Соннеборн, Трейси Мортон

См. также: Зоннеборн (значения)

Трейси Мортон Соннеборн
Дата рождения:	19 октября 1905(1905-10-19)
Место рождения:	Балтимор
Дата смерти:	26 января 1981(1981-01-26) (75 лет)
Место смерти:	Блумингтон (Индиана)

Трейси Мортон Соннеборн (англ. Tracy Morton Sonneborn; 19 октября 1905, Балтимор — 26 января 1981, Блумингтон) — американский зоолог, известный своими исследованиями простейших, прежде всего, инфузорий рода Paramecium, на которых он совершил ряд открытий, важных для понимания эволюции полового процесса, проблемы вида у простейших и роли различных клеточных структур в наследственности.

Образование и карьера

Образование получил в Университете Джонса Гопкинса, сначала как бакалавр искусств, но на магистерской программе и при написании диссертации на степень доктора философии (Ph. D.) он специализировался по зоологии.

В 1939 г. переехал в Блумингтон, штат Индиана, где занял должность ассоциированного профессора зоологии в Индианском университете, в котором проработал до конца своих дней, с 1943 г. в должности профессора, с 1953 — профессора с отличием (Distinguished Professor). В 1975 г. вышел на пенсию, но продолжал свои научные занятия и поддерживал контакты со студентами почти до самой своей смерти, последовавшей в январе 1981 г.

За свою научную деятельность был удостоен ряда почетных званий и наград, в том числе, премией Американской ассоциации содействия науке (AAAS) 1946 г., Кимберовской премии по генетике (1959) и медали Менделя (1965). Состоял членом Национальной академи наук США, Американского философского общества и Лондонского королевского общества, почетным доктором наук Университета Джонса Гопкинса (1957) и Индианского университета (1979).

Избранные работы

• Sonneborn, T. Sex, sex inheritance and sex determination in Paramecium aurelia. // Proc. Natl. Acad. Sci. U.S.A. 1937. 23: 378-385.
• Sonneborn, T. Paramecium aurelia: mating types and groups; lethal interactions; determination and inheritance. // Am. Nat. 1939. 73: 390-412.
• Sonneborn, T. Relation of macronuclear regeneration in Paramecium aurelia to macronuclear structure, amitosis and genetic determination. // The Collecting Net. 1941. 16: 3-4.
• Sonneborn, T. Gene and cytoplasm. I. The determination and inheritance of the killer character in variety 4 of P. aurelia. // Proc. Natl. Acad. Sci. U.S.A. 1943a. 29: 329-338.
• Sonneborn, T. Gene and cytoplasm. II. The bearing of the determination and inheritance of characters in P. aurelia on the problems of cytoplasmic inheritance, Pneumococcus transformations, mutations and development. // Proc. Natl. Acad. Sci. U.S.A. 1943b. 29: 338-343.
• Sonneborn, T. Gene action in Paramecium. // Ann. Mo. Bot. Garden. 1945. 32: 213-221.
• Sonneborn, T. Experimental control of the concentration of cytoplasmic genetic factors in Paramecium. // Cold Spring Harbor Symp. Quant. Biol. 1946. 11: 236-255.
• Sonneborn, T. The determination of hereditary antigenic differences in genically identical Paramecium cells. // Proc. Natl. Acad. Sci. U.S.A. 1947. 34: 413-418.

Литература

• Соннеборн Треси Мортон // Биологи. Биографический справочник. Киев: Наукова думка, 1984: 588.
• Nanney, D. L. [www.life.uiuc.edu/nanney/maupas/sonneborn.html T. M. Sonneborn: An Interpretation] // Ann. Rev. Genet 1981. 15: 1-9. (Интернет-публикация проверена 12 апреля 2008)
• Preer, J. R. Jr. [www.nap.edu/html/biomems/tsonneborn.html Tracy Morton Sonneborn] // National Academy of Sciences Biographical Memoirs. Vol. 69. 1996: 268-293. (Интернет-публикация проверена 12 апреля 2008)
• Preer, J. R. Jr. [www.pubmedcentral.nih.gov/articlerender.fcgi?artid=1456306 Sonneborn and the Cytoplasm] // Genetics. 2006 March; 172 (3): 1373–1377. (Интернет-публикация проверена 12 апреля 2008)

Ссылки

• [www.indiana.edu/~liblilly/lilly/mss/html/sonnebor.html Sonneborn Manuscripts] at the Lilly Library Manuscript Collections

Отрывок, характеризующий Соннеборн, Трейси Мортон

Иногда Пьер вспоминал о слышанном им рассказе о том, как на войне солдаты, находясь под выстрелами в прикрытии, когда им делать нечего, старательно изыскивают себе занятие, для того чтобы легче переносить опасность. И Пьеру все люди представлялись такими солдатами, спасающимися от жизни: кто честолюбием, кто картами, кто писанием законов, кто женщинами, кто игрушками, кто лошадьми, кто политикой, кто охотой, кто вином, кто государственными делами. «Нет ни ничтожного, ни важного, всё равно: только бы спастись от нее как умею»! думал Пьер. – «Только бы не видать ее , эту страшную ее ».


В начале зимы, князь Николай Андреич Болконский с дочерью приехали в Москву. По своему прошедшему, по своему уму и оригинальности, в особенности по ослаблению на ту пору восторга к царствованию императора Александра, и по тому анти французскому и патриотическому направлению, которое царствовало в то время в Москве, князь Николай Андреич сделался тотчас же предметом особенной почтительности москвичей и центром московской оппозиции правительству.
Князь очень постарел в этот год. В нем появились резкие признаки старости: неожиданные засыпанья, забывчивость ближайших по времени событий и памятливость к давнишним, и детское тщеславие, с которым он принимал роль главы московской оппозиции. Несмотря на то, когда старик, особенно по вечерам, выходил к чаю в своей шубке и пудренном парике, и начинал, затронутый кем нибудь, свои отрывистые рассказы о прошедшем, или еще более отрывистые и резкие суждения о настоящем, он возбуждал во всех своих гостях одинаковое чувство почтительного уважения. Для посетителей весь этот старинный дом с огромными трюмо, дореволюционной мебелью, этими лакеями в пудре, и сам прошлого века крутой и умный старик с его кроткою дочерью и хорошенькой француженкой, которые благоговели перед ним, – представлял величественно приятное зрелище. Но посетители не думали о том, что кроме этих двух трех часов, во время которых они видели хозяев, было еще 22 часа в сутки, во время которых шла тайная внутренняя жизнь дома.
В последнее время в Москве эта внутренняя жизнь сделалась очень тяжела для княжны Марьи. Она была лишена в Москве тех своих лучших радостей – бесед с божьими людьми и уединения, – которые освежали ее в Лысых Горах, и не имела никаких выгод и радостей столичной жизни. В свет она не ездила; все знали, что отец не пускает ее без себя, а сам он по нездоровью не мог ездить, и ее уже не приглашали на обеды и вечера. Надежду на замужество княжна Марья совсем оставила. Она видела ту холодность и озлобление, с которыми князь Николай Андреич принимал и спроваживал от себя молодых людей, могущих быть женихами, иногда являвшихся в их дом. Друзей у княжны Марьи не было: в этот приезд в Москву она разочаровалась в своих двух самых близких людях. М lle Bourienne, с которой она и прежде не могла быть вполне откровенна, теперь стала ей неприятна и она по некоторым причинам стала отдаляться от нее. Жюли, которая была в Москве и к которой княжна Марья писала пять лет сряду, оказалась совершенно чужою ей, когда княжна Марья вновь сошлась с нею лично. Жюли в это время, по случаю смерти братьев сделавшись одной из самых богатых невест в Москве, находилась во всем разгаре светских удовольствий. Она была окружена молодыми людьми, которые, как она думала, вдруг оценили ее достоинства. Жюли находилась в том периоде стареющейся светской барышни, которая чувствует, что наступил последний шанс замужества, и теперь или никогда должна решиться ее участь. Княжна Марья с грустной улыбкой вспоминала по четвергам, что ей теперь писать не к кому, так как Жюли, Жюли, от присутствия которой ей не было никакой радости, была здесь и виделась с нею каждую неделю. Она, как старый эмигрант, отказавшийся жениться на даме, у которой он проводил несколько лет свои вечера, жалела о том, что Жюли была здесь и ей некому писать. Княжне Марье в Москве не с кем было поговорить, некому поверить своего горя, а горя много прибавилось нового за это время. Срок возвращения князя Андрея и его женитьбы приближался, а его поручение приготовить к тому отца не только не было исполнено, но дело напротив казалось совсем испорчено, и напоминание о графине Ростовой выводило из себя старого князя, и так уже большую часть времени бывшего не в духе. Новое горе, прибавившееся в последнее время для княжны Марьи, были уроки, которые она давала шестилетнему племяннику. В своих отношениях с Николушкой она с ужасом узнавала в себе свойство раздражительности своего отца. Сколько раз она ни говорила себе, что не надо позволять себе горячиться уча племянника, почти всякий раз, как она садилась с указкой за французскую азбуку, ей так хотелось поскорее, полегче перелить из себя свое знание в ребенка, уже боявшегося, что вот вот тетя рассердится, что она при малейшем невнимании со стороны мальчика вздрагивала, торопилась, горячилась, возвышала голос, иногда дергала его за руку и ставила в угол. Поставив его в угол, она сама начинала плакать над своей злой, дурной натурой, и Николушка, подражая ей рыданьями, без позволенья выходил из угла, подходил к ней и отдергивал от лица ее мокрые руки, и утешал ее. Но более, более всего горя доставляла княжне раздражительность ее отца, всегда направленная против дочери и дошедшая в последнее время до жестокости. Ежели бы он заставлял ее все ночи класть поклоны, ежели бы он бил ее, заставлял таскать дрова и воду, – ей бы и в голову не пришло, что ее положение трудно; но этот любящий мучитель, самый жестокий от того, что он любил и за то мучил себя и ее, – умышленно умел не только оскорбить, унизить ее, но и доказать ей, что она всегда и во всем была виновата. В последнее время в нем появилась новая черта, более всего мучившая княжну Марью – это было его большее сближение с m lle Bourienne. Пришедшая ему, в первую минуту по получении известия о намерении своего сына, мысль шутка о том, что ежели Андрей женится, то и он сам женится на Bourienne, – видимо понравилась ему, и он с упорством последнее время (как казалось княжне Марье) только для того, чтобы ее оскорбить, выказывал особенную ласку к m lle Bоurienne и выказывал свое недовольство к дочери выказываньем любви к Bourienne.