Хени, Соня

Соня Хени
Sonja Henie
Соня Хени на обложке журнала Cinegraf (1937)
Дата рождения:	8 апреля 1912(1912-04-08)
Место рождения:	Христиания, Норвегия
Дата смерти:	12 октября 1969(1969-10-12) (57 лет)
Место смерти:	самолёт, летящий из Парижа в Осло, Европа

Олимпийские награды
Фигурное катание
Золото	Санкт-Мориц 1928	Женское одиночное катание
Золото	Лейк-Плэсид 1932	Женское одиночное катание
Золото	Гармиш-Партенкирхен 1936	Женское одиночное катание

Со́ня Хе́ни (норв. Sonja Henie; 8 апреля 1912 — 12 октября 1969) — норвежская фигуристка, выступавшая в одиночном разряде и в парном катании, а позже американская актриса.

Первая и единственная трёхкратная олимпийская чемпионка (1928, 1932, 1936) в женском одиночном катании. Делит с Гиллисом Графстрёмом и Ириной Родниной рекорд по количеству золотых олимпийских наград в фигурном катании (по 3). Десятикратная победительница чемпионатов мира (1927—1936) и шестикратная чемпионка Европы (1931—1936).

Оставив в 1936 году в возрасте 24 лет любительский спорт, стала звездой голливудского балета на льду. В 1927—1958 годах снялась в 15 фильмах в Голливуде (самый известный «Серенада солнечной долины»). В 1941 году приняла американское гражданство.

Биография

Спортивная карьера

Соня Хени родилась в Христиании, нынешнем Осло. Отец Вильхельм Хени (в прошлом успешный спортсмен, чемпион мира по велоспорту) был преуспевающим скорняком, его жена Селма — домохозяйка. В дополнение дохода от бизнеса оба родителя Сони были богатыми наследниками. Родители поощряли детей к занятиям самыми разнообразными видами спорта с раннего детства. Соня Хени первоначально показала талант в лыжном спорте, а затем вслед за старшим братом Лейфом, занялась фигурным катанием. Также Хени занималась теннисом и плаванием. Как только Соня начала серьёзное обучение как фигуристка, её формальное школьное обучение было окончено. Отец нанимал ей лучших в мире педагогов, включая известную российскую балерину Тамару Карсавину. Целью Вильхельма было сделать из дочери спортивную знаменитость.

Хени впервые приняла участие во взрослом чемпионате Норвегии в возрасте 9 лет, а в возрасте одиннадцати лет стала восьмой на первых Зимних Олимпийских играх в Шамони (1924). Далее в сезонах 1924—1926 годов Хени сменила несколько катков и тренеров, чтобы взять у каждого самое лучшее. В 1927 году Соня Хени одерживает свою первую, из десяти подряд (беспрецедентный случай в истории), победу на Чемпионате мира по фигурному катанию. Год спустя она завоёвывает свою первую Олимпийскую золотую медаль. Соня Хени вызвала сенсацию в спортивном мире, выиграв соревнования одиночниц в возрасте 15 лет 316 дней. За её композицию «Умирающий лебедь» отдали голоса 6 судей из 7! Она также выигрывала подряд шесть Чемпионатов Европы.

В течение своей спортивной карьеры, Хени много путешествовала и работала с разными иностранными тренерами. Дома, в Осло, она обучалась на стадионе «Frogner», но в конце любительской карьеры тренировалась уже прежде всего у американца Говарда Николсона в Лондоне. Также она пользовалась большим спросом как участница различных ледовых шоу и в Европе и в Северной Америке. Оба родителя Сони бросили свой бизнес в Норвегии на сына Лейфа, чтобы сопровождать дочь как её менеджеры.

Соне Хени приписывают первенство в использовании в костюме для фигурного катания короткой юбки, а также она была первой, кто применял хореографию в танце.

Карьера в Голливуде

После Чемпионата мира 1936 года Соня Хени рассталась с любительским статусом и начала карьеру профессионального исполнителя в ледовых шоу. Ещё будучи девочкой, Хени хотела сделать карьеру в Голливуде и стать кинозвездой, и вот она получила такую возможность. В 1936 году, после успешного балета на льду, организованного её отцом, она была нанята Дэррилом Зануком из Fox Studios с контрактом, который сделал её одной из наиболее высокооплачиваемых актрис того времени.

Первый успех пришёл после фильма «Одна на миллион». В дополнение к карьере кинозвезды, Соня Хени подписала контракт с Артуром Вирцем, который устроил для неё тур балета на льду под названием «Голливудское ревю льда». Вирц также действовал как финансовый советник Хени. В разгар известности, её туры приносили Хени 2 миллиона $ ежегодно. Она также имела многочисленные прибыльные контракты на рекламу коньков, одежды, драгоценностей и других товаров. Эти действия сделали её одной из самых богатых женщин в мире того времени.

В 1950 году Хени разорвала контракт с Вирцем и в течение следующих трёх сезонов проводила свои собственные туры под названием «Ледовое ревю Сони Хени». Это было опрометчивое решение, Вирц теперь показывал публике новую Олимпийскую чемпионку — Барбару Энн Скотт. Так как Вирц управлял лучшими аренами и датами, Хени оставалось то, что похуже. Всё это предприятие окончилось финансовым крахом. Тогда же Соня Хени начала пить запоями.

Полемика о связях с нацистами

Связи Хени с Адольфом Гитлером и другими высокопоставленными нацистами сделали её предметом спора перед, во время и после Второй мировой войны. В течение её любительской карьеры, она часто выступала в Германии и была любимицей аудиенций, в частности с Гитлером. Как состоятельная знаменитость, она вращалась в одних общественных кругах с королевскими особами и главами государств и воспринимала знакомство с Гитлером, как само собой разумеющееся.

Впервые спор возник, когда Хени приветствовала Гитлера нацистским салютом во время выставки в Берлине незадолго до Олимпийских Игр 1936 года, за что была строго осуждена норвежской прессой. Она не повторила салют на Олимпийских играх в Гармиш-Партенкирхене, но после Игр приняла приглашение на обед с Гитлером в его резиденции в окрестностях Берхтесгадена, где Гитлер подарил Хени фотографию с автографом и длинной дарственной надписью. После того, как она начала актёрскую карьеру, Хени сохранила связи с нацистами, так Йозеф Геббельс лично участвовал в продвижении в Германии её первого фильма «Одна на миллион».

Во время оккупации Норвегии нацистской Германией, немцы видели фотографию Гитлера с автографом, выставленную на пианино в семейном доме Хени в Ландёйа, Аскер. Как результат, ни один из объектов собственности Хени в Норвегии не был конфискован или повреждён немцами.

В 1941 году Хени стала гражданкой Соединенных Штатов. Как и многие голливудские звезды, она поддерживала военные усилия США через United Service Organizations (USO) и подобные движения, но осторожно избегала поддержки Норвежского движения сопротивления и публичных заявлений против нацистов. За это она была осуждена многими норвежцами и норвего-американцами. После войны Хени была озабочена, что многие соотечественники воспринимали её как предателя. Как бы то ни было, она вернулась в Норвегию со своим шоу «Праздник на льду» в 1953 и 1955 годах с триумфом.

Личная жизнь

Хени была замужем три раза: за Дэном Топпингом (бейсболистом), Уинтропом Гардинером и богатым норвежским судовладельцем и меценатом Нильсом Унстадом. За Унстада она вышла в 1956 году, уже отойдя от дел. Вместе Хени и Унстад обосновались в Осло и накопили большое собрание современного искусства, которое сформировало основу экспозиции для Художественного Центра искусств Хени-Унстад около Осло.

Кроме официальных браков, Хени имела большое количество любовных увлечений, включая её катающихся на коньках партнёров Джека Данна и Стюарта Реберна, и более поздний роман с актёром Ваном Джонсоном. В течение долгого времени она находилась в конфликте со своим братом Лейфом, судилась с ним из-за семейного имущества. Согласно биографической книге «Королева льда, королева теней», написанной Лейфом и Раймондом Стрэйтом после смерти Сони, Хени была поглощена деньгами и сексом, имела скверный характер и совершенно беспардонно использовала свою семью и других людей в собственных целях.

В середине 1960-х у Сони Хени была диагностирована лейкемия. Она умерла в 57 лет в 1969 году во время полёта из Парижа в Осло. Соня Хени и её муж похоронены в Осло перед Центром искусств Хени-Унстад.

В Осло установлен памятник Соне Хени, представляющий собой бронзовую статую на невысоком гранитном постаменте. Соня запечатлена делающей пируэт на льду.

Спортивные достижения

Женщины

Соревнования/Сезон	1924	1925	1926	1927	1928	1929	1930	1931	1932	1933	1934	1935	1936
Зимние Олимпиады	8				1				1				1
Чемпионаты мира	5		2	1	1	1	1	1	1	1	1	1	1
Чемпионаты Европы								1	1	1	1	1	1
Чемпионаты Норвегии		1	1	1	1	1

Пары

(с Arne Lie)

Соревнования/Сезоны	1926	1927	1928
Чемпионаты мира	5
Чемпионаты Норвегии	1	1	1

Фильмография

Год		Русское название	Оригинальное название	Роль
1927	ф		Seven Days for Elizabeth	Skater
1929	ф		Se Norge	Роль самой себя
1936	ф	Одна на миллион	One in a Million	Greta «Gretchen» Muller
1937	ф	Тонкий лёд	Thin Ice	Lili Heiser
1938	ф		Ali Baba Goes to Town	Роль самой себя (камео)
1938	ф		Happy Landing	Trudy Ericksen
1938	ф		My Lucky Star	Krista Nielsen
1939	ф	Вторая скрипка	Second Fiddle	Trudi Hovland
1939	ф		Everything Happens at Night	Louise
1941	ф	Серенада солнечной долины	Sun Valley Serenade	Карен Бенсон
1942	ф		Iceland	Katina Jonsdottir
1943	ф		Wintertime	Nora
1945	ф		It’s a Pleasure	Chris Linden
1945	ф		The Countess of Monte Cristo	Karen Kirsten
1958	ф		Hello London	Роль самой себя

Ссылки

• [www.sports-reference.com/olympics/athletes/he/sonja-henie-1.html Соня Хени] — олимпийская статистика на сайте Sports-Reference.com (англ.)
• [www.imdb.com/name/nm0377012/ Соня Хени на сайте imdb] (англ.)
• [www.sonjahenie.net/index.html Фан-сайт]  (англ.)

Отрывок, характеризующий Хени, Соня

Пелагеюшка перебила своего товарища; ей видно хотелось рассказать то, что она видела.
– В Колязине, отец, великая благодать открылась.
– Что ж, мощи новые? – спросил князь Андрей.
– Полно, Андрей, – сказала княжна Марья. – Не рассказывай, Пелагеюшка.
– Ни… что ты, мать, отчего не рассказывать? Я его люблю. Он добрый, Богом взысканный, он мне, благодетель, рублей дал, я помню. Как была я в Киеве и говорит мне Кирюша юродивый – истинно Божий человек, зиму и лето босой ходит. Что ходишь, говорит, не по своему месту, в Колязин иди, там икона чудотворная, матушка пресвятая Богородица открылась. Я с тех слов простилась с угодниками и пошла…
Все молчали, одна странница говорила мерным голосом, втягивая в себя воздух.
– Пришла, отец мой, мне народ и говорит: благодать великая открылась, у матушки пресвятой Богородицы миро из щечки каплет…
– Ну хорошо, хорошо, после расскажешь, – краснея сказала княжна Марья.
– Позвольте у нее спросить, – сказал Пьер. – Ты сама видела? – спросил он.
– Как же, отец, сама удостоилась. Сияние такое на лике то, как свет небесный, а из щечки у матушки так и каплет, так и каплет…
– Да ведь это обман, – наивно сказал Пьер, внимательно слушавший странницу.
– Ах, отец, что говоришь! – с ужасом сказала Пелагеюшка, за защитой обращаясь к княжне Марье.
– Это обманывают народ, – повторил он.
– Господи Иисусе Христе! – крестясь сказала странница. – Ох, не говори, отец. Так то один анарал не верил, сказал: «монахи обманывают», да как сказал, так и ослеп. И приснилось ему, что приходит к нему матушка Печерская и говорит: «уверуй мне, я тебя исцелю». Вот и стал проситься: повези да повези меня к ней. Это я тебе истинную правду говорю, сама видела. Привезли его слепого прямо к ней, подошел, упал, говорит: «исцели! отдам тебе, говорит, в чем царь жаловал». Сама видела, отец, звезда в ней так и вделана. Что ж, – прозрел! Грех говорить так. Бог накажет, – поучительно обратилась она к Пьеру.
– Как же звезда то в образе очутилась? – спросил Пьер.
– В генералы и матушку произвели? – сказал князь Aндрей улыбаясь.
Пелагеюшка вдруг побледнела и всплеснула руками.
– Отец, отец, грех тебе, у тебя сын! – заговорила она, из бледности вдруг переходя в яркую краску.
– Отец, что ты сказал такое, Бог тебя прости. – Она перекрестилась. – Господи, прости его. Матушка, что ж это?… – обратилась она к княжне Марье. Она встала и чуть не плача стала собирать свою сумочку. Ей, видно, было и страшно, и стыдно, что она пользовалась благодеяниями в доме, где могли говорить это, и жалко, что надо было теперь лишиться благодеяний этого дома.
– Ну что вам за охота? – сказала княжна Марья. – Зачем вы пришли ко мне?…
– Нет, ведь я шучу, Пелагеюшка, – сказал Пьер. – Princesse, ma parole, je n'ai pas voulu l'offenser, [Княжна, я право, не хотел обидеть ее,] я так только. Ты не думай, я пошутил, – говорил он, робко улыбаясь и желая загладить свою вину. – Ведь это я, а он так, пошутил только.
Пелагеюшка остановилась недоверчиво, но в лице Пьера была такая искренность раскаяния, и князь Андрей так кротко смотрел то на Пелагеюшку, то на Пьера, что она понемногу успокоилась.


Странница успокоилась и, наведенная опять на разговор, долго потом рассказывала про отца Амфилохия, который был такой святой жизни, что от ручки его ладоном пахло, и о том, как знакомые ей монахи в последнее ее странствие в Киев дали ей ключи от пещер, и как она, взяв с собой сухарики, двое суток провела в пещерах с угодниками. «Помолюсь одному, почитаю, пойду к другому. Сосну, опять пойду приложусь; и такая, матушка, тишина, благодать такая, что и на свет Божий выходить не хочется».
Пьер внимательно и серьезно слушал ее. Князь Андрей вышел из комнаты. И вслед за ним, оставив божьих людей допивать чай, княжна Марья повела Пьера в гостиную.
– Вы очень добры, – сказала она ему.
– Ах, я право не думал оскорбить ее, я так понимаю и высоко ценю эти чувства!
Княжна Марья молча посмотрела на него и нежно улыбнулась. – Ведь я вас давно знаю и люблю как брата, – сказала она. – Как вы нашли Андрея? – спросила она поспешно, не давая ему времени сказать что нибудь в ответ на ее ласковые слова. – Он очень беспокоит меня. Здоровье его зимой лучше, но прошлой весной рана открылась, и доктор сказал, что он должен ехать лечиться. И нравственно я очень боюсь за него. Он не такой характер как мы, женщины, чтобы выстрадать и выплакать свое горе. Он внутри себя носит его. Нынче он весел и оживлен; но это ваш приезд так подействовал на него: он редко бывает таким. Ежели бы вы могли уговорить его поехать за границу! Ему нужна деятельность, а эта ровная, тихая жизнь губит его. Другие не замечают, а я вижу.
В 10 м часу официанты бросились к крыльцу, заслышав бубенчики подъезжавшего экипажа старого князя. Князь Андрей с Пьером тоже вышли на крыльцо.
– Это кто? – спросил старый князь, вылезая из кареты и угадав Пьера.
– AI очень рад! целуй, – сказал он, узнав, кто был незнакомый молодой человек.
Старый князь был в хорошем духе и обласкал Пьера.
Перед ужином князь Андрей, вернувшись назад в кабинет отца, застал старого князя в горячем споре с Пьером.
Пьер доказывал, что придет время, когда не будет больше войны. Старый князь, подтрунивая, но не сердясь, оспаривал его.
– Кровь из жил выпусти, воды налей, тогда войны не будет. Бабьи бредни, бабьи бредни, – проговорил он, но всё таки ласково потрепал Пьера по плечу, и подошел к столу, у которого князь Андрей, видимо не желая вступать в разговор, перебирал бумаги, привезенные князем из города. Старый князь подошел к нему и стал говорить о делах.
– Предводитель, Ростов граф, половины людей не доставил. Приехал в город, вздумал на обед звать, – я ему такой обед задал… А вот просмотри эту… Ну, брат, – обратился князь Николай Андреич к сыну, хлопая по плечу Пьера, – молодец твой приятель, я его полюбил! Разжигает меня. Другой и умные речи говорит, а слушать не хочется, а он и врет да разжигает меня старика. Ну идите, идите, – сказал он, – может быть приду, за ужином вашим посижу. Опять поспорю. Мою дуру, княжну Марью полюби, – прокричал он Пьеру из двери.
Пьер теперь только, в свой приезд в Лысые Горы, оценил всю силу и прелесть своей дружбы с князем Андреем. Эта прелесть выразилась не столько в его отношениях с ним самим, сколько в отношениях со всеми родными и домашними. Пьер с старым, суровым князем и с кроткой и робкой княжной Марьей, несмотря на то, что он их почти не знал, чувствовал себя сразу старым другом. Они все уже любили его. Не только княжна Марья, подкупленная его кроткими отношениями к странницам, самым лучистым взглядом смотрела на него; но маленький, годовой князь Николай, как звал дед, улыбнулся Пьеру и пошел к нему на руки. Михаил Иваныч, m lle Bourienne с радостными улыбками смотрели на него, когда он разговаривал с старым князем.
Старый князь вышел ужинать: это было очевидно для Пьера. Он был с ним оба дня его пребывания в Лысых Горах чрезвычайно ласков, и велел ему приезжать к себе.
Когда Пьер уехал и сошлись вместе все члены семьи, его стали судить, как это всегда бывает после отъезда нового человека и, как это редко бывает, все говорили про него одно хорошее.


Возвратившись в этот раз из отпуска, Ростов в первый раз почувствовал и узнал, до какой степени сильна была его связь с Денисовым и со всем полком.
Когда Ростов подъезжал к полку, он испытывал чувство подобное тому, которое он испытывал, подъезжая к Поварскому дому. Когда он увидал первого гусара в расстегнутом мундире своего полка, когда он узнал рыжего Дементьева, увидал коновязи рыжих лошадей, когда Лаврушка радостно закричал своему барину: «Граф приехал!» и лохматый Денисов, спавший на постели, выбежал из землянки, обнял его, и офицеры сошлись к приезжему, – Ростов испытывал такое же чувство, как когда его обнимала мать, отец и сестры, и слезы радости, подступившие ему к горлу, помешали ему говорить. Полк был тоже дом, и дом неизменно милый и дорогой, как и дом родительский.
Явившись к полковому командиру, получив назначение в прежний эскадрон, сходивши на дежурство и на фуражировку, войдя во все маленькие интересы полка и почувствовав себя лишенным свободы и закованным в одну узкую неизменную рамку, Ростов испытал то же успокоение, ту же опору и то же сознание того, что он здесь дома, на своем месте, которые он чувствовал и под родительским кровом. Не было этой всей безурядицы вольного света, в котором он не находил себе места и ошибался в выборах; не было Сони, с которой надо было или не надо было объясняться. Не было возможности ехать туда или не ехать туда; не было этих 24 часов суток, которые столькими различными способами можно было употребить; не было этого бесчисленного множества людей, из которых никто не был ближе, никто не был дальше; не было этих неясных и неопределенных денежных отношений с отцом, не было напоминания об ужасном проигрыше Долохову! Тут в полку всё было ясно и просто. Весь мир был разделен на два неровные отдела. Один – наш Павлоградский полк, и другой – всё остальное. И до этого остального не было никакого дела. В полку всё было известно: кто был поручик, кто ротмистр, кто хороший, кто дурной человек, и главное, – товарищ. Маркитант верит в долг, жалованье получается в треть; выдумывать и выбирать нечего, только не делай ничего такого, что считается дурным в Павлоградском полку; а пошлют, делай то, что ясно и отчетливо, определено и приказано: и всё будет хорошо.
Вступив снова в эти определенные условия полковой жизни, Ростов испытал радость и успокоение, подобные тем, которые чувствует усталый человек, ложась на отдых. Тем отраднее была в эту кампанию эта полковая жизнь Ростову, что он, после проигрыша Долохову (поступка, которого он, несмотря на все утешения родных, не мог простить себе), решился служить не как прежде, а чтобы загладить свою вину, служить хорошо и быть вполне отличным товарищем и офицером, т. е. прекрасным человеком, что представлялось столь трудным в миру, а в полку столь возможным.
Ростов, со времени своего проигрыша, решил, что он в пять лет заплатит этот долг родителям. Ему посылалось по 10 ти тысяч в год, теперь же он решился брать только две, а остальные предоставлять родителям для уплаты долга.

Армия наша после неоднократных отступлений, наступлений и сражений при Пултуске, при Прейсиш Эйлау, сосредоточивалась около Бартенштейна. Ожидали приезда государя к армии и начала новой кампании.
Павлоградский полк, находившийся в той части армии, которая была в походе 1805 года, укомплектовываясь в России, опоздал к первым действиям кампании. Он не был ни под Пултуском, ни под Прейсиш Эйлау и во второй половине кампании, присоединившись к действующей армии, был причислен к отряду Платова.
Отряд Платова действовал независимо от армии. Несколько раз павлоградцы были частями в перестрелках с неприятелем, захватили пленных и однажды отбили даже экипажи маршала Удино. В апреле месяце павлоградцы несколько недель простояли около разоренной до тла немецкой пустой деревни, не трогаясь с места.
Была ростепель, грязь, холод, реки взломало, дороги сделались непроездны; по нескольку дней не выдавали ни лошадям ни людям провианта. Так как подвоз сделался невозможен, то люди рассыпались по заброшенным пустынным деревням отыскивать картофель, но уже и того находили мало. Всё было съедено, и все жители разбежались; те, которые оставались, были хуже нищих, и отнимать у них уж было нечего, и даже мало – жалостливые солдаты часто вместо того, чтобы пользоваться от них, отдавали им свое последнее.
Павлоградский полк в делах потерял только двух раненых; но от голоду и болезней потерял почти половину людей. В госпиталях умирали так верно, что солдаты, больные лихорадкой и опухолью, происходившими от дурной пищи, предпочитали нести службу, через силу волоча ноги во фронте, чем отправляться в больницы. С открытием весны солдаты стали находить показывавшееся из земли растение, похожее на спаржу, которое они называли почему то машкин сладкий корень, и рассыпались по лугам и полям, отыскивая этот машкин сладкий корень (который был очень горек), саблями выкапывали его и ели, несмотря на приказания не есть этого вредного растения.
Весною между солдатами открылась новая болезнь, опухоль рук, ног и лица, причину которой медики полагали в употреблении этого корня. Но несмотря на запрещение, павлоградские солдаты эскадрона Денисова ели преимущественно машкин сладкий корень, потому что уже вторую неделю растягивали последние сухари, выдавали только по полфунта на человека, а картофель в последнюю посылку привезли мерзлый и проросший. Лошади питались тоже вторую неделю соломенными крышами с домов, были безобразно худы и покрыты еще зимнею, клоками сбившеюся шерстью.