Сотовая тюрьма

Сотовая тюрьма
Местоположение	Порт-Блэр, Индия
Координаты	11°40′30″ с. ш. 92°44′53″ в. д.11.675° с. ш. 92.748° в. д. / 11.675; 92.748
Текущий статус	Мемориальный комплекс
Открытие	1896

К:Появились в 1896 году

Сотовая тюрьма (англ. Cellular Jail) — бывшая колониальная тюрьма также известна как «Кала Пани» («Черные Воды»), расположена в индийском городе Порт-Блэр на Андаманских и Никобарских островах.

Тюрьма использовалась Британской империей для ссылки политических заключенных. Многие индийские диссиденты отбывали здесь наказание, в частности Винаяк Саваркар и Батукешвар Дутта и другие во время борьбы за независимость Индии. Сейчас это национальный мемориал.

История

Хотя сам тюремный комплекс был построен между 1896 и 1906 годом, англичане стали использовать Андаманские острова в качестве тюрьмы сразу после подавления первого восстания индийских солдат против жестокой колониальной политики англичан в 1857 году. Восстание было быстро подавлено, всех выживших отправили в ссылку на Андаманские острова, чтобы предотвратить повторения бунта.

Порт-Блэр был выбран местом для строительства новой тюрьмы. Британцы считали отдаленные острова идеальным местом отбывания наказания для борцов за независимость.

Заключенные привлекались для строительства тюрьмы, зданий и портовых сооружений в Порт-Блэре. Во время строительства многие погибли. К концу 19 века движение индийцев за независимость набирало обороты и количество заключенных постоянно увеличивалось. Британцы начали строительство тюрьмы строгого режима.

В результате была построена Сотовая тюрьма, как место полной изоляции от общества.

Архитектура

Строительство тюрьмы началось в 1896 году и было завершено в 1906 году. Оригинальное сооружение было красно-коричневым кирпичным зданием. Кирпичи для построения здания были привезены из Бирмы. Здание состояло из семи крыльев, сходившихся к сторожевой башне, из которой велось постоянное наблюдение за заключенными. На башне была колокольня, которая нужна была для поднятия тревоги. Название тюрьмы «сотовая» происходит от большого количества маленьких ячеек — одиночных камер. Такая конструкция препятствовала любому общению между заключенными. Всего в тюрьме было 693 одиночных камеры. Каждая камера была размером 4,5 на 2,7 метра с маленьким окошком для вентиляции на высоте трех метров.

Заключенные

Большинство заключенных в Сотовой тюрьме были борцами за независимость. Среди самых известных: Винаяк Саваркар, Батукешвар Дутта, Йогендра Шукла, Маулви Али, Ганеш Дамодар Савокар, Багха Джатин. Братья Саваркар были приговорены к заключению в разное время и на протяжении двух лет не знали о нахождении друг друга в одной тюрьме.

В марте 1868 года 238 заключенных пытались бежать. К апрелю все они были пойманы. Один покончил жизнь самоубийством, а в оставшихся приговорили к повешению.

Также в начала 1930-х годов в тюрьме заключенные проводили голодные забастовки против бесчеловечного отношения. Махавира Сингх был одним из заключенных, которого пытались насильственно кормить, что привело к тому, что молоко попало в легкие, и он умер. После этого случая правительство приняло решение вернуть политических заключенных на материк в 1937—1938 годах.

Японская оккупация

Во время Второй мировой войны в 1942 году Япония оккупировала Андаманские острова и изгнала оттуда англичан. Сотовая тюрьма стала местом заключения британцев. В 1945 году Британия восстановила власть на Андаманских островах.

После Независимости

На территории мемориального комплекса воздвигнуты памятники самым известным борцам за независимость Индии, в частности Винаяк Саваркару. Несколько крыльев тюрьмы были снесены, остались только три крыла и сторожевая башня. В 1969 году здесь открылся мемориальный комплекс и зажжен вечный огонь в память всех героев освободителей Индии.

В 2006 году «Сотовой тюрьме» исполнилось 100 лет. Правительство Индии направило письма поддержки и благодарности всем выжившим заключенным самой известной тюрьмы Индии.

См. также

• Винаяк Саваркар
• Мемориальный музей и библиотека Неру
• Шриманта Калакшетра

Отрывок, характеризующий Сотовая тюрьма

Когда Морель выпил водки и доел котелок каши, он вдруг болезненно развеселился и начал не переставая говорить что то не понимавшим его солдатам. Рамбаль отказывался от еды и молча лежал на локте у костра, бессмысленными красными глазами глядя на русских солдат. Изредка он издавал протяжный стон и опять замолкал. Морель, показывая на плечи, внушал солдатам, что это был офицер и что его надо отогреть. Офицер русский, подошедший к костру, послал спросить у полковника, не возьмет ли он к себе отогреть французского офицера; и когда вернулись и сказали, что полковник велел привести офицера, Рамбалю передали, чтобы он шел. Он встал и хотел идти, но пошатнулся и упал бы, если бы подле стоящий солдат не поддержал его.
– Что? Не будешь? – насмешливо подмигнув, сказал один солдат, обращаясь к Рамбалю.
– Э, дурак! Что врешь нескладно! То то мужик, право, мужик, – послышались с разных сторон упреки пошутившему солдату. Рамбаля окружили, подняли двое на руки, перехватившись ими, и понесли в избу. Рамбаль обнял шеи солдат и, когда его понесли, жалобно заговорил:
– Oh, nies braves, oh, mes bons, mes bons amis! Voila des hommes! oh, mes braves, mes bons amis! [О молодцы! О мои добрые, добрые друзья! Вот люди! О мои добрые друзья!] – и, как ребенок, головой склонился на плечо одному солдату.
Между тем Морель сидел на лучшем месте, окруженный солдатами.
Морель, маленький коренастый француз, с воспаленными, слезившимися глазами, обвязанный по бабьи платком сверх фуражки, был одет в женскую шубенку. Он, видимо, захмелев, обнявши рукой солдата, сидевшего подле него, пел хриплым, перерывающимся голосом французскую песню. Солдаты держались за бока, глядя на него.
– Ну ка, ну ка, научи, как? Я живо перейму. Как?.. – говорил шутник песенник, которого обнимал Морель.
Vive Henri Quatre,
Vive ce roi vaillanti –
[Да здравствует Генрих Четвертый!
Да здравствует сей храбрый король!
и т. д. (французская песня) ]
пропел Морель, подмигивая глазом.
Сe diable a quatre…
– Виварика! Виф серувару! сидябляка… – повторил солдат, взмахнув рукой и действительно уловив напев.
– Вишь, ловко! Го го го го го!.. – поднялся с разных сторон грубый, радостный хохот. Морель, сморщившись, смеялся тоже.
– Ну, валяй еще, еще!
Qui eut le triple talent,
De boire, de battre,
Et d'etre un vert galant…
[Имевший тройной талант,
пить, драться
и быть любезником…]
– A ведь тоже складно. Ну, ну, Залетаев!..
– Кю… – с усилием выговорил Залетаев. – Кью ю ю… – вытянул он, старательно оттопырив губы, – летриптала, де бу де ба и детравагала, – пропел он.
– Ай, важно! Вот так хранцуз! ой… го го го го! – Что ж, еще есть хочешь?
– Дай ему каши то; ведь не скоро наестся с голоду то.
Опять ему дали каши; и Морель, посмеиваясь, принялся за третий котелок. Радостные улыбки стояли на всех лицах молодых солдат, смотревших на Мореля. Старые солдаты, считавшие неприличным заниматься такими пустяками, лежали с другой стороны костра, но изредка, приподнимаясь на локте, с улыбкой взглядывали на Мореля.
– Тоже люди, – сказал один из них, уворачиваясь в шинель. – И полынь на своем кореню растет.
– Оо! Господи, господи! Как звездно, страсть! К морозу… – И все затихло.
Звезды, как будто зная, что теперь никто не увидит их, разыгрались в черном небе. То вспыхивая, то потухая, то вздрагивая, они хлопотливо о чем то радостном, но таинственном перешептывались между собой.

Х
Войска французские равномерно таяли в математически правильной прогрессии. И тот переход через Березину, про который так много было писано, была только одна из промежуточных ступеней уничтожения французской армии, а вовсе не решительный эпизод кампании. Ежели про Березину так много писали и пишут, то со стороны французов это произошло только потому, что на Березинском прорванном мосту бедствия, претерпеваемые французской армией прежде равномерно, здесь вдруг сгруппировались в один момент и в одно трагическое зрелище, которое у всех осталось в памяти. Со стороны же русских так много говорили и писали про Березину только потому, что вдали от театра войны, в Петербурге, был составлен план (Пфулем же) поимки в стратегическую западню Наполеона на реке Березине. Все уверились, что все будет на деле точно так, как в плане, и потому настаивали на том, что именно Березинская переправа погубила французов. В сущности же, результаты Березинской переправы были гораздо менее гибельны для французов потерей орудий и пленных, чем Красное, как то показывают цифры.
Единственное значение Березинской переправы заключается в том, что эта переправа очевидно и несомненно доказала ложность всех планов отрезыванья и справедливость единственно возможного, требуемого и Кутузовым и всеми войсками (массой) образа действий, – только следования за неприятелем. Толпа французов бежала с постоянно усиливающейся силой быстроты, со всею энергией, направленной на достижение цели. Она бежала, как раненый зверь, и нельзя ей было стать на дороге. Это доказало не столько устройство переправы, сколько движение на мостах. Когда мосты были прорваны, безоружные солдаты, московские жители, женщины с детьми, бывшие в обозе французов, – все под влиянием силы инерции не сдавалось, а бежало вперед в лодки, в мерзлую воду.