Соната для виолончели и фортепиано (Цемлинский)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Соната
для виолончели и фортепиано

Цемлинский около 1900 года
Композитор

Александр фон Цемлинский

Тональность

ля минор

Форма

соната

Время и место сочинения

январь — март 1894, Вена

Первое исполнение

Вена, 23 апреля 1894

Посвящение

Ф. Буксбаум

Продолжительность

27 минут

Инструменты

виолончель, фортепиано

Части

I. Mit Leidenschaft.
II. Andante.
III. Allegretto.

Сона́та для виолонче́ли и фортепиа́но ля мино́р (нем. Sonate für Violoncello und Pianoforte a-moll) — раннее (1894) сочинение Александра фон Цемлинского, единственная его законченная соната[1] и одно из немногих произведений для виолончели с фортепиано.





История создания и открытия

Соната принадлежит к числу самых ранних произведений Цемлинского. Впрочем, за его спиной уже была оконченная и исполненная публично ре-минорная симфония. В области камерной музыки он уже пытался написать фортепианное трио и два струнных квартета (ото всех них сохранились лишь отдельные части либо наброски). Окончив консерваторию, Цемлинский стал членом Венского общества музыкантов (нем. Wiener Tonkünstlerverein). В качестве вступительного «взноса», подтверждающего, что композитор достоин этого, он написал два произведения: фортепианный квартет Ре мажор и виолончельную сонату[2]. Квартет был впервые исполнен 20 ноября 1893 года[3], но до нашего времени от него сохранились лишь фрагменты. Соната, как явствует из надписи на титульном листе, писалась в январе — марте 1894 года. К дуэту виолончели и фортепиано Цемлинский уже обращался, по крайней мере, в Трёх пьесах 1891 года,[4] написанных для Фридриха Буксбаума[5], австрийского виолончелиста, члена Квартета Розе, бывшего при Малере и много позже, до 1938 года, первой виолончелью в Венской придворной опере. Ему посвящена соната, и он же стал её первым исполнителем 23 апреля 1884 года в Венском обществе музыкантов.

Уже с 1971 года о сонате было известно. Но долгое время она считалась утерянной. Таковой она обозначена в статье Л. Онкли[6] и даже в каталоге Э. Бомона[7]. Её рукопись хранилась в семье Буксбаума. Они дали фотокопию Фрицу Шпиглю, известному музыканту, юмористу и коллекционеру. Тот, в свою очередь, ближе к концу XX века передал её пианисту Питеру Уоллфишу (отцу известного виолончелиста Рафаэля Уоллфиша). Фотокопия была с трудом читаемая, и никто за неё не брался, пока не появился Энтони Бомон, «расшифровавший» её. Также он получил возможность справляться с оригиналом рукописи, который теперь хранится в Северном Уэльсе, где одновременно с этим открыл три ранее не известных пьесы Цемлинского для виолончели и фортепиано, датированных летом 1891 годом. Бомон же осуществил первое издание сонаты и этих пьес.

Музыка

Соната написана в традиционной трёхчастной форме:

  • I. Mit Leidenschaft (со страстью).
  • II. Andante.
  • III. Allegretto.

Время её создания (январь — март 1894 года) совпадает со временем начальных набросков к первой опере Цемлинского — «Зареме». Отголоски изображаемых в ней кавказских страстей можно без труда найти и в сонате, в этом уже сказывается любовь композитора к экзотике. Вместе с тем, главная партия первой части выдержана в духе И. Брамса. Она перетекает в страстную перекличку виолончели с фортепиано и плавно выливается в побочную партию, более спокойную и расслабленную. Экспозиция повторяется. Разработка построена преимущественно на материале главной партии, её порывы повторяются со все большей силой, накатываются на более спокойную тему побочной партии. Затем все утихает и наступает реприза, за которой следует быстро вырастающая до эмоционального пика кода.

Вторая часть написана в трёхчастной форме. Её тема — светлая, полная лиризма и спокойствия. Романтизм Цемлинского предстаёт здесь с другой, недраматической, стороны. Средняя часть (эпизод) — короткая, но бурная. Кода достаточно длинна и призвана завершить умиротворённое впечатление. В финале в сонатной форме используются две темы: первая — строгая, снова напоминающая Брамса, а вторая из-за своей широты и вызываемого ею ощущения тепла и света имеет несомненную связь с музыкой А. Дворжака. Интересна связующая партия: она начинается маленьким фугато на тему главной партии и упирается вдруг в тему побочной. В основу разработки положена первая тема, в варианте, использованном в связующей партии (стаккато, канон, напоминающий бывшее недавно фугато). В репризе, к которой ведут лёгкий фортепианный пассаж стаккато и виолончельный пиццикато, побочная партия проводится уже в миноре, что особенно подчеркивает её прозрачность и хрупкость, своеобразную «хрустальность». Не отделённая резко кода использует темы всех трёх частей, тихо, почти шёпотом разрешая все конфликты сонаты.

Записи

Год записи Виолончель Фортепиано Фирма
2006[8] И. Мозер П. Ривиниус Hänssler Classic — [www.haenssler-classic.de/en/detail-view/titel/brahms-and-his-contemporaries-vol-i/115445/115445/115445.html 093.206.000]
2006 Р. Уоллфиш Дж. Йорк Nimbus — NI 5860
2007 О. Мюллер К. Хинтерхубер Naxos — [solo.naxos.com/catalogue/item.asp?item_code=8.570540 8.570540]

Источники

  • Комментарий к диску Nimbus NI 5860.
  • [www.raphaelwallfisch.com/CDreviews/NI5806.html Zemlinsky Cello Sonata — The Story.] По большому счету, выжимка из предыдущего.
  • [www.musicweb-international.com/classrev/2010/Apr10/Zemlinsky_NI5806.htm Jonathan Woolf. Обзор диска Nimbus NI 5860]
  • [solo.naxos.com/mainsite/blurbs_reviews.asp?item_code=8.570540&catNum=570540&filetype=About%20this%20Recording&language=English R. Whitehouse. Комментарии к диску Naxos 8.570540.]

Напишите отзыв о статье "Соната для виолончели и фортепиано (Цемлинский)"

Примечания

  1. Имеется также почти законченная фортепианная соната Соль мажор, датированная осенью 1887 года.
  2. [www.chandos.net/pdf/CHAN%209772.pdf Статья Э. Бомона о камерной музыке Цемлинского в комментариях к диску CHAN 9772]
  3. Lawrence A. Oncley. The Works of Alexander Zemlinsky: A Chronological List / Notes, Second Series, Vol. 34, No. 2, (Dec., 1977), p. 295.
  4. Юмореска, Песня и Тарантелла. Обыкновенно записываются вместе с сонатой.
  5. В [solo.naxos.com/mainsite/blurbs_reviews.asp?item_code=8.570540&catNum=570540&filetype=About%20this%20Recording&language=English комментариях к диску Naxos 8.570540] Р. Уайтхаус ошибочно называет его Адольфом.
  6. Lawrence A. Oncley. The Works of Alexander Zemlinsky: A Chronological List / Notes, Second Series, Vol. 34, No. 2, (Dec., 1977), pp. 291—302.
  7. Antony Beaumont. Zemlinsky. Cornell University Press, 2000.
  8. Премьерная запись.

Ссылки

Отрывок, характеризующий Соната для виолончели и фортепиано (Цемлинский)

– Куда вы? – спрашивал пехотный офицер, евший яблоко, тоже полуулыбаясь и глядя на красивую девушку.
Немец, закрыв глаза, показывал, что не понимает.
– Хочешь, возьми себе, – говорил офицер, подавая девушке яблоко. Девушка улыбнулась и взяла. Несвицкий, как и все, бывшие на мосту, не спускал глаз с женщин, пока они не проехали. Когда они проехали, опять шли такие же солдаты, с такими же разговорами, и, наконец, все остановились. Как это часто бывает, на выезде моста замялись лошади в ротной повозке, и вся толпа должна была ждать.
– И что становятся? Порядку то нет! – говорили солдаты. – Куда прешь? Чорт! Нет того, чтобы подождать. Хуже того будет, как он мост подожжет. Вишь, и офицера то приперли, – говорили с разных сторон остановившиеся толпы, оглядывая друг друга, и всё жались вперед к выходу.
Оглянувшись под мост на воды Энса, Несвицкий вдруг услышал еще новый для него звук, быстро приближающегося… чего то большого и чего то шлепнувшегося в воду.
– Ишь ты, куда фатает! – строго сказал близко стоявший солдат, оглядываясь на звук.
– Подбадривает, чтобы скорей проходили, – сказал другой неспокойно.
Толпа опять тронулась. Несвицкий понял, что это было ядро.
– Эй, казак, подавай лошадь! – сказал он. – Ну, вы! сторонись! посторонись! дорогу!
Он с большим усилием добрался до лошади. Не переставая кричать, он тронулся вперед. Солдаты пожались, чтобы дать ему дорогу, но снова опять нажали на него так, что отдавили ему ногу, и ближайшие не были виноваты, потому что их давили еще сильнее.
– Несвицкий! Несвицкий! Ты, г'ожа! – послышался в это время сзади хриплый голос.
Несвицкий оглянулся и увидал в пятнадцати шагах отделенного от него живою массой двигающейся пехоты красного, черного, лохматого, в фуражке на затылке и в молодецки накинутом на плече ментике Ваську Денисова.
– Вели ты им, чег'тям, дьяволам, дать дог'огу, – кричал. Денисов, видимо находясь в припадке горячности, блестя и поводя своими черными, как уголь, глазами в воспаленных белках и махая невынутою из ножен саблей, которую он держал такою же красною, как и лицо, голою маленькою рукой.
– Э! Вася! – отвечал радостно Несвицкий. – Да ты что?
– Эскадг'ону пг'ойти нельзя, – кричал Васька Денисов, злобно открывая белые зубы, шпоря своего красивого вороного, кровного Бедуина, который, мигая ушами от штыков, на которые он натыкался, фыркая, брызгая вокруг себя пеной с мундштука, звеня, бил копытами по доскам моста и, казалось, готов был перепрыгнуть через перила моста, ежели бы ему позволил седок. – Что это? как баг'аны! точь в точь баг'аны! Пг'очь… дай дог'огу!… Стой там! ты повозка, чог'т! Саблей изг'ублю! – кричал он, действительно вынимая наголо саблю и начиная махать ею.
Солдаты с испуганными лицами нажались друг на друга, и Денисов присоединился к Несвицкому.
– Что же ты не пьян нынче? – сказал Несвицкий Денисову, когда он подъехал к нему.
– И напиться то вг'емени не дадут! – отвечал Васька Денисов. – Целый день то туда, то сюда таскают полк. Дг'аться – так дг'аться. А то чог'т знает что такое!
– Каким ты щеголем нынче! – оглядывая его новый ментик и вальтрап, сказал Несвицкий.
Денисов улыбнулся, достал из ташки платок, распространявший запах духов, и сунул в нос Несвицкому.
– Нельзя, в дело иду! выбг'ился, зубы вычистил и надушился.
Осанистая фигура Несвицкого, сопровождаемая казаком, и решительность Денисова, махавшего саблей и отчаянно кричавшего, подействовали так, что они протискались на ту сторону моста и остановили пехоту. Несвицкий нашел у выезда полковника, которому ему надо было передать приказание, и, исполнив свое поручение, поехал назад.
Расчистив дорогу, Денисов остановился у входа на мост. Небрежно сдерживая рвавшегося к своим и бившего ногой жеребца, он смотрел на двигавшийся ему навстречу эскадрон.
По доскам моста раздались прозрачные звуки копыт, как будто скакало несколько лошадей, и эскадрон, с офицерами впереди по четыре человека в ряд, растянулся по мосту и стал выходить на ту сторону.
Остановленные пехотные солдаты, толпясь в растоптанной у моста грязи, с тем особенным недоброжелательным чувством отчужденности и насмешки, с каким встречаются обыкновенно различные роды войск, смотрели на чистых, щеголеватых гусар, стройно проходивших мимо их.
– Нарядные ребята! Только бы на Подновинское!
– Что от них проку! Только напоказ и водят! – говорил другой.
– Пехота, не пыли! – шутил гусар, под которым лошадь, заиграв, брызнула грязью в пехотинца.
– Прогонял бы тебя с ранцем перехода два, шнурки то бы повытерлись, – обтирая рукавом грязь с лица, говорил пехотинец; – а то не человек, а птица сидит!
– То то бы тебя, Зикин, на коня посадить, ловок бы ты был, – шутил ефрейтор над худым, скрюченным от тяжести ранца солдатиком.
– Дубинку промеж ног возьми, вот тебе и конь буде, – отозвался гусар.


Остальная пехота поспешно проходила по мосту, спираясь воронкой у входа. Наконец повозки все прошли, давка стала меньше, и последний батальон вступил на мост. Одни гусары эскадрона Денисова оставались по ту сторону моста против неприятеля. Неприятель, вдалеке видный с противоположной горы, снизу, от моста, не был еще виден, так как из лощины, по которой текла река, горизонт оканчивался противоположным возвышением не дальше полуверсты. Впереди была пустыня, по которой кое где шевелились кучки наших разъездных казаков. Вдруг на противоположном возвышении дороги показались войска в синих капотах и артиллерия. Это были французы. Разъезд казаков рысью отошел под гору. Все офицеры и люди эскадрона Денисова, хотя и старались говорить о постороннем и смотреть по сторонам, не переставали думать только о том, что было там, на горе, и беспрестанно всё вглядывались в выходившие на горизонт пятна, которые они признавали за неприятельские войска. Погода после полудня опять прояснилась, солнце ярко спускалось над Дунаем и окружающими его темными горами. Было тихо, и с той горы изредка долетали звуки рожков и криков неприятеля. Между эскадроном и неприятелями уже никого не было, кроме мелких разъездов. Пустое пространство, саженей в триста, отделяло их от него. Неприятель перестал стрелять, и тем яснее чувствовалась та строгая, грозная, неприступная и неуловимая черта, которая разделяет два неприятельские войска.
«Один шаг за эту черту, напоминающую черту, отделяющую живых от мертвых, и – неизвестность страдания и смерть. И что там? кто там? там, за этим полем, и деревом, и крышей, освещенной солнцем? Никто не знает, и хочется знать; и страшно перейти эту черту, и хочется перейти ее; и знаешь, что рано или поздно придется перейти ее и узнать, что там, по той стороне черты, как и неизбежно узнать, что там, по ту сторону смерти. А сам силен, здоров, весел и раздражен и окружен такими здоровыми и раздраженно оживленными людьми». Так ежели и не думает, то чувствует всякий человек, находящийся в виду неприятеля, и чувство это придает особенный блеск и радостную резкость впечатлений всему происходящему в эти минуты.