София Гедвига Брауншвейг-Вольфенбюттельская (1592—1642)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
София Гедвига Брауншвейг-Вольфенбюттельская
нем. Sophie Hedwig von Braunschweig-Wolfenbüttel<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>

<tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Гравюра кисти неизвестного 1630 года.</td></tr>

графиня Нассау-Дицкая
8 июня 1607 — 4 июня 1632
(под именем Софии Гедвиги Брауншвейг-Вольфенбюттельской)
Предшественник: Елизавета Лехтенбергская
Преемник: Альбертина Агнесса Оранско-Нассауская[de]
 
Вероисповедание: кальвинизм
Рождение: 13 июня 1592(1592-06-13)
Вольфенбюттель, герцогство Брауншвейг-Вольфенбюттель, Священная Римская империя
Смерть: 13 января 1642(1642-01-13) (49 лет)
Арнем, графство Нассау-Диц, Священная Римская империя
Место погребения: Диц
Род: ВельфыНассау
Имя при рождении: София Гедвига фон Брауншвейг-Вольфенбюттель
Отец: Генрих Юлий Брауншвейг-Вольфенбюттельский
Мать: Елизавета Датская
Супруг: Эрнст Казимир I Нассау-Дицкий
Дети: Генрих Казимир; Вильгельм Фридрих

София Гедвига Брауншвейг-Вольфенбюттельская (нем. Sophie Hedwig von Braunschweig-Wolfenbüttel; 13 июня 1592, Вольфенбюттель, герцогство Брауншвейг-Вольфенбюттель — 13 января 1642, Арнем, графство Нассау-Диц) — немецкая принцесса из дома Вельфов, урождённая принцесса Брауншвейг-Вольфенбюттельская; в замужестве — графиня Нассау-Дицкая.





Биография

Принцесса София Гедвига родилась в Вольфенбюттеле 13 июня 1592 года. Она была дочерью герцога Генриха Юлия Брауншвейг-Вольфенбюттельского (1564—1613) от его второй жены, принцессы Елизаветы Датской (1573—1625), старшей дочери Фредерика II, короля Дании.

В Грёнингене 8 июня 1607 года вышла замуж за графа Эрнста Казимира I Нассау-Дицкого. В 1632 году овдовела. Вдовствующая графиня избрала резиденцией графский замок в Дице. Ей удалось свести к минимуму ущерб, причиненный во время Тридцатилетней войны. Умело ведя переговоры с военачальниками, она предотвратила грабежи местного населения и не допустила расквартирования армий в городе и округе Диц.

Графиня София Гедвига приобрела широкую известность, когда в 1633 году смогла вытребовать от Акселя Оксеншерны компенсацию за ущерб, причинённый его войсками её феоду. В самом графстве она заботилась о развитии сельского хозяйства. Сделанные при ней, запасы продовольствия были розданы подданным во время эпидемии чумы в Дице в 1635 году.

Графиня София Гедвига исповедовала кальвинизм, но это не мешало ей продуктивно сотрудничать с деверем, графом Иоганном Людвигом Нассау-Хадамарским, который вернулся к католицизму. Она умерла в Арнеме 13 января 1642 года.

Брак и дети

8 июня 1607 года принцесса София Гедвига Брауншвейг-Вольфенбюттельская сочеталась браком с графом Эрнестом Казимиром I Нассау-Дицким (1573 — 4.06.1632). В браке родилось несколько детей, но только двое достигли совершеннолетия:

В культуре

В середине 1990-х годов в городе Диц в честь графини Софии Гедвиги была названа гимназия. Проявленное ею мужество по защите населения во время Тридцатилетней войны рассматривается историками как великая добродетель. Также в городе Диц имя графини носит одна из улиц.

Напишите отзыв о статье "София Гедвига Брауншвейг-Вольфенбюттельская (1592—1642)"

Ссылки

  • [genealogy.euweb.cz/welf/welf4.html House of Welf]  (англ.)
  • [www.thepeerage.com/p11321.htm#i113209 Sophie Hedwig von Braunschweig-Wolfenbüttel]  (англ.)
  • [www.deutsche-biographie.de/pnd132468743.html Matty Klatter: Sophie Hedwig. In: Neue Deutsche Biographie (NDB). Band 24, Duncker & Humblot, Berlin 2010, ISBN 978-3-428-11205-0, S. 591—593]  (нем.)

Отрывок, характеризующий София Гедвига Брауншвейг-Вольфенбюттельская (1592—1642)

– Мама, вы сердитесь? Вы не сердитесь, голубушка, ну в чем же я виновата?
– Нет, да что же, мой друг? Хочешь, я пойду скажу ему, – сказала графиня, улыбаясь.
– Нет, я сама, только научите. Вам всё легко, – прибавила она, отвечая на ее улыбку. – А коли бы видели вы, как он мне это сказал! Ведь я знаю, что он не хотел этого сказать, да уж нечаянно сказал.
– Ну всё таки надо отказать.
– Нет, не надо. Мне так его жалко! Он такой милый.
– Ну, так прими предложение. И то пора замуж итти, – сердито и насмешливо сказала мать.
– Нет, мама, мне так жалко его. Я не знаю, как я скажу.
– Да тебе и нечего говорить, я сама скажу, – сказала графиня, возмущенная тем, что осмелились смотреть, как на большую, на эту маленькую Наташу.
– Нет, ни за что, я сама, а вы слушайте у двери, – и Наташа побежала через гостиную в залу, где на том же стуле, у клавикорд, закрыв лицо руками, сидел Денисов. Он вскочил на звук ее легких шагов.
– Натали, – сказал он, быстрыми шагами подходя к ней, – решайте мою судьбу. Она в ваших руках!
– Василий Дмитрич, мне вас так жалко!… Нет, но вы такой славный… но не надо… это… а так я вас всегда буду любить.
Денисов нагнулся над ее рукою, и она услыхала странные, непонятные для нее звуки. Она поцеловала его в черную, спутанную, курчавую голову. В это время послышался поспешный шум платья графини. Она подошла к ним.
– Василий Дмитрич, я благодарю вас за честь, – сказала графиня смущенным голосом, но который казался строгим Денисову, – но моя дочь так молода, и я думала, что вы, как друг моего сына, обратитесь прежде ко мне. В таком случае вы не поставили бы меня в необходимость отказа.
– Г'афиня, – сказал Денисов с опущенными глазами и виноватым видом, хотел сказать что то еще и запнулся.
Наташа не могла спокойно видеть его таким жалким. Она начала громко всхлипывать.
– Г'афиня, я виноват перед вами, – продолжал Денисов прерывающимся голосом, – но знайте, что я так боготво'ю вашу дочь и всё ваше семейство, что две жизни отдам… – Он посмотрел на графиню и, заметив ее строгое лицо… – Ну п'ощайте, г'афиня, – сказал он, поцеловал ее руку и, не взглянув на Наташу, быстрыми, решительными шагами вышел из комнаты.

На другой день Ростов проводил Денисова, который не хотел более ни одного дня оставаться в Москве. Денисова провожали у цыган все его московские приятели, и он не помнил, как его уложили в сани и как везли первые три станции.
После отъезда Денисова, Ростов, дожидаясь денег, которые не вдруг мог собрать старый граф, провел еще две недели в Москве, не выезжая из дому, и преимущественно в комнате барышень.
Соня была к нему нежнее и преданнее чем прежде. Она, казалось, хотела показать ему, что его проигрыш был подвиг, за который она теперь еще больше любит его; но Николай теперь считал себя недостойным ее.
Он исписал альбомы девочек стихами и нотами, и не простившись ни с кем из своих знакомых, отослав наконец все 43 тысячи и получив росписку Долохова, уехал в конце ноября догонять полк, который уже был в Польше.



После своего объяснения с женой, Пьер поехал в Петербург. В Торжке на cтанции не было лошадей, или не хотел их смотритель. Пьер должен был ждать. Он не раздеваясь лег на кожаный диван перед круглым столом, положил на этот стол свои большие ноги в теплых сапогах и задумался.
– Прикажете чемоданы внести? Постель постелить, чаю прикажете? – спрашивал камердинер.
Пьер не отвечал, потому что ничего не слыхал и не видел. Он задумался еще на прошлой станции и всё продолжал думать о том же – о столь важном, что он не обращал никакого .внимания на то, что происходило вокруг него. Его не только не интересовало то, что он позже или раньше приедет в Петербург, или то, что будет или не будет ему места отдохнуть на этой станции, но всё равно было в сравнении с теми мыслями, которые его занимали теперь, пробудет ли он несколько часов или всю жизнь на этой станции.
Смотритель, смотрительша, камердинер, баба с торжковским шитьем заходили в комнату, предлагая свои услуги. Пьер, не переменяя своего положения задранных ног, смотрел на них через очки, и не понимал, что им может быть нужно и каким образом все они могли жить, не разрешив тех вопросов, которые занимали его. А его занимали всё одни и те же вопросы с самого того дня, как он после дуэли вернулся из Сокольников и провел первую, мучительную, бессонную ночь; только теперь в уединении путешествия, они с особенной силой овладели им. О чем бы он ни начинал думать, он возвращался к одним и тем же вопросам, которых он не мог разрешить, и не мог перестать задавать себе. Как будто в голове его свернулся тот главный винт, на котором держалась вся его жизнь. Винт не входил дальше, не выходил вон, а вертелся, ничего не захватывая, всё на том же нарезе, и нельзя было перестать вертеть его.