Софисты

Античная философия

Предфилософская традиция (VIII—VII вв. до н. э.) Акусилай  · Гомер  · Гесиод  · Лин  · Мусей  · Орфей  · Ферекид  · Эпименид

Натурфилософия (VII—V вв. до н. э.) Милетская школа: (Фалес  · Анаксимандр  · Анаксимен) Пифагорейцы: (Пифагор  · Алкмеон Кротонский  · Архит  · Тимей Локрский  · Филолай) Элеаты: (Ксенофан  · Парменид  · Зенон Элейский  · Мелисс) Школа Гераклита (Гераклит  · Кратил) Школа Анаксагора (Анаксагор  · Архелай  · Метродор Лампсакский) Атомисты (Левкипп  · Демокрит  · Метродор Хиосский) Вне школ (Эмпедокл  · Диоген Аполлонийский)

Софисты (V—IV вв. до н. э.) Старшие софисты (Протагор  · Горгий  · Тисий  · Антифон Афинский  · Продик  · Гиппий Элидский  · Ксениад) Младшие софисты (Фрасимах  · Калликл  · Критий  · Ликофрон  · Алкидам

Классический период (V—IV вв. до н. э.) Сократ Платоники (Платон  · Спевсипп  · Ксенократ из Халкидона  · Полемон  · Крантор · Кратет Афинский · Клеарх) Мегарская школа (Евклид из Мегары  · Стильпон  · Диодор Крон  · Евбулид  · Клиномах) Киники (Антисфен  · Диоген Синопский) Киренаики  · (Аристипп  · Арета Киренская  · Аристипп, сын Ареты  · Феодор-Атеист  · Гегесий  · Аникерид  · Эвгемер) Элидо-Эретрийская школа  · (Федон из Элиды  · Плистен из Элиды  · Менедем) Другие сократики (Главкон из Афин  · Кебет  · Критон  · Симмий  · Симон-кожевник  · Эсхин) Перипатетики (Аристотель  · Теофраст  · Эвдем Родосский  · Стратон  · Аристоксен  · Дикеарх  · Клеарх)

Эллинистическая философия (IV в. до н. э. — V в. н. э.) Стоики (Зенон Китийский  · Посидоний  · Сенека  · Марк Аврелий  · Публий Клодий Тразея Пет) Эпикурейцы (Эпикур  · Тит Лукреций Кар)

Софи́сты (от др.-греч. σοφιστής — «умелец, изобретатель, мудрец, знаток, мастер, художник, создатель») — древнегреческие платные преподаватели красноречия, представители одноимённого философского направления, распространённого в Греции во 2-й половине V — 1-й половине IV веков до н. э. Изначально термин «софист» служил для обозначения искусного или мудрого человека, однако уже в древности приобрёл уничижительное значение.

Софистами также иногда называют представителей древнекитайской школы имён (мин цзя) (Дэн Си, Хуэй Ши, Гунсунь Луна и др.).

Периодизация и основные представители софистики

Сами себя называли софистами, подразумевая первоначальное положительное значение этого слова. В платоновском диалоге «Протагор» Гиппократ даёт такую характеристику слову софист: «знаток в мудрых вещах».

Он (Протагор) первый заявил, что о всяком предмете можно сказать двояко и противоположным образом… о мысли он не заботился, спорил о словах, и повсеместное нынешнее племя спорщиков берёт своё начало от него.

— Диоген Лаэртский

В широком смысле принято говорить о трёх эпохах софистики:

• Классическая, или древняя (древнегреческая), софистика (V — 1-я половина IV веков до н. э.), в которой принято различать:

• старших софистов, их акме приходилось на 2-ю половину V в. до н. э. (наиболее известны Протагор Абдерский, Горгий из Леонтин, Гиппий из Элиды, Продик Кеосский, Антифонт, Критий Афинский).
• младших софистов, их акме приходилось на 1-ю половину IV в. до н. э. (наиболее известны Ликофрон, Алкидамант, Фрасимах).

• Вторая, или новая, софистика (II — нач. III в. н. э.). Основные представители — Лукиан Самосатский, Флавий Филострат и другие.
• Третья, или поздняя, софистика (IV в. н. э.). Основные представители — Либаний, Юлиан Отступник.

Вторая и третья софистики назывались так лишь по аналогии с классической софистикой и представляли собой подражательные литературные течения, стремившиеся реставрировать идеи и стиль классических софистов.

Софистов также разделяют на две группы по их общественно-политическим взглядам: первая, основная, была связана с демократией (главный представитель — Протагор), вторая — антидемократическая (Критий).

Источники и фрагменты классической софистики

От большинства древнегреческих софистов не сохранилось полных сочинений, а только фрагменты или свидетельства. В более-менее полном виде сохранились лишь следующие тексты:

• Горгий. Сохранились две речи: «Похвала Елене» и «Защита Паламеда». В настоящее время считают эти речи подложными.
• Антифонт. Вопрос об идентичности Антифонта-софиста и Антифонта-оратора обсуждается. Второму принадлежит несколько речей (так называемая «тетралогия»), а первому — фрагмент сочинения «Истина».
• Критий. Через Секста Эмпирика до нас дошёл фрагмент текста «Сизиф». По мнению большинства современных исследователей, этот текст не принадлежит Критию.
• Двоякие речи анонимного автора.

Основными древними источниками о софистах являются Платон, Аристотель, Диоген Лаэртский, Флавий Филострат и другие.

Все фрагменты и свидетельства о софистах собраны в труде Дильса — Кранца. На русский язык переведены единственный раз Маковельским. Перевод осуществлялся зачастую с немецкого языка, в настоящий момент считается устаревшим и подвергается критике.

Основные идеи древнегреческой софистики

В целом с философской точки зрения направление было весьма эклектичным, не объединённым едиными социально-политическими, культурными и мировоззренческими основами.

Человек считается мерой всех вещей, существующих, поскольку они существуют, и не существующих, поскольку они не существуют. Моральные нормы произвольны. Одни говорят, что добро и зло отличны друг от друга, другие — что нет. Даже для одного и того же человека то же самое может быть и благом, и злом. Всё в мире относительно.

Софисты выдвинули и обосновали идею о коренном отличии установлений культуры (и прежде всего нравов, обычаев) от законов природы. Законы природы, говорили они, везде одни и те же, действуют необходимо, с неотвратимостью судьбы, а законы и обычаи людей сильно различаются от народа к народу и носят условный характер, представляют собой род соглашения.

Широкую известность получила критика софистов у Сократа и сократиков, а также Платона.

Постепенно из учений софистов уходили философские концепции и оставались только элементарные основы риторики, позволявшие оперировать словами и понятиями для абстрактного доказательства или опровержения чего-либо.

Софисты и религия

В эпоху Перикла софисты, Сократ, которого можно назвать олицетворением философии, искусство и риторика вытеснили религию.

— Карл Маркс

Учение большинства софистов вступало в противоречие с религиозными представлениями. Большая часть софистов придерживалась атеистических или агностических взглядов.

Протагор был агностиком и приобрёл славу безбожника. В своём сочинении «О богах» он писал: «О богах я не могу знать ни того, что они существуют, ни того, что их нет. Ибо многое препятствует узнать (это): и неясность (вопроса) и краткость человеческой жизни».

Некоторые софисты (Феодор Киренский, получивший даже прозвище «безбожник», и Диагор Мелосский) прямо отрицали существование богов. За голову Диагора была назначена награда — он разгласил таинство элевсинских мистерий.

Продик Кеосский видел истоки религии в почитании вина, хлеба, рек, солнца и т. п. — то есть всего полезного людям. В «Сизифе» Критий пишет, что религия — человеческая выдумка, служащая для того, чтобы умные люди заставили глупых выполнять законы.

Этический релятивизм древних софистов

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Софисты обосновывают право человека смотреть на окружающий мир сквозь призму своих интересов и целей. Протагор первым выдвинул теорию, согласно которой возможно воспитание добродетели. Он полагал, что существует два уровня законов: естественный и социально-нравственный.

Некоторые софисты полагали, что нравственность является врождённым качеством человека, хотя и проявляется она поздно. Отсюда их негативное отношение к существующей морали как неспособной быть истинной. Они приравнивают искусственное и противоестественное. В результате появляется точка зрения об условности законов морали и общества для человека. Соответственно, нравственное поведение человека заключается, прежде всего, в соблюдении общепринятых норм поведения.

Софисты сделали важное наблюдение, характеризующее специфику норм морали как норм, кодирующих неприродные общественные отношения между людьми. Их нарушение связано с позором и наказанием только в том случае, если это нарушение замечено другими людьми. Если оно не замечено, то нарушителю ничего не грозит.

В греческом полисе не было разделения на частную и гражданскую жизнь. Закон добродетели равнялся закону полиса. Человек был, прежде всего, гражданином полиса, поэтому в качестве морального субъекта он был публичным человеком. Это было не лицемерие, поскольку наедине с собой он переставал быть нравственным.

Значение

Согласно С. С. Аверинцеву, аттическая интеллектуальная традиция, заложенная софистами, обеспечила «прорыв извечной инерции, победу эллинского рационализма над косностью дорефлективного культурного обихода».

П. П. Гайденко пишет в своей книге «История греческой философии в её связи с наукой», что софисты довели до крайности принципы индивидуализма и неограниченной свободы, что привело к крушению культуры.

Вопрос о значении оказанного софистами влияния на духовную жизнь Древней Греции является дискуссионным. Так, например, проф. Э. Д. Фролов в ответ на защиту старших софистов проф. С. Я. Лурье, по которому они — предвесники «революционных материалистических идей», отмечает, что те «на деле приводили к крайнему релятивизму и нигилизму».

См. также

• Софизм

Источники

Сочинения

• Diels Н. von, Fragmente der Vorsokratiker — В., 1966. — 12 Aufl.
• Маковельский А. О. [dasein.narod.ru/makovelsky.htm Софисты]. Вып. 1−2. — Баку, 1940−1941.

Литература

• Гиляров А. Н. Греческие софисты, их мировоззрение и деятельность в связи с общей политической и культурной историей Греции. — М., 1888.
• Гиляров А. Н. Источники о софистах. Платон как исторический свидетель. — К., 1891.
• Горан В. П. Кризис древнегреческой демократии и философия софистов: Протагор и Ксениад // Гуманитарные науки в Сибири. — Новосибирск, 2001. — № 1. — С. 43−48.
• Горан В. П. Кризис древнегреческой демократии: Продик и Критий.// Гуманитарные науки в Сибири. — Новосибирск, 2003. — № 1. — С. 20−23.
• Дубко Е. Л., Зубец О. П., Шклярик Е. А. Человек в системе природных координат у Демокрита и софистов. // Мораль, общество, личность. — М.: Изд-во Московского университета, 1980. — С. 99−102.
• Кассен Б.. Эффект софистики / Перевод с французского А. Россиуса. — М., СПб., 2000. — 238 с. — ISBN 5-85133-061-9, ISBN 5-7914-0056-4.
• Краснопольская А. П. Софистика и софисты // Человек. — М., 2004. — № 5. — С. 67−78.
• Краснопольская А. П. Софистика и педагогика // Противоречие и дискурс — М.: ИФАН, 2005. — С. 157−169.
• Лосев А. Ф. [www.psylib.ukrweb.net/books/lose002/index.htm История античной эстетики. Софисты. Сократ. Платон] — М., 1969.
• Лурье С. Я. К хронологии софиста Антифонта и Демокрита // Известия Российской академии наук — 1918. — С. 2285−2306.
• Лурье С. Я. Антифонт, творец древнейшей анархической системы — М., 1925.
• Максимов А. А. Концептуальное различие теории и техники аргументации софистов и Платона // Жизненные миры философии. — Екатеринбург, 1999. — С. 171−208.
• Медведев А. Ф. Добро и зло в воззрениях софиста // Вестник Русского Христианского гуманитарного института. — СПб., 2001. — 4. — С. 372−397.
• Морозкина З. Н. Софист Горгий и его учение о бытии // Античность и современность : к 80-летию Федора Александровича Петровского / Институт мировой литературы им. А. М. Горького АН СССР ; ред. М. Е. Грабарь-Пассек, М. Л. Гаспаров, Т. И. Кузнецова. М. : Наука, 1972. — 503 с. — С. 126—133.
• Обнорский Н. П. Софистика // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
• Осипова В. Г. О природе софистики — Ереван: Изд-во АН Армянской ССР, 1964. — 136 с.
• Светлов В. А. О разрешимости одного неразрешимого спора, или Следовало ли Протагору подавать в суд на Еватла //Философские науки — 1992. — № 2.
• [bse2.ru/book_view.jsp?idn=030305&page=138&format=djvu Софисты] // БСЭ, 2-е изд.
• Чернышёв Б. С. Софисты — М., 1929.
• Ягодинский И. И. Софист Протагор // Учёные записки Императорского Казанского университета — 1906. — Т. 73. — Кн. 12. — С. 1−35.

на других языках

• Dupréel, Eugéne. Les sophistes. — Neuchâtel, Éditions du Griffon ; Bruxelles, Les Éditions du Temple, 1948. — 408 pp.
• Jaeger W. W. Paideia — B., 1959. — Bd 1.
• Gomperz H. Sophistik und Rhetorik… — Lpz.: Nachdruck, 1965.
• Guthrie W. K. A history of Greek philosophy — Camb., 1969. — р. 1−322.
• Reding J. P. Fondements philosophiques de la rhetorique chez les sophists grecs et chez les sophists chinois — Berne, 1985.

Отрывок, характеризующий Софисты

Кутузов, сопутствуемый своими адъютантами, поехал шагом за карабинерами.
Проехав с полверсты в хвосте колонны, он остановился у одинокого заброшенного дома (вероятно, бывшего трактира) подле разветвления двух дорог. Обе дороги спускались под гору, и по обеим шли войска.
Туман начинал расходиться, и неопределенно, верстах в двух расстояния, виднелись уже неприятельские войска на противоположных возвышенностях. Налево внизу стрельба становилась слышнее. Кутузов остановился, разговаривая с австрийским генералом. Князь Андрей, стоя несколько позади, вглядывался в них и, желая попросить зрительную трубу у адъютанта, обратился к нему.
– Посмотрите, посмотрите, – говорил этот адъютант, глядя не на дальнее войско, а вниз по горе перед собой. – Это французы!
Два генерала и адъютанты стали хвататься за трубу, вырывая ее один у другого. Все лица вдруг изменились, и на всех выразился ужас. Французов предполагали за две версты от нас, а они явились вдруг, неожиданно перед нами.
– Это неприятель?… Нет!… Да, смотрите, он… наверное… Что ж это? – послышались голоса.
Князь Андрей простым глазом увидал внизу направо поднимавшуюся навстречу апшеронцам густую колонну французов, не дальше пятисот шагов от того места, где стоял Кутузов.
«Вот она, наступила решительная минута! Дошло до меня дело», подумал князь Андрей, и ударив лошадь, подъехал к Кутузову. «Надо остановить апшеронцев, – закричал он, – ваше высокопревосходительство!» Но в тот же миг всё застлалось дымом, раздалась близкая стрельба, и наивно испуганный голос в двух шагах от князя Андрея закричал: «ну, братцы, шабаш!» И как будто голос этот был команда. По этому голосу всё бросилось бежать.
Смешанные, всё увеличивающиеся толпы бежали назад к тому месту, где пять минут тому назад войска проходили мимо императоров. Не только трудно было остановить эту толпу, но невозможно было самим не податься назад вместе с толпой.
Болконский только старался не отставать от нее и оглядывался, недоумевая и не в силах понять того, что делалось перед ним. Несвицкий с озлобленным видом, красный и на себя не похожий, кричал Кутузову, что ежели он не уедет сейчас, он будет взят в плен наверное. Кутузов стоял на том же месте и, не отвечая, доставал платок. Из щеки его текла кровь. Князь Андрей протеснился до него.
– Вы ранены? – спросил он, едва удерживая дрожание нижней челюсти.
– Раны не здесь, а вот где! – сказал Кутузов, прижимая платок к раненой щеке и указывая на бегущих. – Остановите их! – крикнул он и в то же время, вероятно убедясь, что невозможно было их остановить, ударил лошадь и поехал вправо.
Вновь нахлынувшая толпа бегущих захватила его с собой и повлекла назад.
Войска бежали такой густой толпой, что, раз попавши в середину толпы, трудно было из нее выбраться. Кто кричал: «Пошел! что замешкался?» Кто тут же, оборачиваясь, стрелял в воздух; кто бил лошадь, на которой ехал сам Кутузов. С величайшим усилием выбравшись из потока толпы влево, Кутузов со свитой, уменьшенной более чем вдвое, поехал на звуки близких орудийных выстрелов. Выбравшись из толпы бегущих, князь Андрей, стараясь не отставать от Кутузова, увидал на спуске горы, в дыму, еще стрелявшую русскую батарею и подбегающих к ней французов. Повыше стояла русская пехота, не двигаясь ни вперед на помощь батарее, ни назад по одному направлению с бегущими. Генерал верхом отделился от этой пехоты и подъехал к Кутузову. Из свиты Кутузова осталось только четыре человека. Все были бледны и молча переглядывались.
– Остановите этих мерзавцев! – задыхаясь, проговорил Кутузов полковому командиру, указывая на бегущих; но в то же мгновение, как будто в наказание за эти слова, как рой птичек, со свистом пролетели пули по полку и свите Кутузова.
Французы атаковали батарею и, увидав Кутузова, выстрелили по нем. С этим залпом полковой командир схватился за ногу; упало несколько солдат, и подпрапорщик, стоявший с знаменем, выпустил его из рук; знамя зашаталось и упало, задержавшись на ружьях соседних солдат.
Солдаты без команды стали стрелять.
– Ооох! – с выражением отчаяния промычал Кутузов и оглянулся. – Болконский, – прошептал он дрожащим от сознания своего старческого бессилия голосом. – Болконский, – прошептал он, указывая на расстроенный батальон и на неприятеля, – что ж это?
Но прежде чем он договорил эти слова, князь Андрей, чувствуя слезы стыда и злобы, подступавшие ему к горлу, уже соскакивал с лошади и бежал к знамени.
– Ребята, вперед! – крикнул он детски пронзительно.
«Вот оно!» думал князь Андрей, схватив древко знамени и с наслаждением слыша свист пуль, очевидно, направленных именно против него. Несколько солдат упало.
– Ура! – закричал князь Андрей, едва удерживая в руках тяжелое знамя, и побежал вперед с несомненной уверенностью, что весь батальон побежит за ним.
Действительно, он пробежал один только несколько шагов. Тронулся один, другой солдат, и весь батальон с криком «ура!» побежал вперед и обогнал его. Унтер офицер батальона, подбежав, взял колебавшееся от тяжести в руках князя Андрея знамя, но тотчас же был убит. Князь Андрей опять схватил знамя и, волоча его за древко, бежал с батальоном. Впереди себя он видел наших артиллеристов, из которых одни дрались, другие бросали пушки и бежали к нему навстречу; он видел и французских пехотных солдат, которые хватали артиллерийских лошадей и поворачивали пушки. Князь Андрей с батальоном уже был в 20 ти шагах от орудий. Он слышал над собою неперестававший свист пуль, и беспрестанно справа и слева от него охали и падали солдаты. Но он не смотрел на них; он вглядывался только в то, что происходило впереди его – на батарее. Он ясно видел уже одну фигуру рыжего артиллериста с сбитым на бок кивером, тянущего с одной стороны банник, тогда как французский солдат тянул банник к себе за другую сторону. Князь Андрей видел уже ясно растерянное и вместе озлобленное выражение лиц этих двух людей, видимо, не понимавших того, что они делали.
«Что они делают? – думал князь Андрей, глядя на них: – зачем не бежит рыжий артиллерист, когда у него нет оружия? Зачем не колет его француз? Не успеет добежать, как француз вспомнит о ружье и заколет его».
Действительно, другой француз, с ружьем на перевес подбежал к борющимся, и участь рыжего артиллериста, всё еще не понимавшего того, что ожидает его, и с торжеством выдернувшего банник, должна была решиться. Но князь Андрей не видал, чем это кончилось. Как бы со всего размаха крепкой палкой кто то из ближайших солдат, как ему показалось, ударил его в голову. Немного это больно было, а главное, неприятно, потому что боль эта развлекала его и мешала ему видеть то, на что он смотрел.
«Что это? я падаю? у меня ноги подкашиваются», подумал он и упал на спину. Он раскрыл глаза, надеясь увидать, чем кончилась борьба французов с артиллеристами, и желая знать, убит или нет рыжий артиллерист, взяты или спасены пушки. Но он ничего не видал. Над ним не было ничего уже, кроме неба – высокого неба, не ясного, но всё таки неизмеримо высокого, с тихо ползущими по нем серыми облаками. «Как тихо, спокойно и торжественно, совсем не так, как я бежал, – подумал князь Андрей, – не так, как мы бежали, кричали и дрались; совсем не так, как с озлобленными и испуганными лицами тащили друг у друга банник француз и артиллерист, – совсем не так ползут облака по этому высокому бесконечному небу. Как же я не видал прежде этого высокого неба? И как я счастлив, я, что узнал его наконец. Да! всё пустое, всё обман, кроме этого бесконечного неба. Ничего, ничего нет, кроме его. Но и того даже нет, ничего нет, кроме тишины, успокоения. И слава Богу!…»


На правом фланге у Багратиона в 9 ть часов дело еще не начиналось. Не желая согласиться на требование Долгорукова начинать дело и желая отклонить от себя ответственность, князь Багратион предложил Долгорукову послать спросить о том главнокомандующего. Багратион знал, что, по расстоянию почти 10 ти верст, отделявшему один фланг от другого, ежели не убьют того, кого пошлют (что было очень вероятно), и ежели он даже и найдет главнокомандующего, что было весьма трудно, посланный не успеет вернуться раньше вечера.
Багратион оглянул свою свиту своими большими, ничего невыражающими, невыспавшимися глазами, и невольно замиравшее от волнения и надежды детское лицо Ростова первое бросилось ему в глаза. Он послал его.
– А ежели я встречу его величество прежде, чем главнокомандующего, ваше сиятельство? – сказал Ростов, держа руку у козырька.
– Можете передать его величеству, – поспешно перебивая Багратиона, сказал Долгоруков.
Сменившись из цепи, Ростов успел соснуть несколько часов перед утром и чувствовал себя веселым, смелым, решительным, с тою упругостью движений, уверенностью в свое счастие и в том расположении духа, в котором всё кажется легко, весело и возможно.
Все желания его исполнялись в это утро; давалось генеральное сражение, он участвовал в нем; мало того, он был ординарцем при храбрейшем генерале; мало того, он ехал с поручением к Кутузову, а может быть, и к самому государю. Утро было ясное, лошадь под ним была добрая. На душе его было радостно и счастливо. Получив приказание, он пустил лошадь и поскакал вдоль по линии. Сначала он ехал по линии Багратионовых войск, еще не вступавших в дело и стоявших неподвижно; потом он въехал в пространство, занимаемое кавалерией Уварова и здесь заметил уже передвижения и признаки приготовлений к делу; проехав кавалерию Уварова, он уже ясно услыхал звуки пушечной и орудийной стрельбы впереди себя. Стрельба всё усиливалась.
В свежем, утреннем воздухе раздавались уже, не как прежде в неравные промежутки, по два, по три выстрела и потом один или два орудийных выстрела, а по скатам гор, впереди Працена, слышались перекаты ружейной пальбы, перебиваемой такими частыми выстрелами из орудий, что иногда несколько пушечных выстрелов уже не отделялись друг от друга, а сливались в один общий гул.
Видно было, как по скатам дымки ружей как будто бегали, догоняя друг друга, и как дымы орудий клубились, расплывались и сливались одни с другими. Видны были, по блеску штыков между дымом, двигавшиеся массы пехоты и узкие полосы артиллерии с зелеными ящиками.
Ростов на пригорке остановил на минуту лошадь, чтобы рассмотреть то, что делалось; но как он ни напрягал внимание, он ничего не мог ни понять, ни разобрать из того, что делалось: двигались там в дыму какие то люди, двигались и спереди и сзади какие то холсты войск; но зачем? кто? куда? нельзя было понять. Вид этот и звуки эти не только не возбуждали в нем какого нибудь унылого или робкого чувства, но, напротив, придавали ему энергии и решительности.
«Ну, еще, еще наддай!» – обращался он мысленно к этим звукам и опять пускался скакать по линии, всё дальше и дальше проникая в область войск, уже вступивших в дело.
«Уж как это там будет, не знаю, а всё будет хорошо!» думал Ростов.
Проехав какие то австрийские войска, Ростов заметил, что следующая за тем часть линии (это была гвардия) уже вступила в дело.
«Тем лучше! посмотрю вблизи», подумал он.
Он поехал почти по передней линии. Несколько всадников скакали по направлению к нему. Это были наши лейб уланы, которые расстроенными рядами возвращались из атаки. Ростов миновал их, заметил невольно одного из них в крови и поскакал дальше.
«Мне до этого дела нет!» подумал он. Не успел он проехать нескольких сот шагов после этого, как влево от него, наперерез ему, показалась на всем протяжении поля огромная масса кавалеристов на вороных лошадях, в белых блестящих мундирах, которые рысью шли прямо на него. Ростов пустил лошадь во весь скок, для того чтоб уехать с дороги от этих кавалеристов, и он бы уехал от них, ежели бы они шли всё тем же аллюром, но они всё прибавляли хода, так что некоторые лошади уже скакали. Ростову всё слышнее и слышнее становился их топот и бряцание их оружия и виднее становились их лошади, фигуры и даже лица. Это были наши кавалергарды, шедшие в атаку на французскую кавалерию, подвигавшуюся им навстречу.
Кавалергарды скакали, но еще удерживая лошадей. Ростов уже видел их лица и услышал команду: «марш, марш!» произнесенную офицером, выпустившим во весь мах свою кровную лошадь. Ростов, опасаясь быть раздавленным или завлеченным в атаку на французов, скакал вдоль фронта, что было мочи у его лошади, и всё таки не успел миновать их.
Крайний кавалергард, огромный ростом рябой мужчина, злобно нахмурился, увидав перед собой Ростова, с которым он неминуемо должен был столкнуться. Этот кавалергард непременно сбил бы с ног Ростова с его Бедуином (Ростов сам себе казался таким маленьким и слабеньким в сравнении с этими громадными людьми и лошадьми), ежели бы он не догадался взмахнуть нагайкой в глаза кавалергардовой лошади. Вороная, тяжелая, пятивершковая лошадь шарахнулась, приложив уши; но рябой кавалергард всадил ей с размаху в бока огромные шпоры, и лошадь, взмахнув хвостом и вытянув шею, понеслась еще быстрее. Едва кавалергарды миновали Ростова, как он услыхал их крик: «Ура!» и оглянувшись увидал, что передние ряды их смешивались с чужими, вероятно французскими, кавалеристами в красных эполетах. Дальше нельзя было ничего видеть, потому что тотчас же после этого откуда то стали стрелять пушки, и всё застлалось дымом.
В ту минуту как кавалергарды, миновав его, скрылись в дыму, Ростов колебался, скакать ли ему за ними или ехать туда, куда ему нужно было. Это была та блестящая атака кавалергардов, которой удивлялись сами французы. Ростову страшно было слышать потом, что из всей этой массы огромных красавцев людей, из всех этих блестящих, на тысячных лошадях, богачей юношей, офицеров и юнкеров, проскакавших мимо его, после атаки осталось только осьмнадцать человек.