Сортировочный парк

Сортировочный парк — группа станционных путей (которые называются сортировочными), предназначенная для накопления перерабатываемых вагонов согласно назначениям плана формирования и имеющая необходимое техническое оснащение. Часть сортировочного комплекта сортировочной станции, идущая после сортировочной горки и перед парком отправления.

Устройство

Вагон или отцеп, скатываясь с сортировочной горки, попадает в распределительную зону, где расположены стрелочные переводы, направляющие (распределяющие) вагоны на соответствующие их назначениям пути сортировочного парка. Пути парка идут на несколько сотен метров параллельно друг другу, затем снова сходятся и соединяются двумя-тремя вытяжными путями с парком отправления. Чтобы освобождать место на сортировочных путях для новых и новых вагонов, маневровый локомотив заезжает на пути сортировочного парка со стороны, противоположной горке и, сдвигая вагоны, сцепляет их, а затем подтягивает образовавшийся состав к концу путей подальше от горки. Вагоны, сформированные в поезда, проверяются и выставляются маневровым локомотивом в парк отправления, откуда и отбывают с локомотивом в нужном направлении.

Парк

Сортировочный парк — это основная часть сортировочной станции. Общее число и длина сортировочных путей определяются технологией формирования составов и объёмом работы в соответствии с ведомственными нормативными документами, регламентирующими типовые решения сортировочных устройств и размещение их на станциях для формирования составов поездов и подач вагонов на грузовые пункты. Число путей может достигать 50—70. Все они специализированы, то есть каждый из них предназначен для вагонов какого-нибудь одного назначения. Специализация путей сортировочного парка должна обеспечивать равномерное распределение работы между маневровыми локомотивами, равномерную загрузку вытяжных путей, безопасность производства манёвров, должна быть увязана со специализацией путей парка отправления и с назначениями плана формирования (включая назначения порожних вагонов). На каждое назначение плана формирования выделяется, как правило, отдельный сортировочный путь. Для назначений с суточным вагонопотоком более 200 вагонов выделяются два пути. Кроме того, выделяются пути для тех вагонов, которые прибыли в адрес самой станции, для неисправных вагонов, для вагонов, следующих на подъездные пути. Полезная длина сортировочных путей в сортировочных парках устанавливается в зависимости от длины приемо-отправочных путей, особенностей технологического процесса работы станции, суточного количества перерабатываемых вагонов. Полезная длина сортировочного пути должна соответствовать длине состава формируемого поезда, увеличенной не менее, чем на 10 %, или длине максимальной групповой подачи, увеличенной на 10 %.

Пути парка

В сортировочных парках, где вагоны передвигаются под влиянием весьма небольших сил и сортировочные пути большую часть времени заняты вагонами, верхнее строение пути должно быть достаточно устойчивым, чтобы не требовались частые обслуживание и ремонт.

Верхнее строение пути сортировочных парков всех горок должно иметь:

• Рельсы Р65 (старогодные);
• Шпалы деревянные (железобетонные — старогодные), укладываемые по эпюре 1840 штук на 1 километр;
• Балластный слой толщиной под деревянной шпалой: щебеночный — 25 сантиметров, на балластной подушке толщиной 20 сантиметров из песка или гравийный (гравийно-песчаный) толщиной 30 сантиметров;
• То же под железобетонной шпалой соответственно 30 и 20 или 30 сантиметров.
• На пути в пределах закрестовинных кривых и парковых тормозных позиций следует применять щебеночный балласт на балластной подушке из песка.
• На участках торможения вагонов тормозными башмаками допускается применение новых рельсов. В горловинах сортировочных горок с ручным торможением вагонов в подгорочном парке путь от предельных столбиков последних разделительных стрелочных переводов до башмакосбрасывателей должен укладываться на деревянных шпалах.
• На путях подгорочных парков всех горок может применяться старогодная рельсо-шпальная решетка с железобетонными шпалами.

Стыки рельсов в звеньевом пути должны быть на шести болтах.

Рельсы на надвижной части горок и в пределах 350—400 метров за парковой тормозной позицией должны быть по возможности сварены в плети длиной не менее 150 метров, в том числе со стрелочными переводами. Сварные рельсовые плети в сортировочных парках укладываются на железобетонные или деревянные шпалы. В местах примыкания рельсовых плетей к башмакосбрасывателям жесткого типа и вагонным замедлителям рекомендуется укладка уравнительных рельсов длиной 12,5 метров. При примыкании к башмакосбрасывателям пути с железобетонными шпалами концы рельсовых плетей на расстоянии 6,0-6,5 метров укладывают на деревянные шпалы.

Для вновь проектируемых сортировочных устройств должно соблюдаться требование однотипности пути и стрелочных переводов по рельсам на горке и в подгорочном парке.

В зависимости от объёмов работы станции, когда устройство отдельно парка путей не требуется, под сортировочные пути используются пути парка отправления. Такой парк называется сортировочно-отправочным.

Техническое оснащение

• Вагоноосаживатель — стационарное устройство с подвижным рабочим органом для продвижения вагонов по пути сортировочного парка в направлении скатывания отцепов.
• Заграждающее устройство — стационарное устройство, в заграждающем положении, препятствующее выходу вагонов за пределы сортировочного пути.
• Тормозная позиция парковая — участок пути в головной части сортировочного парка с установленными на нем тормозными средствами (замедлителями) для сброса скорости двужущихся вагонов.
• Парковые посты — сооружаются при наличии парковой тормозной позиции, посты для непосредственного визуального наблюдения операторами горок за движением отцепов в ходе роспуска, работой исполнительных устройств, маневровыми передвижениями и управлением устройствами на парковых путях.
• Устройство контроля заполнения путей — предназначено для контроля свободности пути, наличия окон и определения скоростей соударения отцепов в сортировочном парке.

Отрывок, характеризующий Сортировочный парк

С приближением неприятеля к Москве взгляд москвичей на свое положение не только не делался серьезнее, но, напротив, еще легкомысленнее, как это всегда бывает с людьми, которые видят приближающуюся большую опасность. При приближении опасности всегда два голоса одинаково сильно говорят в душе человека: один весьма разумно говорит о том, чтобы человек обдумал самое свойство опасности и средства для избавления от нее; другой еще разумнее говорит, что слишком тяжело и мучительно думать об опасности, тогда как предвидеть все и спастись от общего хода дела не во власти человека, и потому лучше отвернуться от тяжелого, до тех пор пока оно не наступило, и думать о приятном. В одиночестве человек большею частью отдается первому голосу, в обществе, напротив, – второму. Так было и теперь с жителями Москвы. Давно так не веселились в Москве, как этот год.
Растопчинские афишки с изображением вверху питейного дома, целовальника и московского мещанина Карпушки Чигирина, который, быв в ратниках и выпив лишний крючок на тычке, услыхал, будто Бонапарт хочет идти на Москву, рассердился, разругал скверными словами всех французов, вышел из питейного дома и заговорил под орлом собравшемуся народу, читались и обсуживались наравне с последним буриме Василия Львовича Пушкина.
В клубе, в угловой комнате, собирались читать эти афиши, и некоторым нравилось, как Карпушка подтрунивал над французами, говоря, что они от капусты раздуются, от каши перелопаются, от щей задохнутся, что они все карлики и что их троих одна баба вилами закинет. Некоторые не одобряли этого тона и говорила, что это пошло и глупо. Рассказывали о том, что французов и даже всех иностранцев Растопчин выслал из Москвы, что между ними шпионы и агенты Наполеона; но рассказывали это преимущественно для того, чтобы при этом случае передать остроумные слова, сказанные Растопчиным при их отправлении. Иностранцев отправляли на барке в Нижний, и Растопчин сказал им: «Rentrez en vous meme, entrez dans la barque et n'en faites pas une barque ne Charon». [войдите сами в себя и в эту лодку и постарайтесь, чтобы эта лодка не сделалась для вас лодкой Харона.] Рассказывали, что уже выслали из Москвы все присутственные места, и тут же прибавляли шутку Шиншина, что за это одно Москва должна быть благодарна Наполеону. Рассказывали, что Мамонову его полк будет стоить восемьсот тысяч, что Безухов еще больше затратил на своих ратников, но что лучше всего в поступке Безухова то, что он сам оденется в мундир и поедет верхом перед полком и ничего не будет брать за места с тех, которые будут смотреть на него.
– Вы никому не делаете милости, – сказала Жюли Друбецкая, собирая и прижимая кучку нащипанной корпии тонкими пальцами, покрытыми кольцами.
Жюли собиралась на другой день уезжать из Москвы и делала прощальный вечер.
– Безухов est ridicule [смешон], но он так добр, так мил. Что за удовольствие быть так caustique [злоязычным]?
– Штраф! – сказал молодой человек в ополченском мундире, которого Жюли называла «mon chevalier» [мой рыцарь] и который с нею вместе ехал в Нижний.
В обществе Жюли, как и во многих обществах Москвы, было положено говорить только по русски, и те, которые ошибались, говоря французские слова, платили штраф в пользу комитета пожертвований.
– Другой штраф за галлицизм, – сказал русский писатель, бывший в гостиной. – «Удовольствие быть не по русски.
– Вы никому не делаете милости, – продолжала Жюли к ополченцу, не обращая внимания на замечание сочинителя. – За caustique виновата, – сказала она, – и плачу, но за удовольствие сказать вам правду я готова еще заплатить; за галлицизмы не отвечаю, – обратилась она к сочинителю: – у меня нет ни денег, ни времени, как у князя Голицына, взять учителя и учиться по русски. А вот и он, – сказала Жюли. – Quand on… [Когда.] Нет, нет, – обратилась она к ополченцу, – не поймаете. Когда говорят про солнце – видят его лучи, – сказала хозяйка, любезно улыбаясь Пьеру. – Мы только говорили о вас, – с свойственной светским женщинам свободой лжи сказала Жюли. – Мы говорили, что ваш полк, верно, будет лучше мамоновского.
– Ах, не говорите мне про мой полк, – отвечал Пьер, целуя руку хозяйке и садясь подле нее. – Он мне так надоел!
– Вы ведь, верно, сами будете командовать им? – сказала Жюли, хитро и насмешливо переглянувшись с ополченцем.
Ополченец в присутствии Пьера был уже не так caustique, и в лице его выразилось недоуменье к тому, что означала улыбка Жюли. Несмотря на свою рассеянность и добродушие, личность Пьера прекращала тотчас же всякие попытки на насмешку в его присутствии.
– Нет, – смеясь, отвечал Пьер, оглядывая свое большое, толстое тело. – В меня слишком легко попасть французам, да и я боюсь, что не влезу на лошадь…
В числе перебираемых лиц для предмета разговора общество Жюли попало на Ростовых.
– Очень, говорят, плохи дела их, – сказала Жюли. – И он так бестолков – сам граф. Разумовские хотели купить его дом и подмосковную, и все это тянется. Он дорожится.
– Нет, кажется, на днях состоится продажа, – сказал кто то. – Хотя теперь и безумно покупать что нибудь в Москве.
– Отчего? – сказала Жюли. – Неужели вы думаете, что есть опасность для Москвы?
– Отчего же вы едете?
– Я? Вот странно. Я еду, потому… ну потому, что все едут, и потом я не Иоанна д'Арк и не амазонка.
– Ну, да, да, дайте мне еще тряпочек.
– Ежели он сумеет повести дела, он может заплатить все долги, – продолжал ополченец про Ростова.
– Добрый старик, но очень pauvre sire [плох]. И зачем они живут тут так долго? Они давно хотели ехать в деревню. Натали, кажется, здорова теперь? – хитро улыбаясь, спросила Жюли у Пьера.
– Они ждут меньшого сына, – сказал Пьер. – Он поступил в казаки Оболенского и поехал в Белую Церковь. Там формируется полк. А теперь они перевели его в мой полк и ждут каждый день. Граф давно хотел ехать, но графиня ни за что не согласна выехать из Москвы, пока не приедет сын.
– Я их третьего дня видела у Архаровых. Натали опять похорошела и повеселела. Она пела один романс. Как все легко проходит у некоторых людей!
– Что проходит? – недовольно спросил Пьер. Жюли улыбнулась.
– Вы знаете, граф, что такие рыцари, как вы, бывают только в романах madame Suza.
– Какой рыцарь? Отчего? – краснея, спросил Пьер.
– Ну, полноте, милый граф, c'est la fable de tout Moscou. Je vous admire, ma parole d'honneur. [это вся Москва знает. Право, я вам удивляюсь.]
– Штраф! Штраф! – сказал ополченец.
– Ну, хорошо. Нельзя говорить, как скучно!
– Qu'est ce qui est la fable de tout Moscou? [Что знает вся Москва?] – вставая, сказал сердито Пьер.