Соловьёв, Андрей Борисович

Андрей Борисович Соловьёв
Фотожурналист
Дата рождения:	1953(1953)
Дата смерти:	27 сентября 1993(1993-09-27)
Место смерти:	Сухум, Абхазия
Награды и премии:

Андрей Борисович Соловьёв (1953 — 27 сентября 1993) — советский и российский фотожурналист.

Биография

Родился в 1953 году. В 1969 году окончил школу. Учился в архитектурном институте, но не окончил его, и, будучи фотографом-любителем, в 1987 году пришёл на работу в Фотохронику ТАСС. Параллельно сотрудничал с американским информационным агентством Ассошиэйтед Пресс.

Андрей Соловьев часто бывал в командировках в горячих точках бывшего СССР, в том числе Нагорном Карабахе, Приднестровье, Таджикистане, Узбекистане, Южной Осетии. Он снимал последствия землетрясения в Армении, был в командировке в Румынии во время свержения режима Чаушеску и в Ираке во время первой войны в Персидском заливе.

Работы Андрея Соловьева были не раз отмечены престижными наградами в области фотографии, в том числе на ежегодном конкурсе «World Press Photo» в Амстердаме.

Во время командировок неоднократно получал ранения, но, тем не менее, продолжал работу. Был убит 27 сентября 1993 года выстрелом грузинского снайпера во время боя у Дома правительства в Сухуми, Абхазия.

Посмертно награждён орденом «За личное мужество».

Память

Похоронен в Москве на Центральной аллее Ваганьковского кладбища.

Ссылки

• [memorium.cjes.ru/?pid=2&id=399 Соловьев Андрей Борисович] на сайте Центра экстремальной журналистики.  (Проверено 11 февраля 2011)

Отрывок, характеризующий Соловьёв, Андрей Борисович

– Я… ничего… – проговорил он, приставляя два пальца к козырьку. – Я…
Но полковник не договорил всего, что хотел. Близко пролетевшее ядро заставило его, нырнув, согнуться на лошади. Он замолк и только что хотел сказать еще что то, как еще ядро остановило его. Он поворотил лошадь и поскакал прочь.
– Отступать! Все отступать! – прокричал он издалека. Солдаты засмеялись. Через минуту приехал адъютант с тем же приказанием.
Это был князь Андрей. Первое, что он увидел, выезжая на то пространство, которое занимали пушки Тушина, была отпряженная лошадь с перебитою ногой, которая ржала около запряженных лошадей. Из ноги ее, как из ключа, лилась кровь. Между передками лежало несколько убитых. Одно ядро за другим пролетало над ним, в то время как он подъезжал, и он почувствовал, как нервическая дрожь пробежала по его спине. Но одна мысль о том, что он боится, снова подняла его. «Я не могу бояться», подумал он и медленно слез с лошади между орудиями. Он передал приказание и не уехал с батареи. Он решил, что при себе снимет орудия с позиции и отведет их. Вместе с Тушиным, шагая через тела и под страшным огнем французов, он занялся уборкой орудий.
– А то приезжало сейчас начальство, так скорее драло, – сказал фейерверкер князю Андрею, – не так, как ваше благородие.
Князь Андрей ничего не говорил с Тушиным. Они оба были и так заняты, что, казалось, и не видали друг друга. Когда, надев уцелевшие из четырех два орудия на передки, они двинулись под гору (одна разбитая пушка и единорог были оставлены), князь Андрей подъехал к Тушину.
– Ну, до свидания, – сказал князь Андрей, протягивая руку Тушину.
– До свидания, голубчик, – сказал Тушин, – милая душа! прощайте, голубчик, – сказал Тушин со слезами, которые неизвестно почему вдруг выступили ему на глаза.


Ветер стих, черные тучи низко нависли над местом сражения, сливаясь на горизонте с пороховым дымом. Становилось темно, и тем яснее обозначалось в двух местах зарево пожаров. Канонада стала слабее, но трескотня ружей сзади и справа слышалась еще чаще и ближе. Как только Тушин с своими орудиями, объезжая и наезжая на раненых, вышел из под огня и спустился в овраг, его встретило начальство и адъютанты, в числе которых были и штаб офицер и Жерков, два раза посланный и ни разу не доехавший до батареи Тушина. Все они, перебивая один другого, отдавали и передавали приказания, как и куда итти, и делали ему упреки и замечания. Тушин ничем не распоряжался и молча, боясь говорить, потому что при каждом слове он готов был, сам не зная отчего, заплакать, ехал сзади на своей артиллерийской кляче. Хотя раненых велено было бросать, много из них тащилось за войсками и просилось на орудия. Тот самый молодцоватый пехотный офицер, который перед сражением выскочил из шалаша Тушина, был, с пулей в животе, положен на лафет Матвевны. Под горой бледный гусарский юнкер, одною рукой поддерживая другую, подошел к Тушину и попросился сесть.