Сон рыцаря
| |
| Рафаэль Санти | |
| Сон рыцаря. ок. 1504 | |
| итал. Sogno del cavaliere | |
| тополь[1], масло. 17,1 × 17,3 см | |
| Национальная галерея, Лондон | |
«Сон рыцаря» (или «Аллегория») — одна из ранних картин Рафаэля, итальянского художника эпохи Возрождения. Хранится в Национальной галерее в Лондоне.
Содержание
Описание и интерпретация
На картине изображен молодой рыцарь в доспехах, который спит под лавровым деревом в окружении двух женщин. Одна женщина держит в руках книгу и меч, другая — цветок. Горный пейзаж на заднем плане напоминает своими очертаниями Урбино. Эта маленькая картина является примером аллегорической живописи (образным изображением абстрактной идеи)[2][3].
Вероятно, сюжет картины был создан по мотивам эпической поэмы «Пуника» латинского поэта Силия Италика, которая рассказывает историю Второй Пунической войны. В поэме молодому солдату Сципиону, отдыхающему в тени дерева, предстают в видении две дамы — Добродетель и её соперница Наслаждение. Добродетель, с мужеподобной фигурой и волосами, закрывающими лоб, обещает Сципиону почитание и славу благодаря победе в войне, но предупреждает, что путь к её целомудренной горной обители — крутой и каменистый. Наслаждение, с душистыми, плавными локонами и томными глазами, напротив, предлагает жизнь легкую и беззаботную. В своей картине Рафаэль передает различие характеров двух героинь через их внешность и одежду. Добродетель расположена слева, одета умеренно с покрытой головой, тогда как фигура Наслаждения в платье, изысканно подтянутым на бедрах, её светлые длинные волосы распущены и украшены бусами и цветком. Тернистый путь, который предлагает Добродетель, изображен на фоне скалистыми возвышенностями и замком на вершине, к которому ведет разводной мост; позади Наслаждения — мягкий ландшафт, ведущий к солнечному озеру[4].
Однако, на полотне Рафаэля две женщины не изображены как соперницы. Вместо того, чтобы представлять видение как моральную дилемму, Рафаэль показывает Добродетель и Наслаждение равными. Возможно, книга, меч и цветок, которые они держат, — это символы ученого, солдата и любовника, чьи качества должен сочетать в себе идеальный рыцарь[3][5].
На эскизе к картине видно, что Рафаэль первоначально задумывал Наслаждение как соблазнительницу, но в готовой картине она одета скромно, что дополнительно может свидетельствовать о её роли как рыцарской награды — Любви[4].
История
Такие же размеры, как и полотно «Сон рыцаря», имеет другая ранняя картина Рафаэля — «Три грации», которую также обычно датируют 1504 годом. История создания этих двух работ точно не известна. Предполагают, что две картины составляли пару и были первой работой Рафаэля, выполненной на заказ[6].
Лондонская Национальная галерея приобрела картину «Сон рыцаря» в 1847 году[1]. Она была очищена и реставрирована в 1985 году[7].
Напишите отзыв о статье "Сон рыцаря"
Примечания
- ↑ 1 2 [www.nationalgallery.org.uk/paintings/raphael-an-allegory-vision-of-a-knight/*/key-facts An Allegory ('Vision of a Knight'). Key facts] (англ.)
- ↑ Культурология: Учебное пособие / Под ред. Т. Б. Гриценко. — Киев: Центр учебной литературы, 2008
- ↑ 1 2 [www.nationalgallery.org.uk/paintings/research/iconography Studying Raphael: iconography] (англ.)
- ↑ 1 2 Chapman, Hugo, Tom Henry, and Carol Plazzotta. Raphael: From Urbino to Rome. Exh. cat., National Gallery London, 20 October 2004 — 16 January 2006. London: National Gallery Company, 2004. (англ.)
- ↑ [www.nationalgallery.org.uk/paintings/raphael-an-allegory-vision-of-a-knight An Allegory ('Vision of a Knight') at The National Gallery] (англ.)
- ↑ Художественная галерея. Рафаэль. Издательство De Agnostini UK Ltd. 2004
- ↑ [www.nationalgallery.org.uk/technical-bulletin/roy_spring_plazzotta2004 Ashok Roy, Marika Spring and Carol Plazzotta. Raphael’s Early Work in the National Gallery: Paintings before Rome (англ.)]
Ссылки
- [www.nationalgallery.org.uk/paintings/raphael-an-allegory-vision-of-a-knight «Сон рыцаря»] на сайте Национальной галереи
Отрывок, характеризующий Сон рыцаря
Он был так же, как прежде, равнодушен к денежным делам; но теперь он несомненно знал, что должно сделать и чего не должно. Первым приложением этого нового судьи была для него просьба пленного французского полковника, пришедшего к нему, много рассказывавшего о своих подвигах и под конец заявившего почти требование о том, чтобы Пьер дал ему четыре тысячи франков для отсылки жене и детям. Пьер без малейшего труда и напряжения отказал ему, удивляясь впоследствии, как было просто и легко то, что прежде казалось неразрешимо трудным. Вместе с тем тут же, отказывая полковнику, он решил, что необходимо употребить хитрость для того, чтобы, уезжая из Орла, заставить итальянского офицера взять денег, в которых он, видимо, нуждался. Новым доказательством для Пьера его утвердившегося взгляда на практические дела было его решение вопроса о долгах жены и о возобновлении или невозобновлении московских домов и дач.В Орел приезжал к нему его главный управляющий, и с ним Пьер сделал общий счет своих изменявшихся доходов. Пожар Москвы стоил Пьеру, по учету главно управляющего, около двух миллионов.
Главноуправляющий, в утешение этих потерь, представил Пьеру расчет о том, что, несмотря на эти потери, доходы его не только не уменьшатся, но увеличатся, если он откажется от уплаты долгов, оставшихся после графини, к чему он не может быть обязан, и если он не будет возобновлять московских домов и подмосковной, которые стоили ежегодно восемьдесят тысяч и ничего не приносили.
– Да, да, это правда, – сказал Пьер, весело улыбаясь. – Да, да, мне ничего этого не нужно. Я от разоренья стал гораздо богаче.
Но в январе приехал Савельич из Москвы, рассказал про положение Москвы, про смету, которую ему сделал архитектор для возобновления дома и подмосковной, говоря про это, как про дело решенное. В это же время Пьер получил письмо от князя Василия и других знакомых из Петербурга. В письмах говорилось о долгах жены. И Пьер решил, что столь понравившийся ему план управляющего был неверен и что ему надо ехать в Петербург покончить дела жены и строиться в Москве. Зачем было это надо, он не знал; но он знал несомненно, что это надо. Доходы его вследствие этого решения уменьшались на три четверти. Но это было надо; он это чувствовал.
Вилларский ехал в Москву, и они условились ехать вместе.
Пьер испытывал во все время своего выздоровления в Орле чувство радости, свободы, жизни; но когда он, во время своего путешествия, очутился на вольном свете, увидал сотни новых лиц, чувство это еще более усилилось. Он все время путешествия испытывал радость школьника на вакации. Все лица: ямщик, смотритель, мужики на дороге или в деревне – все имели для него новый смысл. Присутствие и замечания Вилларского, постоянно жаловавшегося на бедность, отсталость от Европы, невежество России, только возвышали радость Пьера. Там, где Вилларский видел мертвенность, Пьер видел необычайную могучую силу жизненности, ту силу, которая в снегу, на этом пространстве, поддерживала жизнь этого целого, особенного и единого народа. Он не противоречил Вилларскому и, как будто соглашаясь с ним (так как притворное согласие было кратчайшее средство обойти рассуждения, из которых ничего не могло выйти), радостно улыбался, слушая его.
Так же, как трудно объяснить, для чего, куда спешат муравьи из раскиданной кочки, одни прочь из кочки, таща соринки, яйца и мертвые тела, другие назад в кочку – для чего они сталкиваются, догоняют друг друга, дерутся, – так же трудно было бы объяснить причины, заставлявшие русских людей после выхода французов толпиться в том месте, которое прежде называлось Москвою. Но так же, как, глядя на рассыпанных вокруг разоренной кочки муравьев, несмотря на полное уничтожение кочки, видно по цепкости, энергии, по бесчисленности копышущихся насекомых, что разорено все, кроме чего то неразрушимого, невещественного, составляющего всю силу кочки, – так же и Москва, в октябре месяце, несмотря на то, что не было ни начальства, ни церквей, ни святынь, ни богатств, ни домов, была та же Москва, какою она была в августе. Все было разрушено, кроме чего то невещественного, но могущественного и неразрушимого.
