Сосабовский, Станислав

Станислав Сосабовский
Принадлежность	Австро-Венгрия Австро-Венгрия Польша Польша
Звание	генерал бригады
Награды и премии

Станислав Францишек Сосабовский (польск. Stanisław Sosabowski; 8 мая 1892, Станиславов − 25 сентября 1967, Лондон) — бригадный генерал Войска Польского (правительства Польши в изгнании). Командовал польскими силами во время Голландской операции.

Молодые годы

Родился в семье железнодорожного рабочего, умершего, когда Станиславу было 11 лет. Учась в реальном училище, помогал матери содержать семью, давая частные уроки. Несмотря на сложные жизненные обстоятельства, окончил школу с отличием. Во время учёбы участвовал в деятельности польских организаций. В 1910—1912 учился в экономической академии в Кракове. В 1912 прервал учёбу из-за тяжёлого материального положения семьи и вернулся в родной город, где участвовал в деятельности Польских стрелковых дружин, был командиром 24-й дружины (Станиславов), произведён в подхорунжие. Одновременно участвовал в скаутском движении, до 1913 руководил скаутами в своем городе, покинул эту должность из-за конфликта с местным начальством «сокольского» движения, которое курировало скаутов.

Первая мировая война

В 1913 был направлен на действительную службу в армию Австро-Венгрии, в 1914 был капралом в 58-м пехотном полку. В его рядах участвовал в боях против русских войск в районе Перемышля и в Карпатах, а с весны 1915 — в Горлицком прорыве, боях в районе Бреста. За храбрость был награждён несколькими медалями. 15 июня 1915 был ранен в колено с поражением нерва. Находился на излечении в Чехии, где женился, был произведён в подпоручики. После выписки из госпиталя служил в военной цензуре, затем в штабе XI корпуса, где прошёл курс подготовки архивиста.

В феврале 1917 переведён в Больцано, где был архивистом в местном штабе. В начале 1918 по собственной просьбе назначен в Люблин, произведён в поручики и вступил в контакт с комендантом Люблинского округа Польской военной организации Станиславом Бурхардт-Букацким.

Служба в Войске Польском в 1918—1939

1 ноября 1918 возглавил ликвидационную комиссию бывшего австрийского генерал-губернаторства в Люблине. С 15 ноября — капитан. С января 1919 служил в военном министерстве в Варшаве, из-за последствий ранения не принимал непосредственного участия в боевых действиях против Советской России и Западной Украины. В 1922—1923 учился в Высшей военной школе в Варшаве, после окончания которой получил диплом офицера Генерального штаба и был назначен в IV отдел Генштаба. С 1928 — подполковник, командир батальона в 75-м пехотном полку. С 1929 — заместитель командира 3-го полка подгалянских стрелков. С 1930 — преподаватель штабной службы в Высшей военной школе. Автор книги Wychowanie żołnierza-obywatela («Образование солдата-гражданина». Варшава, 1931).

С 1937 — полковник, командир 9-го пехотного полка легионов (Замосць). С января 1939 — командир 21-го пехотного полка «Дети Варшавы» (Варшава), входившего в состав 8-й пехотной дивизии со штабом в Модлине. В конце августа 1939, согласно мобилизационному плану, полк был перебазирован в район к юго-западу от Цеханова.

Участие во Второй мировой войне

В первые дни Второй мировой войны полк под командованием Сосабовского принял участие в битве на Млаве, а затем отступил в район Модлина, где соединился с остатками своей дивизии. 15 сентября 1939 года полк прибыл в Варшаву, где присоединился к войскам, оборонявшим польскую столицу. Полк успешно отражал атаки противника, 16 сентября, во время генерального штурма Варшавы, его части, обороняя Прагу (район Варшавы) перейдя в контратаку, разбили многократно превосходивший их по силе 23-й пехотный полк вермахта. После этого успеха Сосабовский был назначен командующим войсками в районе Грохова, где до конца обороны удерживал позиции при относительно низких собственных потерях. 29 сентября, перед сдачей в плен, командовавший обороной Варшавы генерал Юлиуш Руммель наградил полк и его командира Рыцарском крестом ордена Virtuti Militari.

Был взят в плен, но бежал из лагеря близ Жирардова. Осенью 1939 вступил в тайное движение сопротивления (Службу польской победы), по поручению которого через Венгрию нелегально выехал во Францию, чтобы представить доклад правительству в изгнании о ситуации в стране. В Париже получил назначение командиром дивизионной пехоты 4-й пехотной дивизии, лишь около 3150 военнослужащих которой (из 11 тысяч) были вооружены к маю 1940. После разгрома Франции, в июне 1940 года, вместе с 6 тысячами солдат и офицеров дивизии был эвакуирован в Великобританию.

На территории Великобритании стал командиром вновь формировавшейся 4-й кадровой стрелковой бригады — по его инициативе, она стала первой в польской истории парашютно-десантной воинской частью (с октября 1942 года — 1-я свободная парашютная бригада). Сам Сосабовский прошёл обучение и в возрасте 49 лет совершил свой первый прыжок с парашютом. Девиз бригады — «Кратчайший путь» — означал, что военнослужащие рассчитывали на то, что они будут десантированы для освобождения Польши. 15 июня 1944 года Сосабовский получил чин бригадного генерала. Был строгим командиром, отличался импульсивностью и резкостью.

Во время Варшавского восстания в августе 1944 года десантники требовали направить их в Польшу, но по политическим, военным и техническим мотивам британское командование им отказало. В сложной моральной ситуации генерал сохранил контроль за положением дел в бригаде.

В сентябре 1944 десантники Сосабовского все же приняли участие в крупной военной операции, но не в Польше, а в Голландии — «Маркет Гарден». 19 сентября часть поляков во главе с Сосабовским высадились под Дрилем, на противоположном от Арнема берегу Рейна. Однако операция к тому времени уже находилась в кризисе, высадка поляков была задержана из-за плохих погодных условий, а когда она состоялась, то под Дрилем была выброшена только часть бригады (остальные вылетели 21 сентября и приземлились в другом районе). Кроме того, они не были поддержаны техникой и могли рассчитывать только на личное оружие. Поляки трижды пытались форсировать Рейн, чтобы помочь окружённым под Арнемом британским десантникам. Паром, на котором они планировали переправиться, был потоплен, и поляки использовали небольшие резиновые надувные лодки — на другой берег удалось переправиться примерно 200 десантникам. В ночь с 25 на 26 сентября польские десантники прикрывали выход из окружения части британцев, блокированных под Арнемом.

В целом операция завершилась неудачей, что способствовало росту противоречий между польским генералом и британским командованием. Фельдмаршал Монтгомери в своём письме генералу Эйзенхауэру буквально назвал Сосабовского виновным в стратегическом провале операции Маркет-гарден. В результате Сосабовский в декабре 1944 года был смещён с поста командира бригады и перемещён на менее значимую должность инспектора охранных войск, несмотря на его личное обращение к президенту Польши в изгнании Владиславу Рачкевичу. За битву под Арнемом Сосабовский при жизни был награждён только Крестом Храбрых. За участие в войне стал Командором ордена Британской империи.

Эмигрант

После окончания Второй мировой войны остался в эмиграции, в 1946 . В июле 1948 официально демобилизован. Был рабочим на складе фабрики электродвигателей, затем телевизоров. Скончался от сердечного приступа. Коллеги по работе узнали о его военных заслугах только во время похорон. В 1969 его прах был перезахоронен на кладбище Воинское Повонзки в Варшаве.

Автор нескольких книг мемуаров:

• Najkrótszą drogą. Warszawa, 1992.
• Droga wiodła ugorem. Wspomnienia. Kraków, 1990.
• Freely I served. Nashville, 1982.

Посмертное признание

В 1988 генерал Сосабовский был посмертно награждён Командорским крестом со звездой ордена Возрождения Польши. 31 мая 2006 королева Голландии Беатрикс посмертно наградила генерала Сосабовского Медалью Бронзового Льва. Его бригада была награждена Военным орденом Вильгельма. 18 июня 2008 на польском телевидении состоялась премьера документального фильма «Честь генерала». Одна из улиц Щецина была названа в честь генерала.

В фильме A Bridge Too Far («Мост слишком далеко») роль генерала Сосабовского играет Джин Хэкмен. В фильме показано, что генерал изначально негативно относился к плану операции «Маркет Гарден», а также его участие в выходе из окружения британских десантников.

Имя Сосабовского присвоено 6-й десантно-штурмовой бригаде Войска Польского. В 1989 в Польше выпущена почтовая марка с его портретом (посвящённая битве под Арнемом), в 2004 — монета номиналом 2 злотых.

Сын

Станислав Януш Сосабовский (6 января 1917, Брно, Австро-Венгрия — 6 ноября 2000, Великобритания). Майор запаса Войска Польского, врач.

Окончил гимназию имени Адама Мицкевича в Варшаве, в 1935—1939 учился в Военно-медицинской академии. Участвовал в сентябрьской кампании 1939 в качестве врача, был произведён в подпоручики. Участник обороны Варшавы, после капитуляции был взят в плен, вместе с отцом бежал из лагеря.

Участвовал в деятельности Армии Крайовой, входил в состав «Кедива» (управления диверсий) в чине поручика, организатор диверсионных акций (поджог склада топлива, нападение на поезда, перевозившие немецких военных и др.). В начале Варшавского восстания, 1 августа 1944, освободил группу заключённых-евреев (около 50 человек из Венгрии и Греции) — после войны получил звание «Праведник народов мира». 4 августа был тяжело ранен, потерял зрение.

В январе 1945 был переправлен на самолёте в Шотландию, но было слишком поздно, чтобы спасти зрение. В 1946 был демобилизован, работал физиотерапевтом. В 1967 его польский медицинский диплом был официально признан Британским медицинским советом. Был награждён Серебряным крестом ордена Virtuti Militari, Крестом Храбрых (дважды). Входил в состав организации св. Дунстана, объединяющей слепых бывших военнослужащих. Занимался стрельбой из лука, был членом спортивной команды св. Дунстана.

Ссылки

• [sosabowski.com/polishgeneralcv.html Биография генерала Сосабовского (английский язык)]
• [sosabowski.com/stancv.html Биография майора Сосабовского (английский язык)]

См. также

• Голландская операция (1944)

Отрывок, характеризующий Сосабовский, Станислав

– Прекрасно! отлично! – кричала Наташа. – Еще другой куплет, – говорила она, не замечая Николая.
«У них всё то же» – подумал Николай, заглядывая в гостиную, где он увидал Веру и мать с старушкой.
– А! вот и Николенька! – Наташа подбежала к нему.
– Папенька дома? – спросил он.
– Как я рада, что ты приехал! – не отвечая, сказала Наташа, – нам так весело. Василий Дмитрич остался для меня еще день, ты знаешь?
– Нет, еще не приезжал папа, – сказала Соня.
– Коко, ты приехал, поди ко мне, дружок! – сказал голос графини из гостиной. Николай подошел к матери, поцеловал ее руку и, молча подсев к ее столу, стал смотреть на ее руки, раскладывавшие карты. Из залы всё слышались смех и веселые голоса, уговаривавшие Наташу.
– Ну, хорошо, хорошо, – закричал Денисов, – теперь нечего отговариваться, за вами barcarolla, умоляю вас.
Графиня оглянулась на молчаливого сына.
– Что с тобой? – спросила мать у Николая.
– Ах, ничего, – сказал он, как будто ему уже надоел этот всё один и тот же вопрос.
– Папенька скоро приедет?
– Я думаю.
«У них всё то же. Они ничего не знают! Куда мне деваться?», подумал Николай и пошел опять в залу, где стояли клавикорды.
Соня сидела за клавикордами и играла прелюдию той баркароллы, которую особенно любил Денисов. Наташа собиралась петь. Денисов восторженными глазами смотрел на нее.
Николай стал ходить взад и вперед по комнате.
«И вот охота заставлять ее петь? – что она может петь? И ничего тут нет веселого», думал Николай.
Соня взяла первый аккорд прелюдии.
«Боже мой, я погибший, я бесчестный человек. Пулю в лоб, одно, что остается, а не петь, подумал он. Уйти? но куда же? всё равно, пускай поют!»
Николай мрачно, продолжая ходить по комнате, взглядывал на Денисова и девочек, избегая их взглядов.
«Николенька, что с вами?» – спросил взгляд Сони, устремленный на него. Она тотчас увидала, что что нибудь случилось с ним.
Николай отвернулся от нее. Наташа с своею чуткостью тоже мгновенно заметила состояние своего брата. Она заметила его, но ей самой так было весело в ту минуту, так далека она была от горя, грусти, упреков, что она (как это часто бывает с молодыми людьми) нарочно обманула себя. Нет, мне слишком весело теперь, чтобы портить свое веселье сочувствием чужому горю, почувствовала она, и сказала себе:
«Нет, я верно ошибаюсь, он должен быть весел так же, как и я». Ну, Соня, – сказала она и вышла на самую середину залы, где по ее мнению лучше всего был резонанс. Приподняв голову, опустив безжизненно повисшие руки, как это делают танцовщицы, Наташа, энергическим движением переступая с каблучка на цыпочку, прошлась по середине комнаты и остановилась.
«Вот она я!» как будто говорила она, отвечая на восторженный взгляд Денисова, следившего за ней.
«И чему она радуется! – подумал Николай, глядя на сестру. И как ей не скучно и не совестно!» Наташа взяла первую ноту, горло ее расширилось, грудь выпрямилась, глаза приняли серьезное выражение. Она не думала ни о ком, ни о чем в эту минуту, и из в улыбку сложенного рта полились звуки, те звуки, которые может производить в те же промежутки времени и в те же интервалы всякий, но которые тысячу раз оставляют вас холодным, в тысячу первый раз заставляют вас содрогаться и плакать.
Наташа в эту зиму в первый раз начала серьезно петь и в особенности оттого, что Денисов восторгался ее пением. Она пела теперь не по детски, уж не было в ее пеньи этой комической, ребяческой старательности, которая была в ней прежде; но она пела еще не хорошо, как говорили все знатоки судьи, которые ее слушали. «Не обработан, но прекрасный голос, надо обработать», говорили все. Но говорили это обыкновенно уже гораздо после того, как замолкал ее голос. В то же время, когда звучал этот необработанный голос с неправильными придыханиями и с усилиями переходов, даже знатоки судьи ничего не говорили, и только наслаждались этим необработанным голосом и только желали еще раз услыхать его. В голосе ее была та девственная нетронутость, то незнание своих сил и та необработанная еще бархатность, которые так соединялись с недостатками искусства пенья, что, казалось, нельзя было ничего изменить в этом голосе, не испортив его.
«Что ж это такое? – подумал Николай, услыхав ее голос и широко раскрывая глаза. – Что с ней сделалось? Как она поет нынче?» – подумал он. И вдруг весь мир для него сосредоточился в ожидании следующей ноты, следующей фразы, и всё в мире сделалось разделенным на три темпа: «Oh mio crudele affetto… [О моя жестокая любовь…] Раз, два, три… раз, два… три… раз… Oh mio crudele affetto… Раз, два, три… раз. Эх, жизнь наша дурацкая! – думал Николай. Всё это, и несчастье, и деньги, и Долохов, и злоба, и честь – всё это вздор… а вот оно настоящее… Hy, Наташа, ну, голубчик! ну матушка!… как она этот si возьмет? взяла! слава Богу!» – и он, сам не замечая того, что он поет, чтобы усилить этот si, взял втору в терцию высокой ноты. «Боже мой! как хорошо! Неужели это я взял? как счастливо!» подумал он.
О! как задрожала эта терция, и как тронулось что то лучшее, что было в душе Ростова. И это что то было независимо от всего в мире, и выше всего в мире. Какие тут проигрыши, и Долоховы, и честное слово!… Всё вздор! Можно зарезать, украсть и всё таки быть счастливым…


Давно уже Ростов не испытывал такого наслаждения от музыки, как в этот день. Но как только Наташа кончила свою баркароллу, действительность опять вспомнилась ему. Он, ничего не сказав, вышел и пошел вниз в свою комнату. Через четверть часа старый граф, веселый и довольный, приехал из клуба. Николай, услыхав его приезд, пошел к нему.
– Ну что, повеселился? – сказал Илья Андреич, радостно и гордо улыбаясь на своего сына. Николай хотел сказать, что «да», но не мог: он чуть было не зарыдал. Граф раскуривал трубку и не заметил состояния сына.
«Эх, неизбежно!» – подумал Николай в первый и последний раз. И вдруг самым небрежным тоном, таким, что он сам себе гадок казался, как будто он просил экипажа съездить в город, он сказал отцу.
– Папа, а я к вам за делом пришел. Я было и забыл. Мне денег нужно.
– Вот как, – сказал отец, находившийся в особенно веселом духе. – Я тебе говорил, что не достанет. Много ли?
– Очень много, – краснея и с глупой, небрежной улыбкой, которую он долго потом не мог себе простить, сказал Николай. – Я немного проиграл, т. е. много даже, очень много, 43 тысячи.
– Что? Кому?… Шутишь! – крикнул граф, вдруг апоплексически краснея шеей и затылком, как краснеют старые люди.
– Я обещал заплатить завтра, – сказал Николай.
– Ну!… – сказал старый граф, разводя руками и бессильно опустился на диван.
– Что же делать! С кем это не случалось! – сказал сын развязным, смелым тоном, тогда как в душе своей он считал себя негодяем, подлецом, который целой жизнью не мог искупить своего преступления. Ему хотелось бы целовать руки своего отца, на коленях просить его прощения, а он небрежным и даже грубым тоном говорил, что это со всяким случается.
Граф Илья Андреич опустил глаза, услыхав эти слова сына и заторопился, отыскивая что то.
– Да, да, – проговорил он, – трудно, я боюсь, трудно достать…с кем не бывало! да, с кем не бывало… – И граф мельком взглянул в лицо сыну и пошел вон из комнаты… Николай готовился на отпор, но никак не ожидал этого.
– Папенька! па…пенька! – закричал он ему вслед, рыдая; простите меня! – И, схватив руку отца, он прижался к ней губами и заплакал.

В то время, как отец объяснялся с сыном, у матери с дочерью происходило не менее важное объяснение. Наташа взволнованная прибежала к матери.
– Мама!… Мама!… он мне сделал…
– Что сделал?
– Сделал, сделал предложение. Мама! Мама! – кричала она. Графиня не верила своим ушам. Денисов сделал предложение. Кому? Этой крошечной девочке Наташе, которая еще недавно играла в куклы и теперь еще брала уроки.
– Наташа, полно, глупости! – сказала она, еще надеясь, что это была шутка.
– Ну вот, глупости! – Я вам дело говорю, – сердито сказала Наташа. – Я пришла спросить, что делать, а вы мне говорите: «глупости»…
Графиня пожала плечами.
– Ежели правда, что мосьё Денисов сделал тебе предложение, то скажи ему, что он дурак, вот и всё.
– Нет, он не дурак, – обиженно и серьезно сказала Наташа.
– Ну так что ж ты хочешь? Вы нынче ведь все влюблены. Ну, влюблена, так выходи за него замуж! – сердито смеясь, проговорила графиня. – С Богом!
– Нет, мама, я не влюблена в него, должно быть не влюблена в него.
– Ну, так так и скажи ему.
– Мама, вы сердитесь? Вы не сердитесь, голубушка, ну в чем же я виновата?
– Нет, да что же, мой друг? Хочешь, я пойду скажу ему, – сказала графиня, улыбаясь.
– Нет, я сама, только научите. Вам всё легко, – прибавила она, отвечая на ее улыбку. – А коли бы видели вы, как он мне это сказал! Ведь я знаю, что он не хотел этого сказать, да уж нечаянно сказал.
– Ну всё таки надо отказать.
– Нет, не надо. Мне так его жалко! Он такой милый.
– Ну, так прими предложение. И то пора замуж итти, – сердито и насмешливо сказала мать.
– Нет, мама, мне так жалко его. Я не знаю, как я скажу.
– Да тебе и нечего говорить, я сама скажу, – сказала графиня, возмущенная тем, что осмелились смотреть, как на большую, на эту маленькую Наташу.
– Нет, ни за что, я сама, а вы слушайте у двери, – и Наташа побежала через гостиную в залу, где на том же стуле, у клавикорд, закрыв лицо руками, сидел Денисов. Он вскочил на звук ее легких шагов.
– Натали, – сказал он, быстрыми шагами подходя к ней, – решайте мою судьбу. Она в ваших руках!
– Василий Дмитрич, мне вас так жалко!… Нет, но вы такой славный… но не надо… это… а так я вас всегда буду любить.
Денисов нагнулся над ее рукою, и она услыхала странные, непонятные для нее звуки. Она поцеловала его в черную, спутанную, курчавую голову. В это время послышался поспешный шум платья графини. Она подошла к ним.
– Василий Дмитрич, я благодарю вас за честь, – сказала графиня смущенным голосом, но который казался строгим Денисову, – но моя дочь так молода, и я думала, что вы, как друг моего сына, обратитесь прежде ко мне. В таком случае вы не поставили бы меня в необходимость отказа.
– Г'афиня, – сказал Денисов с опущенными глазами и виноватым видом, хотел сказать что то еще и запнулся.
Наташа не могла спокойно видеть его таким жалким. Она начала громко всхлипывать.
– Г'афиня, я виноват перед вами, – продолжал Денисов прерывающимся голосом, – но знайте, что я так боготво'ю вашу дочь и всё ваше семейство, что две жизни отдам… – Он посмотрел на графиню и, заметив ее строгое лицо… – Ну п'ощайте, г'афиня, – сказал он, поцеловал ее руку и, не взглянув на Наташу, быстрыми, решительными шагами вышел из комнаты.