Правило F/16

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Солнечное правило шестнадцати»)
Перейти к: навигация, поиск

Пра́вило f/16, Со́лнечно 16 (англ. Sunny 16) — эмпирическая закономерность («правило Тамба»), позволяющая определять корректную экспозицию при фото- и киносъёмке без фотоэлектрического экспонометра. Этот метод был широко распространён во времена чёрно-белой фотографии, и пригоден для натурной съёмки на негативные фотоматериалы, обладающие большой фотографической широтой. Для обращаемых фотоматериалов и цифровой фотографии точность метода недостаточна. Кроме того, правило применимо только в средних широтах при съёмке в дневное время и вне помещений, когда объект освещён солнцем или небосводом[1]. В современной фотографии правило может служить ориентиром при инструментальном измерении экспозиции нестандартных объектов.





Описание

Суть правила заключается в том, что при съёмке в яркий солнечный день нормальная экспозиция достигается при диафрагме, равной f/16 и выдержке, знаменатель которой приблизительно равен значению светочувствительности фотоматериала в единицах ISO[* 1]. То есть, при чувствительности ISO 100 приемлемая экспозиция получится при диафрагме f/16 и выдержке около 1/100 секунды.

В случае отсутствия на шкале выдержек значения, точно соответствующего светочувствительности, выбирается ближайшее из имеющихся. Например, для фотоматериала чувствительностью ISO 400 подойдёт выдержка 1/500 секунды. Незначительная разница, не превышающая 1/3 ступени, считается допустимой, поскольку метод сам по себе является приблизительным.

При других погодных условиях выдержка также выбирается в соответствии со светочувствительностью фотоматериала, а диафрагма устанавливается согласно приведённой таблице[2][3][4]:

Таблица 1. Зависимость относительного отверстия от световых условий
Диафрагма Условия освещения Характер теней
f/22 Снег или песчаный пляж Подсвечены сильными рефлексами
f/16 Солнечно Отчётливые
f/11 Солнце в дымке Малоконтрастные
f/8 Светлая облачность Отсутствуют
f/5,6 Пасмурно Отсутствуют
Добавить две ступени Объект находится в тени[* 2]

Правило позволяет рассчитать базовую экспозиционную пару, которая может быть изменена в соответствии с законом взаимозаместимости. Так, экспозиция при выдержке 1/250 и диафрагме f/16 для плёнки ISO 200 в солнечную погоду эквивалентна получаемой при экспозиционных параметрах 1/2000 и f/5,6. При киносъёмке расчёт производится для выдержки 1/60 секунды, соответствующей частоте 24 кадра в секунду при угле раскрытия обтюратора 170°. В этом случае та же экспозиция достигается при диафрагме f/32. При отсутствии у объектива такого значения диафрагмы используется нейтральный светофильтр или уменьшение угла раскрытия обтюратора, если имеется такая возможность.

Правило основано на понятии экспозиционного числа, разработанного в рамках аддитивной системы экспонометрии APEX.

Таблица соответствия световых условий конкретным экспозиционным числам позволяет вычислять корректную экспозицию для более сложных условий. В СССР система APEX не получила распространения, и для эмпирического определения экспозиции использовались более сложные правила, которые учитывали больше факторов и были пригодны в том числе в помещении, и не только в дневное время[5][6]. Однако, они требовали вычислений на основе нескольких таблиц, не поддающихся быстрому запоминанию.

Погодные символы

Принцип, аналогичный правилу F/16 был заложен в основу аппаратуры, основанной на установке экспозиции по символам погоды, доступной в недорогих фотоаппаратах и кинокамерах. Например, фотоаппарат «Minolta Weathermatic-A» при единственной выдержке 1/200 секунды предусматривал три значения диафрагмы: для солнечной погоды, облачности и съёмки со вспышкой. Каждое значение обозначалось соответствующим символом. Погодные символы на экспозиционных шкалах присутствовали также в фотоаппаратах «Kodak Retina» моделей S1 и S2[7].

В СССР система использовалась в некоторых моделях фотоаппаратов «Смена» и в простейших кинокамерах, например, «ЛОМО-216» и «Аврора-10»[8]. Отличие состояло в том, что значение символов никак не было связано с числовым выражением чувствительности и назначалось производителем. При этом в некоторых фотоаппаратах зависимость была обратной: выдержка привязывалась к состоянию небосвода, а диафрагма — к светочувствительности.

Фотоаппараты «Смена» и «ЛОМО»

В фотоаппаратах семейств «Смена» и «ЛОМО-135» использовалась подобная система определения правильной экспозиции[9]. Её установка была возможна по символам погоды. Для этого кольца выдержки и диафрагмы снабжались дополнительными шкалами (табличный экспонометр). Шкале значений диафрагм сопутствовала шкала светочувствительности фотоплёнки, а шкале выдержек — шкала символов погоды.

Светочувствительность фотоплёнки, ед. ГОСТ (до 1987 года) 16 32 65 130 250
Светочувствительность фотоплёнки, ед. ГОСТ 10691-84 (после 1987 года) 25 50 100 200 400
Значение диафрагмы f/4 f/5,6 f/8 f/11 f/16
Символ погоды Ясно Солнце в дымке Облачно Пасмурно Грозовые тучи
Значение выдержки 1/250 1/125 1/60 1/30 1/15

Фотоаппарат «Вилия»

В фотоаппарате «Вилия» на кольцо установки выдержек нанесена шкала светочувствительности фотоплёнки, а значения диафрагмы устанавливались в соответствии с погодой, в поле зрения видоискателя виден подвижный указатель, который необходимо было совместить с нужной пиктограммой («ясно», «солнце в дымке», «облачно», «пасмурно», «грозовые тучи»).[10][11]

Светочувствительность фотоплёнки, ед. ГОСТ (до 1987 года) 32 65 130 250
Светочувствительность фотоплёнки, ед. ГОСТ 10691-84 (после 1987 года) 40 80 160 320
Значение выдержки 1/30 1/60 1/125 1/250
Символ погоды Ясно Солнце в дымке Облачно Пасмурно Грозовые тучи
Значение диафрагмы f/16 f/11 f/8 f/5,6 f/4

См. также

Напишите отзыв о статье "Правило F/16"

Примечания

  1. Правило применимо так же к единицам ГОСТ и ASA, незначительно отличающимся по величине от ISO
  2. Справедливо при ярком солнце или лёгкой дымке, когда тень ярко выражена

Источники

  1. Фотография, 1988, с. 51.
  2. Фотография, 1988, с. 52.
  3. James Martin. [books.google.com/books?id=XMd7CsUws6sC&pg=PA70&dq=Slight+Overcast+16+Soft+around+edges Digital Photography Outdoors: A Field Guide for Travel and Adventure Photographers]. — The Mountaineers Books, 2004. — ISBN 978-0-89886-974-3.
  4. Chris Bucher. [books.google.com/books?id=o6QUAI_WYZsC&pg=PA58&dq=Slight+Overcast++f/11+%22Soft+around+edges%22#PPA59,M1 Lighting Photo Workshop]. — John Wiley and Sons, 2007. — P. 58. — ISBN 978-0-470-11433-9.
  5. Микулин, 1961, с. 90.
  6. Малоформатная фотография, 1959, с. 439.
  7. Фотомагазин, 2002, с. 48.
  8. Справочник кинолюбителя, 1986, с. 72.
  9. Фотоаппараты, 1984, с. 77.
  10. [www.photohistory.ru/1207248177772887.html Этапы развития отечественного фотоаппаратостроения. «Вилия»]
  11. [rafcamera.info/scans/sc/scans-vilia.pdf Инструкция на фотоаппарат «Вилия»]

Литература

  • Э. Митчел. [www.tikiwiki.ru/books/55_40.html Фотография] = Photographic Science / А. Г. Симонов. — М.,: «Мир», 1988. — С. 50—55.
  • А. Н. Веденов. Малоформатная фотография / И. В. Барковский. — Л.,: Лениздат, 1959. — С. 439—448. — 675 с.
  • В. П. Микулин. [www.photoline.ru/theory/book05-04.htm Урок 4. Съёмочный процесс] // 25 уроков фотографии / Н. Н. Жердецкая. — 11-е изд.. — М.,: «Искусство», 1961. — С. 88—94. — 480 с.
  • Кудряшов Н. Н., Кудряшов А. Н. Справочник кинолюбителя. — М.,: «Искусство», 1986. — 270 с. — 200 000 экз.
  • Андрей Шеклеин, Вячеслав Федай Ретина — немецкое дитя Кодака (рус.) // «Фотомагазин» : журнал. — 2002. — № 6. — С. 46—48. — ISSN [www.sigla.ru/table.jsp?f=8&t=3&v0=1029-609-3&f=1003&t=1&v1=&f=4&t=2&v2=&f=21&t=3&v3=&f=1016&t=3&v4=&f=1016&t=3&v5=&bf=4&b=&d=0&ys=&ye=&lng=&ft=&mt=&dt=&vol=&pt=&iss=&ps=&pe=&tr=&tro=&cc=UNION&i=1&v=tagged&s=0&ss=0&st=0&i18n=ru&rlf=&psz=20&bs=20&ce=hJfuypee8JzzufeGmImYYIpZKRJeeOeeWGJIZRrRRrdmtdeee88NJJJJpeeefTJ3peKJJ3UWWPtzzzzzzzzzzzzzzzzzbzzvzzpy5zzjzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzztzzzzzzzbzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzvzzzzzzyeyTjkDnyHzTuueKZePz9decyzzLzzzL*.c8.NzrGJJvufeeeeeJheeyzjeeeeJh*peeeeKJJJJJJJJJJmjHvOJJJJJJJJJfeeeieeeeSJJJJJSJJJ3TeIJJJJ3..E.UEAcyhxD.eeeeeuzzzLJJJJ5.e8JJJheeeeeeeeeeeeyeeK3JJJJJJJJ*s7defeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeSJJJJJJJJZIJJzzz1..6LJJJJJJtJJZ4....EK*&debug=false 1029-609-3].
  • М. Я. Шульман. Фотоаппараты / Т. Г. Филатова. — Л.,: «Машиностроение», 1984. — 142 с.

Ссылки

  • [guidetofilmphotography.com/sunny-16-exposure.html Руководство по фотографии]
  • [www.fredparker.com/ultexp1.htm Использование «солнечного правила шестнадцати»]
  • [home.earthlink.net/~kitathome/LunarLight/moonlight_gallery/technique/moonbright.htm Правила экспонометрии]

Отрывок, характеризующий Правило F/16

– То то хорошо, ваше сиятельство, вы бы изволили! – сказал он.
– Грязно, – сказал князь Андрей, поморщившись.
– Мы сейчас очистим вам. – И Тимохин, еще не одетый, побежал очищать.
– Князь хочет.
– Какой? Наш князь? – заговорили голоса, и все заторопились так, что насилу князь Андрей успел их успокоить. Он придумал лучше облиться в сарае.
«Мясо, тело, chair a canon [пушечное мясо]! – думал он, глядя и на свое голое тело, и вздрагивая не столько от холода, сколько от самому ему непонятного отвращения и ужаса при виде этого огромного количества тел, полоскавшихся в грязном пруде.
7 го августа князь Багратион в своей стоянке Михайловке на Смоленской дороге писал следующее:
«Милостивый государь граф Алексей Андреевич.
(Он писал Аракчееву, но знал, что письмо его будет прочтено государем, и потому, насколько он был к тому способен, обдумывал каждое свое слово.)
Я думаю, что министр уже рапортовал об оставлении неприятелю Смоленска. Больно, грустно, и вся армия в отчаянии, что самое важное место понапрасну бросили. Я, с моей стороны, просил лично его убедительнейшим образом, наконец и писал; но ничто его не согласило. Я клянусь вам моею честью, что Наполеон был в таком мешке, как никогда, и он бы мог потерять половину армии, но не взять Смоленска. Войска наши так дрались и так дерутся, как никогда. Я удержал с 15 тысячами более 35 ти часов и бил их; но он не хотел остаться и 14 ти часов. Это стыдно, и пятно армии нашей; а ему самому, мне кажется, и жить на свете не должно. Ежели он доносит, что потеря велика, – неправда; может быть, около 4 тысяч, не более, но и того нет. Хотя бы и десять, как быть, война! Но зато неприятель потерял бездну…
Что стоило еще оставаться два дни? По крайней мере, они бы сами ушли; ибо не имели воды напоить людей и лошадей. Он дал слово мне, что не отступит, но вдруг прислал диспозицию, что он в ночь уходит. Таким образом воевать не можно, и мы можем неприятеля скоро привести в Москву…
Слух носится, что вы думаете о мире. Чтобы помириться, боже сохрани! После всех пожертвований и после таких сумасбродных отступлений – мириться: вы поставите всю Россию против себя, и всякий из нас за стыд поставит носить мундир. Ежели уже так пошло – надо драться, пока Россия может и пока люди на ногах…
Надо командовать одному, а не двум. Ваш министр, может, хороший по министерству; но генерал не то что плохой, но дрянной, и ему отдали судьбу всего нашего Отечества… Я, право, с ума схожу от досады; простите мне, что дерзко пишу. Видно, тот не любит государя и желает гибели нам всем, кто советует заключить мир и командовать армиею министру. Итак, я пишу вам правду: готовьте ополчение. Ибо министр самым мастерским образом ведет в столицу за собою гостя. Большое подозрение подает всей армии господин флигель адъютант Вольцоген. Он, говорят, более Наполеона, нежели наш, и он советует все министру. Я не токмо учтив против него, но повинуюсь, как капрал, хотя и старее его. Это больно; но, любя моего благодетеля и государя, – повинуюсь. Только жаль государя, что вверяет таким славную армию. Вообразите, что нашею ретирадою мы потеряли людей от усталости и в госпиталях более 15 тысяч; а ежели бы наступали, того бы не было. Скажите ради бога, что наша Россия – мать наша – скажет, что так страшимся и за что такое доброе и усердное Отечество отдаем сволочам и вселяем в каждого подданного ненависть и посрамление. Чего трусить и кого бояться?. Я не виноват, что министр нерешим, трус, бестолков, медлителен и все имеет худые качества. Вся армия плачет совершенно и ругают его насмерть…»


В числе бесчисленных подразделений, которые можно сделать в явлениях жизни, можно подразделить их все на такие, в которых преобладает содержание, другие – в которых преобладает форма. К числу таковых, в противоположность деревенской, земской, губернской, даже московской жизни, можно отнести жизнь петербургскую, в особенности салонную. Эта жизнь неизменна.
С 1805 года мы мирились и ссорились с Бонапартом, мы делали конституции и разделывали их, а салон Анны Павловны и салон Элен были точно такие же, какие они были один семь лет, другой пять лет тому назад. Точно так же у Анны Павловны говорили с недоумением об успехах Бонапарта и видели, как в его успехах, так и в потакании ему европейских государей, злостный заговор, имеющий единственной целью неприятность и беспокойство того придворного кружка, которого представительницей была Анна Павловна. Точно так же у Элен, которую сам Румянцев удостоивал своим посещением и считал замечательно умной женщиной, точно так же как в 1808, так и в 1812 году с восторгом говорили о великой нации и великом человеке и с сожалением смотрели на разрыв с Францией, который, по мнению людей, собиравшихся в салоне Элен, должен был кончиться миром.
В последнее время, после приезда государя из армии, произошло некоторое волнение в этих противоположных кружках салонах и произведены были некоторые демонстрации друг против друга, но направление кружков осталось то же. В кружок Анны Павловны принимались из французов только закоренелые легитимисты, и здесь выражалась патриотическая мысль о том, что не надо ездить во французский театр и что содержание труппы стоит столько же, сколько содержание целого корпуса. За военными событиями следилось жадно, и распускались самые выгодные для нашей армии слухи. В кружке Элен, румянцевском, французском, опровергались слухи о жестокости врага и войны и обсуживались все попытки Наполеона к примирению. В этом кружке упрекали тех, кто присоветывал слишком поспешные распоряжения о том, чтобы приготавливаться к отъезду в Казань придворным и женским учебным заведениям, находящимся под покровительством императрицы матери. Вообще все дело войны представлялось в салоне Элен пустыми демонстрациями, которые весьма скоро кончатся миром, и царствовало мнение Билибина, бывшего теперь в Петербурге и домашним у Элен (всякий умный человек должен был быть у нее), что не порох, а те, кто его выдумали, решат дело. В этом кружке иронически и весьма умно, хотя весьма осторожно, осмеивали московский восторг, известие о котором прибыло вместе с государем в Петербург.
В кружке Анны Павловны, напротив, восхищались этими восторгами и говорили о них, как говорит Плутарх о древних. Князь Василий, занимавший все те же важные должности, составлял звено соединения между двумя кружками. Он ездил к ma bonne amie [своему достойному другу] Анне Павловне и ездил dans le salon diplomatique de ma fille [в дипломатический салон своей дочери] и часто, при беспрестанных переездах из одного лагеря в другой, путался и говорил у Анны Павловны то, что надо было говорить у Элен, и наоборот.
Вскоре после приезда государя князь Василий разговорился у Анны Павловны о делах войны, жестоко осуждая Барклая де Толли и находясь в нерешительности, кого бы назначить главнокомандующим. Один из гостей, известный под именем un homme de beaucoup de merite [человек с большими достоинствами], рассказав о том, что он видел нынче выбранного начальником петербургского ополчения Кутузова, заседающего в казенной палате для приема ратников, позволил себе осторожно выразить предположение о том, что Кутузов был бы тот человек, который удовлетворил бы всем требованиям.
Анна Павловна грустно улыбнулась и заметила, что Кутузов, кроме неприятностей, ничего не дал государю.
– Я говорил и говорил в Дворянском собрании, – перебил князь Василий, – но меня не послушали. Я говорил, что избрание его в начальники ополчения не понравится государю. Они меня не послушали.
– Все какая то мания фрондировать, – продолжал он. – И пред кем? И все оттого, что мы хотим обезьянничать глупым московским восторгам, – сказал князь Василий, спутавшись на минуту и забыв то, что у Элен надо было подсмеиваться над московскими восторгами, а у Анны Павловны восхищаться ими. Но он тотчас же поправился. – Ну прилично ли графу Кутузову, самому старому генералу в России, заседать в палате, et il en restera pour sa peine! [хлопоты его пропадут даром!] Разве возможно назначить главнокомандующим человека, который не может верхом сесть, засыпает на совете, человека самых дурных нравов! Хорошо он себя зарекомендовал в Букарещте! Я уже не говорю о его качествах как генерала, но разве можно в такую минуту назначать человека дряхлого и слепого, просто слепого? Хорош будет генерал слепой! Он ничего не видит. В жмурки играть… ровно ничего не видит!
Никто не возражал на это.
24 го июля это было совершенно справедливо. Но 29 июля Кутузову пожаловано княжеское достоинство. Княжеское достоинство могло означать и то, что от него хотели отделаться, – и потому суждение князя Василья продолжало быть справедливо, хотя он и не торопился ого высказывать теперь. Но 8 августа был собран комитет из генерал фельдмаршала Салтыкова, Аракчеева, Вязьмитинова, Лопухина и Кочубея для обсуждения дел войны. Комитет решил, что неудачи происходили от разноначалий, и, несмотря на то, что лица, составлявшие комитет, знали нерасположение государя к Кутузову, комитет, после короткого совещания, предложил назначить Кутузова главнокомандующим. И в тот же день Кутузов был назначен полномочным главнокомандующим армий и всего края, занимаемого войсками.