Солянка (улица)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Улица Солянка
Москва

Здание Опекунского Совета, арх. Д. Жилярди и А. Г. Григорьев, 1820-е гг.
Общая информация
Страна

Россия

Город

Москва

Округ

ЦАО

Район

Таганский, Басманный

Протяжённость

534 м

Ближайшие станции метро

Китай-город

[www.openstreetmap.org/?lat=55.75278&lon=37.63944&zoom=15&layers=M на OpenStreetMap]
[maps.google.com/maps?ll=55.75278,37.63944&q=55.75278,37.63944&spn=0.03,0.03&t=k&hl=ru на Картах Google]
Координаты: 55°45′10″ с. ш. 37°38′23″ в. д. / 55.75278° с. ш. 37.63972° в. д. / 55.75278; 37.63972 (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=55.75278&mlon=37.63972&zoom=17 (O)] (Я)Солянка (улица)Солянка (улица)

Улица Соля́нка — улица в центре Москвы. Начинается от Солянского проезда, заканчивается у площади Яузских ворот. Участок Солянки от Солянского проезда до Воспитательного проезда — граница между Басманным и Таганским районами, участок от Воспитательного проезда до Яузских ворот относится к Таганскому району. Одна из старейших улиц Москвы, начало старинной дороги на Рязань.





Происхождение названия

От Соляного рыбного двора, находившегося на месте нынешнего дома № 1/2 (доходные дома Московского купеческого общества, впоследствии дома МПС). Нынешние границы Солянского проезда, Солянки и продолжающей её на восток Яузской улицы установились в конце XIX века; в XVIII веке Солянкой именовались нынешние Солянский проезд и улица Забелина (до 19 октября 1961 — Большой Ивановский переулок).

История

Рязанская дорога известна с XIV века. Южная сторона Солянки в средние века была известна как Васильевский луг; она была застроена в XVII веке. Луг прорезался речкой Рачка, проистекавшей из нынешнего Чистого пруда. В 1712 на Васильевский луг был переведен Гранатный двор, находившийся ранее в Гранатном переулке, а в 1760-е по инициативе И. И. Бецкого вся территория к югу от Солянки была передана под устройство Воспитательного дома. Первую очередь Воспитательного дома выстроил в 17651772 Карл Бланк, впоследствии его расширяли архитекторы династии Жилярди, а последняя очередь строительства — восточное крыло — была завершена в 1940-е гг.

Кроме Воспитательного дома, в XVIII века на Солянке строилась высшая знать — Бутурлины, Волконские, Нарышкины. До конца XVIII века улица заканчивалась каменными воротами Белого города, за которыми начиналась нынешняя Яузская улица, в те годы застроенная с обеих сторон.

В 1824 в одном квартале к северу была создана Хитровская площадь.

В 1900-е годы, в рамках проекта по перестройке Китай-города и прилегающих участков, Московское купеческое общество выстроило на углу Солянки и улицы Забелина квартал доходных домов — памятник неоклассицизма предреволюционных лет.

Примечательные здания и сооружения

По нечётной стороне

Кварталы нечётной стороны частично входят в выявленный объект культурного наследия «Достопримечательное место „Ивановская горкаКулишкиХитровка“»

По чётной стороне

Напишите отзыв о статье "Солянка (улица)"

Литература

  • Сытин П. В. Из истории московских улиц. — М., Московский рабочий, 1948.

Ссылки

  • [www.mkn.com.mos.ru/index.php?action=show_rubric&id=169 Городской реестр недвижимого культурного наследия Москвы]

Примечания

  1. [reestr.answerpro.ru/monument/?page=0&search=%C3%EE%F0%EE%E4%F1%EA%E0%FF+%F3%F1%E0%E4%FC%E1%E0+%C0.%C1.%C1%F3%F2%F3%F0%EB%E8%ED%E0+-+%C2.%D4.%C3%EE%EB%EE%F5%E2%E0%F1%F2% Городской реестр недвижимого культурного наследия г. Москвы]
  2. [www.reviewdetector.ru/index.php?showtopic=101545&st=300 О купце Дм. Расторгуеве]

См. также

Отрывок, характеризующий Солянка (улица)

Алпатыч вернулся в избу и, кликнув кучера, велел ему выезжать. Вслед за Алпатычем и за кучером вышли и все домочадцы Ферапонтова. Увидав дым и даже огни пожаров, видневшиеся теперь в начинавшихся сумерках, бабы, до тех пор молчавшие, вдруг заголосили, глядя на пожары. Как бы вторя им, послышались такие же плачи на других концах улицы. Алпатыч с кучером трясущимися руками расправлял запутавшиеся вожжи и постромки лошадей под навесом.
Когда Алпатыч выезжал из ворот, он увидал, как в отпертой лавке Ферапонтова человек десять солдат с громким говором насыпали мешки и ранцы пшеничной мукой и подсолнухами. В то же время, возвращаясь с улицы в лавку, вошел Ферапонтов. Увидав солдат, он хотел крикнуть что то, но вдруг остановился и, схватившись за волоса, захохотал рыдающим хохотом.
– Тащи всё, ребята! Не доставайся дьяволам! – закричал он, сам хватая мешки и выкидывая их на улицу. Некоторые солдаты, испугавшись, выбежали, некоторые продолжали насыпать. Увидав Алпатыча, Ферапонтов обратился к нему.
– Решилась! Расея! – крикнул он. – Алпатыч! решилась! Сам запалю. Решилась… – Ферапонтов побежал на двор.
По улице, запружая ее всю, непрерывно шли солдаты, так что Алпатыч не мог проехать и должен был дожидаться. Хозяйка Ферапонтова с детьми сидела также на телеге, ожидая того, чтобы можно было выехать.
Была уже совсем ночь. На небе были звезды и светился изредка застилаемый дымом молодой месяц. На спуске к Днепру повозки Алпатыча и хозяйки, медленно двигавшиеся в рядах солдат и других экипажей, должны были остановиться. Недалеко от перекрестка, у которого остановились повозки, в переулке, горели дом и лавки. Пожар уже догорал. Пламя то замирало и терялось в черном дыме, то вдруг вспыхивало ярко, до странности отчетливо освещая лица столпившихся людей, стоявших на перекрестке. Перед пожаром мелькали черные фигуры людей, и из за неумолкаемого треска огня слышались говор и крики. Алпатыч, слезший с повозки, видя, что повозку его еще не скоро пропустят, повернулся в переулок посмотреть пожар. Солдаты шныряли беспрестанно взад и вперед мимо пожара, и Алпатыч видел, как два солдата и с ними какой то человек во фризовой шинели тащили из пожара через улицу на соседний двор горевшие бревна; другие несли охапки сена.
Алпатыч подошел к большой толпе людей, стоявших против горевшего полным огнем высокого амбара. Стены были все в огне, задняя завалилась, крыша тесовая обрушилась, балки пылали. Очевидно, толпа ожидала той минуты, когда завалится крыша. Этого же ожидал Алпатыч.
– Алпатыч! – вдруг окликнул старика чей то знакомый голос.
– Батюшка, ваше сиятельство, – отвечал Алпатыч, мгновенно узнав голос своего молодого князя.
Князь Андрей, в плаще, верхом на вороной лошади, стоял за толпой и смотрел на Алпатыча.
– Ты как здесь? – спросил он.
– Ваше… ваше сиятельство, – проговорил Алпатыч и зарыдал… – Ваше, ваше… или уж пропали мы? Отец…
– Как ты здесь? – повторил князь Андрей.
Пламя ярко вспыхнуло в эту минуту и осветило Алпатычу бледное и изнуренное лицо его молодого барина. Алпатыч рассказал, как он был послан и как насилу мог уехать.
– Что же, ваше сиятельство, или мы пропали? – спросил он опять.
Князь Андрей, не отвечая, достал записную книжку и, приподняв колено, стал писать карандашом на вырванном листе. Он писал сестре:
«Смоленск сдают, – писал он, – Лысые Горы будут заняты неприятелем через неделю. Уезжайте сейчас в Москву. Отвечай мне тотчас, когда вы выедете, прислав нарочного в Усвяж».
Написав и передав листок Алпатычу, он на словах передал ему, как распорядиться отъездом князя, княжны и сына с учителем и как и куда ответить ему тотчас же. Еще не успел он окончить эти приказания, как верховой штабный начальник, сопутствуемый свитой, подскакал к нему.
– Вы полковник? – кричал штабный начальник, с немецким акцентом, знакомым князю Андрею голосом. – В вашем присутствии зажигают дома, а вы стоите? Что это значит такое? Вы ответите, – кричал Берг, который был теперь помощником начальника штаба левого фланга пехотных войск первой армии, – место весьма приятное и на виду, как говорил Берг.
Князь Андрей посмотрел на него и, не отвечая, продолжал, обращаясь к Алпатычу:
– Так скажи, что до десятого числа жду ответа, а ежели десятого не получу известия, что все уехали, я сам должен буду все бросить и ехать в Лысые Горы.
– Я, князь, только потому говорю, – сказал Берг, узнав князя Андрея, – что я должен исполнять приказания, потому что я всегда точно исполняю… Вы меня, пожалуйста, извините, – в чем то оправдывался Берг.
Что то затрещало в огне. Огонь притих на мгновенье; черные клубы дыма повалили из под крыши. Еще страшно затрещало что то в огне, и завалилось что то огромное.
– Урруру! – вторя завалившемуся потолку амбара, из которого несло запахом лепешек от сгоревшего хлеба, заревела толпа. Пламя вспыхнуло и осветило оживленно радостные и измученные лица людей, стоявших вокруг пожара.
Человек во фризовой шинели, подняв кверху руку, кричал:
– Важно! пошла драть! Ребята, важно!..
– Это сам хозяин, – послышались голоса.
– Так, так, – сказал князь Андрей, обращаясь к Алпатычу, – все передай, как я тебе говорил. – И, ни слова не отвечая Бергу, замолкшему подле него, тронул лошадь и поехал в переулок.


От Смоленска войска продолжали отступать. Неприятель шел вслед за ними. 10 го августа полк, которым командовал князь Андрей, проходил по большой дороге, мимо проспекта, ведущего в Лысые Горы. Жара и засуха стояли более трех недель. Каждый день по небу ходили курчавые облака, изредка заслоняя солнце; но к вечеру опять расчищало, и солнце садилось в буровато красную мглу. Только сильная роса ночью освежала землю. Остававшиеся на корню хлеба сгорали и высыпались. Болота пересохли. Скотина ревела от голода, не находя корма по сожженным солнцем лугам. Только по ночам и в лесах пока еще держалась роса, была прохлада. Но по дороге, по большой дороге, по которой шли войска, даже и ночью, даже и по лесам, не было этой прохлады. Роса не заметна была на песочной пыли дороги, встолченной больше чем на четверть аршина. Как только рассветало, начиналось движение. Обозы, артиллерия беззвучно шли по ступицу, а пехота по щиколку в мягкой, душной, не остывшей за ночь, жаркой пыли. Одна часть этой песочной пыли месилась ногами и колесами, другая поднималась и стояла облаком над войском, влипая в глаза, в волоса, в уши, в ноздри и, главное, в легкие людям и животным, двигавшимся по этой дороге. Чем выше поднималось солнце, тем выше поднималось облако пыли, и сквозь эту тонкую, жаркую пыль на солнце, не закрытое облаками, можно было смотреть простым глазом. Солнце представлялось большим багровым шаром. Ветра не было, и люди задыхались в этой неподвижной атмосфере. Люди шли, обвязавши носы и рты платками. Приходя к деревне, все бросалось к колодцам. Дрались за воду и выпивали ее до грязи.