Соловей (опера)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Опера
Соловей
Le Rossignol
Композитор

Игорь Стравинский

Автор(ы) либретто

Степан Митусов
Игорь Стравинский

Источник сюжета

сказка Андерсена

Жанр

неоклассицизм

Действий

3

Год создания

1914

Первая постановка

24 мая 1914

Место первой постановки

Театр Елисейских Полей, Париж

«Соловéй» (фр. Le Rossignol) — опера в трёх актах Игоря Стравинского по либретто композитора Степана Митусова на сюжет сказки Андерсена «Соловей». Премьера состоялась 24 мая 1914 года на сцене Театра Елисейских Полей в рамках Дягилевского сезона.





История

Стравинский приступил к сочинению оперы в 1908 году, но после написания первого акта работа была прервана, поскольку Дягилев заказал ему балет «Жар-птица» (первый балет Стравинского). В 1913 году, после успехов двух других балетов: «Петрушка» (1911) и «Весна священная» (1913) Московский Свободный театр предложил композитору закончить оперу.

Стравинский, ощущая изменение своего стиля за прошедшие пять лет, хотел ограничиться первым актом, однако отказ театра заставил композитора считать первый акт прологом, учитывая изменившийся стиль. К моменту окончания оперы Свободный театр прекратил своё существование, но Дягилев решил включить оперу в Русские сезоны. Дирижёром на премьере оперы, исполненной на французском языке, был Пьер Монтё, а декорации и костюмы были выполнены Александром Бенуа. По инициативе Дягилева певцы находились в оркестровой яме, а на сцене находились солисты балета.

Действующие лица

Место действия

Действие происходит при дворе китайского императора в сказочные времена.

Акт I

Лесистый берег моря, ночь. Рыбак в лодке слушает великолепную песнь соловья. Приходят придворные и предлагают соловью спеть перед китайским императором. Соловей соглашается.


Акт II

Императорский дворец. После хорового антракта сцена закрывается вуалью. Соловей поёт для императора, который очень взволнован пением. Японские эмиссары преподносят императору механическую птицу, которая поёт перед императором. Двор восхищается пением фальшивой птицы, а соловей улетает. Рассерженный император приговаривает соловья к изгнанию.

Акт III

Императорские покои. Смерть забирает корону у больного императора. Он зовёт музыкантов, но прилетает соловей. Смерть, слушая восхитительную песнь соловья, возвращает корону императору. Думая, что правитель умер, придворные входят в комнату, но император встаёт и приветствует подданных.


Симфоническая поэма

В 1917 Рахманинов, используя музыку из второго и третьего актов, создаёт симфоническую поэму, названную им «Песнь соловья». В 1920 на эту музыку силами Дягилевской труппы был поставлен балет (хореограф — Леонид Мясин), исполненный на сцене Парижской оперы.

В 1960 состоялась запись оперы (фирма «Sony Classical»). В числе исполнителей — Лоран Дрисколь (рыбак), Рери Грист (соловей),

Марина Пикасси (кухарочка)и Дональд Грамм (император). Оркестр и хор Вашингтонской оперы. Позже были сделаны другие записи оперы.
  • L’enregistrement de Stravinsky que l’on retrouve dans son intégrale sur Sony Classical a été enregistré en 1960 avec, entre autres, Loren Driscoll (le pêcheur),
Reri Grist (le rossignol), Marina Picassi (la cuisinière) et Donald Gramm (l'empereur), l'orchestre et le chœur de l'Opéra de Washington.
  • Robert Craft a enregistré l’opéra avec Robert Tear (le pêcheur), Olga Trífonova (le rossignol), Pippa Longworth (la cuisinière) et Paul Whelan (l’empereur),
l'Orchestre philharmonique de Londres et les London Voices en 1997. L'enregistrement est maintenant disponible sur Naxos. Et c'est Erato qui avait publié
la version de Pierre Boulez de cet opéra, avec le BBC Symphony Orchestra et, notamment, Phyllis Bryn Julson, Ian Caley, Felicity Palmer et John Tomlinson.

Напишите отзыв о статье "Соловей (опера)"

Литература

  • André Boucourechliev, Igor Stravinsky, Fayard, coll. " Les indispensables de la musique ", France, 1982. ISBN 2-213-02416-2.
  • Notes de Robert Craft pour le disque de Naxos 8.557501.

Ссылки


Отрывок, характеризующий Соловей (опера)

Лазарев сидел на почетном месте; его обнимали, поздравляли и жали ему руки русские и французские офицеры. Толпы офицеров и народа подходили, чтобы только посмотреть на Лазарева. Гул говора русского французского и хохота стоял на площади вокруг столов. Два офицера с раскрасневшимися лицами, веселые и счастливые прошли мимо Ростова.
– Каково, брат, угощенье? Всё на серебре, – сказал один. – Лазарева видел?
– Видел.
– Завтра, говорят, преображенцы их угащивать будут.
– Нет, Лазареву то какое счастье! 10 франков пожизненного пенсиона.
– Вот так шапка, ребята! – кричал преображенец, надевая мохнатую шапку француза.
– Чудо как хорошо, прелесть!
– Ты слышал отзыв? – сказал гвардейский офицер другому. Третьего дня было Napoleon, France, bravoure; [Наполеон, Франция, храбрость;] вчера Alexandre, Russie, grandeur; [Александр, Россия, величие;] один день наш государь дает отзыв, а другой день Наполеон. Завтра государь пошлет Георгия самому храброму из французских гвардейцев. Нельзя же! Должен ответить тем же.
Борис с своим товарищем Жилинским тоже пришел посмотреть на банкет преображенцев. Возвращаясь назад, Борис заметил Ростова, который стоял у угла дома.
– Ростов! здравствуй; мы и не видались, – сказал он ему, и не мог удержаться, чтобы не спросить у него, что с ним сделалось: так странно мрачно и расстроено было лицо Ростова.
– Ничего, ничего, – отвечал Ростов.
– Ты зайдешь?
– Да, зайду.
Ростов долго стоял у угла, издалека глядя на пирующих. В уме его происходила мучительная работа, которую он никак не мог довести до конца. В душе поднимались страшные сомнения. То ему вспоминался Денисов с своим изменившимся выражением, с своей покорностью и весь госпиталь с этими оторванными руками и ногами, с этой грязью и болезнями. Ему так живо казалось, что он теперь чувствует этот больничный запах мертвого тела, что он оглядывался, чтобы понять, откуда мог происходить этот запах. То ему вспоминался этот самодовольный Бонапарте с своей белой ручкой, который был теперь император, которого любит и уважает император Александр. Для чего же оторванные руки, ноги, убитые люди? То вспоминался ему награжденный Лазарев и Денисов, наказанный и непрощенный. Он заставал себя на таких странных мыслях, что пугался их.
Запах еды преображенцев и голод вызвали его из этого состояния: надо было поесть что нибудь, прежде чем уехать. Он пошел к гостинице, которую видел утром. В гостинице он застал так много народу, офицеров, так же как и он приехавших в статских платьях, что он насилу добился обеда. Два офицера одной с ним дивизии присоединились к нему. Разговор естественно зашел о мире. Офицеры, товарищи Ростова, как и большая часть армии, были недовольны миром, заключенным после Фридланда. Говорили, что еще бы подержаться, Наполеон бы пропал, что у него в войсках ни сухарей, ни зарядов уж не было. Николай молча ел и преимущественно пил. Он выпил один две бутылки вина. Внутренняя поднявшаяся в нем работа, не разрешаясь, всё также томила его. Он боялся предаваться своим мыслям и не мог отстать от них. Вдруг на слова одного из офицеров, что обидно смотреть на французов, Ростов начал кричать с горячностью, ничем не оправданною, и потому очень удивившею офицеров.
– И как вы можете судить, что было бы лучше! – закричал он с лицом, вдруг налившимся кровью. – Как вы можете судить о поступках государя, какое мы имеем право рассуждать?! Мы не можем понять ни цели, ни поступков государя!
– Да я ни слова не говорил о государе, – оправдывался офицер, не могший иначе как тем, что Ростов пьян, объяснить себе его вспыльчивости.
Но Ростов не слушал.
– Мы не чиновники дипломатические, а мы солдаты и больше ничего, – продолжал он. – Умирать велят нам – так умирать. А коли наказывают, так значит – виноват; не нам судить. Угодно государю императору признать Бонапарте императором и заключить с ним союз – значит так надо. А то, коли бы мы стали обо всем судить да рассуждать, так этак ничего святого не останется. Этак мы скажем, что ни Бога нет, ничего нет, – ударяя по столу кричал Николай, весьма некстати, по понятиям своих собеседников, но весьма последовательно по ходу своих мыслей.
– Наше дело исполнять свой долг, рубиться и не думать, вот и всё, – заключил он.
– И пить, – сказал один из офицеров, не желавший ссориться.
– Да, и пить, – подхватил Николай. – Эй ты! Еще бутылку! – крикнул он.