Солнцев, Сергей Иванович (экономист)

Сергей Иванович Солнцев
Место рождения:	с. Терешок, Рославльский уезд, Смоленская губерния, Российская империя
Место смерти:	Москва, РСФСР, СССР
Страна:	Российская империя Российская империя СССР СССР
Научная сфера:	политэкономия
Место работы:	Петербургский университет, Томский университет, Новороссийский университет, Одесский институт народного хозяйства, СОПС
Учёное звание:	академик АН СССР
Альма-матер:	юридический факультет СПбГУ
Научный руководитель:	В. В. Святловский
Награды и премии:

Сергей Иванович Солнцев (1 [13] октября 1872, с. Терешок, Смоленская губерния — 13 марта 1936, Москва) — русский и советский экономист, академик Всеукраинской академии наук (01.10.1927) и Академии наук СССР (12.01.1929).

Биография

Родился в семье священника. Окончил в 1895 году гимназию в г. Вязьма, после чего поступил на медицинский факультет Московского университета, откуда был отчислен в марте 1897 года за участие в студенческом движении и выслан из Москвы на родину под негласный надзор полиции.

С 1900 года обучался, и в 1904 году закончил юридический факультет Петербургского университета. Слушатель спецкурса «История политэкономии» В. В. Святловского. Получил диплом первой степени и был оставлен при университете для подготовки к профессорскому званию по кафедре политэкономии и статистики, а с 1907 года был зачислен хранителем Экономического кабинета.

В 1909 году был направлен юрфаком на два года в заграничную научную командировку в Европу.

В 1912 году защитил магистерскую диссертацию на юрфаке, стал магистром политэкономии и статистики, с 1 января 1913 года был зачислен в штат приват-доцентов университета, был допущен к чтению лекций.

С 1913 по 1930 год находился на преподавательской и научной работе в Петербургском (приват-доцент кафедры политической экономии), Томском, Новороссийском (в 1920 году — и. о. ректора) университетах, в Одесском институте народного хозяйства и др.

С 1929 года состоял в Совете по изучению производительных сил (СОПС).

Отмечал, что марксистский тезис об абсолютном обнищании пролетариата не оправдался, за что подвергался нападкам со стороны «ортодоксов».

Похоронен в Москве, на Новом Донском кладбище. Урна с прахом захоронена в колумбарии № 2 бывшего главного здания Донского крематория.

Основные труды

• Рабочие бюджеты в связи с теорией «обеднения»: Соц.-экон. очерк по данным берлин. бюджет. статистики / С. Солнцев. — Смоленск: электро-типо-лит. Я. П. Подземского, 1907. — [4], IV, 133 с.
• Заработная плата как проблема распределения. — С.-Петербург, 1911. — 560 с.
  • Заработная плата как проблема распределения. — 3-е изд.,испр. и доп. — М.; Л.: Госиздат, 1925. — 276 с.
• Общественные классы: Важнейшие моменты в развитии проблемы классов и основные учения / С. И. Солнцев. — Томск: типо-лит. Сиб. т-ва печ. дела, 1917. — IV, 400 с. — (Известия Томского университета; Кн. 69).
  • Общественные классы / Сергей Иванович Солнцев; [вступ. ст., сост. и коммент. В. С. Сычевой]. — М.: Астрель, 2008. — 635 с. — (Социальная мысль России) (Philosophy). ISBN 978-5-271-18827-5

В. А. Быстрянский в рецензии на третье издание работы Солнцева «Общественные классы» (1923) отмечал, что она «не даёт систематического учения о классе, ограничиваясь сводкой высказанных „в литературе“ взглядов», мало внимания уделяет идее классовой борьбы.

• Введение в политическую экономию. Предмет и метод. — Пг., 1922.
• Земельная рента в крестьянском хозяйстве. — Л.: Издание Гос. ин-та опытной агрономии, 1929. — 243 с. — (Известия отдела С.-Х. экономии и статистики / Государственный институт опытной агрономии; Вып. 8).

Участвовал в написании статей в трехтомный «Торгово-промышленный и финансовый словарь» (1924—1926). Написал предисловие к русскому изданию книги бывшего итальянского премьер-министр Франческо Нитти.

Литература

• Широкорад Л. Д. Академик С. И. Солнцев: основные этапы жизненного и творческого пути // Петербургская академия наук в истории академий мира: К 275-летию Акад. наук : Материалы Междунар. конф., [28 июня — 4 июля 1999 г.] : В 4-х томах / [Редкол.: Э. А. Тропп (отв. ред.) и др.]. — СПб.: С.-Петерб. науч. центр, 1999. — Т. 4. — С. 166—195. — 336 с. — ISBN 5-86763-029-3.
• Пустарнаков В. Ф. Университетская философия в России: Идеи. Персоналии. Осн. центры. — СПб.: Изд-во Рус. Христиан. гуманит. ин-та, 2003. — С. 595—601. — 916, [2] с. — ISBN 5-88812-184-3.

Ссылки

• [law.edu.ru/person/person.asp?persID=1120811 Сергей Иванович Солнцев] — на сайте «Юридическая Россия»
• [www.ras.ru/win/db/show_per.asp?P=.id-52184.ln-ru Профиль Сергея Ивановича Солнцева] на официальном сайте РАН
• [m-necro.narod.ru/solncev-si.html Сергей Солнцев]

Отрывок, характеризующий Солнцев, Сергей Иванович (экономист)

После отъезда государя из Москвы московская жизнь потекла прежним, обычным порядком, и течение этой жизни было так обычно, что трудно было вспомнить о бывших днях патриотического восторга и увлечения, и трудно было верить, что действительно Россия в опасности и что члены Английского клуба суть вместе с тем и сыны отечества, готовые для него на всякую жертву. Одно, что напоминало о бывшем во время пребывания государя в Москве общем восторженно патриотическом настроении, было требование пожертвований людьми и деньгами, которые, как скоро они были сделаны, облеклись в законную, официальную форму и казались неизбежны.
С приближением неприятеля к Москве взгляд москвичей на свое положение не только не делался серьезнее, но, напротив, еще легкомысленнее, как это всегда бывает с людьми, которые видят приближающуюся большую опасность. При приближении опасности всегда два голоса одинаково сильно говорят в душе человека: один весьма разумно говорит о том, чтобы человек обдумал самое свойство опасности и средства для избавления от нее; другой еще разумнее говорит, что слишком тяжело и мучительно думать об опасности, тогда как предвидеть все и спастись от общего хода дела не во власти человека, и потому лучше отвернуться от тяжелого, до тех пор пока оно не наступило, и думать о приятном. В одиночестве человек большею частью отдается первому голосу, в обществе, напротив, – второму. Так было и теперь с жителями Москвы. Давно так не веселились в Москве, как этот год.
Растопчинские афишки с изображением вверху питейного дома, целовальника и московского мещанина Карпушки Чигирина, который, быв в ратниках и выпив лишний крючок на тычке, услыхал, будто Бонапарт хочет идти на Москву, рассердился, разругал скверными словами всех французов, вышел из питейного дома и заговорил под орлом собравшемуся народу, читались и обсуживались наравне с последним буриме Василия Львовича Пушкина.
В клубе, в угловой комнате, собирались читать эти афиши, и некоторым нравилось, как Карпушка подтрунивал над французами, говоря, что они от капусты раздуются, от каши перелопаются, от щей задохнутся, что они все карлики и что их троих одна баба вилами закинет. Некоторые не одобряли этого тона и говорила, что это пошло и глупо. Рассказывали о том, что французов и даже всех иностранцев Растопчин выслал из Москвы, что между ними шпионы и агенты Наполеона; но рассказывали это преимущественно для того, чтобы при этом случае передать остроумные слова, сказанные Растопчиным при их отправлении. Иностранцев отправляли на барке в Нижний, и Растопчин сказал им: «Rentrez en vous meme, entrez dans la barque et n'en faites pas une barque ne Charon». [войдите сами в себя и в эту лодку и постарайтесь, чтобы эта лодка не сделалась для вас лодкой Харона.] Рассказывали, что уже выслали из Москвы все присутственные места, и тут же прибавляли шутку Шиншина, что за это одно Москва должна быть благодарна Наполеону. Рассказывали, что Мамонову его полк будет стоить восемьсот тысяч, что Безухов еще больше затратил на своих ратников, но что лучше всего в поступке Безухова то, что он сам оденется в мундир и поедет верхом перед полком и ничего не будет брать за места с тех, которые будут смотреть на него.
– Вы никому не делаете милости, – сказала Жюли Друбецкая, собирая и прижимая кучку нащипанной корпии тонкими пальцами, покрытыми кольцами.
Жюли собиралась на другой день уезжать из Москвы и делала прощальный вечер.
– Безухов est ridicule [смешон], но он так добр, так мил. Что за удовольствие быть так caustique [злоязычным]?
– Штраф! – сказал молодой человек в ополченском мундире, которого Жюли называла «mon chevalier» [мой рыцарь] и который с нею вместе ехал в Нижний.
В обществе Жюли, как и во многих обществах Москвы, было положено говорить только по русски, и те, которые ошибались, говоря французские слова, платили штраф в пользу комитета пожертвований.
– Другой штраф за галлицизм, – сказал русский писатель, бывший в гостиной. – «Удовольствие быть не по русски.
– Вы никому не делаете милости, – продолжала Жюли к ополченцу, не обращая внимания на замечание сочинителя. – За caustique виновата, – сказала она, – и плачу, но за удовольствие сказать вам правду я готова еще заплатить; за галлицизмы не отвечаю, – обратилась она к сочинителю: – у меня нет ни денег, ни времени, как у князя Голицына, взять учителя и учиться по русски. А вот и он, – сказала Жюли. – Quand on… [Когда.] Нет, нет, – обратилась она к ополченцу, – не поймаете. Когда говорят про солнце – видят его лучи, – сказала хозяйка, любезно улыбаясь Пьеру. – Мы только говорили о вас, – с свойственной светским женщинам свободой лжи сказала Жюли. – Мы говорили, что ваш полк, верно, будет лучше мамоновского.
– Ах, не говорите мне про мой полк, – отвечал Пьер, целуя руку хозяйке и садясь подле нее. – Он мне так надоел!
– Вы ведь, верно, сами будете командовать им? – сказала Жюли, хитро и насмешливо переглянувшись с ополченцем.
Ополченец в присутствии Пьера был уже не так caustique, и в лице его выразилось недоуменье к тому, что означала улыбка Жюли. Несмотря на свою рассеянность и добродушие, личность Пьера прекращала тотчас же всякие попытки на насмешку в его присутствии.
– Нет, – смеясь, отвечал Пьер, оглядывая свое большое, толстое тело. – В меня слишком легко попасть французам, да и я боюсь, что не влезу на лошадь…
В числе перебираемых лиц для предмета разговора общество Жюли попало на Ростовых.
– Очень, говорят, плохи дела их, – сказала Жюли. – И он так бестолков – сам граф. Разумовские хотели купить его дом и подмосковную, и все это тянется. Он дорожится.
– Нет, кажется, на днях состоится продажа, – сказал кто то. – Хотя теперь и безумно покупать что нибудь в Москве.
– Отчего? – сказала Жюли. – Неужели вы думаете, что есть опасность для Москвы?
– Отчего же вы едете?
– Я? Вот странно. Я еду, потому… ну потому, что все едут, и потом я не Иоанна д'Арк и не амазонка.