София Вюртембергская
| София Вюртембергская нем. Sophie von Württemberg<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;">  </td></tr>
<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"> | ||
| ||
|---|---|---|
| 7 октября 1840 года — 7 марта 1849 года | ||
| Предшественник: | Анна Павловна | |
| ||
| 7 марта 1849 года — 3 июня 1877 года | ||
| Предшественник: | Анна Павловна | |
| Преемник: | Эмма Вальдек-Пирмонтская | |
| Рождение: | 17 июня 1818 Штутгарт | |
| Смерть: | 3 июня 1877 (58 лет) Гаага, Нидерланды | |
| Место погребения: | Ньивекерк в Делфте | |
| Род: | Вюртембергский дом → Оранская династия | |
| Имя при рождении: | София Фредерика Матильда | |
| Отец: | Вильгельм I | |
| Мать: | Екатерина Павловна | |
| Супруг: | Виллем III | |
| Дети: | 1. Виллем 2. Морис 3. Александр | |
| Монограмма: | 
| |
| Награды: |
| |
София Вюртембергская (полное имя София Фредерика Матильда нем. Sophia Frederika Mathilde von Württemberg; 17 июня 1818 — 3 июня 1877) — урождённая принцесса Вюртембергская, после замужества королева-консорт Нидерландов.
Содержание
Биография
София родилась в Штутгарте, её родителями были король Вюртемберга Вильгельм I и великая княгиня Екатерина Павловна, дочь императора Павла I. Мать Софии умерла вскоре после её рождения, и девочку воспитывала её тётка Екатерина Вюртембергская. София была племянницей русских императоров Александра I и Николая I, а также кузиной русского императора Александра II, короля Ганновера Георга V и королевы Виктории. Кроме того, София приходилась кузиной собственному мужу: Екатерина Павловна была родной сестрой Анны Павловны, матери Виллема III.
Руки Софии добивались король Греции Оттон I и Вильгельм Брауншвейгский. Помолвка с первым была невозможно по причине неуверенности отца принцессы в новосозданной греческой монархии. Второй претендент также получил отказ, но по причине того, что София уже была помолвлена.
София вышла замуж за принца Оранского (позже короля Нидерландов Виллема III) 18 июня 1839 года в Штутгарте. Пара уехала в Нидерланды, где сначала поселилась во дворце Плейн, а позже, когда София и Виллем стали королём и королевой, во дворце Нордейнде. Брак был неудачным. Мать Виллема, Анна Павловна, на которую он всецело полагался, была против брака сына с дочерью сестры, которую она терпеть не могла, и потому всегда относилась к невестке с презрением. К тому же София интеллектуально превосходила мужа и не понимала его чувственного характера. В то время, как Виллем обожал искусство, театр и музыку, София в высшей степени была дамой науки, имевшей большой интерес к истории. Непонимание между супругами привело к тому, что Виллем завёл несколько любовниц. В королевском окружении же считали, что София не подходит на роль королевы-консорта и ей больше подошла бы роль регента при сыне.
София просила развода, но ей было отказано в интересах государства. С 1855 года летний сезон супруги стали проводить отдельно друг от друга: он — в Хет Лоо, она — в Хёйс-тен-Босе. Также София проводила много времени с семьёй в родном Штутгарте. София умерла 3 июня 1877 года в Хёйс-тен-Босе, Гаага. Она была похоронена в королевской крипте Ньивекерк в подвенечном платье, поскольку сама считала, что её жизнь закончилась в день, когда она вышла замуж.
Принцесса София вела переписку со многими учеными и политиками того времени, поддерживала хорошие отношения с Наполеоном III и королевой Викторией. Она покровительствовала искусствам и занималась благотворительностью.
Потомство
- Виллем Николас Александр Фредерик Карель Хенрик (1840—1879) — принц Оранский, наследник престола Нидерландов и Люксембурга в 1849—1879 годах; женат не был, детей не имел. Умер в Париже от тифа.
- Виллем Фредерик Морис Александр Хенрик Карель (1843—1850) — умер в детстве от менингита.
- Виллем Александр Карель Хенрик Фредерик (1851—1884) — принц Оранский, наследник престола после смерти старшего брата в 1879—1884 годах; женат не был, детей не имел. Умер от тифа в Гааге.
Титулование
- 17 июня 1818 — 18 июня 1839 — Её Королевское высочество принцесса София Вюртембергская
- 18 июня 1839 — 7 октября 1840 — Её Королевское высочество принцесса София Нидерландская
- 7 октября 1840 — 7 марта 1849 — Её Королевское высочество принцесса Оранская
- 7 марта 1849 — 3 июня 1477 — Её Величество королева Нидерландов
Напишите отзыв о статье "София Вюртембергская"
Литература
- Karl Prinz von Isenburg. Stammtafeln zur Geschichte der europäischen Staaten — Marburg, 1953.
Ссылки
- [www.koninklijkhuis.nl/ Royal House of the Netherlands and Grand-Ducal House of Luxembourg]
| ||||||||
Отрывок, характеризующий София Вюртембергская
– То то сила! – говорил один. – И крышку и потолок так в щепки и разбило.– Как свинья и землю то взрыло, – сказал другой. – Вот так важно, вот так подбодрил! – смеясь, сказал он. – Спасибо, отскочил, а то бы она тебя смазала.
Народ обратился к этим людям. Они приостановились и рассказывали, как подле самих их ядра попали в дом. Между тем другие снаряды, то с быстрым, мрачным свистом – ядра, то с приятным посвистыванием – гранаты, не переставали перелетать через головы народа; но ни один снаряд не падал близко, все переносило. Алпатыч садился в кибиточку. Хозяин стоял в воротах.
– Чего не видала! – крикнул он на кухарку, которая, с засученными рукавами, в красной юбке, раскачиваясь голыми локтями, подошла к углу послушать то, что рассказывали.
– Вот чуда то, – приговаривала она, но, услыхав голос хозяина, она вернулась, обдергивая подоткнутую юбку.
Опять, но очень близко этот раз, засвистело что то, как сверху вниз летящая птичка, блеснул огонь посередине улицы, выстрелило что то и застлало дымом улицу.
– Злодей, что ж ты это делаешь? – прокричал хозяин, подбегая к кухарке.
В то же мгновение с разных сторон жалобно завыли женщины, испуганно заплакал ребенок и молча столпился народ с бледными лицами около кухарки. Из этой толпы слышнее всех слышались стоны и приговоры кухарки:
– Ой о ох, голубчики мои! Голубчики мои белые! Не дайте умереть! Голубчики мои белые!..
Через пять минут никого не оставалось на улице. Кухарку с бедром, разбитым гранатным осколком, снесли в кухню. Алпатыч, его кучер, Ферапонтова жена с детьми, дворник сидели в подвале, прислушиваясь. Гул орудий, свист снарядов и жалостный стон кухарки, преобладавший над всеми звуками, не умолкали ни на мгновение. Хозяйка то укачивала и уговаривала ребенка, то жалостным шепотом спрашивала у всех входивших в подвал, где был ее хозяин, оставшийся на улице. Вошедший в подвал лавочник сказал ей, что хозяин пошел с народом в собор, где поднимали смоленскую чудотворную икону.
К сумеркам канонада стала стихать. Алпатыч вышел из подвала и остановился в дверях. Прежде ясное вечера нее небо все было застлано дымом. И сквозь этот дым странно светил молодой, высоко стоящий серп месяца. После замолкшего прежнего страшного гула орудий над городом казалась тишина, прерываемая только как бы распространенным по всему городу шелестом шагов, стонов, дальних криков и треска пожаров. Стоны кухарки теперь затихли. С двух сторон поднимались и расходились черные клубы дыма от пожаров. На улице не рядами, а как муравьи из разоренной кочки, в разных мундирах и в разных направлениях, проходили и пробегали солдаты. В глазах Алпатыча несколько из них забежали на двор Ферапонтова. Алпатыч вышел к воротам. Какой то полк, теснясь и спеша, запрудил улицу, идя назад.
– Сдают город, уезжайте, уезжайте, – сказал ему заметивший его фигуру офицер и тут же обратился с криком к солдатам:
– Я вам дам по дворам бегать! – крикнул он.
Алпатыч вернулся в избу и, кликнув кучера, велел ему выезжать. Вслед за Алпатычем и за кучером вышли и все домочадцы Ферапонтова. Увидав дым и даже огни пожаров, видневшиеся теперь в начинавшихся сумерках, бабы, до тех пор молчавшие, вдруг заголосили, глядя на пожары. Как бы вторя им, послышались такие же плачи на других концах улицы. Алпатыч с кучером трясущимися руками расправлял запутавшиеся вожжи и постромки лошадей под навесом.
Когда Алпатыч выезжал из ворот, он увидал, как в отпертой лавке Ферапонтова человек десять солдат с громким говором насыпали мешки и ранцы пшеничной мукой и подсолнухами. В то же время, возвращаясь с улицы в лавку, вошел Ферапонтов. Увидав солдат, он хотел крикнуть что то, но вдруг остановился и, схватившись за волоса, захохотал рыдающим хохотом.
– Тащи всё, ребята! Не доставайся дьяволам! – закричал он, сам хватая мешки и выкидывая их на улицу. Некоторые солдаты, испугавшись, выбежали, некоторые продолжали насыпать. Увидав Алпатыча, Ферапонтов обратился к нему.
– Решилась! Расея! – крикнул он. – Алпатыч! решилась! Сам запалю. Решилась… – Ферапонтов побежал на двор.
По улице, запружая ее всю, непрерывно шли солдаты, так что Алпатыч не мог проехать и должен был дожидаться. Хозяйка Ферапонтова с детьми сидела также на телеге, ожидая того, чтобы можно было выехать.
Была уже совсем ночь. На небе были звезды и светился изредка застилаемый дымом молодой месяц. На спуске к Днепру повозки Алпатыча и хозяйки, медленно двигавшиеся в рядах солдат и других экипажей, должны были остановиться. Недалеко от перекрестка, у которого остановились повозки, в переулке, горели дом и лавки. Пожар уже догорал. Пламя то замирало и терялось в черном дыме, то вдруг вспыхивало ярко, до странности отчетливо освещая лица столпившихся людей, стоявших на перекрестке. Перед пожаром мелькали черные фигуры людей, и из за неумолкаемого треска огня слышались говор и крики. Алпатыч, слезший с повозки, видя, что повозку его еще не скоро пропустят, повернулся в переулок посмотреть пожар. Солдаты шныряли беспрестанно взад и вперед мимо пожара, и Алпатыч видел, как два солдата и с ними какой то человек во фризовой шинели тащили из пожара через улицу на соседний двор горевшие бревна; другие несли охапки сена.
Алпатыч подошел к большой толпе людей, стоявших против горевшего полным огнем высокого амбара. Стены были все в огне, задняя завалилась, крыша тесовая обрушилась, балки пылали. Очевидно, толпа ожидала той минуты, когда завалится крыша. Этого же ожидал Алпатыч.
– Алпатыч! – вдруг окликнул старика чей то знакомый голос.
– Батюшка, ваше сиятельство, – отвечал Алпатыч, мгновенно узнав голос своего молодого князя.
Князь Андрей, в плаще, верхом на вороной лошади, стоял за толпой и смотрел на Алпатыча.
– Ты как здесь? – спросил он.
– Ваше… ваше сиятельство, – проговорил Алпатыч и зарыдал… – Ваше, ваше… или уж пропали мы? Отец…
– Как ты здесь? – повторил князь Андрей.
Пламя ярко вспыхнуло в эту минуту и осветило Алпатычу бледное и изнуренное лицо его молодого барина. Алпатыч рассказал, как он был послан и как насилу мог уехать.
– Что же, ваше сиятельство, или мы пропали? – спросил он опять.
Князь Андрей, не отвечая, достал записную книжку и, приподняв колено, стал писать карандашом на вырванном листе. Он писал сестре:
«Смоленск сдают, – писал он, – Лысые Горы будут заняты неприятелем через неделю. Уезжайте сейчас в Москву. Отвечай мне тотчас, когда вы выедете, прислав нарочного в Усвяж».
Написав и передав листок Алпатычу, он на словах передал ему, как распорядиться отъездом князя, княжны и сына с учителем и как и куда ответить ему тотчас же. Еще не успел он окончить эти приказания, как верховой штабный начальник, сопутствуемый свитой, подскакал к нему.
– Вы полковник? – кричал штабный начальник, с немецким акцентом, знакомым князю Андрею голосом. – В вашем присутствии зажигают дома, а вы стоите? Что это значит такое? Вы ответите, – кричал Берг, который был теперь помощником начальника штаба левого фланга пехотных войск первой армии, – место весьма приятное и на виду, как говорил Берг.
Князь Андрей посмотрел на него и, не отвечая, продолжал, обращаясь к Алпатычу:
– Так скажи, что до десятого числа жду ответа, а ежели десятого не получу известия, что все уехали, я сам должен буду все бросить и ехать в Лысые Горы.
– Я, князь, только потому говорю, – сказал Берг, узнав князя Андрея, – что я должен исполнять приказания, потому что я всегда точно исполняю… Вы меня, пожалуйста, извините, – в чем то оправдывался Берг.
Что то затрещало в огне. Огонь притих на мгновенье; черные клубы дыма повалили из под крыши. Еще страшно затрещало что то в огне, и завалилось что то огромное.
– Урруру! – вторя завалившемуся потолку амбара, из которого несло запахом лепешек от сгоревшего хлеба, заревела толпа. Пламя вспыхнуло и осветило оживленно радостные и измученные лица людей, стоявших вокруг пожара.
