Соната для фортепиано № 3 (Скрябин)

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Соната для фортепиано № 3 фа-диез минор, соч. 23 написана русским композитором А. Н. Скрябиным в 1897—1898 годах. Соната состоит из четырёх частей. Её исполнение занимает около 18 минут.

Сочинение

В августе 1897 года Скрябин женился на молодой пианистке Вере Ивановне Исакович. После первого исполнения Фортепианного Концерта в Одессе, Скрябин с женой отправился в Париж, где начал работать над новой фортепианной сонатой. Первоначально Скрябин планировал назвать своё сочинение «Готика», что было вызвано впечатлением от разрушенного замка. Однако, через несколько лет, он разработал другую программу для этой сонаты, получившую название «Состояния души»:

• I. Allegro drammatico (душа свободная, дикая, страстная)
• II. Allegretto (душа, утомленная страданиями; она нашла мнимый, кратковременный отдых)
• III. Andante (душа полна любви, грусти, неизъяснимых дум)
• IV. Presto con fuoco (в борьбе и буре стихий бьется в упоении душа)

Наряду с К. Сен-Сансом и Э. Григом, Скрябин является одним из немногих композиторов-романтиков, которые оставили записи своих произведений. Он записал эту сонату до 1912 года на фортепиано для Hupfeld-Phonola (немецкий производитель Player Piano). Другие значительные записи этого произведения сделаны зятем Скрябина Владимиром Софроницким, а также Эмилем Гилельсом, Владимиром Горовицем, Гленном Гульдом и Евгением Кисиным.

Структура и содержание

В сонате есть традиционные четыре части: сонатное Allegro, тройное скерцо, медленная часть (также в трехчастной форме) и финал в сонатной форме. Как и другие русские композиторы (Чайковский, Рахманинов), Скрябин использует циклическую форму, делая ссылки из первых двух частей в финале.

I. Drammatico

Первая часть написана в традиционной сонатной форме без повторений. Настойчивые ритмические фигурации, изложенные в первых двух тактах, пронизывают всю главную партию (фа-диез минор). Необычно лаконичная тема, длящаяся всего 8 тактов, завершается трезвучием доминанты. Следующая за ней 16-тактовая связующая партия в нескольких яростных вспышках развивает предыдущий материал, постепенно отклоняясь от основной тональности и подготавливая вступление побочной партии.

Контрастируя с бурным предыдущим разделом, побочная партия в Ля мажоре (такт 24) имеет спокойный характер и обозначена Кантабиле. Её первая половина (такты 24-29), включает в себя нисходящую мелодическую идею, многократно использующуюся в течение всей части. Вторая половина, в несколько более живом темпе, обозначенная Poco Scherzando, представляет собой имитационный контрапункт в обеих руках.

Начиная с такта 43, побочная партия приводит к codett’е, также в Ля мажоре, основанной на главной партии. Четыре первых такта произведения в измененном виде изложены дважды, сначала отдельно, а затем контрапунктом с нисходящим мотивом побочной партии. Следующие четыре такта приводят экспозицию части к спокойному завершению.

Активно модулирующая разработка (начиная с такта 55) возвращается в сферу минорных тональностей и использует музыкальные идеи, представленные в экспозиции. Сначала используется настойчивое наложение первых тактов на нисходящую мелодическую идею побочной партии. В такте 77 вторая половина побочной партии появляется вместе с главной партией.

После музыкально неустойчивой разработки, реприза сонатной формы начинается в такте 95. 8-тактовая главная партия вновь представлена в главной тональности, но изменена так, чтобы непосредственно привести к побочной партии без всякого перехода между ними. Побочная партия без изменений транспонирована в одноименную тональность Фа-диез мажор.

Кода, начинающаяся в такте 125, может быть разделена на два раздела. Первый раздел (фортиссимо) — триумфальное полифоническое изложение нисходящего мотива побочной и главной партий. Вторая часть коды — это точно транспонированная codetta экспозиции (имеет такие же наложения тематического материала), которая приводит всю часть к спокойному завершению.

II. Allegretto

Схожим образом, постоянные повторы триолей из шестнадцатых нот в «барочном стиле» в средней части Allegretto создают «состояние грации».

III. Andante

Идея единства циклического произведения посредством использования тематических связей и заимствований в разных частях, характерна для многих композиторов-романтиков. Например, Скрябин использует тему Drammàtico, как воспоминание (пианиссимо) в третьей части, а главный материал Andante вновь звучит в экстатической кульминации финала (Maestoso). Русские композиторы, такие как Чайковский или Рахманинов, часто использовали лирические темы финалов в кодах, как апофеозы (например, в фортепианных концертах). Скрябин показывает больше смелости в использовании темы медленной части, и это, возможно, привело к дальнейшим экспериментам с уплотнением формы в следующих двух сонатах. Форма двух частей сонаты № 4, как представляется, тесно связаны с последними двумя частями Третьей сонаты, а кульминация Prestissimo в Volando (Focosamente, giubiloso) является экстатической версией главной партии Andante (dolcissimo). Дальнейшее уплотнение формы имеет место в одночастной Сонате № 5, и снова кульминация (estatico) явилась переизложением темы Languido (dolcissimo).

IV. Presto Con Fuoco

Как и в музыке Р. Вагнера, модернистские черты в творчестве Скрябина можно рассматривать как результат всё более радикального использования выразительных средств и идей романтизма. Сжатие темы финала в своем заключительном «тройном» проведении (символизирующее «погружение души в бездну небытия») перестаёт звучать как музыка романтического периода.

После такого завершения снова ожидаешь услышать начало первой части «Drammàtico». Посредством похожих энергических сигналов в начале и заключении сонаты Скрябин (интересовавшийся теософскими теориями) создал «космический цикл». Во время исполнения Andante из этой сонаты, он, якобы, воскликнул: «Вот звезды поют»

Заключительное проведение темы медленной части в конце финала создает ожидание грандиозного окончания в Фа-диез мажоре, однако Скрябин обманывает наши ожидания, закончив сонату суровыми аккордами.

Отрывок, характеризующий Соната для фортепиано № 3 (Скрябин)

– Мерзавка, бесстыдница, – сказала она ей. – Слышать ничего не хочу! – Оттолкнув удивленными, но сухими глазами глядящую на нее Наташу, она заперла ее на ключ и приказав дворнику пропустить в ворота тех людей, которые придут нынче вечером, но не выпускать их, а лакею приказав привести этих людей к себе, села в гостиной, ожидая похитителей.
Когда Гаврило пришел доложить Марье Дмитриевне, что приходившие люди убежали, она нахмурившись встала и заложив назад руки, долго ходила по комнатам, обдумывая то, что ей делать. В 12 часу ночи она, ощупав ключ в кармане, пошла к комнате Наташи. Соня, рыдая, сидела в коридоре.
– Марья Дмитриевна, пустите меня к ней ради Бога! – сказала она. Марья Дмитриевна, не отвечая ей, отперла дверь и вошла. «Гадко, скверно… В моем доме… Мерзавка, девчонка… Только отца жалко!» думала Марья Дмитриевна, стараясь утолить свой гнев. «Как ни трудно, уж велю всем молчать и скрою от графа». Марья Дмитриевна решительными шагами вошла в комнату. Наташа лежала на диване, закрыв голову руками, и не шевелилась. Она лежала в том самом положении, в котором оставила ее Марья Дмитриевна.
– Хороша, очень хороша! – сказала Марья Дмитриевна. – В моем доме любовникам свидания назначать! Притворяться то нечего. Ты слушай, когда я с тобой говорю. – Марья Дмитриевна тронула ее за руку. – Ты слушай, когда я говорю. Ты себя осрамила, как девка самая последняя. Я бы с тобой то сделала, да мне отца твоего жалко. Я скрою. – Наташа не переменила положения, но только всё тело ее стало вскидываться от беззвучных, судорожных рыданий, которые душили ее. Марья Дмитриевна оглянулась на Соню и присела на диване подле Наташи.
– Счастье его, что он от меня ушел; да я найду его, – сказала она своим грубым голосом; – слышишь ты что ли, что я говорю? – Она поддела своей большой рукой под лицо Наташи и повернула ее к себе. И Марья Дмитриевна, и Соня удивились, увидав лицо Наташи. Глаза ее были блестящи и сухи, губы поджаты, щеки опустились.
– Оставь… те… что мне… я… умру… – проговорила она, злым усилием вырвалась от Марьи Дмитриевны и легла в свое прежнее положение.
– Наталья!… – сказала Марья Дмитриевна. – Я тебе добра желаю. Ты лежи, ну лежи так, я тебя не трону, и слушай… Я не стану говорить, как ты виновата. Ты сама знаешь. Ну да теперь отец твой завтра приедет, что я скажу ему? А?
Опять тело Наташи заколебалось от рыданий.
– Ну узнает он, ну брат твой, жених!
– У меня нет жениха, я отказала, – прокричала Наташа.
– Всё равно, – продолжала Марья Дмитриевна. – Ну они узнают, что ж они так оставят? Ведь он, отец твой, я его знаю, ведь он, если его на дуэль вызовет, хорошо это будет? А?
– Ах, оставьте меня, зачем вы всему помешали! Зачем? зачем? кто вас просил? – кричала Наташа, приподнявшись на диване и злобно глядя на Марью Дмитриевну.
– Да чего ж ты хотела? – вскрикнула опять горячась Марья Дмитриевна, – что ж тебя запирали что ль? Ну кто ж ему мешал в дом ездить? Зачем же тебя, как цыганку какую, увозить?… Ну увез бы он тебя, что ж ты думаешь, его бы не нашли? Твой отец, или брат, или жених. А он мерзавец, негодяй, вот что!
– Он лучше всех вас, – вскрикнула Наташа, приподнимаясь. – Если бы вы не мешали… Ах, Боже мой, что это, что это! Соня, за что? Уйдите!… – И она зарыдала с таким отчаянием, с каким оплакивают люди только такое горе, которого они чувствуют сами себя причиной. Марья Дмитриевна начала было опять говорить; но Наташа закричала: – Уйдите, уйдите, вы все меня ненавидите, презираете. – И опять бросилась на диван.
Марья Дмитриевна продолжала еще несколько времени усовещивать Наташу и внушать ей, что всё это надо скрыть от графа, что никто не узнает ничего, ежели только Наташа возьмет на себя всё забыть и не показывать ни перед кем вида, что что нибудь случилось. Наташа не отвечала. Она и не рыдала больше, но с ней сделались озноб и дрожь. Марья Дмитриевна подложила ей подушку, накрыла ее двумя одеялами и сама принесла ей липового цвета, но Наташа не откликнулась ей. – Ну пускай спит, – сказала Марья Дмитриевна, уходя из комнаты, думая, что она спит. Но Наташа не спала и остановившимися раскрытыми глазами из бледного лица прямо смотрела перед собою. Всю эту ночь Наташа не спала, и не плакала, и не говорила с Соней, несколько раз встававшей и подходившей к ней.
На другой день к завтраку, как и обещал граф Илья Андреич, он приехал из Подмосковной. Он был очень весел: дело с покупщиком ладилось и ничто уже не задерживало его теперь в Москве и в разлуке с графиней, по которой он соскучился. Марья Дмитриевна встретила его и объявила ему, что Наташа сделалась очень нездорова вчера, что посылали за доктором, но что теперь ей лучше. Наташа в это утро не выходила из своей комнаты. С поджатыми растрескавшимися губами, сухими остановившимися глазами, она сидела у окна и беспокойно вглядывалась в проезжающих по улице и торопливо оглядывалась на входивших в комнату. Она очевидно ждала известий об нем, ждала, что он сам приедет или напишет ей.
Когда граф взошел к ней, она беспокойно оборотилась на звук его мужских шагов, и лицо ее приняло прежнее холодное и даже злое выражение. Она даже не поднялась на встречу ему.
– Что с тобой, мой ангел, больна? – спросил граф. Наташа помолчала.
– Да, больна, – отвечала она.
На беспокойные расспросы графа о том, почему она такая убитая и не случилось ли чего нибудь с женихом, она уверяла его, что ничего, и просила его не беспокоиться. Марья Дмитриевна подтвердила графу уверения Наташи, что ничего не случилось. Граф, судя по мнимой болезни, по расстройству дочери, по сконфуженным лицам Сони и Марьи Дмитриевны, ясно видел, что в его отсутствие должно было что нибудь случиться: но ему так страшно было думать, что что нибудь постыдное случилось с его любимою дочерью, он так любил свое веселое спокойствие, что он избегал расспросов и всё старался уверить себя, что ничего особенного не было и только тужил о том, что по случаю ее нездоровья откладывался их отъезд в деревню.


Со дня приезда своей жены в Москву Пьер сбирался уехать куда нибудь, только чтобы не быть с ней. Вскоре после приезда Ростовых в Москву, впечатление, которое производила на него Наташа, заставило его поторопиться исполнить свое намерение. Он поехал в Тверь ко вдове Иосифа Алексеевича, которая обещала давно передать ему бумаги покойного.