Сорок пять

Сорок пять
Les Quarante-Cinq
Жанр:	исторический роман
Автор:	Александр Дюма-отец
Язык оригинала:	французский
Дата написания:	1848

«Сорок пять» (фр. Les Quarante-Cinq) — роман Александра Дюма-отца, завершающий собой трилогию о гугенотских войнах, финал истории, которая была начата в романе «Королева Марго» и продолжена в «Графине де Монсоро».

Сюжет

В романе «Сорок пять» читатель вновь встречается с Дианой де Меридор и узнает о её дальнейшей судьбе: тяжело пережив смерть любимого человека, она ставит целью своей жизни отомстить его убийцам.

В романе «Сорок пять» представители царствующего дома и высшая знать погрязли в интригах, на каждом шагу совершают предательства и убийства. Герцог Анжуйский участвует в войне лишь потому, что стремится стать монархом Фландрии, а затем и Франции. Лукавый политик, герцог де Гиз вступает в сговор с Вильгельмом Оранским. Торгуя своей шпагой, он предает интересы родины. Сестра Гиза — герцогиня де Монпансье — содержит целый штат наёмных убийц. Вот в каком окружении находился Генрих III. В изображении Дюма он мог царствовать лишь потому, что опирался на разумных, энергичных и преданных помощников. Однако в книге «Сорок Пять» таких помощников вокруг одинокого короля и нет.

После гибели «живых бастионов», своей грудью защищающих слабовольного короля — миньонов Сен-Мегрена, Келюса, Шомберга и Можирона в живых остается только один из прежних любимцев короля — д’Эпернон. Именно ему приходит в голову мысль создать для защиты короля и себя отряд телохранителей в составе сорока пяти молодых дворян, во главе которого он поставил лихого гасконского вояку Луаньяка. Число телохранителей дало название для романа — «Сорок пять». Но и новый отряд телохранителей не может спасти обреченного Валуа…

Среди обаятельных персонажей романа «Сорок пять» выделяется фигура шута Шико. Этот герой появился на страницах «Графини де Монсоро» как проницательный политик, ум и смекалку которого ценил Генрих III. Он раскрыл дворцовый заговор против короля, в котором участвовали герцог Анжуйский и граф де Монсоро. Враждебная королю партия возненавидела Шико и готовилась совершить над ним расправу, но он, точно рассчитав ходы в осуществлении курса большой политики, сумел приблизить к трону Генриха Наваррского. Этот человек в нравственном и интеллектуальном отношениях бесконечно превосходит своего хозяина-короля, а опытные придворные дипломаты по сравнению с Шико кажутся лишь незадачливыми учениками. Шико непобедим во всех поединках, сметлив и весел.

Увидев Диану в Париже, миньон короля граф дю Бушаж влюбляется в неё. Но Диана не отвечает взаимностью, она предана Бюсси и после смерти. Судьба сводит графа и Диану в Нидерландах, где дю Бушаж участвует в войне, а графиня де Монсоро готовит месть.

В конце романа Диана убивает Франсуа Анжуйского с помощью розы, персика и свечи, обрызганных ядом. Графиня отправляется в монастырь и становится госпитальеркой.

В целом третья книга трилогии уступает по художественным достоинствам первым двум, к тому же роман не завершён (планировалось продолжение). Характеры новых героев выглядят достаточно бесцветными по сравнению с образами Ла Моля и Коконнаса, Келюса и де Бюсси, де Муи и Николя Давида. Однако страницы, на которых действует постаревший, но по-прежнему обаятельный Шико, последний в роду Валуа король Генрих III и толстопузый обжора, эгоист и лентяй Горанфло, ставший аббатом, заслуживают всяческого внимания и заставляют вспомнить лучшие моменты «Королевы Марго» и «Графини де Монсоро».

Отрывок, характеризующий Сорок пять

– Mais c'est impossible… [Но неловко… Невозможно…] – пожимая плечами, говорили господа свиты, не решаясь выговорить подразумеваемое страшное слово: le ridicule…
Между тем император, уставши от тщетного ожидания и своим актерским чутьем чувствуя, что величественная минута, продолжаясь слишком долго, начинает терять свою величественность, подал рукою знак. Раздался одинокий выстрел сигнальной пушки, и войска, с разных сторон обложившие Москву, двинулись в Москву, в Тверскую, Калужскую и Дорогомиловскую заставы. Быстрее и быстрее, перегоняя одни других, беглым шагом и рысью, двигались войска, скрываясь в поднимаемых ими облаках пыли и оглашая воздух сливающимися гулами криков.
Увлеченный движением войск, Наполеон доехал с войсками до Дорогомиловской заставы, но там опять остановился и, слезши с лошади, долго ходил у Камер коллежского вала, ожидая депутации.


Москва между тем была пуста. В ней были еще люди, в ней оставалась еще пятидесятая часть всех бывших прежде жителей, но она была пуста. Она была пуста, как пуст бывает домирающий обезматочивший улей.
В обезматочившем улье уже нет жизни, но на поверхностный взгляд он кажется таким же живым, как и другие.
Так же весело в жарких лучах полуденного солнца вьются пчелы вокруг обезматочившего улья, как и вокруг других живых ульев; так же издалека пахнет от него медом, так же влетают и вылетают из него пчелы. Но стоит приглядеться к нему, чтобы понять, что в улье этом уже нет жизни. Не так, как в живых ульях, летают пчелы, не тот запах, не тот звук поражают пчеловода. На стук пчеловода в стенку больного улья вместо прежнего, мгновенного, дружного ответа, шипенья десятков тысяч пчел, грозно поджимающих зад и быстрым боем крыльев производящих этот воздушный жизненный звук, – ему отвечают разрозненные жужжания, гулко раздающиеся в разных местах пустого улья. Из летка не пахнет, как прежде, спиртовым, душистым запахом меда и яда, не несет оттуда теплом полноты, а с запахом меда сливается запах пустоты и гнили. У летка нет больше готовящихся на погибель для защиты, поднявших кверху зады, трубящих тревогу стражей. Нет больше того ровного и тихого звука, трепетанья труда, подобного звуку кипенья, а слышится нескладный, разрозненный шум беспорядка. В улей и из улья робко и увертливо влетают и вылетают черные продолговатые, смазанные медом пчелы грабительницы; они не жалят, а ускользают от опасности. Прежде только с ношами влетали, а вылетали пустые пчелы, теперь вылетают с ношами. Пчеловод открывает нижнюю колодезню и вглядывается в нижнюю часть улья. Вместо прежде висевших до уза (нижнего дна) черных, усмиренных трудом плетей сочных пчел, держащих за ноги друг друга и с непрерывным шепотом труда тянущих вощину, – сонные, ссохшиеся пчелы в разные стороны бредут рассеянно по дну и стенкам улья. Вместо чисто залепленного клеем и сметенного веерами крыльев пола на дне лежат крошки вощин, испражнения пчел, полумертвые, чуть шевелящие ножками и совершенно мертвые, неприбранные пчелы.
Пчеловод открывает верхнюю колодезню и осматривает голову улья. Вместо сплошных рядов пчел, облепивших все промежутки сотов и греющих детву, он видит искусную, сложную работу сотов, но уже не в том виде девственности, в котором она бывала прежде. Все запущено и загажено. Грабительницы – черные пчелы – шныряют быстро и украдисто по работам; свои пчелы, ссохшиеся, короткие, вялые, как будто старые, медленно бродят, никому не мешая, ничего не желая и потеряв сознание жизни. Трутни, шершни, шмели, бабочки бестолково стучатся на лету о стенки улья. Кое где между вощинами с мертвыми детьми и медом изредка слышится с разных сторон сердитое брюзжание; где нибудь две пчелы, по старой привычке и памяти очищая гнездо улья, старательно, сверх сил, тащат прочь мертвую пчелу или шмеля, сами не зная, для чего они это делают. В другом углу другие две старые пчелы лениво дерутся, или чистятся, или кормят одна другую, сами не зная, враждебно или дружелюбно они это делают. В третьем месте толпа пчел, давя друг друга, нападает на какую нибудь жертву и бьет и душит ее. И ослабевшая или убитая пчела медленно, легко, как пух, спадает сверху в кучу трупов. Пчеловод разворачивает две средние вощины, чтобы видеть гнездо. Вместо прежних сплошных черных кругов спинка с спинкой сидящих тысяч пчел и блюдущих высшие тайны родного дела, он видит сотни унылых, полуживых и заснувших остовов пчел. Они почти все умерли, сами не зная этого, сидя на святыне, которую они блюли и которой уже нет больше. От них пахнет гнилью и смертью. Только некоторые из них шевелятся, поднимаются, вяло летят и садятся на руку врагу, не в силах умереть, жаля его, – остальные, мертвые, как рыбья чешуя, легко сыплются вниз. Пчеловод закрывает колодезню, отмечает мелом колодку и, выбрав время, выламывает и выжигает ее.