Соловьёв, Николай Феопемптович

Николай Феопемптович Соловьёв
Основная информация
Дата рождения	27 апреля (9 мая) 1846(1846-05-09)
Место рождения	Петрозаводск
Дата смерти	14 (27) декабря 1916(1916-12-27) (70 лет)
Место смерти	Петроград
Страна	Российская империя Российская империя
Профессии	композитор, музыкальный критик, музыковед, педагог
Жанры	классическая музыка

Никола́й Феопе́мптович Соловьёв (27 апреля [9 мая] 1846, Петрозаводск — 14 [27] декабря 1916, Петроград) — русский композитор, музыкальный критик и педагог.

Биография

Николай Феопемптович Соловьёв воспитывался в петербургской гимназии, после окончания которой поступил в медико-хирургическую Академию, которую оставил ради обучения в Петербургской консерватории. Учился у Николая Зарембы.

Первым значительным оркестровым сочинением стала Увертюра для оркестра (1869), исполненная на торжественном вечере в консерватории. В 1870 году выступил с драматической кантатой «Смерть Самсона». Среди других оркестровых и вокально-симфонических сочинений композитора — симфоническая картина «Русь и Монголы» (1870), «Петровская кантата» в честь 200-летнего юбилея Петра I, симфоническая фантазия «Эй, ухнем» для всероссийской выставки в Москве (1882). Сблизившись с Александром Серовым, Соловьёв унаследовал от последнего неприязненное отношение к деятельности «Могучей кучки». После смерти Серова завершил (совместно с женой композитора — В. С. Серовой-Бергман) его оперу «Вражья сила» (Соловьёву принадлежит часть музыки пятого действия и оркестровка отдельных фрагментов первого), которая была поставлена в 1871 году в Петербурге.

В 1873—1874 годах участвовал в конкурсе на лучшую оперу на либретто Якова Полонского «Кузнец Вакула» (по повести Гоголя «Ночь перед Рождеством»). Либретто было некогда написано для покойного Серова, который не успел сочинить музыку на этот текст. Жюри (в которое входили Э. Направник и Н. Римский-Корсаков) присудило опере Соловьёва второе место (первое заняла опера П. И. Чайковского). Опера Соловьёва была поставлена в 1880 году в Санкт-Петербурге. Вторая опера композитора — «Корделия» — поставлена под названием «Месть» в 1885 году, также в Санкт-Петербурге. В 1886 году она была поставлена в Москве, Киеве, Казани, в 1887 — в Тифлисе, а в 1890 — в Праге.

Наиболее значительным из камерно-вокальных произведений стало «Слово о Полку Игореве» для голоса и фортепиано (1873). Романсы и фортепианные пьесы печатались в «Музыкальном мире», «Звезде», «Нувеллисте», изданы В. Бесселем и М. Бернардом. Среди хоровых произведений следует отметить хор «Молитва о Руси», получивший премию на конкурсе русского музыкального общества (1877). Соловьёв собрал около 300 русских народных песен; некоторые из них вошли в издание Академии Наук «Великорусс» (материалы, собранные П. В. Шейном).

С 1870 года печатался в журнале «Музыкальный сезон». Как критик занимал несколько консервативные позиции, регулярно подвергал критике творчество композиторов «Могучей кучки».

Автор и редактор более 1000 статей о музыке в «Энциклопедическом словаре Брокгауза и Ефрона». В 1874—1909 преподавал композицию и теорию музыки в Петербургской консерватории (с 1885 года — профессор); среди его учеников, в частности, Самуил Майкапар. В 1906—1912 был управляющим Придворной певческой капеллы.

Похоронен на Никольском кладбище Александро-Невской Лавры.

Литература

• Соловьев, Николай Феопемптович // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.

Ссылки

• Каширников В. [www.specialradio.ru/p&d/?id=9 Николай Феопемптович Соловьев] (рус.). Специальное радио (6 июля 2007). Проверено 8 марта 2015.
• Статьи Н. Ф. Соловьёва в ЭСБЕ

Отрывок, характеризующий Соловьёв, Николай Феопемптович

В таком положении были дела 14 го сентября.
Весь этот день охота была дома; было морозно и колко, но с вечера стало замолаживать и оттеплело. 15 сентября, когда молодой Ростов утром в халате выглянул в окно, он увидал такое утро, лучше которого ничего не могло быть для охоты: как будто небо таяло и без ветра спускалось на землю. Единственное движенье, которое было в воздухе, было тихое движенье сверху вниз спускающихся микроскопических капель мги или тумана. На оголившихся ветвях сада висели прозрачные капли и падали на только что свалившиеся листья. Земля на огороде, как мак, глянцевито мокро чернела, и в недалеком расстоянии сливалась с тусклым и влажным покровом тумана. Николай вышел на мокрое с натасканной грязью крыльцо: пахло вянущим лесом и собаками. Чернопегая, широкозадая сука Милка с большими черными на выкате глазами, увидав хозяина, встала, потянулась назад и легла по русачьи, потом неожиданно вскочила и лизнула его прямо в нос и усы. Другая борзая собака, увидав хозяина с цветной дорожки, выгибая спину, стремительно бросилась к крыльцу и подняв правило (хвост), стала тереться о ноги Николая.
– О гой! – послышался в это время тот неподражаемый охотничий подклик, который соединяет в себе и самый глубокий бас, и самый тонкий тенор; и из за угла вышел доезжачий и ловчий Данило, по украински в скобку обстриженный, седой, морщинистый охотник с гнутым арапником в руке и с тем выражением самостоятельности и презрения ко всему в мире, которое бывает только у охотников. Он снял свою черкесскую шапку перед барином, и презрительно посмотрел на него. Презрение это не было оскорбительно для барина: Николай знал, что этот всё презирающий и превыше всего стоящий Данило всё таки был его человек и охотник.
– Данила! – сказал Николай, робко чувствуя, что при виде этой охотничьей погоды, этих собак и охотника, его уже обхватило то непреодолимое охотничье чувство, в котором человек забывает все прежние намерения, как человек влюбленный в присутствии своей любовницы.
– Что прикажете, ваше сиятельство? – спросил протодиаконский, охриплый от порсканья бас, и два черные блестящие глаза взглянули исподлобья на замолчавшего барина. «Что, или не выдержишь?» как будто сказали эти два глаза.
– Хорош денек, а? И гоньба, и скачка, а? – сказал Николай, чеша за ушами Милку.
Данило не отвечал и помигал глазами.
– Уварку посылал послушать на заре, – сказал его бас после минутного молчанья, – сказывал, в отрадненский заказ перевела, там выли. (Перевела значило то, что волчица, про которую они оба знали, перешла с детьми в отрадненский лес, который был за две версты от дома и который был небольшое отъемное место.)
– А ведь ехать надо? – сказал Николай. – Приди ка ко мне с Уваркой.
– Как прикажете!
– Так погоди же кормить.
– Слушаю.
Через пять минут Данило с Уваркой стояли в большом кабинете Николая. Несмотря на то, что Данило был не велик ростом, видеть его в комнате производило впечатление подобное тому, как когда видишь лошадь или медведя на полу между мебелью и условиями людской жизни. Данило сам это чувствовал и, как обыкновенно, стоял у самой двери, стараясь говорить тише, не двигаться, чтобы не поломать как нибудь господских покоев, и стараясь поскорее всё высказать и выйти на простор, из под потолка под небо.
Окончив расспросы и выпытав сознание Данилы, что собаки ничего (Даниле и самому хотелось ехать), Николай велел седлать. Но только что Данила хотел выйти, как в комнату вошла быстрыми шагами Наташа, еще не причесанная и не одетая, в большом, нянином платке. Петя вбежал вместе с ней.
– Ты едешь? – сказала Наташа, – я так и знала! Соня говорила, что не поедете. Я знала, что нынче такой день, что нельзя не ехать.
– Едем, – неохотно отвечал Николай, которому нынче, так как он намеревался предпринять серьезную охоту, не хотелось брать Наташу и Петю. – Едем, да только за волками: тебе скучно будет.
– Ты знаешь, что это самое большое мое удовольствие, – сказала Наташа.
– Это дурно, – сам едет, велел седлать, а нам ничего не сказал.
– Тщетны россам все препоны, едем! – прокричал Петя.
– Да ведь тебе и нельзя: маменька сказала, что тебе нельзя, – сказал Николай, обращаясь к Наташе.
– Нет, я поеду, непременно поеду, – сказала решительно Наташа. – Данила, вели нам седлать, и Михайла чтоб выезжал с моей сворой, – обратилась она к ловчему.
И так то быть в комнате Даниле казалось неприлично и тяжело, но иметь какое нибудь дело с барышней – для него казалось невозможным. Он опустил глаза и поспешил выйти, как будто до него это не касалось, стараясь как нибудь нечаянно не повредить барышне.


Старый граф, всегда державший огромную охоту, теперь же передавший всю охоту в ведение сына, в этот день, 15 го сентября, развеселившись, собрался сам тоже выехать.
Через час вся охота была у крыльца. Николай с строгим и серьезным видом, показывавшим, что некогда теперь заниматься пустяками, прошел мимо Наташи и Пети, которые что то рассказывали ему. Он осмотрел все части охоты, послал вперед стаю и охотников в заезд, сел на своего рыжего донца и, подсвистывая собак своей своры, тронулся через гумно в поле, ведущее к отрадненскому заказу. Лошадь старого графа, игреневого меренка, называемого Вифлянкой, вел графский стремянной; сам же он должен был прямо выехать в дрожечках на оставленный ему лаз.