Софизм Эватла
Софизм Эватла (парадокс Эватла, парадокс Протагора, парадокс «Протагор и Эватл») — софизм (логический парадокс) древнегреческого происхождения. Этот парадокс иллюстрируется полулегендарным примером.
Тяжба Протагора и Эватла
У древнегреческого софиста Протагора учился софистике и в том числе судебному красноречию некий Эватл (Еватл, Эвафл; др.-греч. Εὔαθλος). По заключенному между ними договору Эватл должен был заплатить за обучение 10 тысяч драхм[1] только в том случае, если выиграет свой первый судебный процесс. В случае проигрыша первого судебного дела он вообще не был обязан платить.
Однако, закончив обучение, Эватл не стал участвовать в судебных тяжбах. Как следствие, он считал себя свободным от уплаты за учебу. Это длилось довольно долго, терпение Протагора иссякло, и он сам подал на своего ученика в суд. Таким образом, должен был состояться первый судебный процесс Эватла.
Протагор привёл следующую аргументацию: «Каким бы ни было решение суда, Эватл должен будет заплатить. Он либо выиграет свой первый процесс, либо проиграет. Если выиграет, то заплатит по договору, если проиграет, заплатит по решению суда».
Эватл возражал: «Ни в том, ни в другом случае я не должен платить. Если я выиграю, то я не должен платить по решению суда, если проиграю, то по договору».
Протагор, по не вполне надёжным сведениям, посвятил этому случаю несохранившееся сочинение «Тяжба о плате».
Наиболее полно из античных авторов эту историю излагает Авл Геллий[2]. Частично её затрагивает Диоген Лаэртский[3].
Анализ парадокса
Софизм Эватла похож по своей логической структуре на некоторые другие софизмы, в частности, на софизм «Крокодил».
Многие логики предлагали варианты разрешения этой проблемы, например, Лейбниц (докторская диссертация «Исследование о запутанных казусах в праве»).
Большинство объяснений основано на том, что действия судьи, в принципе, могут быть любыми — он не давал никаких обязательств и ему нужно лишь определить, нарушил ли Эватл контракт. Это в значительной степени зависит от того, насколько хорошо был этот контракт составлен, в частности, указано ли там, в какие сроки должен состояться первый судебный процесс Эватла и какое наказание предусмотрено, если эти сроки будут нарушены, а также заверен ли этот контракт нотариусом и т. д. Может так случиться, что Эватл действительно нарушил контракт, и тогда следует взять с Эватла штраф, предусмотренный за данный тип нарушения и передать предусмотренную в контракте сумму Протагору.
На любой момент тяжбы между Эватлом и Протагором Эватл ещё не имеет ни одного законченного судебного процесса, и поэтому согласно контракту не должен платить 10 тысяч драхм Протагору. И если не нарушены какие-либо другие пункты контракта, то судья должен просто отклонить иск Протагора или объявить Эватла невиновным и удовлетворить его иск о затратах и моральном ущербе (если, конечно, он его подаст, чего ему лучше не делать).
Если иск Протагора будет просто отклонён, то никто никому не платит, так как суда не состоялось и всё остаётся по-прежнему.
Если же суд состоится и Эватл выиграет, то сразу после вынесения решения суда ему стоит отдать 10 тысяч драхм Протагору, так как иначе Протагор получит их по итогам следующего суда и ещё потребует с него возмещения издержек.
См. также
Напишите отзыв о статье "Софизм Эватла"
Примечания
- ↑ По свидетельству Квинтилиана (III, 1, 10)
- ↑ Aulus Gellius. [penelope.uchicago.edu/Thayer/L/Roman/Texts/Gellius/5*.html#10 Noctes Atticae. V, 10.] (англ.: [penelope.uchicago.edu/Thayer/E/Roman/Texts/Gellius/5*.html#10 Attic Nights. V, 10].)
- ↑ [psylib.org.ua/books/diogenl/txt09.htm О жизни, учениях и изречениях знаменитых философов. IX, 56.]
Литература
- [quod.lib.umich.edu/m/moa/ACL3129.0002.001/70?rgn=full+text;view=image Софизм Эватла] (англ.). — в Smith's Dictionary of Greek and Roman Biography and Mythology.
- Ивин А. А. [www.philosophy.ru/edu/ref/logic/ivin.html#_Toc512455481 Логика: Учебное пособие. — 2-е изд. — М.: Знание, 1998. — С. 201—202.]
- Маковельский А. О. История логики. — М., 1967. — С. 53.
- Лисанюк Е.Н., Микиртумов И.Б. Дело «Протагор versus Эватл» принять нельзя отклонить // Человек познающий, человек созидающий, человек верующий // Сб. ст. Ред. Кол. Ю. Н. Солонин (пред) и др. – СПб, Изд-во СПбГУ, 2009. (Вестник СПбГУ. Министерство образования и науки РФ. Спец. Вып) С. 85-97
- Светлов В. А. О разрешимости одного неразрешимого спора, или Следовало ли Протагору подавать в суд на Еватла //Философские науки. — 1992. — № 2.
- Ахвледиани А.Н. Гносеологический анализ возможных решений древнегреческого парадокса «Тяжбы Протагора с Эватлом» // ΣΧΟΛΗ 4.2 (2010) 291–297
Отрывок, характеризующий Софизм Эватла
Ростов, пожимаясь шеей, за которую затекала вода, курил трубку и слушал невнимательно, изредка поглядывая на молодого офицера Ильина, который жался около него. Офицер этот, шестнадцатилетний мальчик, недавно поступивший в полк, был теперь в отношении к Николаю тем, чем был Николай в отношении к Денисову семь лет тому назад. Ильин старался во всем подражать Ростову и, как женщина, был влюблен в него.Офицер с двойными усами, Здржинский, рассказывал напыщенно о том, как Салтановская плотина была Фермопилами русских, как на этой плотине был совершен генералом Раевским поступок, достойный древности. Здржинский рассказывал поступок Раевского, который вывел на плотину своих двух сыновей под страшный огонь и с ними рядом пошел в атаку. Ростов слушал рассказ и не только ничего не говорил в подтверждение восторга Здржинского, но, напротив, имел вид человека, который стыдился того, что ему рассказывают, хотя и не намерен возражать. Ростов после Аустерлицкой и 1807 года кампаний знал по своему собственному опыту, что, рассказывая военные происшествия, всегда врут, как и сам он врал, рассказывая; во вторых, он имел настолько опытности, что знал, как все происходит на войне совсем не так, как мы можем воображать и рассказывать. И потому ему не нравился рассказ Здржинского, не нравился и сам Здржинский, который, с своими усами от щек, по своей привычке низко нагибался над лицом того, кому он рассказывал, и теснил его в тесном шалаше. Ростов молча смотрел на него. «Во первых, на плотине, которую атаковали, должна была быть, верно, такая путаница и теснота, что ежели Раевский и вывел своих сыновей, то это ни на кого не могло подействовать, кроме как человек на десять, которые были около самого его, – думал Ростов, – остальные и не могли видеть, как и с кем шел Раевский по плотине. Но и те, которые видели это, не могли очень воодушевиться, потому что что им было за дело до нежных родительских чувств Раевского, когда тут дело шло о собственной шкуре? Потом оттого, что возьмут или не возьмут Салтановскую плотину, не зависела судьба отечества, как нам описывают это про Фермопилы. И стало быть, зачем же было приносить такую жертву? И потом, зачем тут, на войне, мешать своих детей? Я бы не только Петю брата не повел бы, даже и Ильина, даже этого чужого мне, но доброго мальчика, постарался бы поставить куда нибудь под защиту», – продолжал думать Ростов, слушая Здржинского. Но он не сказал своих мыслей: он и на это уже имел опыт. Он знал, что этот рассказ содействовал к прославлению нашего оружия, и потому надо было делать вид, что не сомневаешься в нем. Так он и делал.
– Однако мочи нет, – сказал Ильин, замечавший, что Ростову не нравится разговор Здржинского. – И чулки, и рубашка, и под меня подтекло. Пойду искать приюта. Кажется, дождик полегче. – Ильин вышел, и Здржинский уехал.
Через пять минут Ильин, шлепая по грязи, прибежал к шалашу.
– Ура! Ростов, идем скорее. Нашел! Вот тут шагов двести корчма, уж туда забрались наши. Хоть посушимся, и Марья Генриховна там.
Марья Генриховна была жена полкового доктора, молодая, хорошенькая немка, на которой доктор женился в Польше. Доктор, или оттого, что не имел средств, или оттого, что не хотел первое время женитьбы разлучаться с молодой женой, возил ее везде за собой при гусарском полку, и ревность доктора сделалась обычным предметом шуток между гусарскими офицерами.
Ростов накинул плащ, кликнул за собой Лаврушку с вещами и пошел с Ильиным, где раскатываясь по грязи, где прямо шлепая под утихавшим дождем, в темноте вечера, изредка нарушаемой далекими молниями.
– Ростов, ты где?
– Здесь. Какова молния! – переговаривались они.
В покинутой корчме, перед которою стояла кибиточка доктора, уже было человек пять офицеров. Марья Генриховна, полная белокурая немочка в кофточке и ночном чепчике, сидела в переднем углу на широкой лавке. Муж ее, доктор, спал позади ее. Ростов с Ильиным, встреченные веселыми восклицаниями и хохотом, вошли в комнату.
– И! да у вас какое веселье, – смеясь, сказал Ростов.
– А вы что зеваете?
– Хороши! Так и течет с них! Гостиную нашу не замочите.
– Марьи Генриховны платье не запачкать, – отвечали голоса.
Ростов с Ильиным поспешили найти уголок, где бы они, не нарушая скромности Марьи Генриховны, могли бы переменить мокрое платье. Они пошли было за перегородку, чтобы переодеться; но в маленьком чуланчике, наполняя его весь, с одной свечкой на пустом ящике, сидели три офицера, играя в карты, и ни за что не хотели уступить свое место. Марья Генриховна уступила на время свою юбку, чтобы употребить ее вместо занавески, и за этой занавеской Ростов и Ильин с помощью Лаврушки, принесшего вьюки, сняли мокрое и надели сухое платье.