Соломка, Илларион Егорович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Илларион Егорович Соломка

Депутат Первой Думы, 1906 год.
Дата рождения:

1873(1873)

Место рождения:

село Кондратовка,
Суджанский уезд,
Курская губерния,
Российская империя

Дата смерти:

до 1916

Гражданство:

Российская империя Российская империя

Вероисповедание:

штундизм

Партия:

Трудовая группа

Род деятельности:

крестьянин, депутат Государственной думы I созыва от Курской губернии

Автограф

Илларион Егорович Соломка, вариант Соломко (1873, с. Кондратовка Суджанского уезда Курской губернии — не позднее 1916[1][2]) — крестьянин, депутат Государственной думы I созыва от Курской губернии.



Биография

По вероисповеданию штундист. Крестьянин села Кондратовка Суджанского уезда Курской губернии, земледелец. Окончил Кондратовскую земскую школу.

27 марта 1906 избран в Государственную думу I созыва от общего состава выборщиков Курского губернского избирательного собрания. Входил в Трудовую группу. Подписал законопроект «33-х» по аграрному вопросу. Член редколлегии газеты «Крестьянский депутат» (1906). В мае 1906 года объявлен редактором легальной эсеровской газеты «Мысль». В действительности И. Е. Соломка был фиктивным редактором, а настоящим редактором всех легальных газет ЦК партии эсеров являлся В. М. Чернов. Около шести часов вечера 8 июля 1906, в день роспуска Государственной Думы, в редакции «Мысли» начался обыск под руководством чиновника для поручений Охранного отделения Статковского. И. Е. Соломка активно мешал проведению обыска. Он заперся в кабинете редактора вместе с А. А. Аргуновым, Н. И. Ракитниковым, В. М. Черновым и А. Л. Хуковским, на арест которых у Статковского был ордер. На уговоры полиции отвечал, «что это его комната и потому место неприкосновенное»[3].

10 июля 1906 года в г. Выборге подписал «Выборгское воззвание» и осужден по ст. 129, ч. 1, п. п. 51 и 3 Уголовного Уложения[4], приговорен к 3 месяцам тюрьмы и лишен права быть избранным.

Известно, что и после роспуска Думы долгое время поддерживал дружеские отношения с князем Петром Долгоруковым[5].

Дальнейшая судьба неизвестна.

Напишите отзыв о статье "Соломка, Илларион Егорович"

Литература

  • [dlib.rsl.ru/viewer/01003750528#?page=196 Боиович М. М. Члены Государственной думы (Портреты и биографии). Первый созыв. М.: Тип. Товарищества И. Д. Сытина. 1906 С. 160.]
  • [elibrary.karelia.ru/book.shtml?levelID=012002&id=6771&cType=1 Первая Государственная Дума. Алфавитный список и подробные биографии и характеристики членов Государственной Думы.] — М.: Тип. Товарищества И. Д. Сытина, 1906. — 175 с.
  • Государственная Дума первого призыва. Портреты, краткие биографии и характеристики депутатов. — Москва: «Возрождение», 1906. С. 112.
  • [www.tez-rus.net/ViewGood31488.html Государственная дума Российской империи: 1906—1917. Б. Ю. Иванов, А. А. Комзолова, И. С. Ряховская. Москва. РОССПЭН. 2008. С. 569.]
  • Российский государственный исторический архив. Фонд 1327. Опись 1. 1905 год. Дело 141. Лист 15 оборот; Дело 143. Лист 70 оборот; Дело 65. Лист 43.

Примечания

  1. К 10-летию 1-ой Государственной Думы. 27 апреля 1906 - 27 апреля 1916. Петроград. Огни. С. 210.
  2. [knigi-uchebniki.com/gosudarstva-prava-istoriya/prilojenie15477.html Кирьянов И. К. Российские парламентарии начала ХХ века, 2006]
  3. [www.fedy-diary.ru/html/122010/13122010-02b.html Леонов М. И. Партия социалистов-революционеров в 1905—1907 гг.]
  4. [www.hrono.info/biograf/bio_s/solomka.php Хронос. Илларион Егорович Соломка]
  5. [www.sudga.ru/showthread.php?t=4905 Почётные граждане г. Суджа]

Отрывок, характеризующий Соломка, Илларион Егорович

Николай пустил своих лошадей; Захар, вытянув вперед руки, чмокнул и пустил своих.
– Ну держись, барин, – проговорил он. – Еще быстрее рядом полетели тройки, и быстро переменялись ноги скачущих лошадей. Николай стал забирать вперед. Захар, не переменяя положения вытянутых рук, приподнял одну руку с вожжами.
– Врешь, барин, – прокричал он Николаю. Николай в скок пустил всех лошадей и перегнал Захара. Лошади засыпали мелким, сухим снегом лица седоков, рядом с ними звучали частые переборы и путались быстро движущиеся ноги, и тени перегоняемой тройки. Свист полозьев по снегу и женские взвизги слышались с разных сторон.
Опять остановив лошадей, Николай оглянулся кругом себя. Кругом была всё та же пропитанная насквозь лунным светом волшебная равнина с рассыпанными по ней звездами.
«Захар кричит, чтобы я взял налево; а зачем налево? думал Николай. Разве мы к Мелюковым едем, разве это Мелюковка? Мы Бог знает где едем, и Бог знает, что с нами делается – и очень странно и хорошо то, что с нами делается». Он оглянулся в сани.
– Посмотри, у него и усы и ресницы, всё белое, – сказал один из сидевших странных, хорошеньких и чужих людей с тонкими усами и бровями.
«Этот, кажется, была Наташа, подумал Николай, а эта m me Schoss; а может быть и нет, а это черкес с усами не знаю кто, но я люблю ее».
– Не холодно ли вам? – спросил он. Они не отвечали и засмеялись. Диммлер из задних саней что то кричал, вероятно смешное, но нельзя было расслышать, что он кричал.
– Да, да, – смеясь отвечали голоса.
– Однако вот какой то волшебный лес с переливающимися черными тенями и блестками алмазов и с какой то анфиладой мраморных ступеней, и какие то серебряные крыши волшебных зданий, и пронзительный визг каких то зверей. «А ежели и в самом деле это Мелюковка, то еще страннее то, что мы ехали Бог знает где, и приехали в Мелюковку», думал Николай.
Действительно это была Мелюковка, и на подъезд выбежали девки и лакеи со свечами и радостными лицами.
– Кто такой? – спрашивали с подъезда.
– Графские наряженные, по лошадям вижу, – отвечали голоса.


Пелагея Даниловна Мелюкова, широкая, энергическая женщина, в очках и распашном капоте, сидела в гостиной, окруженная дочерьми, которым она старалась не дать скучать. Они тихо лили воск и смотрели на тени выходивших фигур, когда зашумели в передней шаги и голоса приезжих.
Гусары, барыни, ведьмы, паясы, медведи, прокашливаясь и обтирая заиндевевшие от мороза лица в передней, вошли в залу, где поспешно зажигали свечи. Паяц – Диммлер с барыней – Николаем открыли пляску. Окруженные кричавшими детьми, ряженые, закрывая лица и меняя голоса, раскланивались перед хозяйкой и расстанавливались по комнате.
– Ах, узнать нельзя! А Наташа то! Посмотрите, на кого она похожа! Право, напоминает кого то. Эдуард то Карлыч как хорош! Я не узнала. Да как танцует! Ах, батюшки, и черкес какой то; право, как идет Сонюшке. Это еще кто? Ну, утешили! Столы то примите, Никита, Ваня. А мы так тихо сидели!
– Ха ха ха!… Гусар то, гусар то! Точно мальчик, и ноги!… Я видеть не могу… – слышались голоса.
Наташа, любимица молодых Мелюковых, с ними вместе исчезла в задние комнаты, куда была потребована пробка и разные халаты и мужские платья, которые в растворенную дверь принимали от лакея оголенные девичьи руки. Через десять минут вся молодежь семейства Мелюковых присоединилась к ряженым.
Пелагея Даниловна, распорядившись очисткой места для гостей и угощениями для господ и дворовых, не снимая очков, с сдерживаемой улыбкой, ходила между ряжеными, близко глядя им в лица и никого не узнавая. Она не узнавала не только Ростовых и Диммлера, но и никак не могла узнать ни своих дочерей, ни тех мужниных халатов и мундиров, которые были на них.
– А это чья такая? – говорила она, обращаясь к своей гувернантке и глядя в лицо своей дочери, представлявшей казанского татарина. – Кажется, из Ростовых кто то. Ну и вы, господин гусар, в каком полку служите? – спрашивала она Наташу. – Турке то, турке пастилы подай, – говорила она обносившему буфетчику: – это их законом не запрещено.