Сословие

Сосло́вие — социальная прослойка, группа, члены которой отличаются по своему правовому положению: их состав, привилегии и обязанности определяются законом. Принадлежность к сословиям, как правило, передаётся по наследству.

Сословное деление было характерно для средневековой Европы, и обычно включало аристократию, священников и общинников (простолюдинов). В ряде государств последние разделялись на бюргеров (буржуа, мещан) и крестьян.

Первые законодательные собрания Европы базировались на сословном принципе; характерными примерами являлись трёхпалатные Генеральные штаты во Франции и двухпалатный Парламент Англии.

Этимология

В древнерусском литературном языке слово «сословие» начинает встречаться в списках XVI в. (иногда с памятников XIII—XIV вв.). М. Р. Фасмер связывает церкославнославянский термин сословие с греческим κατάλογος, что объясняет скорее значение, а не этимологию. Предположительно, до XVII в. слово «сословие» принадлежало торжественному церковно-книжному стилю и не выражало общественно-политического значения.

Сословия Древнего Рима

• Нобилитет.
• Патриции.
  • Сенаторы.
  • Всадники.
• Плебеи.

Сословия у Платона

Сословия описаны Платоном в VIII книге «Государства». Все население в таком государстве разделено Платоном на три сословия:

• правители-философы
• воины-стражи
• демиурги.

Франция

См. также: Сословная монархия во Франции

Так называемый «Старый режим» во Франции (то есть существовавший до революции) разделял общество на три сословия: первое (священники), второе (аристократы) и третье (все остальные).

• 1 сословие. Те, кто молятся, входили все священники. В обязанности Первого сословия входили: регистрация браков, рождений и смертей, сбор десятины, осуществление духовной цензуры книг, исполнение обязанностей моральной полиции и помощь бедным. Духовенство владело 10-15 % земель во Франции; они не облагались налогом. Общая численность Первого сословия на 1789 год оценивалась в 100 тыс. чел, из которых около 10 % принадлежали к высшему духовенству. Существовавшая во Франции система наследования старшему сыну приводила к тому, что младшие сыновья зачастую становились священниками.
• 2 сословие. Те, кто воюют, входили от всех рыцарей до королей. Второе сословие представляло собой аристократию, и, фактически, королевскую семью, за исключением самого монарха. Нобилитет разделялся на «аристократов плаща» («мантии»), представлявших юстицию и гражданскую службу, и «аристократов меча» («шпаги»). Численность аристократов составляла около 1 % населения; они были освобождены от трудовой повинности на строительство дорог, а также от ряда налогов, в частности, габель (налог на соль), и традиционный налог талья. К особым привилегиям аристократов относились право ношения меча и право на фамильный герб. Также аристократы собирали налоги с третьего сословия, опираясь на традиционную феодальную систему.
• 3 сословие. Те, кто работают, входили люди, которые работают сами: крестьяне, рабочие, ремесленники, буржуазия. Представители этого сословия были обязаны платить налоги, и составляли на 1789 год около 96 % населения.

Традиционным сословно-представительным органом во Франции являлись трёхпалатные Генеральные Штаты, впервые учреждённые Филиппом IV в 1302 году. Постепенное нарастание экономического влияния Третьего сословия привело к тому, что в 1789 власть перешла к однопалатной Национальной Ассамблее (17 июня), затем — к Национальной Конституционной Ассамблее (9 июля). Фактически, представители Третьего сословия в Генеральных Штатах провозгласили себя Национальной Ассамблеей, которая, по их утверждениям, являлась представительством не сословия, но всего народа. Несмотря на то, что ряд аристократов, в частности, маркиз де Лафайетт, поддержали отмену традиционной системы, налоговые льготы для привилегированных сословий были отменены.

Англия

В Англии вплоть до настоящего времени сохраняется формальное разделение на дворянство (англ. lord temporal), духовенство (англ. lord spiritual) и общинников (англ. commoners). Низшее духовенство при этом считается входящим в сословие общинников.

Сословия в российском обществе

Русское государство

Для периода Русского государства характерно разделение сословий на «тяглые» (обязанные государству повинностями и податями) и «служилые» (обязанные службой).

Привилегированным классом являлась традиционная аристократия, бояре; низшие слои аристократии назывались дворянами и «детьми боярскими». К числу других служилых сословий относились стрельцы.

К тяглым сословиям в Московском царстве относились крестьяне и посадские люди.

Низший слой населения составляли несвободные холопы.

Российская Империя

В России со 2-й половины XVIII века утвердилось сословное деление на:

• Дворянство, делилось на потомственное и личное;
• Духовенство;
• Почётные граждане;
• Купечество;
• Мещанство;
• Войсковые обыватели (1765—1866);
• Казачество;
• Крестьянство, это сословие делилось на лично свободных однодворцев и черносошных крестьян, а также на зависимых от феодалов удельных и крепостных крестьян;
• Разночинцы.

С введением Петром Великим Табели о рангах стало возможным получение дворянства недворянами; для этого было достаточно получить чин низшего, XIV класса (на военной службе — потомственного дворянства; на гражданской службе, а после 1845 года — и на военной — личного, потомственное же давалось лишь с VIII класса). С целью сдержать массовый приток недворян, с 1856 года планка повышается до IX класса. С той же целью в 1832 году вводится сословие почётных граждан, получавших ряд дворянских привилегий (в частности, свобода от телесных наказаний), но, вместе с тем, не получавших даже личного (не говоря уж о потомственном) дворянства.

Русское православное духовенство традиционно разделялось на белое (приходское), и чёрное (монашествующее).

Купечество также пользовалось рядом привилегий, и с конца XVIII века было разделено на три гильдии, членство в которых определялось размером капитала.

Русское крестьянство в сословной системе разделялось на ряд категорий:

• государственные крестьяне, проживавшие на землях, принадлежавших государству;
• монастырские крестьяне;
• помещичьи крестьяне;
• удельные крестьяне, проживавшие на землях, принадлежавших императорской фамилии;
• поссесионные (приписные крестьяне), приписанные к определённым заводам;
• однодворцы;
• белопашцы.

Те, кто не относился ни к одному сословию, назывались разночинцы. К ним относились российские подданные, положение которых было неопределённым; в частности, дети личных (не потомственных) дворян и почётных граждан.

Декрет ВЦИК и СНК (РСФСР) от 11 ноября 1917 года «Об уничтожении сословий и гражданских чинов» ликвидировал все сословные привилегии и ограничения и провозгласил равенство граждан.

См. также

• Класс
• Служилые люди
• Социальная иерархия
• Титул
• Сословно-представительная монархия

Литература

• Кордонский С. Г., Сословная структура постсоветской России, М., 2008;
• Законы о состояниях (св. зак. т. IX, изд. 1899 г.) с дополнительными узаконениями, разъяснениями Правит. Сената, циркулярами Министерства Внутренних дел и алфавитным указателем. Сост. Палибин М. Н. Санкт-Петербург, 1901];
• Пайпс, Ричард. Россия при старом режиме / пер. В. Козловского. М.: Независимая газета, 1993;
• Маркс К., Восемнадцатое брюмера Луи Бонапарта, Маркс К. и Энгельс Ф., Соч., 2 изд., т, 8;
• Энгельс Ф., Анти-Дюринг, там же, т. 20;
• Ленин В. И., Аграрная программа русской социал-демократии, Полн. собр. соч., 5 изд., т. 6;
• Ленин В. И., О государстве, там же, т. 39;
• Ключевский В. О., История сословий в России, Соч., т. 6, М., 1959;
• Абсолютизм в России, М., 1964;
• Гуревич А. Я., Категории средневековой культуры, М., 1972;
• Барг М. А., Проблемы социальной истории в освещении современной западной медиевистики, М., 1973, гл. 3.

Ссылки

• Анпилогова Е. С. [www.zpu-journal.ru/e-zpu/2009/6/Anpilogova/ Публичная жизнь женщин высших сословий на рубеже XVII–XVIII веков] // Электронный журнал «Знание. Понимание. Умение». — 2009. — № 6 - История.

Отрывок, характеризующий Сословие

– Василий Дмитрич, мне вас так жалко!… Нет, но вы такой славный… но не надо… это… а так я вас всегда буду любить.
Денисов нагнулся над ее рукою, и она услыхала странные, непонятные для нее звуки. Она поцеловала его в черную, спутанную, курчавую голову. В это время послышался поспешный шум платья графини. Она подошла к ним.
– Василий Дмитрич, я благодарю вас за честь, – сказала графиня смущенным голосом, но который казался строгим Денисову, – но моя дочь так молода, и я думала, что вы, как друг моего сына, обратитесь прежде ко мне. В таком случае вы не поставили бы меня в необходимость отказа.
– Г'афиня, – сказал Денисов с опущенными глазами и виноватым видом, хотел сказать что то еще и запнулся.
Наташа не могла спокойно видеть его таким жалким. Она начала громко всхлипывать.
– Г'афиня, я виноват перед вами, – продолжал Денисов прерывающимся голосом, – но знайте, что я так боготво'ю вашу дочь и всё ваше семейство, что две жизни отдам… – Он посмотрел на графиню и, заметив ее строгое лицо… – Ну п'ощайте, г'афиня, – сказал он, поцеловал ее руку и, не взглянув на Наташу, быстрыми, решительными шагами вышел из комнаты.

На другой день Ростов проводил Денисова, который не хотел более ни одного дня оставаться в Москве. Денисова провожали у цыган все его московские приятели, и он не помнил, как его уложили в сани и как везли первые три станции.
После отъезда Денисова, Ростов, дожидаясь денег, которые не вдруг мог собрать старый граф, провел еще две недели в Москве, не выезжая из дому, и преимущественно в комнате барышень.
Соня была к нему нежнее и преданнее чем прежде. Она, казалось, хотела показать ему, что его проигрыш был подвиг, за который она теперь еще больше любит его; но Николай теперь считал себя недостойным ее.
Он исписал альбомы девочек стихами и нотами, и не простившись ни с кем из своих знакомых, отослав наконец все 43 тысячи и получив росписку Долохова, уехал в конце ноября догонять полк, который уже был в Польше.



После своего объяснения с женой, Пьер поехал в Петербург. В Торжке на cтанции не было лошадей, или не хотел их смотритель. Пьер должен был ждать. Он не раздеваясь лег на кожаный диван перед круглым столом, положил на этот стол свои большие ноги в теплых сапогах и задумался.
– Прикажете чемоданы внести? Постель постелить, чаю прикажете? – спрашивал камердинер.
Пьер не отвечал, потому что ничего не слыхал и не видел. Он задумался еще на прошлой станции и всё продолжал думать о том же – о столь важном, что он не обращал никакого .внимания на то, что происходило вокруг него. Его не только не интересовало то, что он позже или раньше приедет в Петербург, или то, что будет или не будет ему места отдохнуть на этой станции, но всё равно было в сравнении с теми мыслями, которые его занимали теперь, пробудет ли он несколько часов или всю жизнь на этой станции.
Смотритель, смотрительша, камердинер, баба с торжковским шитьем заходили в комнату, предлагая свои услуги. Пьер, не переменяя своего положения задранных ног, смотрел на них через очки, и не понимал, что им может быть нужно и каким образом все они могли жить, не разрешив тех вопросов, которые занимали его. А его занимали всё одни и те же вопросы с самого того дня, как он после дуэли вернулся из Сокольников и провел первую, мучительную, бессонную ночь; только теперь в уединении путешествия, они с особенной силой овладели им. О чем бы он ни начинал думать, он возвращался к одним и тем же вопросам, которых он не мог разрешить, и не мог перестать задавать себе. Как будто в голове его свернулся тот главный винт, на котором держалась вся его жизнь. Винт не входил дальше, не выходил вон, а вертелся, ничего не захватывая, всё на том же нарезе, и нельзя было перестать вертеть его.
Вошел смотритель и униженно стал просить его сиятельство подождать только два часика, после которых он для его сиятельства (что будет, то будет) даст курьерских. Смотритель очевидно врал и хотел только получить с проезжего лишние деньги. «Дурно ли это было или хорошо?», спрашивал себя Пьер. «Для меня хорошо, для другого проезжающего дурно, а для него самого неизбежно, потому что ему есть нечего: он говорил, что его прибил за это офицер. А офицер прибил за то, что ему ехать надо было скорее. А я стрелял в Долохова за то, что я счел себя оскорбленным, а Людовика XVI казнили за то, что его считали преступником, а через год убили тех, кто его казнил, тоже за что то. Что дурно? Что хорошо? Что надо любить, что ненавидеть? Для чего жить, и что такое я? Что такое жизнь, что смерть? Какая сила управляет всем?», спрашивал он себя. И не было ответа ни на один из этих вопросов, кроме одного, не логического ответа, вовсе не на эти вопросы. Ответ этот был: «умрешь – всё кончится. Умрешь и всё узнаешь, или перестанешь спрашивать». Но и умереть было страшно.
Торжковская торговка визгливым голосом предлагала свой товар и в особенности козловые туфли. «У меня сотни рублей, которых мне некуда деть, а она в прорванной шубе стоит и робко смотрит на меня, – думал Пьер. И зачем нужны эти деньги? Точно на один волос могут прибавить ей счастья, спокойствия души, эти деньги? Разве может что нибудь в мире сделать ее и меня менее подверженными злу и смерти? Смерть, которая всё кончит и которая должна притти нынче или завтра – всё равно через мгновение, в сравнении с вечностью». И он опять нажимал на ничего не захватывающий винт, и винт всё так же вертелся на одном и том же месте.
Слуга его подал ему разрезанную до половины книгу романа в письмах m mе Suza. [мадам Сюза.] Он стал читать о страданиях и добродетельной борьбе какой то Аmelie de Mansfeld. [Амалии Мансфельд.] «И зачем она боролась против своего соблазнителя, думал он, – когда она любила его? Не мог Бог вложить в ее душу стремления, противного Его воле. Моя бывшая жена не боролась и, может быть, она была права. Ничего не найдено, опять говорил себе Пьер, ничего не придумано. Знать мы можем только то, что ничего не знаем. И это высшая степень человеческой премудрости».
Всё в нем самом и вокруг него представлялось ему запутанным, бессмысленным и отвратительным. Но в этом самом отвращении ко всему окружающему Пьер находил своего рода раздражающее наслаждение.
– Осмелюсь просить ваше сиятельство потесниться крошечку, вот для них, – сказал смотритель, входя в комнату и вводя за собой другого, остановленного за недостатком лошадей проезжающего. Проезжающий был приземистый, ширококостый, желтый, морщинистый старик с седыми нависшими бровями над блестящими, неопределенного сероватого цвета, глазами.
Пьер снял ноги со стола, встал и перелег на приготовленную для него кровать, изредка поглядывая на вошедшего, который с угрюмо усталым видом, не глядя на Пьера, тяжело раздевался с помощью слуги. Оставшись в заношенном крытом нанкой тулупчике и в валеных сапогах на худых костлявых ногах, проезжий сел на диван, прислонив к спинке свою очень большую и широкую в висках, коротко обстриженную голову и взглянул на Безухого. Строгое, умное и проницательное выражение этого взгляда поразило Пьера. Ему захотелось заговорить с проезжающим, но когда он собрался обратиться к нему с вопросом о дороге, проезжающий уже закрыл глаза и сложив сморщенные старые руки, на пальце одной из которых был большой чугунный перстень с изображением Адамовой головы, неподвижно сидел, или отдыхая, или о чем то глубокомысленно и спокойно размышляя, как показалось Пьеру. Слуга проезжающего был весь покрытый морщинами, тоже желтый старичек, без усов и бороды, которые видимо не были сбриты, а никогда и не росли у него. Поворотливый старичек слуга разбирал погребец, приготовлял чайный стол, и принес кипящий самовар. Когда всё было готово, проезжающий открыл глаза, придвинулся к столу и налив себе один стакан чаю, налил другой безбородому старичку и подал ему. Пьер начинал чувствовать беспокойство и необходимость, и даже неизбежность вступления в разговор с этим проезжающим.
Слуга принес назад свой пустой, перевернутый стакан с недокусанным кусочком сахара и спросил, не нужно ли чего.
– Ничего. Подай книгу, – сказал проезжающий. Слуга подал книгу, которая показалась Пьеру духовною, и проезжающий углубился в чтение. Пьер смотрел на него. Вдруг проезжающий отложил книгу, заложив закрыл ее и, опять закрыв глаза и облокотившись на спинку, сел в свое прежнее положение. Пьер смотрел на него и не успел отвернуться, как старик открыл глаза и уставил свой твердый и строгий взгляд прямо в лицо Пьеру.
Пьер чувствовал себя смущенным и хотел отклониться от этого взгляда, но блестящие, старческие глаза неотразимо притягивали его к себе.


– Имею удовольствие говорить с графом Безухим, ежели я не ошибаюсь, – сказал проезжающий неторопливо и громко. Пьер молча, вопросительно смотрел через очки на своего собеседника.