Соловецкий лагерь особого назначения

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Соловецкий лагерь особого назначения
Местоположение

СССР СССР: Соловецкие острова

Координаты

65°01′28″ с. ш. 35°42′38″ в. д. / 65.02444° с. ш. 35.71056° в. д. / 65.02444; 35.71056 (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=65.02444&mlon=35.71056&zoom=14 (O)] (Я)Координаты: 65°01′28″ с. ш. 35°42′38″ в. д. / 65.02444° с. ш. 35.71056° в. д. / 65.02444; 35.71056 (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=65.02444&mlon=35.71056&zoom=14 (O)] (Я)

Текущий статус

ликвидирован

Режим безопасности

максимальный

Открытие

1919

Закрытие

1933

Находится в ведомстве

ВЧК

К:Появились в 1919 годуК:Исчезли в 1933 году

Солове́цкий ла́герь осо́бого назначе́ния (СЛОН, «Соловки́») — крупнейший в СССР исправительно-трудовой лагерь на территории Соловецких островов, действовавший в 1920—1930-х годах.





История

Монастырская тюрьма

Соловецкий монастырь в течение многих лет использовался в качестве места изоляции непокорных воле государя православных иерархов, еретиков и сектантов. Попадали сюда и политически неблагонадёжные, такие как опальный Аверкий Палицын или сочувствовавший декабристам Павел Ганнибал и другие. Соловецкая монастырская тюрьма существовала с 1718 года, без малого 200 лет, и была закрыта в 1903 году[1].

В ходе гражданской войны, 3 февраля 1919 года, поддерживаемое войсками Антанты правительство Северной области под председательством Е. К. Миллера-Н. В. Чайковского приняло постановление, согласно которому граждане, «присутствие коих является вредным… могут быть подвергаемы аресту и высылке во внесудебном порядке в места, указанные в пункте 4 настоящего постановления». Указанный пункт гласил «Местом высылки назначается Соловецкий монастырь или один из островов Соловецкой группы…»[2][неавторитетный источник? 2705 дней].

Северные лагеря

В 1919 году ВЧК учредила ряд принудительных трудовых лагерей в Архангельской губернии: в Пертоминске, Холмогорах и рядом с Архангельском. Лагеря должны были существовать на собственные деньги без поддержки центра.

В 1921 году эти лагеря стали называться Северными лагерями особого назначения (СЛОН).

Возникновение Соловецкого лагеря особого назначения (1923)

В начале 1923 года ГПУ РСФСР, сменившее ВЧК, предложило умножить количество северных лагерей, построив новый лагерь на Соловецком архипелаге.

В мае 1923 г. заместитель председателя ГПУ И. С. Уншлихт обратился во ВЦИК с проектом по организации Соловецкого лагеря принудительных работ[3], и уже в июле первые заключённые были переправлены из Архангельска на Соловецкий остров.

6 июля 1923 года, через полгода после образования СССР, ГПУ союзных республик были выведены из-под контроля республиканских НКВД и слиты в Объединённое государственное политическое управление (ОГПУ), подчиненное непосредственно СНК СССР. В ведение ОГПУ были переданы места заключения ГПУ РСФСР.

На острове Революции (ранее — Попова) в Кемском заливе, где находилась лесопилка, было решено создать транзитный пункт между железнодорожной станцией Кемь и новым лагерем на Соловецких островах. Правительство Автономной Карельской ССР выступило против действий ОГПУ, однако транзитный пункт всё равно был открыт.

Согласно декрету ОГПУ, представленному Совнаркому РСФСР 18 августа 1923 года, в новом лагере должны были содержаться "политические и уголовные заключённые, приговорённые дополнительными судебными органами ГПУ, бывшей ВЧК, «Особым совещанием при Коллегии ГПУ» и обычными судами, если ГПУ быстро давало разрешение[4].

Вскоре на основании постановления СНК СССР от 13 октября 1923 года[5] (протокол 15) Северные лагеря ГПУ были ликвидированы и на их базе организовано Управление Соловецкого лагеря принудительных работ особого назначения (УСЛОН или СЛОН) ОГПУ. Лагерю было передано в пользование все имущество Соловецкого монастыря, закрытого с 1920 года.

10 лет существования

Изначально масштабы деятельности УСЛОНа ограничивались Соловецкими островами; в Кеми, на территории Автономной Карелии, находился только пересыльно-распределительный пункт. Однако в очень короткие сроки его отделения появились на материке — сначала в прибрежных районах Карелии, в 1926 году в Северном Приуралье (Вишерское отделение), а ещё через два-три года на Кольском полуострове. Территориальная экспансия сопровождалась быстрым ростом численности заключенных в системе ОГПУ. На 1 октября 1927 года только в УСЛОНе содержались 12 896 человек.[6]

За время существования лагеря в нём умерло около 7,5 тысяч человек, из которых 3,5 тысячи — в голодном 1933 г.[7]. В то же время, согласно историку, бывшему заключенному СЛОНа и затем участнику ВОВ на стороне немцев, Семёну Пидгайному, только при прокладке железной дороги к Филимоновским торфоразработкам в 1928 году, на восьми километрах дороги погибло десять тысяч украинцев и донских казаков[8]

Официальная численность заключенных в 1923—1933 годах приведена в таблице ниже (цифры по состоянию на конец года)[9].

Год 1923 1924 1925 1926 1927 1928 1929 1930 1931 1932 1933
Численность з/к 2 557 5 044 7 727 10 682 14 810 21 900 65 000 71 800 15 130 Н/Д 19 287

Расформирование лагеря (1933)

В декабре 1933 года лагерь был расформирован, а его имущество — передано Беломоро-Балтийскому лагерю.

В дальнейшем на Соловках располагалось одно из лагерных отделений БелБалтЛага, а в 1937-39 гг. — Соловецкая тюрьма особого назначения (СТОН) Главного управления государственной безопасности (ГУГБ) НКВД СССР[10].

Благодаря архивным исследованиям, проведённым в 1995 году директором Санкт-Петербургского научно-исследовательского центра «Мемориал» Вениамином Иоффе, было установлено, что 27 октября 1937 года по приговору Особой Тройки УНКВД по Ленинградской области часть заключённых Соловецкого лагеря погрузили на баржи и, доставив их в посёлок Повенец, расстреляли в урочище Сандормох (1111 человек, в том числе всех нетрудоспособных и «ненаряженных» — лагерный термин, обозначавший заключённого, не имеющего специальности)[11].

Хронология

«Политики» (члены социалистических партий: эсеры, меньшевики, бундовцы и анархисты), составлявшие небольшую часть от общего числа заключенных (около 400 человек), тем не менее занимали привилегированное положение в лагере и, как правило, были освобождены от физического труда (кроме авральных работ), свободно общались друг с другом, имели свой орган управления (старостат), могли видеться с родственниками, получали помощь от Красного Креста. Они содержались отдельно от других заключенных в Савватеевском скиту. С конца 1923 ОГПУ начало политику ужесточения режима содержания политических заключенных.

Начальники лагеря

  • С 13 октября 1923 по 13 ноября 1925[13] — А. П. Ногтев[14];
  • С 13 ноября 1925[13] по 20 мая 1929 — Ф. И. Эйхманс[14][15],
  • с 20 мая 1929 по 19 мая 1930 — А. П. Ногтев
  • с 19 мая 1930 по 25 сентября 1931 — А. А. Иванченко[16],
  • с 25 сентября 1931 по 6 ноября 1931 — К. Я. Дукис, временно исполняющий обязанности начальника
  • 6—16 ноября 1931 — Э. И. Сенкевич
  • с 16 ноября 1931 по 1 января 1932 лагерь закрыт в связи с организацией на его базе Белбалтлага
  • c января 1932 по март 1933 — Э. И. Сенкевич[17]
  • 27 августа 1932 — Бояр (упоминается как временно исполняющий обязанности начальника)
  • с 28 января 1933 — не позднее 13 августа 1933 (упоминается) — Я. А. Бухбанд[18],
  • 8 октября 1933 — Иевлев (упоминается как временно исполняющий должность начальника)
  • 4 декабря 1933 — лагерь как самостоятельная единица окончательно закрыт[14].

</div>

Известные заключенные

Условия жизни в лагере

Максим Горький, побывавший в 1929-м году в лагере, приводил свидетельства заключённых об условиях советской системы трудового перевоспитания:

  • Заключенные работали не больше 8 часов в день;
  • За более тяжёлую работу «на торфе» выдавался повышенный паек;
  • Пожилые заключённые не подлежали назначению на тяжёлые работы;
  • Все заключённые обучались грамоте.

Их казармы Горький описывает как очень просторные и светлые[20].

Олег Волков в работе «Погружение во тьму» приводит следующие воспоминания о приезде Горького на Соловки:

Я был на Соловках, когда туда привозили Горького. Раздувшимся от спеси (еще бы! под него одного подали корабль, водили под руки, окружили почетной свитой), прошелся он по дорожке возле Управления. Глядел только в сторону, на какую ему указывали, беседовал с чекистами, обряженными в новехонькие арестантские одежки, заходил в казармы вохровцев, откуда только-только успели вынести стойки с винтовками и удалить красноармейцев… И восхвалил!

В версте от того места, где Горький с упоением разыгрывал роль знатного туриста и пускал слезу, умиляясь людям, посвятившим себя гуманной миссии перевоспитания трудом заблудших жертв пережитков капитализма, — в версте оттуда, по прямой, озверевшие надсмотрщики били наотмашь палками впряженных по восьми и десяти в груженные долготьем сани истерзанных, изможденных штрафников — польских военных. На них по чернотропу вывозили дрова. Содержали поляков особенно бесчеловечно.

По словам исследователя истории соловецких лагерей, фотографа Ю. А. Бродского на Соловках по отношению к заключённым применялись разнообразные пытки и унижения. Так, заключённых заставляли:

  • Перетаскивать камни или брёвна с места на место,
  • Считать чаек,
  • Громко кричать Интернационал по много часов подряд. Если заключённый останавливался, то двух-трех убивали, после чего люди стоя кричали, пока не начинали падать от изнеможения. Это могло проводиться ночью, на морозе[21].

С 1922 по 1926 гг. в лагере выходили газеты, действовал театр заключённых (этот период хорошо описан в воспоминаниях Бориса Ширяева «Неугасимая лампада»), Сидельцы сложили о лагере ряд песен, в частности, «Море белое — водная ширь…» (приписывается Борису Емельянову)[22][23].

Судьба основателей лагеря

Многих организаторов, имевших отношение к созданию Соловецкого лагеря, расстреляли[21]:

  • Человек, который предложил собрать лагеря на Соловках, архангельский деятель Иван Васильевич Боговой — расстрелян.
  • Человек, который поднял красный флаг над Соловками — попал в Соловецкий же лагерь как заключённый.
  • Первый начальник лагеря Ногтев получил 15 лет, вышел по амнистии, не успел прописаться в Москве, умер.
  • Второй начальник лагеря Эйхманс — расстрелян как английский шпион.
  • Начальник Соловецкой тюрьмы особого назначения Апетер — расстрелян.

В то же время, например, заключённый СЛОНа Нафталий Аронович Френкель, предложивший новаторские идеи развития лагеря и являвшийся одним из «крёстных отцов» ГУЛАГа, продвинулся по служебной лестнице и ушёл на пенсию в 1947 г. с должности начальника Главного управления лагерей железнодорожного строительства в звании генерал-лейтенанта НКВД[3].

Память

Днём политзаключённого в СССР было объявлено 30 октября 1990 года. В этот день на Лубянской площади в Москве был установлен Соловецкий мемориальный камень в память о погибших в годы политических репрессий. Сам камень был привезён с Соловецких островов.

Соловецкие мемориальные камни установлены в Санкт-Петербурге, Архангельске, в посёлке Соловецком на Большом Соловецком Острове и в музее Свято-Троицкого монастыря в городе Джорданвилле (США) в память о новомученниках, погибших в Соловецком лагере особого назначения.

Памятные «Соловецкие камни»
Москва  
Санкт-Петербург  
Соловки  
Соловки  
Соловки  
Соловки  

См. также

Напишите отзыв о статье "Соловецкий лагерь особого назначения"

Примечания

  1. Пругавин А. С. Монастрыские тюрьмы в борьбе с сектантством. К вопросу о веротерпимости. М; Посредник. 1906. с. 78, 81.
  2. [stepanov-karel.livejournal.com/186076.html ДНЕВНИК АЛЕКСАНДРА СТЕПАНОВА — Про концлагерь на Соловках]
  3. 1 2 Юрий Моруков. [www.solovki.info/?action=archive&id=219 Соловецкий лагерь особого назначения (1923-1933 гг.)]. Альманах «Соловецкое море» (№3 2004 г.). Проверено 15 апреля 2015.
  4. ГА РФ. Ф5446. Оп 5ф. Д 1. Л. 2
  5. s:ru:Постановление СНК СССР от 2 ноября 1923 года Об организации Соловецкого лагеря принудительных работ
  6. [www.solovki.ca/camp_20/gpu.php СОЛОВЕЦКИЕ ЛАГЕРЬ И ТЮРЬМА ОСОБОГО НАЗНАЧЕНИЯ (СЛОН/СТОН)]
  7. [www.solovki.info/?action=archive&id=219 РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 21. Д. 184. Л. 400—401. См.: Статистика ГУЛАГа — мифы и реальность // Исторические чтения на Лубянке. Новгород, 2001]
  8. С. А. Пидгайный: Украинская интеллигенция на Соловках — цит. по [www.solovki.ca/nature/peat.php Соловки: торфяные разработки]
  9. [www.memo.ru/HISTORY/NKVD/GULAG/r3/r3-317.htm «СОЛОВЕЦКИЙ ИТЛ ОГПУ», Из справочника: «Система исправительно-трудовых лагерей в СССР», Москва, «Звенья», 1998]
  10. [www.rustrana.ru/article.php?nid=15847 «Соловецкий лагерь особого назначения (1923—1933 гг.)», Юрий Моруков Альманах «Соловецкое море». № 3/2004]
  11. 1 2 [memorial-nic.org/solovki.html «История СЛОН», НИЦ 'Мемориал', Санкт-Петербург]
  12. Альманах «Соловецкое море». № 3. 2004 г.
  13. 1 2 Новые Соловки. 1925. № 46. Цит. по [solovki-monastyr.ru/abbey/soviet-period/slon/385/#42 Сошина А. А. Материалы к истории лагеря и тюрьмы на Соловках [1923-1933 гг.]: основные события, статистика заключенных, организационная структура]
  14. 1 2 3 [www.memo.ru/history/NKVD/GULAG/r3/r3-317.htm Соловецкие лагеря особого назначения]
  15. В некоторых источниках сообщается, что Эйхманса сменил В. Г. Зарин [www.solovki.ca/camp_20/butcher_eihmans.php], однако это не подтверждено, другими источниками, возможно, Владимир Георгиевич Зарин исполнял обязанности начальника, оставаясь начальником 4-го лаготделения УСЛОНа
  16. [www.knowbysight.info/III/13398.asp Справочник по истории Коммунистической партии и Советского Союза 1898—1991]
  17. [www.knowbysight.info/SSS/08468.asp Справочник по истории Коммунистической партии и Советского Союза 1898—1991]
  18. [www.knowbysight.info/BBB/12253.asp Справочник по истории Коммунистической партии и Советского Союза 1898—1991]
  19. [www.solovki.ca/people_18/lihachev.php ЛИХАЧЕВ ДМИТРИЙ: СОЛОВКИ — ЛЮДСКАЯ ГАВАНЬ]
  20. [www.solovki.ca/writers_023/maxim_gorky_solovki/maxim_gorky_solovki_02.php Визит Максима Горького на Соловки. Очерк Максима Горького «Соловки»]
  21. 1 2 [echo.msk.ru/programs/staliname/622116-echo/ Радио ЭХО Москвы :: Именем Сталина, 26.09.2009 20:07 Быт ГУЛага: Юрий Бродский]
  22. Репневский А. В. [books.google.com/books?id=89HiAAAAMAAJ&q=%22%D0%BC%D0%BE%D1%80%D0%B5+%D0%B1%D0%B5%D0%BB%D0%BE%D0%B5+%D0%B2%D0%BE%D0%B4%D0%BD%D0%B0%D1%8F+%D1%88%D0%B8%D1%80%D1%8C%22&dq=%22%D0%BC%D0%BE%D1%80%D0%B5+%D0%B1%D0%B5%D0%BB%D0%BE%D0%B5+%D0%B2%D0%BE%D0%B4%D0%BD%D0%B0%D1%8F+%D1%88%D0%B8%D1%80%D1%8C%22&hl=ru&sa=X&ei=OBBUVIpVhOs4yLmAwAI&ved=0CEAQ6AEwCA Слово о людях и земле Поморской]. — 1995. — С. 46.
  23. [a-pesni.org/dvor/morebel.php МОРЕ БЕЛОЕ - ВОДНАЯ ШИРЬ]. a-pesni.org. Проверено 31 октября 2014.

Библиография

  • Резникова И. Православие на Соловках: Материалы по истории Соловецкого лагеря. — СПб., 1994. (Ист. сборники; Вып. 2).
  • [memorial-nic.org/solovki.html «История СЛОН», НИЦ 'Мемориал', Санкт-Петербург]
  • [www.solovki.ca/book_10_index.php Соловки: Энциклопедия. Соловецкий Лагерь Особого Назначения]
  • Лихачёв Д. С. [www.sakharov-center.ru/asfcd/auth/?t=book&num=325 Воспоминания. СПб., 1995]
  • [www.rustrana.ru/article.php?nid=15847 Моруков Ю. Н. Соловецкий лагерь особого назначения (1923—1933 гг.)]
  • Живой журнал Другого. [drugoi.livejournal.com/2721591.html Власть соловецкая]: фотографии тюремных помещений лагеря, датированные 2008-м годом и архивные.
  • [www.lib.ru/PROZA/SOLZHENICYN/gulag.txt Александр Солженицын. Архипелаг ГУЛАГ]
  • [www.statusquo.ru/20060715155409-2356/20060807123731-2820/20070323104644-4603/ «Теперь Вы в Соловках (поэзия на Соловках во времена Соловецкого лагеря особого назначения)», 23.03.2007, Светлана Тюкина, альманах «Статус-Кво»]
  • [www.sedmitza.ru/index.html?did=16239 «Обращение православных епископов из Соловецкого лагеря особого назначения к правительству СССР („Соловецкое послание“). 1926 г.», В. Цыпин. История Русской Православной Церкви. 1917—1990. /Учебник для православных духовных семинарий. Московская Патриархия. Издательский дом «Хроника». 1994]
  • [monderusse.revues.org/docannexe3951.html PRODUCTION AND TERROR: THE OPERATION OF THE KARELIAN GULAG, 1933—1939 by Nick Baron]
  • [www.lib.ru/MEMUARY/WOLKOW_O/ Волков О. В. Погружение во тьму]. — М.: Эксмо, 2007. — 512 с. — ISBN 978-5-699-24971-8
  • Флоренский П. А. Письма из концлагеря. «Знамя». 1991. № 7
  • Мельник А. По следам СЛОНа: СОК // Соловецкий вестник. 1990. № 7
  • Карелия: энциклопедия: в 3 т. / гл. ред. А. Ф. Титов. Т. 3: Р — Я. — Петрозаводск, 2011. — 384 с.: ил., карт. — с. 114—115 ISBN 978-5-8430-0127-8 (т. 3)
  • Розанов М. М. [www.sakharov-center.ru/asfcd/auth/?t=book&num=1118 Соловецкий концлагерь в монастыре. 1922—1939 : США, 1979., Кн. 1 (ч. 1-3). — 293 с.]
  • Анциферов Н. П. [www.sakharov-center.ru/asfcd/auth/?t=page&num=10590 Из дум о былом : Воспоминания / гл. 3 «СЛОН» — М , 1992. — 512 с. : 16 л. ил.]
  • Волков А. В. [www.sakharov-center.ru/asfcd/auth/?t=page&num=4166 Погружение во тьму. — М.: Мол. гвардия, 1989. — 460 с. — (Белая книга России)]
  • Ширяев Б. Н. [www.sakharov-center.ru/asfcd/auth/?t=page&num=1052 Неугасимая лампада. — М.: Т-во рус. худож., 1991. — 414 с. — (Белая книга России)]
  • [www.sakharov-center.ru/asfcd/auth/?t=list Воспоминания о ГУЛАГе и их авторы. Общественный центр им. А. Сахарова]
  • Белоконь А. Начальник СЛОНа [А. П. Ногтев: Из истории Соловецкого лагеря] // «Север». — 1994. — № 5—6.
  • Захар Прилепин. «Обитель», роман о жизни в Соловецком лагере особого назначения.

Ссылки

  • [www.solovki.ca/nature/peat.php Соловки — Энциклопедия]
  • [www.solovki.ca/passional/passional_1.php Списки имен соловецких заключенных]
  • [solovki-monastyr.ru/VSU/ Воспоминания соловецких узников]


Отрывок, характеризующий Соловецкий лагерь особого назначения



Однажды вечером, когда старая графиня, вздыхая и крехтя, в ночном чепце и кофточке, без накладных буклей, и с одним бедным пучком волос, выступавшим из под белого, коленкорового чепчика, клала на коврике земные поклоны вечерней молитвы, ее дверь скрипнула, и в туфлях на босу ногу, тоже в кофточке и в папильотках, вбежала Наташа. Графиня оглянулась и нахмурилась. Она дочитывала свою последнюю молитву: «Неужели мне одр сей гроб будет?» Молитвенное настроение ее было уничтожено. Наташа, красная, оживленная, увидав мать на молитве, вдруг остановилась на своем бегу, присела и невольно высунула язык, грозясь самой себе. Заметив, что мать продолжала молитву, она на цыпочках подбежала к кровати, быстро скользнув одной маленькой ножкой о другую, скинула туфли и прыгнула на тот одр, за который графиня боялась, как бы он не был ее гробом. Одр этот был высокий, перинный, с пятью всё уменьшающимися подушками. Наташа вскочила, утонула в перине, перевалилась к стенке и начала возиться под одеялом, укладываясь, подгибая коленки к подбородку, брыкая ногами и чуть слышно смеясь, то закрываясь с головой, то взглядывая на мать. Графиня кончила молитву и с строгим лицом подошла к постели; но, увидав, что Наташа закрыта с головой, улыбнулась своей доброй, слабой улыбкой.
– Ну, ну, ну, – сказала мать.
– Мама, можно поговорить, да? – сказала Hаташa. – Ну, в душку один раз, ну еще, и будет. – И она обхватила шею матери и поцеловала ее под подбородок. В обращении своем с матерью Наташа выказывала внешнюю грубость манеры, но так была чутка и ловка, что как бы она ни обхватила руками мать, она всегда умела это сделать так, чтобы матери не было ни больно, ни неприятно, ни неловко.
– Ну, об чем же нынче? – сказала мать, устроившись на подушках и подождав, пока Наташа, также перекатившись раза два через себя, не легла с ней рядом под одним одеялом, выпростав руки и приняв серьезное выражение.
Эти ночные посещения Наташи, совершавшиеся до возвращения графа из клуба, были одним из любимейших наслаждений матери и дочери.
– Об чем же нынче? А мне нужно тебе сказать…
Наташа закрыла рукою рот матери.
– О Борисе… Я знаю, – сказала она серьезно, – я затем и пришла. Не говорите, я знаю. Нет, скажите! – Она отпустила руку. – Скажите, мама. Он мил?
– Наташа, тебе 16 лет, в твои года я была замужем. Ты говоришь, что Боря мил. Он очень мил, и я его люблю как сына, но что же ты хочешь?… Что ты думаешь? Ты ему совсем вскружила голову, я это вижу…
Говоря это, графиня оглянулась на дочь. Наташа лежала, прямо и неподвижно глядя вперед себя на одного из сфинксов красного дерева, вырезанных на углах кровати, так что графиня видела только в профиль лицо дочери. Лицо это поразило графиню своей особенностью серьезного и сосредоточенного выражения.
Наташа слушала и соображала.
– Ну так что ж? – сказала она.
– Ты ему вскружила совсем голову, зачем? Что ты хочешь от него? Ты знаешь, что тебе нельзя выйти за него замуж.
– Отчего? – не переменяя положения, сказала Наташа.
– Оттого, что он молод, оттого, что он беден, оттого, что он родня… оттого, что ты и сама не любишь его.
– А почему вы знаете?
– Я знаю. Это не хорошо, мой дружок.
– А если я хочу… – сказала Наташа.
– Перестань говорить глупости, – сказала графиня.
– А если я хочу…
– Наташа, я серьезно…
Наташа не дала ей договорить, притянула к себе большую руку графини и поцеловала ее сверху, потом в ладонь, потом опять повернула и стала целовать ее в косточку верхнего сустава пальца, потом в промежуток, потом опять в косточку, шопотом приговаривая: «январь, февраль, март, апрель, май».
– Говорите, мама, что же вы молчите? Говорите, – сказала она, оглядываясь на мать, которая нежным взглядом смотрела на дочь и из за этого созерцания, казалось, забыла всё, что она хотела сказать.
– Это не годится, душа моя. Не все поймут вашу детскую связь, а видеть его таким близким с тобой может повредить тебе в глазах других молодых людей, которые к нам ездят, и, главное, напрасно мучает его. Он, может быть, нашел себе партию по себе, богатую; а теперь он с ума сходит.
– Сходит? – повторила Наташа.
– Я тебе про себя скажу. У меня был один cousin…
– Знаю – Кирилла Матвеич, да ведь он старик?
– Не всегда был старик. Но вот что, Наташа, я поговорю с Борей. Ему не надо так часто ездить…
– Отчего же не надо, коли ему хочется?
– Оттого, что я знаю, что это ничем не кончится.
– Почему вы знаете? Нет, мама, вы не говорите ему. Что за глупости! – говорила Наташа тоном человека, у которого хотят отнять его собственность.
– Ну не выйду замуж, так пускай ездит, коли ему весело и мне весело. – Наташа улыбаясь поглядела на мать.
– Не замуж, а так , – повторила она.
– Как же это, мой друг?
– Да так . Ну, очень нужно, что замуж не выйду, а… так .
– Так, так, – повторила графиня и, трясясь всем своим телом, засмеялась добрым, неожиданным старушечьим смехом.
– Полноте смеяться, перестаньте, – закричала Наташа, – всю кровать трясете. Ужасно вы на меня похожи, такая же хохотунья… Постойте… – Она схватила обе руки графини, поцеловала на одной кость мизинца – июнь, и продолжала целовать июль, август на другой руке. – Мама, а он очень влюблен? Как на ваши глаза? В вас были так влюблены? И очень мил, очень, очень мил! Только не совсем в моем вкусе – он узкий такой, как часы столовые… Вы не понимаете?…Узкий, знаете, серый, светлый…
– Что ты врешь! – сказала графиня.
Наташа продолжала:
– Неужели вы не понимаете? Николенька бы понял… Безухий – тот синий, темно синий с красным, и он четвероугольный.
– Ты и с ним кокетничаешь, – смеясь сказала графиня.
– Нет, он франмасон, я узнала. Он славный, темно синий с красным, как вам растолковать…
– Графинюшка, – послышался голос графа из за двери. – Ты не спишь? – Наташа вскочила босиком, захватила в руки туфли и убежала в свою комнату.
Она долго не могла заснуть. Она всё думала о том, что никто никак не может понять всего, что она понимает, и что в ней есть.
«Соня?» подумала она, глядя на спящую, свернувшуюся кошечку с ее огромной косой. «Нет, куда ей! Она добродетельная. Она влюбилась в Николеньку и больше ничего знать не хочет. Мама, и та не понимает. Это удивительно, как я умна и как… она мила», – продолжала она, говоря про себя в третьем лице и воображая, что это говорит про нее какой то очень умный, самый умный и самый хороший мужчина… «Всё, всё в ней есть, – продолжал этот мужчина, – умна необыкновенно, мила и потом хороша, необыкновенно хороша, ловка, – плавает, верхом ездит отлично, а голос! Можно сказать, удивительный голос!» Она пропела свою любимую музыкальную фразу из Херубиниевской оперы, бросилась на постель, засмеялась от радостной мысли, что она сейчас заснет, крикнула Дуняшу потушить свечку, и еще Дуняша не успела выйти из комнаты, как она уже перешла в другой, еще более счастливый мир сновидений, где всё было так же легко и прекрасно, как и в действительности, но только было еще лучше, потому что было по другому.

На другой день графиня, пригласив к себе Бориса, переговорила с ним, и с того дня он перестал бывать у Ростовых.


31 го декабря, накануне нового 1810 года, le reveillon [ночной ужин], был бал у Екатерининского вельможи. На бале должен был быть дипломатический корпус и государь.
На Английской набережной светился бесчисленными огнями иллюминации известный дом вельможи. У освещенного подъезда с красным сукном стояла полиция, и не одни жандармы, но полицеймейстер на подъезде и десятки офицеров полиции. Экипажи отъезжали, и всё подъезжали новые с красными лакеями и с лакеями в перьях на шляпах. Из карет выходили мужчины в мундирах, звездах и лентах; дамы в атласе и горностаях осторожно сходили по шумно откладываемым подножкам, и торопливо и беззвучно проходили по сукну подъезда.
Почти всякий раз, как подъезжал новый экипаж, в толпе пробегал шопот и снимались шапки.
– Государь?… Нет, министр… принц… посланник… Разве не видишь перья?… – говорилось из толпы. Один из толпы, одетый лучше других, казалось, знал всех, и называл по имени знатнейших вельмож того времени.
Уже одна треть гостей приехала на этот бал, а у Ростовых, долженствующих быть на этом бале, еще шли торопливые приготовления одевания.
Много было толков и приготовлений для этого бала в семействе Ростовых, много страхов, что приглашение не будет получено, платье не будет готово, и не устроится всё так, как было нужно.
Вместе с Ростовыми ехала на бал Марья Игнатьевна Перонская, приятельница и родственница графини, худая и желтая фрейлина старого двора, руководящая провинциальных Ростовых в высшем петербургском свете.
В 10 часов вечера Ростовы должны были заехать за фрейлиной к Таврическому саду; а между тем было уже без пяти минут десять, а еще барышни не были одеты.
Наташа ехала на первый большой бал в своей жизни. Она в этот день встала в 8 часов утра и целый день находилась в лихорадочной тревоге и деятельности. Все силы ее, с самого утра, были устремлены на то, чтобы они все: она, мама, Соня были одеты как нельзя лучше. Соня и графиня поручились вполне ей. На графине должно было быть масака бархатное платье, на них двух белые дымковые платья на розовых, шелковых чехлах с розанами в корсаже. Волоса должны были быть причесаны a la grecque [по гречески].
Все существенное уже было сделано: ноги, руки, шея, уши были уже особенно тщательно, по бальному, вымыты, надушены и напудрены; обуты уже были шелковые, ажурные чулки и белые атласные башмаки с бантиками; прически были почти окончены. Соня кончала одеваться, графиня тоже; но Наташа, хлопотавшая за всех, отстала. Она еще сидела перед зеркалом в накинутом на худенькие плечи пеньюаре. Соня, уже одетая, стояла посреди комнаты и, нажимая до боли маленьким пальцем, прикалывала последнюю визжавшую под булавкой ленту.
– Не так, не так, Соня, – сказала Наташа, поворачивая голову от прически и хватаясь руками за волоса, которые не поспела отпустить державшая их горничная. – Не так бант, поди сюда. – Соня присела. Наташа переколола ленту иначе.
– Позвольте, барышня, нельзя так, – говорила горничная, державшая волоса Наташи.
– Ах, Боже мой, ну после! Вот так, Соня.
– Скоро ли вы? – послышался голос графини, – уж десять сейчас.
– Сейчас, сейчас. – А вы готовы, мама?
– Только току приколоть.
– Не делайте без меня, – крикнула Наташа: – вы не сумеете!
– Да уж десять.
На бале решено было быть в половине одиннадцатого, a надо было еще Наташе одеться и заехать к Таврическому саду.
Окончив прическу, Наташа в коротенькой юбке, из под которой виднелись бальные башмачки, и в материнской кофточке, подбежала к Соне, осмотрела ее и потом побежала к матери. Поворачивая ей голову, она приколола току, и, едва успев поцеловать ее седые волосы, опять побежала к девушкам, подшивавшим ей юбку.
Дело стояло за Наташиной юбкой, которая была слишком длинна; ее подшивали две девушки, обкусывая торопливо нитки. Третья, с булавками в губах и зубах, бегала от графини к Соне; четвертая держала на высоко поднятой руке всё дымковое платье.
– Мавруша, скорее, голубушка!
– Дайте наперсток оттуда, барышня.
– Скоро ли, наконец? – сказал граф, входя из за двери. – Вот вам духи. Перонская уж заждалась.
– Готово, барышня, – говорила горничная, двумя пальцами поднимая подшитое дымковое платье и что то обдувая и потряхивая, высказывая этим жестом сознание воздушности и чистоты того, что она держала.
Наташа стала надевать платье.
– Сейчас, сейчас, не ходи, папа, – крикнула она отцу, отворившему дверь, еще из под дымки юбки, закрывавшей всё ее лицо. Соня захлопнула дверь. Через минуту графа впустили. Он был в синем фраке, чулках и башмаках, надушенный и припомаженный.
– Ах, папа, ты как хорош, прелесть! – сказала Наташа, стоя посреди комнаты и расправляя складки дымки.
– Позвольте, барышня, позвольте, – говорила девушка, стоя на коленях, обдергивая платье и с одной стороны рта на другую переворачивая языком булавки.
– Воля твоя! – с отчаянием в голосе вскрикнула Соня, оглядев платье Наташи, – воля твоя, опять длинно!
Наташа отошла подальше, чтоб осмотреться в трюмо. Платье было длинно.
– Ей Богу, сударыня, ничего не длинно, – сказала Мавруша, ползавшая по полу за барышней.
– Ну длинно, так заметаем, в одну минутую заметаем, – сказала решительная Дуняша, из платочка на груди вынимая иголку и опять на полу принимаясь за работу.
В это время застенчиво, тихими шагами, вошла графиня в своей токе и бархатном платье.
– Уу! моя красавица! – закричал граф, – лучше вас всех!… – Он хотел обнять ее, но она краснея отстранилась, чтоб не измяться.
– Мама, больше на бок току, – проговорила Наташа. – Я переколю, и бросилась вперед, а девушки, подшивавшие, не успевшие за ней броситься, оторвали кусочек дымки.
– Боже мой! Что ж это такое? Я ей Богу не виновата…
– Ничего, заметаю, не видно будет, – говорила Дуняша.
– Красавица, краля то моя! – сказала из за двери вошедшая няня. – А Сонюшка то, ну красавицы!…
В четверть одиннадцатого наконец сели в кареты и поехали. Но еще нужно было заехать к Таврическому саду.
Перонская была уже готова. Несмотря на ее старость и некрасивость, у нее происходило точно то же, что у Ростовых, хотя не с такой торопливостью (для нее это было дело привычное), но также было надушено, вымыто, напудрено старое, некрасивое тело, также старательно промыто за ушами, и даже, и так же, как у Ростовых, старая горничная восторженно любовалась нарядом своей госпожи, когда она в желтом платье с шифром вышла в гостиную. Перонская похвалила туалеты Ростовых.
Ростовы похвалили ее вкус и туалет, и, бережа прически и платья, в одиннадцать часов разместились по каретам и поехали.


Наташа с утра этого дня не имела ни минуты свободы, и ни разу не успела подумать о том, что предстоит ей.
В сыром, холодном воздухе, в тесноте и неполной темноте колыхающейся кареты, она в первый раз живо представила себе то, что ожидает ее там, на бале, в освещенных залах – музыка, цветы, танцы, государь, вся блестящая молодежь Петербурга. То, что ее ожидало, было так прекрасно, что она не верила даже тому, что это будет: так это было несообразно с впечатлением холода, тесноты и темноты кареты. Она поняла всё то, что ее ожидает, только тогда, когда, пройдя по красному сукну подъезда, она вошла в сени, сняла шубу и пошла рядом с Соней впереди матери между цветами по освещенной лестнице. Только тогда она вспомнила, как ей надо было себя держать на бале и постаралась принять ту величественную манеру, которую она считала необходимой для девушки на бале. Но к счастью ее она почувствовала, что глаза ее разбегались: она ничего не видела ясно, пульс ее забил сто раз в минуту, и кровь стала стучать у ее сердца. Она не могла принять той манеры, которая бы сделала ее смешною, и шла, замирая от волнения и стараясь всеми силами только скрыть его. И эта то была та самая манера, которая более всего шла к ней. Впереди и сзади их, так же тихо переговариваясь и так же в бальных платьях, входили гости. Зеркала по лестнице отражали дам в белых, голубых, розовых платьях, с бриллиантами и жемчугами на открытых руках и шеях.
Наташа смотрела в зеркала и в отражении не могла отличить себя от других. Всё смешивалось в одну блестящую процессию. При входе в первую залу, равномерный гул голосов, шагов, приветствий – оглушил Наташу; свет и блеск еще более ослепил ее. Хозяин и хозяйка, уже полчаса стоявшие у входной двери и говорившие одни и те же слова входившим: «charme de vous voir», [в восхищении, что вижу вас,] так же встретили и Ростовых с Перонской.
Две девочки в белых платьях, с одинаковыми розами в черных волосах, одинаково присели, но невольно хозяйка остановила дольше свой взгляд на тоненькой Наташе. Она посмотрела на нее, и ей одной особенно улыбнулась в придачу к своей хозяйской улыбке. Глядя на нее, хозяйка вспомнила, может быть, и свое золотое, невозвратное девичье время, и свой первый бал. Хозяин тоже проводил глазами Наташу и спросил у графа, которая его дочь?
– Charmante! [Очаровательна!] – сказал он, поцеловав кончики своих пальцев.
В зале стояли гости, теснясь у входной двери, ожидая государя. Графиня поместилась в первых рядах этой толпы. Наташа слышала и чувствовала, что несколько голосов спросили про нее и смотрели на нее. Она поняла, что она понравилась тем, которые обратили на нее внимание, и это наблюдение несколько успокоило ее.
«Есть такие же, как и мы, есть и хуже нас» – подумала она.
Перонская называла графине самых значительных лиц, бывших на бале.
– Вот это голландский посланик, видите, седой, – говорила Перонская, указывая на старичка с серебряной сединой курчавых, обильных волос, окруженного дамами, которых он чему то заставлял смеяться.
– А вот она, царица Петербурга, графиня Безухая, – говорила она, указывая на входившую Элен.
– Как хороша! Не уступит Марье Антоновне; смотрите, как за ней увиваются и молодые и старые. И хороша, и умна… Говорят принц… без ума от нее. А вот эти две, хоть и нехороши, да еще больше окружены.
Она указала на проходивших через залу даму с очень некрасивой дочерью.
– Это миллионерка невеста, – сказала Перонская. – А вот и женихи.
– Это брат Безуховой – Анатоль Курагин, – сказала она, указывая на красавца кавалергарда, который прошел мимо их, с высоты поднятой головы через дам глядя куда то. – Как хорош! неправда ли? Говорят, женят его на этой богатой. .И ваш то соusin, Друбецкой, тоже очень увивается. Говорят, миллионы. – Как же, это сам французский посланник, – отвечала она о Коленкуре на вопрос графини, кто это. – Посмотрите, как царь какой нибудь. А всё таки милы, очень милы французы. Нет милей для общества. А вот и она! Нет, всё лучше всех наша Марья то Антоновна! И как просто одета. Прелесть! – А этот то, толстый, в очках, фармазон всемирный, – сказала Перонская, указывая на Безухова. – С женою то его рядом поставьте: то то шут гороховый!
Пьер шел, переваливаясь своим толстым телом, раздвигая толпу, кивая направо и налево так же небрежно и добродушно, как бы он шел по толпе базара. Он продвигался через толпу, очевидно отыскивая кого то.
Наташа с радостью смотрела на знакомое лицо Пьера, этого шута горохового, как называла его Перонская, и знала, что Пьер их, и в особенности ее, отыскивал в толпе. Пьер обещал ей быть на бале и представить ей кавалеров.
Но, не дойдя до них, Безухой остановился подле невысокого, очень красивого брюнета в белом мундире, который, стоя у окна, разговаривал с каким то высоким мужчиной в звездах и ленте. Наташа тотчас же узнала невысокого молодого человека в белом мундире: это был Болконский, который показался ей очень помолодевшим, повеселевшим и похорошевшим.
– Вот еще знакомый, Болконский, видите, мама? – сказала Наташа, указывая на князя Андрея. – Помните, он у нас ночевал в Отрадном.
– А, вы его знаете? – сказала Перонская. – Терпеть не могу. Il fait a present la pluie et le beau temps. [От него теперь зависит дождливая или хорошая погода. (Франц. пословица, имеющая значение, что он имеет успех.)] И гордость такая, что границ нет! По папеньке пошел. И связался с Сперанским, какие то проекты пишут. Смотрите, как с дамами обращается! Она с ним говорит, а он отвернулся, – сказала она, указывая на него. – Я бы его отделала, если бы он со мной так поступил, как с этими дамами.


Вдруг всё зашевелилось, толпа заговорила, подвинулась, опять раздвинулась, и между двух расступившихся рядов, при звуках заигравшей музыки, вошел государь. За ним шли хозяин и хозяйка. Государь шел быстро, кланяясь направо и налево, как бы стараясь скорее избавиться от этой первой минуты встречи. Музыканты играли Польской, известный тогда по словам, сочиненным на него. Слова эти начинались: «Александр, Елизавета, восхищаете вы нас…» Государь прошел в гостиную, толпа хлынула к дверям; несколько лиц с изменившимися выражениями поспешно прошли туда и назад. Толпа опять отхлынула от дверей гостиной, в которой показался государь, разговаривая с хозяйкой. Какой то молодой человек с растерянным видом наступал на дам, прося их посторониться. Некоторые дамы с лицами, выражавшими совершенную забывчивость всех условий света, портя свои туалеты, теснились вперед. Мужчины стали подходить к дамам и строиться в пары Польского.
Всё расступилось, и государь, улыбаясь и не в такт ведя за руку хозяйку дома, вышел из дверей гостиной. За ним шли хозяин с М. А. Нарышкиной, потом посланники, министры, разные генералы, которых не умолкая называла Перонская. Больше половины дам имели кавалеров и шли или приготовлялись итти в Польской. Наташа чувствовала, что она оставалась с матерью и Соней в числе меньшей части дам, оттесненных к стене и не взятых в Польской. Она стояла, опустив свои тоненькие руки, и с мерно поднимающейся, чуть определенной грудью, сдерживая дыхание, блестящими, испуганными глазами глядела перед собой, с выражением готовности на величайшую радость и на величайшее горе. Ее не занимали ни государь, ни все важные лица, на которых указывала Перонская – у ней была одна мысль: «неужели так никто не подойдет ко мне, неужели я не буду танцовать между первыми, неужели меня не заметят все эти мужчины, которые теперь, кажется, и не видят меня, а ежели смотрят на меня, то смотрят с таким выражением, как будто говорят: А! это не она, так и нечего смотреть. Нет, это не может быть!» – думала она. – «Они должны же знать, как мне хочется танцовать, как я отлично танцую, и как им весело будет танцовать со мною».