Сорока-воровка (опера)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

«Сорока-воровка» (итал. La gazza ladra; полное название «Сорока-воровка, или Опасность судить по наружности») — опера Джоакино Россини в двух действиях. Либретто Джованни Герардини по пьесе Луи Шарля Кенье и Жан Мари Теодора Бодуэна д’Обиньи «Сорока-воровка, или Служанка из Палезо».

Премьера состоялась в Милане в театре «Ла Скала», 31 мая 1817 года.





История создания и постановок

Премьера состоялась в Милане в театре «Ла Скала», 31 мая 1817 года. Премьера на русском языке состоялась в Петербурге 26 января 1821 года[1].


Действующие лица

Партия Голос Исполнитель на премьере
31 мая 1817
Дирижёр: Алессандро Ролла
Нинетта, служанка Фабрицио Винградито меццо-сопрано Тереза Беллок-Джорджи
Фабрицио Винградито, зажиточный селянин бас Винченцо Боттичелли
Джанетто, сын Фабрицио тенор Савино Монелли
Готтардо Подеста, сельский староста бас Антонио Амбрози
Фернандо Виллабелла, отец Нинетты бас Филиппо Галли
Пиппо, работник Фабрицио меццо-сопрано Тереза Галлианис
Лючия, жена Фабрицио сопрано Мариетта Кастильони
Джорджо, слуга старосты бас Паоло Россиньоли
Исакко тенор Франческо Бискоттини
Антонио тенор Франческо Бискоттини
Эрнесто, солдат, друг Фернандо бас Алессандро де Анджели

Содержание

Действие оперы происходит в большом селе в предместье Парижа в конце XVIII — начале XIX века.

Напишите отзыв о статье "Сорока-воровка (опера)"

Примечания

  1. [www.classic-music.ru/gazza.html А. Гозенпуд. «Сорока-воровка»]

Ссылки

  • [belcanto.ru/gazza.html «Сорока-воровка» на сайте belcanto.ru]

Отрывок, характеризующий Сорока-воровка (опера)



Князь Василий не обдумывал своих планов. Он еще менее думал сделать людям зло для того, чтобы приобрести выгоду. Он был только светский человек, успевший в свете и сделавший привычку из этого успеха. У него постоянно, смотря по обстоятельствам, по сближениям с людьми, составлялись различные планы и соображения, в которых он сам не отдавал себе хорошенько отчета, но которые составляли весь интерес его жизни. Не один и не два таких плана и соображения бывало у него в ходу, а десятки, из которых одни только начинали представляться ему, другие достигались, третьи уничтожались. Он не говорил себе, например: «Этот человек теперь в силе, я должен приобрести его доверие и дружбу и через него устроить себе выдачу единовременного пособия», или он не говорил себе: «Вот Пьер богат, я должен заманить его жениться на дочери и занять нужные мне 40 тысяч»; но человек в силе встречался ему, и в ту же минуту инстинкт подсказывал ему, что этот человек может быть полезен, и князь Василий сближался с ним и при первой возможности, без приготовления, по инстинкту, льстил, делался фамильярен, говорил о том, о чем нужно было.
Пьер был у него под рукою в Москве, и князь Василий устроил для него назначение в камер юнкеры, что тогда равнялось чину статского советника, и настоял на том, чтобы молодой человек с ним вместе ехал в Петербург и остановился в его доме. Как будто рассеянно и вместе с тем с несомненной уверенностью, что так должно быть, князь Василий делал всё, что было нужно для того, чтобы женить Пьера на своей дочери. Ежели бы князь Василий обдумывал вперед свои планы, он не мог бы иметь такой естественности в обращении и такой простоты и фамильярности в сношении со всеми людьми, выше и ниже себя поставленными. Что то влекло его постоянно к людям сильнее или богаче его, и он одарен был редким искусством ловить именно ту минуту, когда надо и можно было пользоваться людьми.
Пьер, сделавшись неожиданно богачом и графом Безухим, после недавнего одиночества и беззаботности, почувствовал себя до такой степени окруженным, занятым, что ему только в постели удавалось остаться одному с самим собою. Ему нужно было подписывать бумаги, ведаться с присутственными местами, о значении которых он не имел ясного понятия, спрашивать о чем то главного управляющего, ехать в подмосковное имение и принимать множество лиц, которые прежде не хотели и знать о его существовании, а теперь были бы обижены и огорчены, ежели бы он не захотел их видеть. Все эти разнообразные лица – деловые, родственники, знакомые – все были одинаково хорошо, ласково расположены к молодому наследнику; все они, очевидно и несомненно, были убеждены в высоких достоинствах Пьера. Беспрестанно он слышал слова: «С вашей необыкновенной добротой» или «при вашем прекрасном сердце», или «вы сами так чисты, граф…» или «ежели бы он был так умен, как вы» и т. п., так что он искренно начинал верить своей необыкновенной доброте и своему необыкновенному уму, тем более, что и всегда, в глубине души, ему казалось, что он действительно очень добр и очень умен. Даже люди, прежде бывшие злыми и очевидно враждебными, делались с ним нежными и любящими. Столь сердитая старшая из княжен, с длинной талией, с приглаженными, как у куклы, волосами, после похорон пришла в комнату Пьера. Опуская глаза и беспрестанно вспыхивая, она сказала ему, что очень жалеет о бывших между ними недоразумениях и что теперь не чувствует себя вправе ничего просить, разве только позволения, после постигшего ее удара, остаться на несколько недель в доме, который она так любила и где столько принесла жертв. Она не могла удержаться и заплакала при этих словах. Растроганный тем, что эта статуеобразная княжна могла так измениться, Пьер взял ее за руку и просил извинения, сам не зная, за что. С этого дня княжна начала вязать полосатый шарф для Пьера и совершенно изменилась к нему.