с присвистом и с торбаном слышалось ему, изредка заглушаемое криком голосов. Офицеру и весело стало на душе от этих звуков, но вместе с тем и страшно за то, что он виноват, так долго не передав важного, порученного ему приказания. Был уже девятый час. Он слез с лошади и вошел на крыльцо и в переднюю большого, сохранившегося в целости помещичьего дома, находившегося между русских и французов. В буфетной и в передней суетились лакеи с винами и яствами. Под окнами стояли песенники. Офицера ввели в дверь, и он увидал вдруг всех вместе важнейших генералов армии, в том числе и большую, заметную фигуру Ермолова. Все генералы были в расстегнутых сюртуках, с красными, оживленными лицами и громко смеялись, стоя полукругом. В середине залы красивый невысокий генерал с красным лицом бойко и ловко выделывал трепака.
– Ха, ха, ха! Ай да Николай Иванович! ха, ха, ха!..
Офицер чувствовал, что, входя в эту минуту с важным приказанием, он делается вдвойне виноват, и он хотел подождать; но один из генералов увидал его и, узнав, зачем он, сказал Ермолову. Ермолов с нахмуренным лицом вышел к офицеру и, выслушав, взял от него бумагу, ничего не сказав ему.
– Ты думаешь, это нечаянно он уехал? – сказал в этот вечер штабный товарищ кавалергардскому офицеру про Ермолова. – Это штуки, это все нарочно. Коновницына подкатить. Посмотри, завтра каша какая будет!


На другой день, рано утром, дряхлый Кутузов встал, помолился богу, оделся и с неприятным сознанием того, что он должен руководить сражением, которого он не одобрял, сел в коляску и выехал из Леташевки, в пяти верстах позади Тарутина, к тому месту, где должны были быть собраны наступающие колонны. Кутузов ехал, засыпая и просыпаясь и прислушиваясь, нет ли справа выстрелов, не начиналось ли дело? Но все еще было тихо. Только начинался рассвет сырого и пасмурного осеннего дня. Подъезжая к Тарутину, Кутузов заметил кавалеристов, ведших на водопой лошадей через дорогу, по которой ехала коляска. Кутузов присмотрелся к ним, остановил коляску и спросил, какого полка? Кавалеристы были из той колонны, которая должна была быть уже далеко впереди в засаде. «Ошибка, может быть», – подумал старый главнокомандующий. Но, проехав еще дальше, Кутузов увидал пехотные полки, ружья в козлах, солдат за кашей и с дровами, в подштанниках. Позвали офицера. Офицер доложил, что никакого приказания о выступлении не было.
– Как не бы… – начал Кутузов, но тотчас же замолчал и приказал позвать к себе старшего офицера. Вылезши из коляски, опустив голову и тяжело дыша, молча ожидая, ходил он взад и вперед. Когда явился потребованный офицер генерального штаба Эйхен, Кутузов побагровел не оттого, что этот офицер был виною ошибки, но оттого, что он был достойный предмет для выражения гнева. И, трясясь, задыхаясь, старый человек, придя в то состояние бешенства, в которое он в состоянии был приходить, когда валялся по земле от гнева, он напустился на Эйхена, угрожая руками, крича и ругаясь площадными словами. Другой подвернувшийся, капитан Брозин, ни в чем не виноватый, потерпел ту же участь.