Сон-буддизм

Статья является частью серии статей про
Дзэн
Основные статьи Дзэн Чань Тхиен Сон
Мастера дзэн Чань в Китае Бодхидхарма Хуэйнэн Линьцзи Исюань Дзэн в Японии Эйсай Догэн Банкэй Хакуин
Школы Японские школы Риндзай Обаку Фукэ Сото-сю Китайские школы Линьцзи Цаодун Корейские школы Орден Чоге Кван Ум
Популяризаторы Судзуки Алан Уотс
Доктрины Природа Будды Йогачара Шуньята Бодхисаттва
Учение Праджняпарамита Сатори Четыре пути познания Аватамсака-сутра Сутра Лотоса Сутра помоста Сутра сердца Речения с Лазурного утёса Книга спокойствия
Практика Дзадзэн Дзадзэнкай Кессэй Коан Суйдзэн Сэссин
Близкие школы Буддизм Чистой Земли
Буддизм Махаяна Индийский буддизм Китайский буддизм Японский буддизм

Сон (Sŏn, 禪) — корейский вариант буддийской школы чань. Термин также широко известен на Западе в его японском варианте «дзэн».

История сон

См. также: Буддизм в Корее

Период Объединённого Силла (668—935)

Передача чань в Корею

Сон был передан в Корею во время периода Объединённого Силла (668—935). Помнанг (法朗, Pŏmnang, Peomnang, Beomnang) (632—646), который учился с четвёртым китайским патриархом чань Даосинем (580—651), был первым, кто принёс сон в Корею. Помнанг передал своё учение Синхэнгу (神行, Sinhaeng) (704—779), который также ездил в Китай. В Китае Синхэнг обучался у Пуджи (Puji) (651—739), преемника Шэнь-сю (ум. 706), бывшего главой так называемой Северной школы чань. В дальнейшем сон был популяризирован Тоуи (道義, Doui) (ум. 825) в начале девятого столетия.

Девять горных школ

Учение сон постепенно передавалось в Корею далее. Корейские монахи, преимущественно школ хваом и восточной формы йогачары, начали путешествовать в Китай, чтобы изучать чань в школе Хунчжоу у Ма-цзу (709—788) и его последователей и в школе Линьцзи Линь-цзи Исюаня.

У преемников Ма-цзу были многочисленные корейские ученики, некоторые из которых возвратились в Корею и основали свои собственные школы в различных горных монастырях.

Первоначальное число этих школ было девять. Этими девятью школами стали школы Сильсансан, Тоннисан, Каджисан, Чакульсан, Сонджусан, Саджасан, Свэянсан, Поннимсан и Сумисан. Поэтому в то время корейский сон получил название школы «девяти гор» (九山 или кусан). Восемь из школ были из линии Ма-цзу, поскольку они были сформированы посредством связи или с ним, или с одним из его выдающихся учеников. Единственным исключением была Сумисан — школа, основанная Риомом (利 严) (869—936), получившим учение из линии Цаодун.

Девять горных школ приняли имя Чоге в 826 году. Первое упоминание о девяти горных школах датируется 1084 годом.

Период Корё (918—1392)

Напряжённость

К XI веку сон-буддизм утвердился в Корее. Он отличался от существующих в Корее пяти школ и их акцентов на писания, вследствие чего между новыми школами медитации и ранее существующими схоластическими школами появилась напряжённость. Как следствие, появилась необходимость прикладывать усилия для достижения взаимопонимания и восстановления отношений между сон и схоластическими школами.

Чинуль

Наиболее важной фигурой сон в период Корё был Чинуль (知 讷, Jinul) (1158—1210), создавший реформаторское движение в Корее. В то время корейская сангха переживала кризис. Такие явления, как гадания, пожертвования, молитвы и ритуалы для достижения успеха в светских делах, проникли в буддизм и привели к появлению большого количества монахов с сомнительной мотивацией. Поэтому возрождение буддизма и улучшение его качества было приоритетной задачей буддийских лидеров того времени.

Чинуль пытался создать новое движение в корейском сон, которое он назвал «самадхи и праджня общества». Цель Чинуля заключалась в создании нового сообщества дисциплинированных, «чистых умом» практиков глубоко в горах. В результате он справился с поставленной задачей, основав монастырь Сонгванса на горе Чоге в качестве нового центра чистой практики.

Чингак Хесим

Преемник Чинуля, Чингак Хесим (1178—1234), важное место уделял практике хваду (кит. хуатоу, буквально означает «голова слова» или «ключевое слово»). Он собрал 1125 коанов в своём «Сборнике Стихов и Случаев» (1226). Хесим поощрял практиков-женщин практиковать хваду, тогда как женская буддийская практика того времени была ограничена пением и чтениями сутр.

Орден Чоге

Орден Чоге развивался во времена династий Объединённого Силла и Корё. Учитель Тэго Боу (1301—1382), вернувшись из Китая в 1353 году, при помощи вана Конмина окончательно объединил в 1356 году все чань-буддийские школы в составе ордена Чоге. Орден Чоге процветал до установления династии Чосон.

К наиболее важным учителям сон последующих нескольких веков относят Хьегеуна (慧勤, Hyegeun), Кихву (己和, Kihwa, Gihwa) и Хючжона (休靜), которые продолжали развивать основную форму корейского медитационного буддизма, установленную Чинулем.

Династия Чосон (1392—1897)

Подавление

В конце династии Корё и во время династии Чосон Орден Чоге был объединён с научными школами. Он потерял влияние в правящем классе, который принимал неоконфуцианство. Буддизм постепенно подавлялся в течение следующих 500 лет. Количество храмов было сокращено с нескольких сотен до всего тридцати шести, были установлены ограничения на членство в сангхе, численность духовенства, размер земельного участка монастырей и возраст для вступления в сангху. Буддийские похороны и прошение милостыни были объявлены вне закона. Буддийские монахи и монахини были собраны в горы и ограничены в посещении городов. Буддизм периода Чосон был сокращён до школ сон и гйо (gyo), а в итоге был уменьшен до единственной школы сон.

Некоторые правители временно отменяли наиболее запретительные правила. Наиболее значимыми из них была королева Мунжеонг. У королевы было большое уважение к монаху Боу (보우, 普雨; 1515—1565), которого она поставила в качестве главы школы сон.

В период подавления значимым событием стало написание Кихвой (1376—1433) трактата в защиту буддизма, озаглавленного «Хёнджон нон» (顯正論 «Трактат о проявлении истины»).

Сосан Хючжон

Буддийские монахи помогли в отражении японских вторжений в Корею, которые происходили в период между 1592 и 1598 годами. Монахи были организованы в партизанские отряды, которые добились некоторых успехов. Движение «Праведный монах» возглавил Сосан Хючжон (서산대사, 西山休靜; 1520—1604), сон-мастер и автор ряда важных религиозных текстов. Присутствие армии монахов стало одним из решающим факторов в изгнании японских захватчиков.

Сосан прилагал усилия к объединению буддийских доктринальных учений и практик. Он находился под сильным влиянием Вонхё, Чинуля и Кихвы. Сосан Хючжон считается центральной фигурой в возрождении буддизма Чосон. Большинство крупных ветвей современного корейского сон происходят из линии передачи от него через одного из четырёх его главных учеников: Ю Чжона (1544—1610); Еонги (1581—1644), Таенеунга (1562—1649) и Илсеона (1533—1608), все четверо из которых были лейтенантами Сосана во время войны с Японией.

Корейская империя (1897—1910) и Японская аннексия (1910—1945)

В период Корейской империи корейские монахи посещали Японию для научного изучения буддизма, где они находились под влиянием японских ученых, которые ввели западные идеи в свои исследования. Через этих корейских монахов западные идеи также проникли в корейский буддизм. В этот период также начала формироваться бифуркация между монахами и учёными.

Раскол Кореи (1945 г. — настоящее время)

В 1948 году Корея была разделена на два государства — КНДР на севере и Республику Корея на юге. Корейская война (1950—1953) закрепила раскол страны.

Современный сон

С середины ХХ века христианство конкурировало с буддизмом в Южной Корее, в то время как в Северной Корее религиозная практика была подавлена.

Сон по-прежнему практикуется в Корее в ряде крупных монашеских центров, а также преподается в университете Тонгук, который имеет значительные исследования по школе сон. Двумя главными буддийскими школами Кореи считаются школа чоге-джон (Орден Чоге) и школа тхэго-джон, берущая своё происхождение от наставника Тхэго Боу, являвшегося преемником Линь-цзи.

В 1980 году возник спор о «внезапном» и «постепенном» просветлении. Начиная с Чинуля, корейский сон базировался на интеграции практики и исследования, что выражалось в лозунге «внезапное просветление, постепенное выращивание». Современный корейский сон-мастер Сон Чхоль Сыним (1912—1993) возродил лозунг «внезапное просветление, внезапное выращивание», приписываемый Хуэйнэну. Последние три патриарха Чоге имеют схожую позицию в данной дискуссии.

Распространение в США

Корейский сон был распространён в США дзэн-мастером Сун Саном. Он был аббатом храма в Сеуле и после проживания в Гонконге и Японии в 1972 году переехал в США, не зная английского языка. Во время полёта в Лос-Анджелес корейско-американский пассажир предложил ему работу в прачечной в Провиденсе, в штате Род-Айленд, который стал штаб-квартирой дзэнской школы Сун Сана Кван Ум. Вскоре после прибытия в Провиденс, он собрал вокруг себя учеников и основал Провиденс дзэн-центр. Сейчас школа Кван Ум имеет около 100 центров дзэн на нескольких континентах.

Другой корейский учитель дзэн, Саму Суним, в 1971 году основал Дзэн-буддийский храм Торонто. Он является главой Буддийского Общества Сострадательной Мудрости, которое имеет храмы в Анн-Арборе, Чикаго, Мехико и Нью-Йорке.

В начале 20-го века, мастер Кён Хо (1849—1912), активизировал корейский сон. В конце Второй мировой войны, его ученик, мастер Ман Гон (1871—1946), объявил, что линия дхармы должна быть передана по всему миру, чтобы поддерживать мир через просветление. Таким образом, его дхарма-преемник Хйе Ам (1884—1985) принёс линию дхармы в Соединенные Штаты. Дхарма-преемник Хйе Ама, Мё Вон, основал Западную Сон Академию (1976). А его корейский ученик, Похвa Сыним, основал Всемирное Товарищество Дзэн (World Zen Fellowship) (1994), которое включает в себя различные дзэн-центры в Соединенных Штатах, такие как Дзэн Сангха Потомак (Potomac Zen Sangha), Общество Патриархального Дзэн (Patriarchal Zen Society) и Балтиморский Дзэн Центр.

Особенности сон

Сон известен своим акцентом на медитацию, монашество и аскетизм. Многие корейские монахи имеют небольшое количество личного имущества, а иногда и отрезают все связи с внешним миром. Некоторые монахи путешествуют от храма к храму, практикуя медитацию. Отшельнический образ жизни распространён среди монахов, которые ставят медитационную практику на первое место в списке приоритетов.

Двумя особенностями корейского сон является его слияние практики и обучения и использование практики хуатоу. Корейский сон использует практику хуатоу в качестве главной коан-практики вместо расширенной коан-программы, которая используется в Японии.

Литература

• Абаева Л. Л., Андросов В. П., Бакаева Э. П. и др. Буддизм: Словарь / Под общ. ред. Н. Л. Жуковской, А. Н. Игнатовича, В. И. Корнева. — М.: Республика, 1992. — 288 с. — ISBN 5-250-01657-X.
• Болтач Ю. В. [www.rauk.ru/index.php?option=com_jdownloads&Itemid=4&view=viewdownload&catid=812&cid=3959&lang=ru Практика кидо в современном корейском буддизме] // Вестник центра корейского языка и культуры. Выпуск 5-6 / Под редакцией А. Г. Васильева. — СПб.: СПбГУ, 2003. — С. 163—178. — 390 с. — ISBN 5-88143-087-5.
• Болтач Ю. В. [www.orientalstudies.ru/rus/index.php?option=com_publications&Itemid=75&pub=1413 Элементы традиции ваджраяны в современном корейском буддизме] // Буддийская культура: история, источниковедение, языкознание и искусство: Третьи Доржиевские чтения. — СПб.: «Нестор-История», 2009. — С. 92-96.
• Волков С. В. Основные направления корейского буддизма // Ранняя история буддизма в Корее (сангха и государство) / Ответственный редактор М. Н. Пак. — М.: Наука, 1985. — 152 с.
• Пореш В. Ю. Община Дельмаса корейской школы сон (дзен) // Современная религиозная жизнь России. Опыт систематического описания / Отв. ред. М. Бурдо, С. Б. Филатов. — М.: Логос, 2005. — Т. III. — С. 304—306. — 464 с. — ISBN 5-98704-044-2.
• Buswell, Robert E. (1991-A), Tracing Back the Radiance: Chinul's Korean Way of Zen, University of Hawaii Press 
• Buswell, Robert E. (1991-B), The "Short-cut" Approach of K'an-hua Meditation: The Evolution of a Practical Subitism in Chinese Ch'an Buddhism. In: Peter N. Gregory (editor)(1991), Sudden and Gradual. Approaches to Enlightenment in Chinese Thought'', Delhi: Motilal Banarsidass Publishers Private Limited 
• Buswell, Robert E. (1993-A), The Zen Monastic Experience: Buddhist Practice in Contemporary Korea, Princeton University Press 
• Buswell, Robert E (1993-B), Ch'an Hermeneutics: A Korean View. In: Donald S. Lopez, Jr. (ed.)(1993), Buddhist Hermeneutics', Delhi: Motilal Banarsidass 
• Prebish, Damien (2007), [sweepingzen.com/korean-zen Encyclopedia of Buddhism: Sŏn Buddhism (Korean Zen)], Routledge, <sweepingzen.com/korean-zen> 
• Kim, Jinwung (2012), A History of Korea: From "Land of the Morning Calm" to States in Conflict, Indiana University Press 
• Lachs, Stuart (2012), [zennist.typepad.com/files/lachszen_2012_02_11.docx.pdf Hua-t’ou : A Method of Zen Meditation], <zennist.typepad.com/files/lachszen_2012_02_11.docx.pdf> 
• Marshall, R. Pihl (1995), [muse.jhu.edu/login?auth=0&type=summary&url=/journals/korean_studies/v019/19.pihl01.pdf Koryŏ Sŏn Buddhism and Korean Literature. In: Korean Studies, Volume 19, 1995, pp. 62-82], <muse.jhu.edu/login?auth=0&type=summary&url=/journals/korean_studies/v019/19.pihl01.pdf> 
• Park, Jin Y. (2010), Makers of Modern Korean Buddhism, SUNY Press 
• Sorensen, Henrik Hjort (1983), The Life and Thought of the Korean Sŏn Master Kyŏnghŏ. In: Korean Studies, Volume 7, 1983, pp. 9-33 

Ссылки

• [dalma.ru/ Московский храм корейского дзэн «Дальма-са»]
• [www.kwanumzen.ru/ Санкт-Петербургский дзэн-центр «Дэ Хва Сон Вон» школы «Кван Ум»]
• [www.rep.routledge.com/article/G201 Routledge Encyclopedia of Philosophy: Buddhist philosophy, Korean]  (англ.)
• [www.sunypress.edu/pdf/61885.pdf Jin Y. Park (2010), Buddhism and Modernity in Korea (Introduction to Makers of Modern Korean Buddhism]  (англ.)
• [www.buddhanet.net/e-learning/buddhistworld/korea-txt.htm Buddhanet: Buddhism in Korea]  (англ.)

См. также

• Дхьяна
• Тхиен

	Школы чань / дзэн / сон
	Китай	Линьцзи			Цаодун
	Япония	Риндзай	Обаку	Фукэ	Сото
	Корея	Орден Чоге		Кван Ум

Отрывок, характеризующий Сон-буддизм

Петр камердинер, теперь совсем очнувшийся от сна, разбудил доктора. Тимохин, не спавший все время от боли в ноге, давно уже видел все, что делалось, и, старательно закрывая простыней свое неодетое тело, ежился на лавке.
– Это что такое? – сказал доктор, приподнявшись с своего ложа. – Извольте идти, сударыня.
В это же время в дверь стучалась девушка, посланная графиней, хватившейся дочери.
Как сомнамбулка, которую разбудили в середине ее сна, Наташа вышла из комнаты и, вернувшись в свою избу, рыдая упала на свою постель.

С этого дня, во время всего дальнейшего путешествия Ростовых, на всех отдыхах и ночлегах, Наташа не отходила от раненого Болконского, и доктор должен был признаться, что он не ожидал от девицы ни такой твердости, ни такого искусства ходить за раненым.
Как ни страшна казалась для графини мысль, что князь Андрей мог (весьма вероятно, по словам доктора) умереть во время дороги на руках ее дочери, она не могла противиться Наташе. Хотя вследствие теперь установившегося сближения между раненым князем Андреем и Наташей приходило в голову, что в случае выздоровления прежние отношения жениха и невесты будут возобновлены, никто, еще менее Наташа и князь Андрей, не говорил об этом: нерешенный, висящий вопрос жизни или смерти не только над Болконским, но над Россией заслонял все другие предположения.


Пьер проснулся 3 го сентября поздно. Голова его болела, платье, в котором он спал не раздеваясь, тяготило его тело, и на душе было смутное сознание чего то постыдного, совершенного накануне; это постыдное был вчерашний разговор с капитаном Рамбалем.
Часы показывали одиннадцать, но на дворе казалось особенно пасмурно. Пьер встал, протер глаза и, увидав пистолет с вырезным ложем, который Герасим положил опять на письменный стол, Пьер вспомнил то, где он находился и что ему предстояло именно в нынешний день.
«Уж не опоздал ли я? – подумал Пьер. – Нет, вероятно, он сделает свой въезд в Москву не ранее двенадцати». Пьер не позволял себе размышлять о том, что ему предстояло, но торопился поскорее действовать.
Оправив на себе платье, Пьер взял в руки пистолет и сбирался уже идти. Но тут ему в первый раз пришла мысль о том, каким образом, не в руке же, по улице нести ему это оружие. Даже и под широким кафтаном трудно было спрятать большой пистолет. Ни за поясом, ни под мышкой нельзя было поместить его незаметным. Кроме того, пистолет был разряжен, а Пьер не успел зарядить его. «Все равно, кинжал», – сказал себе Пьер, хотя он не раз, обсуживая исполнение своего намерения, решал сам с собою, что главная ошибка студента в 1809 году состояла в том, что он хотел убить Наполеона кинжалом. Но, как будто главная цель Пьера состояла не в том, чтобы исполнить задуманное дело, а в том, чтобы показать самому себе, что не отрекается от своего намерения и делает все для исполнения его, Пьер поспешно взял купленный им у Сухаревой башни вместе с пистолетом тупой зазубренный кинжал в зеленых ножнах и спрятал его под жилет.
Подпоясав кафтан и надвинув шапку, Пьер, стараясь не шуметь и не встретить капитана, прошел по коридору и вышел на улицу.
Тот пожар, на который так равнодушно смотрел он накануне вечером, за ночь значительно увеличился. Москва горела уже с разных сторон. Горели в одно и то же время Каретный ряд, Замоскворечье, Гостиный двор, Поварская, барки на Москве реке и дровяной рынок у Дорогомиловского моста.
Путь Пьера лежал через переулки на Поварскую и оттуда на Арбат, к Николе Явленному, у которого он в воображении своем давно определил место, на котором должно быть совершено его дело. У большей части домов были заперты ворота и ставни. Улицы и переулки были пустынны. В воздухе пахло гарью и дымом. Изредка встречались русские с беспокойно робкими лицами и французы с негородским, лагерным видом, шедшие по серединам улиц. И те и другие с удивлением смотрели на Пьера. Кроме большого роста и толщины, кроме странного мрачно сосредоточенного и страдальческого выражения лица и всей фигуры, русские присматривались к Пьеру, потому что не понимали, к какому сословию мог принадлежать этот человек. Французы же с удивлением провожали его глазами, в особенности потому, что Пьер, противно всем другим русским, испуганно или любопытна смотревшим на французов, не обращал на них никакого внимания. У ворот одного дома три француза, толковавшие что то не понимавшим их русским людям, остановили Пьера, спрашивая, не знает ли он по французски?
Пьер отрицательно покачал головой и пошел дальше. В другом переулке на него крикнул часовой, стоявший у зеленого ящика, и Пьер только на повторенный грозный крик и звук ружья, взятого часовым на руку, понял, что он должен был обойти другой стороной улицы. Он ничего не слышал и не видел вокруг себя. Он, как что то страшное и чуждое ему, с поспешностью и ужасом нес в себе свое намерение, боясь – наученный опытом прошлой ночи – как нибудь растерять его. Но Пьеру не суждено было донести в целости свое настроение до того места, куда он направлялся. Кроме того, ежели бы даже он и не был ничем задержан на пути, намерение его не могло быть исполнено уже потому, что Наполеон тому назад более четырех часов проехал из Дорогомиловского предместья через Арбат в Кремль и теперь в самом мрачном расположении духа сидел в царском кабинете кремлевского дворца и отдавал подробные, обстоятельные приказания о мерах, которые немедленно должны были бытт, приняты для тушения пожара, предупреждения мародерства и успокоения жителей. Но Пьер не знал этого; он, весь поглощенный предстоящим, мучился, как мучаются люди, упрямо предпринявшие дело невозможное – не по трудностям, но по несвойственности дела с своей природой; он мучился страхом того, что он ослабеет в решительную минуту и, вследствие того, потеряет уважение к себе.
Он хотя ничего не видел и не слышал вокруг себя, но инстинктом соображал дорогу и не ошибался переулками, выводившими его на Поварскую.
По мере того как Пьер приближался к Поварской, дым становился сильнее и сильнее, становилось даже тепло от огня пожара. Изредка взвивались огненные языка из за крыш домов. Больше народу встречалось на улицах, и народ этот был тревожнее. Но Пьер, хотя и чувствовал, что что то такое необыкновенное творилось вокруг него, не отдавал себе отчета о том, что он подходил к пожару. Проходя по тропинке, шедшей по большому незастроенному месту, примыкавшему одной стороной к Поварской, другой к садам дома князя Грузинского, Пьер вдруг услыхал подле самого себя отчаянный плач женщины. Он остановился, как бы пробудившись от сна, и поднял голову.
В стороне от тропинки, на засохшей пыльной траве, были свалены кучей домашние пожитки: перины, самовар, образа и сундуки. На земле подле сундуков сидела немолодая худая женщина, с длинными высунувшимися верхними зубами, одетая в черный салоп и чепчик. Женщина эта, качаясь и приговаривая что то, надрываясь плакала. Две девочки, от десяти до двенадцати лет, одетые в грязные коротенькие платьица и салопчики, с выражением недоумения на бледных, испуганных лицах, смотрели на мать. Меньшой мальчик, лет семи, в чуйке и в чужом огромном картузе, плакал на руках старухи няньки. Босоногая грязная девка сидела на сундуке и, распустив белесую косу, обдергивала опаленные волосы, принюхиваясь к ним. Муж, невысокий сутуловатый человек в вицмундире, с колесообразными бакенбардочками и гладкими височками, видневшимися из под прямо надетого картуза, с неподвижным лицом раздвигал сундуки, поставленные один на другом, и вытаскивал из под них какие то одеяния.
Женщина почти бросилась к ногам Пьера, когда она увидала его.
– Батюшки родимые, христиане православные, спасите, помогите, голубчик!.. кто нибудь помогите, – выговаривала она сквозь рыдания. – Девочку!.. Дочь!.. Дочь мою меньшую оставили!.. Сгорела! О о оо! для того я тебя леле… О о оо!
– Полно, Марья Николаевна, – тихим голосом обратился муж к жене, очевидно, для того только, чтобы оправдаться пред посторонним человеком. – Должно, сестрица унесла, а то больше где же быть? – прибавил он.
– Истукан! Злодей! – злобно закричала женщина, вдруг прекратив плач. – Сердца в тебе нет, свое детище не жалеешь. Другой бы из огня достал. А это истукан, а не человек, не отец. Вы благородный человек, – скороговоркой, всхлипывая, обратилась женщина к Пьеру. – Загорелось рядом, – бросило к нам. Девка закричала: горит! Бросились собирать. В чем были, в том и выскочили… Вот что захватили… Божье благословенье да приданую постель, а то все пропало. Хвать детей, Катечки нет. О, господи! О о о! – и опять она зарыдала. – Дитятко мое милое, сгорело! сгорело!
– Да где, где же она осталась? – сказал Пьер. По выражению оживившегося лица его женщина поняла, что этот человек мог помочь ей.
– Батюшка! Отец! – закричала она, хватая его за ноги. – Благодетель, хоть сердце мое успокой… Аниска, иди, мерзкая, проводи, – крикнула она на девку, сердито раскрывая рот и этим движением еще больше выказывая свои длинные зубы.
– Проводи, проводи, я… я… сделаю я, – запыхавшимся голосом поспешно сказал Пьер.
Грязная девка вышла из за сундука, прибрала косу и, вздохнув, пошла тупыми босыми ногами вперед по тропинке. Пьер как бы вдруг очнулся к жизни после тяжелого обморока. Он выше поднял голову, глаза его засветились блеском жизни, и он быстрыми шагами пошел за девкой, обогнал ее и вышел на Поварскую. Вся улица была застлана тучей черного дыма. Языки пламени кое где вырывались из этой тучи. Народ большой толпой теснился перед пожаром. В середине улицы стоял французский генерал и говорил что то окружавшим его. Пьер, сопутствуемый девкой, подошел было к тому месту, где стоял генерал; но французские солдаты остановили его.
– On ne passe pas, [Тут не проходят,] – крикнул ему голос.
– Сюда, дяденька! – проговорила девка. – Мы переулком, через Никулиных пройдем.
Пьер повернулся назад и пошел, изредка подпрыгивая, чтобы поспевать за нею. Девка перебежала улицу, повернула налево в переулок и, пройдя три дома, завернула направо в ворота.
– Вот тут сейчас, – сказала девка, и, пробежав двор, она отворила калитку в тесовом заборе и, остановившись, указала Пьеру на небольшой деревянный флигель, горевший светло и жарко. Одна сторона его обрушилась, другая горела, и пламя ярко выбивалось из под отверстий окон и из под крыши.
Когда Пьер вошел в калитку, его обдало жаром, и он невольно остановился.
– Который, который ваш дом? – спросил он.
– О о ох! – завыла девка, указывая на флигель. – Он самый, она самая наша фатера была. Сгорела, сокровище ты мое, Катечка, барышня моя ненаглядная, о ох! – завыла Аниска при виде пожара, почувствовавши необходимость выказать и свои чувства.
Пьер сунулся к флигелю, но жар был так силен, что он невольна описал дугу вокруг флигеля и очутился подле большого дома, который еще горел только с одной стороны с крыши и около которого кишела толпа французов. Пьер сначала не понял, что делали эти французы, таскавшие что то; но, увидав перед собою француза, который бил тупым тесаком мужика, отнимая у него лисью шубу, Пьер понял смутно, что тут грабили, но ему некогда было останавливаться на этой мысли.
Звук треска и гула заваливающихся стен и потолков, свиста и шипенья пламени и оживленных криков народа, вид колеблющихся, то насупливающихся густых черных, то взмывающих светлеющих облаков дыма с блестками искр и где сплошного, сноповидного, красного, где чешуйчато золотого, перебирающегося по стенам пламени, ощущение жара и дыма и быстроты движения произвели на Пьера свое обычное возбуждающее действие пожаров. Действие это было в особенности сильно на Пьера, потому что Пьер вдруг при виде этого пожара почувствовал себя освобожденным от тяготивших его мыслей. Он чувствовал себя молодым, веселым, ловким и решительным. Он обежал флигелек со стороны дома и хотел уже бежать в ту часть его, которая еще стояла, когда над самой головой его послышался крик нескольких голосов и вслед за тем треск и звон чего то тяжелого, упавшего подле него.
Пьер оглянулся и увидал в окнах дома французов, выкинувших ящик комода, наполненный какими то металлическими вещами. Другие французские солдаты, стоявшие внизу, подошли к ящику.
– Eh bien, qu'est ce qu'il veut celui la, [Этому что еще надо,] – крикнул один из французов на Пьера.
– Un enfant dans cette maison. N'avez vous pas vu un enfant? [Ребенка в этом доме. Не видали ли вы ребенка?] – сказал Пьер.
– Tiens, qu'est ce qu'il chante celui la? Va te promener, [Этот что еще толкует? Убирайся к черту,] – послышались голоса, и один из солдат, видимо, боясь, чтобы Пьер не вздумал отнимать у них серебро и бронзы, которые были в ящике, угрожающе надвинулся на него.
– Un enfant? – закричал сверху француз. – J'ai entendu piailler quelque chose au jardin. Peut etre c'est sou moutard au bonhomme. Faut etre humain, voyez vous… [Ребенок? Я слышал, что то пищало в саду. Может быть, это его ребенок. Что ж, надо по человечеству. Мы все люди…]
– Ou est il? Ou est il? [Где он? Где он?] – спрашивал Пьер.
– Par ici! Par ici! [Сюда, сюда!] – кричал ему француз из окна, показывая на сад, бывший за домом. – Attendez, je vais descendre. [Погодите, я сейчас сойду.]
И действительно, через минуту француз, черноглазый малый с каким то пятном на щеке, в одной рубашке выскочил из окна нижнего этажа и, хлопнув Пьера по плечу, побежал с ним в сад.
– Depechez vous, vous autres, – крикнул он своим товарищам, – commence a faire chaud. [Эй, вы, живее, припекать начинает.]
Выбежав за дом на усыпанную песком дорожку, француз дернул за руку Пьера и указал ему на круг. Под скамейкой лежала трехлетняя девочка в розовом платьице.