Социализм

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Социализм
Идеи
Анархизм
Общественная собственность
Смешанная экономика
Демократия
Влияния
Марксизм
Эгалитаризм
Плановая экономика
Внутренние течения
Русский социализм
Марксизм-ленинизм
Демократический социализм
Социал-демократия
Социализм XXI века
Либертарный социализм
Религиозный социализм
Реформизм
Ведический социализм
Христианский социализм
Исламский социализм
Буддийский социализм
Африканский социализм
Арабский социализм
Меланезийский социализм
Китайский социализм
Аграрный социализм
Экосоциализм
Чавизм

[шаблон]

Социали́зм (франц. socialisme, от лат. socialis — общественный) — обозначение учений, в которых в качестве цели и идеала выдвигается осуществление принципов социальной справедливости, свободы и равенства. Под социализмом также понимают общественный строй, воплощающий эти принципы[1] следующим образом: ставит перед собой глобальную цель свержения капитализма и построения в обозримом будущем совершенного общества (коммунизм), завершающего предысторию человечества и являющегося началом его подлинной истории, мобилизуя для достижения этой цели все имеющиеся в его распоряжении ресурсы[2]. Согласно определению энциклопедии Британника социализм — это социально-экономическая доктрина, которая призывает к общественной собственности или общественному контролю над собственностью и природными ресурсами[3]; обобществление собственности вообще рассматривается как один из самых существенных, «конституирующих» признаков социализма[4].

Термин «социализм» впервые был использован в работе Пьера Леру «Индивидуализм и социализм» (1834)[5][6][7].





Определения

М. Туган-Барановский писал, что создатели термина «социализм» хотели охарактеризовать им новое общественное направление, выдвигавшее значение общественного сотрудничества, в противоположность господствовавшей экономической школе, признававшей идеалом хозяйственного строя неограниченную свободу единоличного предпринимательства. Социализм, таким образом, противопоставлялся индивидуализму[8].

На основе философских идей социализма была также создана политическая идеология, выдвигающая в качестве цели и идеала установление общества, в котором:

  • отсутствуют эксплуатация человека человеком и социальное угнетение;
  • утверждаются социальное равенство и справедливость.
  • существует уважение к человеку труда, рабочий класс признаётся передовым классом общества.
  • открываются широкие возможности для продвижения выходцев из социально слабых слоев населения в элиту страны: политическую, военную, научную, культурную.
  • утверждается доминирование коллективистских ценностей над индивидуалистическими.
  • гарантируется равенство наций и их культур на основе пролетарского интернационализма.

Согласно В. И. Ленину, «социализм — это государственно-капиталистическая монополия, обращённая на пользу всего народа и постольку переставшая быть капиталистической монополией»[9].

История идей

Идеи общественного устройства на основе отказа от частной собственности и уравнительного распределения существовали на протяжении всей истории человечества[10]. По мнению некоторых исследователей, все такие учения имеют одно общее ядро — они основываются на полном отрицании современного им строя жизни, призывают к его разрушению, рисуют картину более справедливого общественного строя, в котором найдут разрешения все основные проблемы современности, и предлагают конкретные пути для достижения этого строя[11][Прим. 1].

Античность

  Утверждаю: все сделаться общим должно и во всем
     пусть участвует каждый.
     <...>
     Мы общественной сделаем землю,
     Всю для всех, все плоды, что растут на земле, все чем
     собственник каждый владеет.

Утописты

Идеи социализма содержатся в трудах ранних коммунистов-утопистов Томаса Мора (1478—1535) и Томмазо Кампанеллы (1568—1639). На острове Утопия, о котором говорит Т. Мор, нет частной собственности, денежного обращения и царит полное равенство. Основу общества составляет семейный и трудовой коллектив. Труд обязателен для всех. Чтобы не способствовать развитию собственнических инстинктов, семьи регулярно обмениваются домами.

Новое время

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Всплеск социалистических проектов пришёлся в Западной Европе на начало XIX века, и связан он с именами Сен-Симона, Фурье и Оуэна.

Социализм по Карлу Марксу

Маркс и Энгельс объединили враждовавшие до того между собой коммунистическую и социалистическую идею, выдвинув положение, что построение коммунистического общества - процесс поэтапный и что первые (и следовательно практически значимые для марксистов) этапы его связаны с реализацией программы социалистов[13][14] Понятия социализма и коммунизма у них фактически синонимичны. Социализм мыслился как результат победы мировой революции во всех странах, а коммунизм как результат воспитания нового поколения в условиях социалистических отношений и бурного развития производительных сил, в результате чего труд из необходимости становится потребностью человека и полностью исчезают пережитки деления на классы, товарно-денежных отношений и государственных институтов. В марксистской традиции название «социализма» получил постулировавшийся Марксом первый этап коммунизма, о которой Маркс писал: «Мы имеем дело не с таким коммунистическим обществом, которое развилось на своей собственной основе, а с таким, которое только что выходит как раз из капиталистического общества и которое поэтому во всех отношениях, в экономическом, нравственном и умственном, сохраняет ещё родимые пятна старого общества, из недр которого оно вышло»[15]. В целом, этот этап виделся Марксу и Энгельсу как результат комплекса целого ряда мероприятия, из которых главные:

  • Ограничение частной собственности и постепенная экспроприация крупных собственников.
  • Организация труда или предоставление занятий пролетариям в национальных имениях, фабриках и мастерских, благодаря чему будет устранена конкуренция рабочих между собой, и фабриканты, поскольку они еще останутся, будут вынуждены платить такую же высокую плату, как и государство.
  • Одинаковая обязательность труда для всех членов общества. Образование промышленных армий, в особенности для сельского хозяйства.
  • Национализация банковской и транспортной систем.
  • Общественное воспитание детей за государственный счет. Соединение воспитания с фабричным трудом.
  • Сооружение больших дворцов в национальных владениях, в качестве общих жилищ для коммун, граждан, которые будут заниматься промышленностью, сельским хозяйством и соединять преимущества городского и сельского образа жизни, не страдая от их односторонности и недостатков[16]

[14].

Отношения на первом этапе коммунистического общества (то есть на той стадии, которая в марксистской традиции получила название социалистической) представлялись Марксу как реализация принципа: «от каждого по способностям, каждому по труду». Рабочий по окончании работы «получает от общества квитанцию в том, что им доставлено такое-то количество труда (за вычетом его труда в пользу общественных фондов), и по этой квитанции он получает из общественных запасов такое количество предметов потребления, на которое затрачено столько же труда». При полном же развитии коммунизма, труд из обязанности становится потребностью и необходимость в его учете для регулирования потребления отпадает: побеждает принцип «от каждого по способности, каждому по потребностям»[13].


Пути перехода к социализму

  • Ранние социалисты-утописты считали, что достаточно придумать правильное устройство общества, и люди сами его примут, когда поймут его преимущества.
  • В первой половине XIX века марксисты и анархисты считали, что эксплуататорские классы не захотят отказываться от своих привилегий. Следовательно, переход к социализму возможен только путём революции. Это нашло своё отражение в «Манифесте коммунистической партии» 1848-го года и последующих текстах многих революционных марксистов и анархистов.
  • После установления всеобщего избирательного права в ряде европейских стран во второй половине XIX века К.Маркс и Ф.Энгельс ставят вопрос о мирном завоевании власти рабочим классом. Поздравляя французских социалистов с победой на выборах 1881 года К.Маркс пишет о том, что используя демократические институты, рабочий класс может мирным путём завоевать власть. Ф.Энгельс во «Введение к работе К.Маркса „Классовая борьба во Франции“» пишет, что используя демократические институты «Мы, „революционеры“, „ниспровергатели“, мы гораздо больше преуспеваем с помощью легальных средств, чем с помощью нелегальных или с помощью переворота».[17]

Впоследствии В. И. Ленин, споря с ревизионистами марксизма, такими как Бернштейн, доказывал, что завоевание власти мирным путём — лишь один из способов, применимый далеко не всегда, при этом Ленин апеллировал к работам основоположников марксизма — во многом этому была посвящена одна из самых знаменитых работ Владимира Ильича «Государство и революция», изданная в 1918-м году (написана в 17-м)[18]. Ленин настаивал на том, что социализм нельзя «ввести», что путь к нему лежит через ожесточённую борьбу, а между капитализмом и социализмом следует длительный период применения насилия, которому соответствует диктатура пролетариата[19].

Споры революционных анархистов и марксистов по вопросу об участии в парламентской борьбе, а также о захвате государственной власти привели к размежеванию этих двух течений (окончательно — в 1893-м году после долгих споров внутри уже Второго Интернационала, куда споры перекочевали из Первого Интернационала).

  • Социал-демократы считали возможным приход социалистической партии к власти путём парламентских выборов, с последующим проведением социалистических реформ легальным способом, без насилия, без крови.

Государственный социализм

Социализм, основанный на полном контроле государства над экономикой (плановое хозяйство, командно-административная система). Наиболее распространенная форма практической реализации теорий социализма.

Рыночный социализм

Существует мнение[20], что наличие предприятий с коллективной формой собственности в условиях рыночной экономики позволяет говорить об особой форме социализма, т. н. «рыночном социализме». Адепты рыночного социализма утверждают что самоуправление на производственных предприятиях имеет принципиальные отличия от обычного права распоряжения и управления собственностью, характерного для рыночной экономики.

Самоуправленческий социализм

Самоуправленческий социализм — внутреннее течение социалистической мысли отрицающее необходимость сильного государства и монополию государственной собственности. Концепция в 70—80-е годы XX века сформулирована в некоторых программных документах ряда партий Социнтерна — Франции, Испании, Португалии, Бельгии[21]. Считается, что все граждане общества должны участвовать в процессе выработки и принятия решений при децентрализации системы управления. Государство сохраняется для внешних отношений, а все его внутренние функции передаются органам самоуправления. Сторонники данной концепции поддерживают необходимость классовой борьбы, принципа интернационализма, однако считают что в СССР не было социализма, а был госкапитализм.

Коммунизм

В марксистском учении коммунизмом называется гипотетический общественный и экономический строй, основанный на преодолении всех видов отчуждения, полном равенстве, общественной собственности на средства производства[22].

Философская энциклопедия под редакцией А. А. Ивина под коммунизмом понимает радикальную, высшую форму социализма, стоящего на позициях интернационализма, ставившую целью обозримого будущего насильственное свержение капитализма и построение «идеального общества», конец предыстории человечества и начало его подлинной истории. Коммунистическое учение обещало обеспечить прекрасное будущее для всего человечества. Для достижения этой цели предполагалось опираться на пролетарскую солидарность, научно-технический прогресс и централизованную организацию экономики, которая, по мысли основателей данной теории была более эффективной, чем капиталистическая. Данный тип социализма существовал, охватив до трети человечества, на протяжении почти всего XX века, но в конце-концов разрушился из-за малоэффективной плановой экономики и безудержного экспансионизма[23].

Ведущим идеологом и практиком этого направления был В. И. Ульянов (Ленин), доктрину которого принято называть марксизмом-ленинизмом. Ленин подчеркивал отличия своей идеологии и практики от умеренного социализма (социал-демократии[Прим. 2]) и для практического размежевания с последними в 1919 г. создал международную структуру — Коммунистический интернационал в отличие от уже существовавшего Социалистического интернационала. «Если мы спросим себя, что представляет собою коммунизм в отличие от социализма, то мы должны будем сказать, что социализм есть то общество, которое вырастает из капитализма непосредственно, есть первый вид нового общества. Коммунизм же есть более высокий вид общества и может развиваться лишь тогда, когда вполне упрочится социализм. Социализм предполагает работу без помощи капиталистов, общественный труд при строжайшем учете, контроле и надзоре со стороны организованного авангарда, передовой части трудящихся; причем должны определяться и мера труда и его вознаграждение. Это определение необходимо потому, что капиталистическое общество оставило нам такие следы и такие привычки, как труд враздробь, недоверие к общественному хозяйству, старые привычки мелкого хозяина, которые господствуют во всех крестьянских странах. Все это идет наперекор действительно коммунистическому хозяйству. Коммунизмом же мы называем такой порядок, когда люди привыкают к исполнению общественных обязанностей без особых аппаратов принуждения, когда бесплатная работа на общую пользу становится всеобщим явлением». Ленин В. И. Доклад о субботниках на московской общегородской конференции РКП(б) 20 декабря 1919 г. — Полн. собр. соч., т. 40, с. 33—34.

На VII съезде РСДРП(б) было принято решение переименовать партию в коммунистическую, которая ранее называлась «Российская социал-демократическая рабочая партия (большевиков)» (РСДРП(б)). В своём докладе Ленин сказал:

Центральный Комитет предлагает вам переменить название нашей партии, назвав её Российской коммунистической пар­тией, в скобках — большевиков. <…> Название «социал-демократическая партия» научно неправильно…
Важнейшим доводом за перемену названия партии является то, что до сих пор старые официальные социалистические партии во всех передовых стра­нах Европы не отделались от того угара социал-шовинизма и социал-патриотизма, ко­торый привел к полному краху европейского социализма… почти все официальные социалистические партии являлись настоящим тормозом рабочего революционного социалистического движе­ния, настоящей помехой ему.

— В.И. Ленин. ПСС. Доклад о пересмотре программы и изменении названия партии.[24]

Социал-демократия

Социал-демократия — социально-политическое движение и идейно-политическое течение, возникшее в рамках социализма и впоследствии трансформировавшееся на позиции постепенного совершенствования капитализма легальными методами политической борьбы с целью утверждения социалистических идеалов: социальной справедливости, солидарности и большей свободы[25].

В России

После прихода в России большевиков к власти пути радикального социализма (коммунизма) и социал-демократии решительно разошлись.[2].

Национал-социализм

Социалистические тенденции были сильныК:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 3411 дней] на начальном этапе развития германского национал-социализма (1922—1934). В частности, социалистическую платформу занималК:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 3411 дней] один из основателей НСДАП, Грегор Штрассер[Прим. 3].

Национал-социализм (нацизм) отличался от коммунизма в своём отношении к собственности. Нацисты не экспроприировали частную собственность, а лишь подчиняли целям и задачам государства. Гитлер, в частности, не раз указывал, что социализм в его понимании — это в первую очередь обобществление душ, а не собственности: собственность можно оставить в какой-то мере в частных руках, если поставить собственника, управляющего ею, в зависимость от государства[2]. Среди других отличий называют: отрицание демократии, опору на иные слои населения, чем те, которые поддерживают коммунистов, поддержку со стороны правящих классов старого общества[26], реваншизм, концепция «классовой гармонии» (теории народного сообщества, народного государства, корпоративности)[27], ненависть к коммунизму и пролетарскому интернационализму (антикоммунизм, Антикоминтерновский пакт), антиматериализм, иррационализм и мистицизм[28], расистская идеология, социальный дарвинизм, шовинизм, ксенофобия и антисемитизм.

В марксистской традиции общепризнанным считается определение фашизма, данное Г. Димитровым на VII конгрессе Коминтерна:
Фашизм — это открытая террористическая диктатура наиболее реакционных, наиболее шовинистических, наиболее империалистических элементов финансового капитала….Фашизм — это не надклассовая власть и не власть мелкой буржуазии или люмпен-пролетариата над финансовым капиталом. Фашизм — это власть самого финансового капитала.
Это организация террористической расправы с рабочим классом и революционной частью крестьянства и интеллигенции. Фашизм во внешней политике — это шовинизм в самой грубейшей форме, культивирующей зоологическую ненависть против других народов.[29]

Нацисты рассматривали коммунистов в качестве своих основных политических врагов: только их массовое физическое уничтожение позволило нацистам окончательно захватить власть в Германии.

Существует мнение, что нацизм и коммунизм объединяло отрицание либеральной демократии и замена рыночной экономики государственным планированием.[30]

Социалистические страны

«Социалистические страны» — термин, использовавшийся в СССР в соответствии с терминологией КПСС для обозначения стран, придерживающихся идеологии марксизма-ленинизма, с достаточно устойчивыми режимами — независимо от дружественных или враждебных отношений с Советским Союзом. В СССР не причислялись к социалистическим развивающиеся страны с марксистско-ленинскими режимами.

На Западе социалистические страны и «страны социалистической ориентации» обычно именовались термином «Коммунистические страны» (англ. Communist states).

Советский Союз и социализм

Существуют следующие точки зрения на социализм в СССР:

  • Опыт советского социализма ввиду превосходства рыночной экономики над централизованной плановой экономикой, неспособной обеспечить сравнимый уровень жизни, и отсутствие элементарных гражданских свобод показали его утопичность и привели к началу 90-х к краху коммунистической системы и марксизма, как господствующей идеологии.[31]
  • Советский Союз вплоть до своего распада оставался мировым лидером в сфере социально-экономического законодательства (право на бесплатное образование и медицину, уравнение прав мужчин и женщин, право на труд), в то время как в сфере обеспечения личных и политических прав советское законодательство не соответствовало заявленным западными странами международным стандартам.[32]
  • В СССР существовала позитивная дискриминация представителей социально слабых слоев населения, критерий социального происхождения являлся одним из базовых факторов, определяющих формирование советской элиты: политической, научной, военной, - что открывало представителям рабочих и крестьян реальные перспективы достижения высших статусных позиций в обществе.[33]
  • Строй, построенный в СССР, не имел ничего общего с марксистским пониманием социализма, так как при нём не было ни самоуправления трудящихся, ни «отмирания» государства, ни общественной (а не государственной) собственности на средства производства; отчуждение, которое, по Марксу, должно быть преодолено при социализме, достигло размеров, превосходящих капиталистические общества.[34]
  • Социальная политика СССР была ориентирована на ограничение дифференциации доходов и сдерживание социального неравенства между различными группами населения и построение социально однородного общества, где разрыв между социально слабыми и элитарными группами был минимален по сравнению с западными странами.[35]
  • Советский строй не вышел за пределы капитализма как способа производства, и по сути представлял собой государственно-монополистический капитализм (большинство средств производства принадлежит одному монопольному собственнику — государству), или, по С. Платонову(вымышленный персонаж), «государственно-монополистический социализм», как аналог и зеркальное отражение государственно-монополистического капитализма (пример последнего — Германия при Гитлере), оставшись лишь неоконченной и чрезмерно затянувшейся подготовительной фазой, теоретически предшествующей непосредственному началу строительства социализма, что явилось результатом достаточно точного практического воплощения изначально ошибочного представления о социализме как обществе, существующем на тех же материальных основах (средствах производства), что и капитализм, но с иными производственными отношениями; в то время как например по С. Платонову (со ссылкой на труды Маркса как первоисточник идеи) социализм и коммунизм базируются на коренным образом отличающихся средствах производства, причём у С. Платонова — существенно более совершенных, чем доступны современному человечеству, тем более — чем доступные в середине XIX или начале — середине XX века (высокотехнологичное комплексно автоматизированное массовое производство практически без прямого участия человека, совершенные компьютерные системы управления, планирования, сбора и обработки данных). Существуют различные точки зрения на то, соответствует ли такой вывод изначальным тезисам классического марксизма, или напротив является их необходимым уточнением и корректированием.
Несмотря на связанные с этим проблемы, часто отмечается что советский «социализм» ощутимо поднял промышленность, культуру и качество жизни в России/ СССР, осуществил модернизацию, массовую индустриализацию, тем обеспечив создание достаточно мощных производительных сил капиталистического типа под управлением государства, однако впоследствии из-за авторитарной системы правления, автаркических и изоляционистских тенденций, многочисленных ошибок в государственном менеджменте, сепаратизма окраин и окостенения идеологии, которая не только перестала быть отражением выводов науки (как у классиков), но и сама стала диктовать свою волю последней, не выдержал прямой конкуренции с системой рыночного капитализма, или, по другой версии, со сменившей её в большинстве развитых стран после Второй мировой войны общественно-экономической системой, характеризующейся заменой частной, в исходном смысле этого слова, собственности на корпоративную («элитаризм», власть международной финансовой и корпоративной элиты), и содержащей подлинно капиталистические элементы (капитал, рынок, конкуренция, частная собственность на часть средств производства) лишь в виде отдельных вкраплений[36][37].
  • В СССР существовала неополитарная система, возрождающая на новом уровне описанный Марксом «азиатский», политарный способ производства, характерный для древних Египта и Месопотамии, Китая, Индии и т. д. («восточных деспотий»); соответственно, к социализму она относилась лишь идеологически;
  • В процессе развития советской системы она вскоре частично вернулась к товарно-рыночным общественным отношениям, хотя и в урезанных формах, и в устоявшемся виде по сущности не так уж и сильно отличалась от экономики «капиталистических» стран. Это выразилось в постепенном хозяйственном, а затем и экономическом обособлении «социалистических предприятий» (в рамках формальной государственной собственности, отождествлявшейся с общенародной, общественной), которые получили фактическое право распоряжения произведённым продуктом, а затем — и, отчасти, средствами производства. Советский бюрократический управленческий аппарат фактически монополизировал право распоряжения и управления, обособившись от общества и начав играть самостоятельную роль. Попытки в таких условиях использовать дополнительные экономические рычаги и стимулы («хозрасчёт», «соцсоревнование», прибыль, себестоимость) под предлогом «повышения эффективности» и «совершенствования производительных сил» привели лишь к ускорению данных тенденций.[38]
Однако в ней незаметно для рядовых граждан действовали механизмы государственного дотирования и субсидирования, которые способствовали установлению социальной справедливости. Например, производство продуктов питания первой необходимости дотировалось государством на половину и более, с соответствующим снижением розничных отпускных цен, которые часто были ниже цен, по которым государство закупало у производителей. Это делалось за счёт одновременного завышения государственных розничных цен на предметы не первой необходимости (например, автомобили), а также государственных доходов от экспорта, в первую очередь — нефтепродуктов.

Существует мнение (пример — тот же «ранний» С. Платонов), что апологетика Советского Союза и попытка скрыть реальное положение привели, кроме прочего, к забвению самого духа марксистско-ленинского учения, в котором всегда подчёркивалась абсолютная важность опоры на науку и научности идеологии (не основанная на науке идеология у Маркса приравнена к идеализму), что выражалось в «схоластическом» следовании конкретным, частным положениям марксистских и ленинских учений о социализме, коммунизме, капитализме и так далее, и тиражировании идеологизированных представлений о них, вопреки реальному ходу событий в развивающемся мире, — при том, что классики писали свои работы в середине XIX — начале XX века, в соответствии с тогдашней обстановкой, и физически не могли с детальной точностью предугадать дальнейший ход мировой истории.

Например, широко применявшиеся в официальной советской идеологии термины «империализм» и «государственно-монополистический капитализм» на самом деле изначально характеризовали вполне определённые этапы развития общественно-экономических отношений в отдельных странах во времена Ленина, но впоследствии были стереотипно и некритично распространены «коммунистическими» идеологами на весь западный мир, хотя их актуальность к тому времени уже давно исчезла. С этой точки зрения, в СССР происходило негативное обратное влияние идеологии на науку, хотя по тому же Марксу идеология должна наоборот базироваться на выводах науки, донося её выводы до масс в «популяризованном», понятном им виде.

По «С. Платонову»,

…наша теоретическая мысль в течение десятилетий фактически блокирована, что обрекает нас на необходимость двигаться «эмпирически, весьма нерациональным способом проб и ошибок»"

/автор цитируемого высказывания — Андропов/.

Современный «научный коммунизм», который многими ошибочно рассматривается как коммунистическая теория, на самом деле (в его части, касающейся деятельности уже победившего пролетариата) целиком относится к сфере идеологии, и слово «научный» в его названии не должно вводить в заблуждение.

Идеология, которая подвизается в несвойственной ей роли теории, то есть берется объяснять и предсказывать, неизбежно порождает фантастические представления о современном мире — и что самое опасное и печальное — творит идеологические мифы о нас самих.

Внешне сходная, но по сути противоположная точка зрения состоит в том, что с теми же целями подвергались умышленному искажению марксистские и ленинские представления, которые в данном случае часто трактуются как нечто заведомо верное и не требующее корректировок, как в общем, так и в частностях.

Так, с этой точки зрения постепенно становился всё более и более общепринятым тезис о том, что при социализме действие закона стоимости, наличие прибыли — нормальные явления, не противоречащие марксистской концепции. Подобная ситуация называлась творческим развитием марксистско-ленинской теории (постулат существования при социализме закона стоимости был выдвинут И. В. Сталиным в работе «Экономические проблемы социализма в СССР», 1952 год), хотя на деле противоречил исходному марксову пониманию:

  • прибыли как исключительно капиталистической категории (превращённая форма прибавочной стоимости, а прибавочная стоимость есть только в капитализме)
  • стоимости как категории, которая вместе с товаром исчезает при социализме.

Таким образом, с одной из точек зрения, представления о социализме, столкнувшись с реалиями, постепенно в определённой степени отошли от изначальной марксистско-ленинской концепции.

С другой точки зрения, раз советское общество было по сути капиталистическим, то и применять к нему представления о социализме было явно преждевременно, так как в нём в полном объёме продолжали действовать законы капиталистической экономики, которые её огосударствление (лишь «упразднение» частной собственности, а не её уничтожение) не «обмануло» и не отменило, а лишь сделало их влияние скрытым, малозаметным внешне, но от этого не менее действенным.

В целом и общем, можно сказать, что до определённой степени и со своей позиции по своему верна каждая из представленных выше точек зрения на эту проблему.

С. Г. Кара-Мурза считает, что «схоластический» спор о том, являлся ли советский строй социализмом или нет, и если да — о том, «какой» это был социализм — типичный пример гипостазирования и по сути своей лишён смысла.[39]

«Шведская модель»

Функциональный социализм

Иногда социализмом называют сочетание социального государства и капиталистической экономики. Так, например, говорят о «шведской модели социализма».

Шведская модель (в оригинальных терминах — «Дом для народа») исходит из того положения, что рыночная экономика наиболее эффективна, поэтому государство придерживается невмешательства в собственно производственную деятельность предприятий и компаний; а негативные социальные издержки рынка — в частности, безработицу и сильное неравенство — можно побороть при помощи активной деятельности государства на рынке труда, перераспределения части прибыли через налогообложение и использование госсектора, преимущественно включающего в себя инфраструктурные элементы и коллективные денежные фонды (а не предприятия).

Эта концепция реформистской идеологии получила название «функциональный социализм», термин ввёл в политический оборот в конце 60-х годов видный теоретик СДРПШ Г. Адлер-Карлссон[40].

Критика

Ряд исследователей действительно усматривает в развитом «социальном государстве» признаки реализации социалистической идеи общественной собственности, осуществляемой за счёт перераспределения доходов через систему налогообложения и специальные фонды. Однако, эта модель постоянно подвергается жёсткой критике как «справа», так и «слева».

Критики «справа» (неолибералы) отмечают, что в сущности такая система осуществляет «скрытую экспроприацию», при которой имущие вынуждены платить за неимущих, и является тупиковой. Отмечается, что «конфискационное налогообложение» душит экономику и уже привело к прекращению экономического роста, а «государство всеобщего благоденствия» приводит лишь к массовому иждивенчеству и апатии населения, большая часть которого живёт преимущественно на государственные дотации и не имеет никакого стимула к деятельности.[41]

С противоположной стороны, от более радикальных социалистов и коммунистов, в свою очередь исходят утверждения, что «шведская модель» — это «политическая маскировка буржуазного паразитизма» и «оправдание грабежа трудящихся», являющаяся лишь мелкой уступкой капитализма с целью сохранить текущее положение вещей.[42] Отмечается, что, во-первых, «шведская модель» никак не устраняет отчуждение и эксплуатацию трудящихся, что является одной из главных задач социализма, а лишь сглаживает их последствия, во-вторых — выгодна в первую очередь крупному бизнесу, так как создаёт ему стабильный рынок сбыта и поддерживает народные массы в относительном спокойствии, при этом все отрицательные явления бьют больнее всего по самим народным массам: «потери при капитализме всегда обобществляются, а прибыли остаются частными».

Менее радикальные критики «слева» отмечают, что, в отличие от государств бывшего «Восточного блока» и в том числе СССР, в Швеции госсектор отнюдь не состоит из предприятий, создающих прибавочный продукт. При этом расходы на социальное обеспечение в ВВП Швеции составляют более 40 %. Извлекаются необходимые для этого средства путём налогообложения, причём основным его объектом является не крупный корпоративный бизнес, а наёмные рабочие и мелкие предприниматели. Таким образом выходит, что в виде «социальных выплат» им возвращается часть ими же и созданной стоимости, ранее у них же изъятой. Максимальная ставка налога на средний доход рабочего составляет — 50—65 %, служащего — до 80 %.[43] Вывод делается следующий:

Социальные, или как их именуют социал-демократы «умеренно социалистические» реформы, затрагивающие только сферу распределения, всегда оказываются половинчатыми и в долгосрочной перспективе — непременно убыточными. Любая попытка улучшить изнутри такой «распределительный (трансферный) социализм» будет усугублять системные противоречия, скрытые в недрах этого социально-политического порядка. И большая часть грядущих материальных издержек, связанных с реставрацией или модернизацией этой модели «государства благоденствия», вновь ляжет на плечи класса наёмных работников.[43]

Американский социолог и экономист Дж. Бьюкенен вполне законно называет подобный тип социально-политического устройства «государством трансфера»:

«Государство трансфера» всего лишь взимает налоги с индивидов и групп, находящихся в его юрисдикции, и переводит (англ. transfers) эти средства в виде выплат наличными другим индивидам и группам данного политического сообщества[43].

Лишена такая «перераспределительная» социальная система, стоящая на ориентированном на получение прибыли любой ценой (то есть, имеющим с ней строго противоположные цели) рыночно-капиталистическом базисе, и большинства характерных (как практически, так и потенциально) для плановой экономики преимуществ — в частности, рационального, планомерного и научно обоснованного развития производительных сил общества как единого народнохозяйственного организма.

Критики справа, в свою очередь, также отмечают и такие свойственные этой системе проблемы, как огромный рост бюрократизации, сильнейшая идеологизация и даже постепенный дрейф к «неототалитаризму», характерные для бесплатной медицины длинные очереди и так далее.

«Социализм XXI века»

Согласно теории технократии социализм XXI века постепенно заменит собой капитализм путём научно-технического прогресса, в частности развития Интернета и высокоточных технологий, способных заменить труд человека.

Социализм XXI века является проектом такого общественного государственного устройства, в котором главными принципами являются:

Термин «Социализм XXI века» введён Хайнцем Дитерихом, издавшем одноимённую книгу (1996). Книга базируется на идеях Арно Петерса. Переняв у Хайнца Дитериха термин «Социализм XXI века», президент Венесуэлы Уго Чавес сделал его своим политическим лозунгом и политической программой социалистических реформ в Венесуэле. Другими социалистическими государствами XXI века являются: Куба и Северная Корея.

В Российской Федерации термин «Социализм XXI века» является слоганом программ политических партий Справедливая Россия и КПРФ.

Фабианский социализм

Концепция фабианского социализма, являясь в настоящее время стратегией лейбористской партии Великобритании, имеет значительное влияние в интеллектуальной элите и правящих кругах многих стран мира, в том числе Канаде, Новой Зеландии и США - и ориентирована на признание и реализацию социалистических идеалов: социальной справедливости, равенства, высокого уровня социальной защищенности трудящихся, равенства возможностей и экономической демократии, политического интернационализма, эмансипацию земли и промышленного производства от личной и частной собственности, экономическое планирование, развитие кооперативного движения, но, в отличие от марксистской интерпретации социализма, нацелена на медленную "естественную" эволюцию общества на основе просвещения и пропаганды социалистических идей, медленных локальных постепенных реформ, классового мира и консенсуса между социальными группами и классами; марксистская концепция рассматривается в качестве авторитетной, но не бесспорной, в качестве одной из многих моделей общественного переустройства и движения к социализму.[44][45] Тони Блэр, экс-премьер Великобритании является видным представителем фабианского движения, к сторонникам фабианского социализма аналитики относят президента США Барака Обаму, рассматривающего рост социального неравенства, уменьшение возможностей социального продвижения в США и во всем мире в качестве фундаментального вызова современным демократическим институтам и видящего своё призвание в преодолении этих разрывов, особенно в сфере медицинского обслуживания и образования.[46]

Критика

В теориях

  • В 1922 году Людвиг Мизес в своём труде «Социализм»[47] подверг критике идеи социализма и выдвинул так называемый калькуляционный аргумент — обоснование невозможности существования стабильной социалистической экономики, как реалистичной системы устройства общества. Мизес утверждал, что при социализме невозможен экономический расчёт в чём он и видел его основной недостаток. Невозможность экономического расчёта следует, по его мнению, из невозможности объективного сравнения субъективных ценностей при отсутствии добровольного обмена (то есть свободной торговли). Результатом этого он считал будет накопление дефектов в планировании и распределении ресурсов, ведущее к перепроизводству бесполезной продукции, трате ресурсов на экономически сомнительные проекты — при одновременном дефиците того, что простые люди хотели бы иметь. То есть он теоретически предсказал причину гибели «реального социализма».
  • Нобелевский лауреат по экономике Ф. А. Хайек высказал мнение о том, что централизованное планирование экономики неизбежно влечёт утрату личной свободы граждан и возникновение тоталитарного государства.[48]

Практика

  • Эксплуатация человека человеком заменяется эксплуатацией человека государством[49].
  • Отсутствие экономической свободы подавляет экономическую активность граждан, делает их незаинтересованными в новаторской и изобретательской деятельности[50].
  • Государственные предприятия могут не обращать внимание, пользуются ли их товары спросом у потребителей. Это приводит к дефициту необходимых товаров и перепроизводству ненужных[50][51].
  • Гарантированная занятость и система государственного распределения порождает иждивенчество и незаинтересованность в результатах своего труда[50].
  • «Уравниловка» в доходах (одинаковая зарплата при разном труде) подавляет стимул к повышению эффективности труда у работников[50].
  • Не происходит самоочищения экономики. Убыточные и неэффективные предприятия субсидируются государством за счёт прибыльных[52]. Такая система приводит к стабильному росту убыточных предприятий и неизбежно вызывает коллапс экономики[53].
  • Социализм лишает человека права на свободный труд и права на результаты своего труда, что нарушает одно из важнейших естественных прав человека[54].
  • Государственное планирование и монополизм лишает граждан возможности выбора товара[50].
  • Отсутствие конкуренции приводит к стабильному ухудшению качества товаров[50][51].
  • Внешнее подавление свободы личности, принуждение к определённому виду деятельности, определённым товарам, которые надлежит потреблять[51].
  • Негибкость, неэффективность планирования, невозможность эффективно распределять ограниченные ресурсы и удовлетворять потребности общества[51].
  • Конформизм, порождённый душением инициативы[50].
  • Дискриминация (государство решает, как распределять ресурсы, самостоятельно выдвигая критерии справедливости), что порождает систему привилегий[49].
  • Усиливается «тоталитаризм,... когда политическая власть монопольно прибирает к рукам собственность на средства производства»[55], так как, согласно либеральным концепциям, «частная собственность... основа индивидуальной свободы»[56]. «Экономический рост... способствует расширению круга состоятельных лиц и особенно среднего класса... появлению новых центров власти и влияния,... возникновению более сложных взаимоотношений между гражданами страны»[57].
  • Отдельными авторами критикуется попытка сознательного создания общественного строя, его «проектирования», в отличие от эволюционизма — пути, по которому возникали все типы общественного устройства[58].

Из словаря А. А. Ивина

Социализм как общественный строй возник по ранее выработанному плану, а не спонтанно, и ставит своей задачей достижение чётко обозначенной цели; индивид и его воля не являются конечной ценностью ни в одной из сфер в рамках данного учения; основным принципом социалистического общества является монополия, относящаяся к планам экономического развития, господствующей идеологии, единственной правящей партии, средствам коммуникации и так далее; устремлённость социализма к некой единой цели требует введения централизованного планирования, заменяющего конкуренцию в сфере экономики; социализм отождествляет государство и общество, что ведёт к уничтожению гражданского общества и превращению врагов государства во врагов народа; террор и жестокости социалистических режимов прямо вытекают из возвышенного стремления перестроить жизнь общества в соответствии с заранее заданной, единой и не подлежащей обсуждению целью. Поскольку фундаментом всех прав и свобод личности является экономическая свобода, вслед за уничтожением экономической свободы индивидуума социализм ликвидирует и все другие права и свободы. Разные формы социализма могут ожесточённо бороться друг с другом, но основным противником для них, как разновидностей коллективизма, является индустриальное индивидуалистическое (капиталистическое) общество. Социализм создаёт особый коллективистический стиль жизни, когда рядовые члены общества с энтузиазмом жертвуют настоящим ради «прекрасного будущего», а страх пропитывает все стороны жизни[2].

Основоположники марксизма настаивали на том, что коммунизм неминуемо придёт на смену капитализму прежде всего в силу того, что первый будет иметь более высокую производительность труда, чем второй. Это была одна из основных ошибок классического учения о социализме. Экономика с глубоким разделением труда может функционировать только плюралистическим и децентрализованным образом. Социализм по самой своей природе не способен выдержать экономическое состязание с капитализмом. Он ведёт в конечном счете к торможению экономического развития и не выдерживает конкуренции с индивидуалистическим обществом в сфере экономики[2].

Коммунизм и национал-социализм убедительно показали, что господство идей коллективизма в индустриальном обществе неминуемо оказывается тоталитаризмом[2].

Позитивная оценка

  • Некоторые исследователи полагают, что в отсутствии безработицы и обеспечении всеобщей занятости населения в общественном производстве состоит одно из главных социальных преимуществ социализма по отношению к капитализму[59].

См. также

Напишите отзыв о статье "Социализм"

Примечания

Комментарии
  1. В религиозной литературе такая система взглядов называется верой в тысячелетнее Царство Божие на земле — хилиазмом
  2. Ленин привычно называл социал-демократов «социал-предателями»
  3. НСДАП была создана на основе Немецкой рабочей партии (DAP), основной идеей которой было распространение идей немецкого национализма среди рабочих, в отличие от подобных партий среднего класса.
Сноски
  1. Большой энциклопедический словарь
  2. 1 2 3 4 5 6 [dic.academic.ru/dic.nsf/enc_philosophy/1131/СОЦИАЛИЗМ Философия: Энциклопедический словарь] / Под ред. А. А. Ивина. — Москва: Гардарики, 2004. — 1074 с. — ISBN 5–8297–0050–6.
  3. [www.britannica.com/EBchecked/topic/551569/socialism Социализм на сайте Энциклопедии Британника]
  4. [www.sno.pro1.ru/lib/frolov/3-18.htm Э. Д. Фролов. Факел Прометея: Первые утопические проекты и их критики]
  5. [www.kakprosto.ru/kak-87705-chto-takoe-socializm Что такое социализм]
  6. [ntsrs.ru/liter/vosch/ss1.htm СОЛИДАРИЗМ И СОЦИАЛИЗМ]
  7. *[www.rfi.fr/acturu/articles/111/article_2677.asp Г.Аккерман. Кто придумал слово «социализм»]
  8. [az.lib.ru/t/tuganbaranowskij_m_i/text_1918_socializm_kak_polozhitelnoe_uchenie.shtml М. Туган-Барановский. Социализм как положительное учение]
  9. В. И. Ленин. «Грозящая катастрофа и как с ней бо­роться» (1920).
  10. Шафаревич, 1991, Введение.
  11. Шафаревич, 1991, с. 15.
  12. 1 2 Шафаревич, 1991, с. 20.
  13. 1 2 Н.Водовозов. «Коммунизм»//Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона
  14. 1 2 [avtonom.org/old/lib/theory/marx-engels/com-principles.html?q=lib/theory/marx-engels/com-principles.html Фридрих Энгельс. ПРИНЦИПЫ КОММУНИЗМА]
  15. [www.marxists.org/russkij/marx/1875/gotha.htm К.Маркс. Критика готской программы.]
  16. [www.marxists.org/russkij/marx/1848/manifesto.htm К.Маркс, Ф.Энгельс. Манифест коммунистической партии]
  17. Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения. Т.22 С.519- 548
  18. Ленин В. И. [grachev62.narod.ru/Lenin/l33_01.htm Государство и революция: Учение марксизма о государстве и задачи пролетариата в революции] // ПСС. — 5-е изд. — Т. 33. — М.: Издательство политической литературы, 1974. — С. 1-120
  19. [vilenin.eu/t35/p192 vilenin.eu - This website is for sale! - vilenin Resources and Information]
  20. (Журнал «Альтернативы» 1994, № 2, с. 25.
  21. Современная социал-демократия. Словарь-справочник. — М.: Политиздат, 1990, с. 268—269.
  22. Райзберг Б. А., Лозовский Л. Ш., Стародубцева Е. Б. [vocable.ru/termin/kommunizm.html Коммунизм] Экономический словарь, М.: ИНФРА-М, 1999
  23. Философия: Энциклопедический словарь / Под ред. А. А. Ивина. — Москва: Гардарики, 2004. — 1074 с. — ISBN 5–8297–0050–6.
  24. Ленин В.И. [www.hrono.ru/libris/lenin/19180308prog.php Доклад о пересмотре программы и изменении названия партии]. Проверено 26 января 2006. [www.webcitation.org/66PpHfjol Архивировано из первоисточника 25 марта 2012].
  25. [dic.academic.ru/dic.nsf/enc_philosophy/1130/СОЦИАЛ Философия: Энциклопедический словарь] / Под ред. А. А. Ивина. — Москва: Гардарики, 2004. — 1074 с. — ISBN 5–8297–0050–6.
  26. [dic.academic.ru/dic.nsf/enc_philosophy/1231/ТОТАЛИТАРИЗМ Философия: Энциклопедический словарь] / Под ред. А. А. Ивина. — Москва: Гардарики, 2004. — 1074 с. — ISBN 5–8297–0050–6.
  27. [dic.academic.ru/dic.nsf/enc_philosophy/4908/ Галкин А. А. Фашизм. Философский энциклопедический словарь. — М.: Советская энциклопедия, Гл.ред.: Ильичев Л. Ф., Панов В. Г., Федосеев П. Н., Ковалев С.Н]
  28. [Iph.ras.ru/elib/3159.html Гаджиев К. С. Фашизм. Новая философская энциклопедия в 4-х т, Гл.ред. В. С. Степин, М., 2010]
  29. Фостер У.. История трёх Интернационалов. Международное социалистическое и коммунистическое движение с 1848 г. по настоящее время. Пер. с англ. Госполитиздат, М., 1958
  30. Хайек, Фридрих Август фон. Дорога к рабству. — М.: Новое издательство, 2005. — 264 с. — (Библиотека Фонда «Либеральная миссия»). — 3000 экз. — ISBN 5—98379—037—4.
  31. Коллектив авторов (22).Die Bilanz des 20. Jahrhunderts. Harenbergs Kommunikation Verlags-und Mediengesellschaft GmbH & Co.KG, Dortmund 1991. (Страницы 74-75) ISBN 3-611-00199-6
  32. [lawbooks.news/pravovedenie_818/osobennosti-osnovnyie-etapyi-evolyutsii.html проф.Саидов А.Х. Сравнительное правоведение. Основные правовые системы современности, Глава 2, Особенности и основные этапы эволюции правовой системы РСФСР, М., 2003]
  33. [www.dissercat.com/content/vydvizhenchestvo-v-kadrovoi-politike-sovetskogo-gosudarstva-v-1920-1930-e-gody-na-materialak Новосельцева, Т.И. Выдвиженчество в кадровой политике Советского Государства в 1920-1930-е гг.: на материалах Смоленской области, автореферат диссертации, кандидат исторических наук// Введение, - Смоленск, 2004, 263 с.]
  34. Александр Тарасов: «Оставаясь в рамках марксистской МЕТОДОЛОГИИ, представляется несложным доказать, что советское общество не было социалистическим (коммунистическим)», [scepsis.ru/library/id_102.html Суперэтатизм и социализм] // «Свободная мысль», 1996, № 12.
  35. [www.m-economy.ru/art.php?nArtId=3687 Данканич С.А. Неравенство доходов населения: виды и последствия//Проблемы современной экономики, √3 (39), 2011]
  36. Die Bilanz des 20. Jahrhunderts. Harenbergs Kommunikation Verlags-und Mediengesellschaft mbH & Co.KG, Dortmund 1991. ISBN 3-611-00199-6
  37. Сократ Платонов (коллективный псевдоним В. Аксенова, В. Криворотова и С. Чернышева). [www.ckp.ru/biblio/p/platonov/ac/index_ac.htm После коммунизма]
  38. [www.m-economy.ru/art.php3?artid=21168 В. Т. Рязанов, Н. Н. Осадин. Общественная собственность и её роль в формировании рыночной модели экономики России.] (недоступная ссылка с 15-05-2013 (4164 дня) — история)
  39. С. Г. Кара-Мурза Потерянный разум [warrax.net/90/km/02.html Глава 2. Склонность к гипостазированию]
  40. [ponjatija.ru/node/1108 Функциональный социализм]
  41. [www.sweden4rus.nu/rus/publicist/tupikovyj_put.asp Виктор Вольский. Шведская модель — тупиковый путь.]
  42. [left.ru/2000/4/Krah_Shecia.htm Тэди-Ян Франк, Коммунистическая марксистско-ленинская партия Швеции. Закономерный крах «шведского рая».]
  43. 1 2 3 [web.archive.org/web/20120204152603/www.rusrand.ru/Dokladi3/Safronov.pdf Внутренние противоречия шведской модели «благосостояния». А. П. Сафронов, кандидат философских наук. Фонд социальных исследований (Москва), эксперт.]
  44. [www.fabians.org.uk/ Fabian Society: Programmes. Publications]
  45. [www.fabians.org.uk/publications/outward-to-the-world-2/ Wallis, E., Outward to the World. How the left's foreign policy can face the future, Fabian Society, 21.12.2015]
  46. [www.forbes.com/sites/peterferrara/2012/12/20/is-president-obama-really-a-socialist-lets-analyze-obamanomics/ Ferrara, Peter. Is President Obama Really A Socialist? Let's Analyze Obamanomic's, Forbes, 20.12.2012]
  47. Мизес Л. [www.libertarium.ru/libertarium/l_lib_socialism0 Социализм. Экономический и социологический анализ.] — М.: «Catallaxy», 1994, — С. 416 — ISBN 5-86366-022-8.  (рус.)
  48. Хайек Ф. А. [libertarium.ru/l_lib_road Дорога к рабству] — М.: «Новое издательство», 2005. — 264 с. — ISBN 5-98379-037-4.
  49. 1 2 Восленский М. С. Номенклатура. — М.: «Захаров», 2005. — 640 с. — ISBN 5-8159-0499-6. zakharov.ru/index.php?option=com_books&task=book_details&book_id=200
  50. 1 2 3 4 5 6 7 Ефимов И. М. Без буржуев. — Frankfurt/Main: Посев, 1979. — 350 с.
  51. 1 2 3 4 Уэрта де Сото, Х. Социализм, экономический расчет и предпринимательская функция. — М.: «Социум», 2008. — 488 с. — ISBN 978-5-901901-74-8. www.sotsium.ru/?link=BOOK&id=221 www.jesushuertadesoto.com/art_lib_rus/socialismo_ruso.pdf
  52. Мизес Л. Бюрократия. Запланированный хаос. Антикапиталистическая ментальность. — М.: «Дело» при участии изд-ва «Catallaxy», 1993. — 240 с. — ISBN 5-85900-061-8. www.libertarium.ru/l_lib_buero
  53. Уэрта де Сото, Х. Деньги, банковский кредит и экономические циклы — М.: «Социум», 2008. — 663 с. — ISBN 978-5-91603-001-3. www.sotsium.ru/?link=BOOK&id=210 www.jesushuertadesoto.com/art_lib_rus/dinero_ruso.pdf
  54. Ротбард М. Власть и рынок: Государство и экономика. — М.: «Социум», 2010. — 424 с. — ISBN 978-5-91603-013-6. sotsium.ru/?link=BOOK&id=14
  55. Крапивенский С. Социальная философия Частная собственность и демократия электронная библиотека философии
  56. [grachev62.narod.ru/gm/chapt03.htm Грачев М. Н., Мадатов А. С. Демократия: методология исследования, анализ перспектив. Глава 3. Основные теоретические модели демократии]
  57. [society.polbu.ru/gadzhiev_science/ch42_i.html Соотношение рыночной экономики и демократии: К. С. Гаджиев. Введение в политическую науку]
  58. Хайек Ф. А. Пагубная самонадеянность: Ошибки социализма. — М.: «Новости» при участии изд-ва «Catallaxy», 1992. — 304 с. — ISBN 5-7020-0445-0 (русск.). www.libertarium.ru/l_lib_conceit0
  59. Л.Я.Баранова, А.И.Левин [www.ngpedia.ru/id031056p1.html Полная занятость] // Экономический словарь-справочник, М., 1987, с.75

Литература

  • К.Маркс, Ф.Энгельс Манифест коммунистической партии
  • Людвиг фон Мизес. [www.libertarium.ru/l_lib_socialism0 Социализм. Экономический и социологический анализ] = Socialism. An Economic and Sociological Analysis. — -- Москва: Catallaxy, 1994. — 416 с. — ISBN ISBN 5--86366--022--8.
  • С. Ньюком. [tapemark.narod.ru/newcomb.html Мыльные пузыри социализма (1890)]
  • Бердяев Н. [www.philosophy.ru/library/berd/dem.html Демократия, социализм и теократия]
  • А. И. Зайцев [ec-dejavu.ru/s-2/Socialism.html Дискуссия о социализме в античности] // Античность и современность : Доклады конференции Ассоциации антиковедов. Москва. 30 октября - 2 ноября 1989. — М. — С. 24—28.
  • Альберт Эйнштейн. [monthlyreview.org/2009/05/01/why-socialism Почему социализм? (1949) (англ.)] На русском языке статья опубликована в журнале «Коммунист». — 1989. — № 17. — С. 96—100.
  • [socialist.memo.ru/lists/slovnik/ Российские социалисты и анархисты после октября 1917 года]
  • [specnaz.ru/article/?1151 Социализм без ярлыков]
  • [moskprf.ru/content/view/1177/2/ Росстат: социализм неизбежен] (недоступная ссылка с 15-05-2013 (4164 дня) — история)
  • [revsoc.org/archives/2309 Социализм как историческая возможность]
  • И. Сталин. [communist.ru/index.php?article_id=2161 Анархизм и социализм.]
  • Хорина Г. П. [www.zpu-journal.ru/zpu/2005_4/Khorina/11.pdf Судьба социалистической идеи в России в курсе культурологии] // Знание. Понимание. Умение. — 2005. — № 4. — С. 43—45.
  • Кокшотт, Пол; Коттрелл, Аллин. пер. с англ. Дергунова, Ю., Жиловца, Ю., Литвак, Е., Никонова, А. [left.ru/2006/7/tns.phtml К новому социализму]. — Москва, 2007.
  • Гюстав Лебон. [samoderjavie.ru/lebon-psihologiya-socializma «Психология социализма»]
  • Геннадий Зюганов. [www.kprf.org/showthread-t_17.html Русский социализм — ответ на русский вопрос]
  • [klio.3dn.ru/publ/9-1-0-301 Чарушников В. Д. Эпоха «развитого социализма». — М.: «Российская историография», 2012. — 102 с.]
  • И.Р. Шафаревич. [shafarevich.voskres.ru/index.htm#a5 Социализм как явление мировой истории]. — Москва: Советский Писатель, 1991. — ISBN 5-265-01-844-1.
  • Ф.А. Хайек. [libertarium.ru/l_lib_conceit0?NO_COMMENTS=1&PRINT_VIEW=1 ПАГУБНАЯ САМОНАДЕЯННОСТЬ (Ошибки социализма)] = Fatal Conceit. — Москва: Новости, 1992. — ISBN 5-7020-0445-0.
  • [www.academia.edu/8409272/Социализм_ХХI_век_Socialism_ХХI_century Социализм: ХХІ век / под ред. И. И. Миговича. Киев, 2013.]


Отрывок, характеризующий Социализм

В минуты гордости, когда он думал о своем положении, ему казалось, что он совсем другой, особенный от тех отставных камергеров, которых он презирал прежде, что те были пошлые и глупые, довольные и успокоенные своим положением, «а я и теперь всё недоволен, всё мне хочется сделать что то для человечества», – говорил он себе в минуты гордости. «А может быть и все те мои товарищи, точно так же, как и я, бились, искали какой то новой, своей дороги в жизни, и так же как и я силой обстановки, общества, породы, той стихийной силой, против которой не властен человек, были приведены туда же, куда и я», говорил он себе в минуты скромности, и поживши в Москве несколько времени, он не презирал уже, а начинал любить, уважать и жалеть, так же как и себя, своих по судьбе товарищей.
На Пьера не находили, как прежде, минуты отчаяния, хандры и отвращения к жизни; но та же болезнь, выражавшаяся прежде резкими припадками, была вогнана внутрь и ни на мгновенье не покидала его. «К чему? Зачем? Что такое творится на свете?» спрашивал он себя с недоумением по нескольку раз в день, невольно начиная вдумываться в смысл явлений жизни; но опытом зная, что на вопросы эти не было ответов, он поспешно старался отвернуться от них, брался за книгу, или спешил в клуб, или к Аполлону Николаевичу болтать о городских сплетнях.
«Елена Васильевна, никогда ничего не любившая кроме своего тела и одна из самых глупых женщин в мире, – думал Пьер – представляется людям верхом ума и утонченности, и перед ней преклоняются. Наполеон Бонапарт был презираем всеми до тех пор, пока он был велик, и с тех пор как он стал жалким комедиантом – император Франц добивается предложить ему свою дочь в незаконные супруги. Испанцы воссылают мольбы Богу через католическое духовенство в благодарность за то, что они победили 14 го июня французов, а французы воссылают мольбы через то же католическое духовенство о том, что они 14 го июня победили испанцев. Братья мои масоны клянутся кровью в том, что они всем готовы жертвовать для ближнего, а не платят по одному рублю на сборы бедных и интригуют Астрея против Ищущих манны, и хлопочут о настоящем Шотландском ковре и об акте, смысла которого не знает и тот, кто писал его, и которого никому не нужно. Все мы исповедуем христианский закон прощения обид и любви к ближнему – закон, вследствие которого мы воздвигли в Москве сорок сороков церквей, а вчера засекли кнутом бежавшего человека, и служитель того же самого закона любви и прощения, священник, давал целовать солдату крест перед казнью». Так думал Пьер, и эта вся, общая, всеми признаваемая ложь, как он ни привык к ней, как будто что то новое, всякий раз изумляла его. – «Я понимаю эту ложь и путаницу, думал он, – но как мне рассказать им всё, что я понимаю? Я пробовал и всегда находил, что и они в глубине души понимают то же, что и я, но стараются только не видеть ее . Стало быть так надо! Но мне то, мне куда деваться?» думал Пьер. Он испытывал несчастную способность многих, особенно русских людей, – способность видеть и верить в возможность добра и правды, и слишком ясно видеть зло и ложь жизни, для того чтобы быть в силах принимать в ней серьезное участие. Всякая область труда в глазах его соединялась со злом и обманом. Чем он ни пробовал быть, за что он ни брался – зло и ложь отталкивали его и загораживали ему все пути деятельности. А между тем надо было жить, надо было быть заняту. Слишком страшно было быть под гнетом этих неразрешимых вопросов жизни, и он отдавался первым увлечениям, чтобы только забыть их. Он ездил во всевозможные общества, много пил, покупал картины и строил, а главное читал.
Он читал и читал всё, что попадалось под руку, и читал так что, приехав домой, когда лакеи еще раздевали его, он, уже взяв книгу, читал – и от чтения переходил ко сну, и от сна к болтовне в гостиных и клубе, от болтовни к кутежу и женщинам, от кутежа опять к болтовне, чтению и вину. Пить вино для него становилось всё больше и больше физической и вместе нравственной потребностью. Несмотря на то, что доктора говорили ему, что с его корпуленцией, вино для него опасно, он очень много пил. Ему становилось вполне хорошо только тогда, когда он, сам не замечая как, опрокинув в свой большой рот несколько стаканов вина, испытывал приятную теплоту в теле, нежность ко всем своим ближним и готовность ума поверхностно отзываться на всякую мысль, не углубляясь в сущность ее. Только выпив бутылку и две вина, он смутно сознавал, что тот запутанный, страшный узел жизни, который ужасал его прежде, не так страшен, как ему казалось. С шумом в голове, болтая, слушая разговоры или читая после обеда и ужина, он беспрестанно видел этот узел, какой нибудь стороной его. Но только под влиянием вина он говорил себе: «Это ничего. Это я распутаю – вот у меня и готово объяснение. Но теперь некогда, – я после обдумаю всё это!» Но это после никогда не приходило.
Натощак, поутру, все прежние вопросы представлялись столь же неразрешимыми и страшными, и Пьер торопливо хватался за книгу и радовался, когда кто нибудь приходил к нему.
Иногда Пьер вспоминал о слышанном им рассказе о том, как на войне солдаты, находясь под выстрелами в прикрытии, когда им делать нечего, старательно изыскивают себе занятие, для того чтобы легче переносить опасность. И Пьеру все люди представлялись такими солдатами, спасающимися от жизни: кто честолюбием, кто картами, кто писанием законов, кто женщинами, кто игрушками, кто лошадьми, кто политикой, кто охотой, кто вином, кто государственными делами. «Нет ни ничтожного, ни важного, всё равно: только бы спастись от нее как умею»! думал Пьер. – «Только бы не видать ее , эту страшную ее ».


В начале зимы, князь Николай Андреич Болконский с дочерью приехали в Москву. По своему прошедшему, по своему уму и оригинальности, в особенности по ослаблению на ту пору восторга к царствованию императора Александра, и по тому анти французскому и патриотическому направлению, которое царствовало в то время в Москве, князь Николай Андреич сделался тотчас же предметом особенной почтительности москвичей и центром московской оппозиции правительству.
Князь очень постарел в этот год. В нем появились резкие признаки старости: неожиданные засыпанья, забывчивость ближайших по времени событий и памятливость к давнишним, и детское тщеславие, с которым он принимал роль главы московской оппозиции. Несмотря на то, когда старик, особенно по вечерам, выходил к чаю в своей шубке и пудренном парике, и начинал, затронутый кем нибудь, свои отрывистые рассказы о прошедшем, или еще более отрывистые и резкие суждения о настоящем, он возбуждал во всех своих гостях одинаковое чувство почтительного уважения. Для посетителей весь этот старинный дом с огромными трюмо, дореволюционной мебелью, этими лакеями в пудре, и сам прошлого века крутой и умный старик с его кроткою дочерью и хорошенькой француженкой, которые благоговели перед ним, – представлял величественно приятное зрелище. Но посетители не думали о том, что кроме этих двух трех часов, во время которых они видели хозяев, было еще 22 часа в сутки, во время которых шла тайная внутренняя жизнь дома.
В последнее время в Москве эта внутренняя жизнь сделалась очень тяжела для княжны Марьи. Она была лишена в Москве тех своих лучших радостей – бесед с божьими людьми и уединения, – которые освежали ее в Лысых Горах, и не имела никаких выгод и радостей столичной жизни. В свет она не ездила; все знали, что отец не пускает ее без себя, а сам он по нездоровью не мог ездить, и ее уже не приглашали на обеды и вечера. Надежду на замужество княжна Марья совсем оставила. Она видела ту холодность и озлобление, с которыми князь Николай Андреич принимал и спроваживал от себя молодых людей, могущих быть женихами, иногда являвшихся в их дом. Друзей у княжны Марьи не было: в этот приезд в Москву она разочаровалась в своих двух самых близких людях. М lle Bourienne, с которой она и прежде не могла быть вполне откровенна, теперь стала ей неприятна и она по некоторым причинам стала отдаляться от нее. Жюли, которая была в Москве и к которой княжна Марья писала пять лет сряду, оказалась совершенно чужою ей, когда княжна Марья вновь сошлась с нею лично. Жюли в это время, по случаю смерти братьев сделавшись одной из самых богатых невест в Москве, находилась во всем разгаре светских удовольствий. Она была окружена молодыми людьми, которые, как она думала, вдруг оценили ее достоинства. Жюли находилась в том периоде стареющейся светской барышни, которая чувствует, что наступил последний шанс замужества, и теперь или никогда должна решиться ее участь. Княжна Марья с грустной улыбкой вспоминала по четвергам, что ей теперь писать не к кому, так как Жюли, Жюли, от присутствия которой ей не было никакой радости, была здесь и виделась с нею каждую неделю. Она, как старый эмигрант, отказавшийся жениться на даме, у которой он проводил несколько лет свои вечера, жалела о том, что Жюли была здесь и ей некому писать. Княжне Марье в Москве не с кем было поговорить, некому поверить своего горя, а горя много прибавилось нового за это время. Срок возвращения князя Андрея и его женитьбы приближался, а его поручение приготовить к тому отца не только не было исполнено, но дело напротив казалось совсем испорчено, и напоминание о графине Ростовой выводило из себя старого князя, и так уже большую часть времени бывшего не в духе. Новое горе, прибавившееся в последнее время для княжны Марьи, были уроки, которые она давала шестилетнему племяннику. В своих отношениях с Николушкой она с ужасом узнавала в себе свойство раздражительности своего отца. Сколько раз она ни говорила себе, что не надо позволять себе горячиться уча племянника, почти всякий раз, как она садилась с указкой за французскую азбуку, ей так хотелось поскорее, полегче перелить из себя свое знание в ребенка, уже боявшегося, что вот вот тетя рассердится, что она при малейшем невнимании со стороны мальчика вздрагивала, торопилась, горячилась, возвышала голос, иногда дергала его за руку и ставила в угол. Поставив его в угол, она сама начинала плакать над своей злой, дурной натурой, и Николушка, подражая ей рыданьями, без позволенья выходил из угла, подходил к ней и отдергивал от лица ее мокрые руки, и утешал ее. Но более, более всего горя доставляла княжне раздражительность ее отца, всегда направленная против дочери и дошедшая в последнее время до жестокости. Ежели бы он заставлял ее все ночи класть поклоны, ежели бы он бил ее, заставлял таскать дрова и воду, – ей бы и в голову не пришло, что ее положение трудно; но этот любящий мучитель, самый жестокий от того, что он любил и за то мучил себя и ее, – умышленно умел не только оскорбить, унизить ее, но и доказать ей, что она всегда и во всем была виновата. В последнее время в нем появилась новая черта, более всего мучившая княжну Марью – это было его большее сближение с m lle Bourienne. Пришедшая ему, в первую минуту по получении известия о намерении своего сына, мысль шутка о том, что ежели Андрей женится, то и он сам женится на Bourienne, – видимо понравилась ему, и он с упорством последнее время (как казалось княжне Марье) только для того, чтобы ее оскорбить, выказывал особенную ласку к m lle Bоurienne и выказывал свое недовольство к дочери выказываньем любви к Bourienne.
Однажды в Москве, в присутствии княжны Марьи (ей казалось, что отец нарочно при ней это сделал), старый князь поцеловал у m lle Bourienne руку и, притянув ее к себе, обнял лаская. Княжна Марья вспыхнула и выбежала из комнаты. Через несколько минут m lle Bourienne вошла к княжне Марье, улыбаясь и что то весело рассказывая своим приятным голосом. Княжна Марья поспешно отерла слезы, решительными шагами подошла к Bourienne и, видимо сама того не зная, с гневной поспешностью и взрывами голоса, начала кричать на француженку: «Это гадко, низко, бесчеловечно пользоваться слабостью…» Она не договорила. «Уйдите вон из моей комнаты», прокричала она и зарыдала.
На другой день князь ни слова не сказал своей дочери; но она заметила, что за обедом он приказал подавать кушанье, начиная с m lle Bourienne. В конце обеда, когда буфетчик, по прежней привычке, опять подал кофе, начиная с княжны, князь вдруг пришел в бешенство, бросил костылем в Филиппа и тотчас же сделал распоряжение об отдаче его в солдаты. «Не слышат… два раза сказал!… не слышат!»
«Она – первый человек в этом доме; она – мой лучший друг, – кричал князь. – И ежели ты позволишь себе, – закричал он в гневе, в первый раз обращаясь к княжне Марье, – еще раз, как вчера ты осмелилась… забыться перед ней, то я тебе покажу, кто хозяин в доме. Вон! чтоб я не видал тебя; проси у ней прощенья!»
Княжна Марья просила прощенья у Амальи Евгеньевны и у отца за себя и за Филиппа буфетчика, который просил заступы.
В такие минуты в душе княжны Марьи собиралось чувство, похожее на гордость жертвы. И вдруг в такие то минуты, при ней, этот отец, которого она осуждала, или искал очки, ощупывая подле них и не видя, или забывал то, что сейчас было, или делал слабевшими ногами неверный шаг и оглядывался, не видал ли кто его слабости, или, что было хуже всего, он за обедом, когда не было гостей, возбуждавших его, вдруг задремывал, выпуская салфетку, и склонялся над тарелкой, трясущейся головой. «Он стар и слаб, а я смею осуждать его!» думала она с отвращением к самой себе в такие минуты.


В 1811 м году в Москве жил быстро вошедший в моду французский доктор, огромный ростом, красавец, любезный, как француз и, как говорили все в Москве, врач необыкновенного искусства – Метивье. Он был принят в домах высшего общества не как доктор, а как равный.
Князь Николай Андреич, смеявшийся над медициной, последнее время, по совету m lle Bourienne, допустил к себе этого доктора и привык к нему. Метивье раза два в неделю бывал у князя.
В Николин день, в именины князя, вся Москва была у подъезда его дома, но он никого не велел принимать; а только немногих, список которых он передал княжне Марье, велел звать к обеду.
Метивье, приехавший утром с поздравлением, в качестве доктора, нашел приличным de forcer la consigne [нарушить запрет], как он сказал княжне Марье, и вошел к князю. Случилось так, что в это именинное утро старый князь был в одном из своих самых дурных расположений духа. Он целое утро ходил по дому, придираясь ко всем и делая вид, что он не понимает того, что ему говорят, и что его не понимают. Княжна Марья твердо знала это состояние духа тихой и озабоченной ворчливости, которая обыкновенно разрешалась взрывом бешенства, и как перед заряженным, с взведенными курками, ружьем, ходила всё это утро, ожидая неизбежного выстрела. Утро до приезда доктора прошло благополучно. Пропустив доктора, княжна Марья села с книгой в гостиной у двери, от которой она могла слышать всё то, что происходило в кабинете.
Сначала она слышала один голос Метивье, потом голос отца, потом оба голоса заговорили вместе, дверь распахнулась и на пороге показалась испуганная, красивая фигура Метивье с его черным хохлом, и фигура князя в колпаке и халате с изуродованным бешенством лицом и опущенными зрачками глаз.
– Не понимаешь? – кричал князь, – а я понимаю! Французский шпион, Бонапартов раб, шпион, вон из моего дома – вон, я говорю, – и он захлопнул дверь.
Метивье пожимая плечами подошел к mademoiselle Bourienne, прибежавшей на крик из соседней комнаты.
– Князь не совсем здоров, – la bile et le transport au cerveau. Tranquillisez vous, je repasserai demain, [желчь и прилив к мозгу. Успокойтесь, я завтра зайду,] – сказал Метивье и, приложив палец к губам, поспешно вышел.
За дверью слышались шаги в туфлях и крики: «Шпионы, изменники, везде изменники! В своем доме нет минуты покоя!»
После отъезда Метивье старый князь позвал к себе дочь и вся сила его гнева обрушилась на нее. Она была виновата в том, что к нему пустили шпиона. .Ведь он сказал, ей сказал, чтобы она составила список, и тех, кого не было в списке, чтобы не пускали. Зачем же пустили этого мерзавца! Она была причиной всего. С ней он не мог иметь ни минуты покоя, не мог умереть спокойно, говорил он.
– Нет, матушка, разойтись, разойтись, это вы знайте, знайте! Я теперь больше не могу, – сказал он и вышел из комнаты. И как будто боясь, чтобы она не сумела как нибудь утешиться, он вернулся к ней и, стараясь принять спокойный вид, прибавил: – И не думайте, чтобы я это сказал вам в минуту сердца, а я спокоен, и я обдумал это; и это будет – разойтись, поищите себе места!… – Но он не выдержал и с тем озлоблением, которое может быть только у человека, который любит, он, видимо сам страдая, затряс кулаками и прокричал ей:
– И хоть бы какой нибудь дурак взял ее замуж! – Он хлопнул дверью, позвал к себе m lle Bourienne и затих в кабинете.
В два часа съехались избранные шесть персон к обеду. Гости – известный граф Ростопчин, князь Лопухин с своим племянником, генерал Чатров, старый, боевой товарищ князя, и из молодых Пьер и Борис Друбецкой – ждали его в гостиной.
На днях приехавший в Москву в отпуск Борис пожелал быть представленным князю Николаю Андреевичу и сумел до такой степени снискать его расположение, что князь для него сделал исключение из всех холостых молодых людей, которых он не принимал к себе.
Дом князя был не то, что называется «свет», но это был такой маленький кружок, о котором хотя и не слышно было в городе, но в котором лестнее всего было быть принятым. Это понял Борис неделю тому назад, когда при нем Ростопчин сказал главнокомандующему, звавшему графа обедать в Николин день, что он не может быть:
– В этот день уж я всегда езжу прикладываться к мощам князя Николая Андреича.
– Ах да, да, – отвечал главнокомандующий. – Что он?..
Небольшое общество, собравшееся в старомодной, высокой, с старой мебелью, гостиной перед обедом, было похоже на собравшийся, торжественный совет судилища. Все молчали и ежели говорили, то говорили тихо. Князь Николай Андреич вышел серьезен и молчалив. Княжна Марья еще более казалась тихою и робкою, чем обыкновенно. Гости неохотно обращались к ней, потому что видели, что ей было не до их разговоров. Граф Ростопчин один держал нить разговора, рассказывая о последних то городских, то политических новостях.
Лопухин и старый генерал изредка принимали участие в разговоре. Князь Николай Андреич слушал, как верховный судья слушает доклад, который делают ему, только изредка молчанием или коротким словцом заявляя, что он принимает к сведению то, что ему докладывают. Тон разговора был такой, что понятно было, никто не одобрял того, что делалось в политическом мире. Рассказывали о событиях, очевидно подтверждающих то, что всё шло хуже и хуже; но во всяком рассказе и суждении было поразительно то, как рассказчик останавливался или бывал останавливаем всякий раз на той границе, где суждение могло относиться к лицу государя императора.
За обедом разговор зашел о последней политической новости, о захвате Наполеоном владений герцога Ольденбургского и о русской враждебной Наполеону ноте, посланной ко всем европейским дворам.
– Бонапарт поступает с Европой как пират на завоеванном корабле, – сказал граф Ростопчин, повторяя уже несколько раз говоренную им фразу. – Удивляешься только долготерпению или ослеплению государей. Теперь дело доходит до папы, и Бонапарт уже не стесняясь хочет низвергнуть главу католической религии, и все молчат! Один наш государь протестовал против захвата владений герцога Ольденбургского. И то… – Граф Ростопчин замолчал, чувствуя, что он стоял на том рубеже, где уже нельзя осуждать.
– Предложили другие владения заместо Ольденбургского герцогства, – сказал князь Николай Андреич. – Точно я мужиков из Лысых Гор переселял в Богучарово и в рязанские, так и он герцогов.
– Le duc d'Oldenbourg supporte son malheur avec une force de caractere et une resignation admirable, [Герцог Ольденбургский переносит свое несчастие с замечательной силой воли и покорностью судьбе,] – сказал Борис, почтительно вступая в разговор. Он сказал это потому, что проездом из Петербурга имел честь представляться герцогу. Князь Николай Андреич посмотрел на молодого человека так, как будто он хотел бы ему сказать кое что на это, но раздумал, считая его слишком для того молодым.
– Я читал наш протест об Ольденбургском деле и удивлялся плохой редакции этой ноты, – сказал граф Ростопчин, небрежным тоном человека, судящего о деле ему хорошо знакомом.
Пьер с наивным удивлением посмотрел на Ростопчина, не понимая, почему его беспокоила плохая редакция ноты.
– Разве не всё равно, как написана нота, граф? – сказал он, – ежели содержание ее сильно.
– Mon cher, avec nos 500 mille hommes de troupes, il serait facile d'avoir un beau style, [Мой милый, с нашими 500 ми тысячами войска легко, кажется, выражаться хорошим слогом,] – сказал граф Ростопчин. Пьер понял, почему графа Ростопчина беспокоила pедакция ноты.
– Кажется, писак довольно развелось, – сказал старый князь: – там в Петербурге всё пишут, не только ноты, – новые законы всё пишут. Мой Андрюша там для России целый волюм законов написал. Нынче всё пишут! – И он неестественно засмеялся.
Разговор замолк на минуту; старый генерал прокашливаньем обратил на себя внимание.
– Изволили слышать о последнем событии на смотру в Петербурге? как себя новый французский посланник показал!
– Что? Да, я слышал что то; он что то неловко сказал при Его Величестве.
– Его Величество обратил его внимание на гренадерскую дивизию и церемониальный марш, – продолжал генерал, – и будто посланник никакого внимания не обратил и будто позволил себе сказать, что мы у себя во Франции на такие пустяки не обращаем внимания. Государь ничего не изволил сказать. На следующем смотру, говорят, государь ни разу не изволил обратиться к нему.
Все замолчали: на этот факт, относившийся лично до государя, нельзя было заявлять никакого суждения.
– Дерзки! – сказал князь. – Знаете Метивье? Я нынче выгнал его от себя. Он здесь был, пустили ко мне, как я ни просил никого не пускать, – сказал князь, сердито взглянув на дочь. И он рассказал весь свой разговор с французским доктором и причины, почему он убедился, что Метивье шпион. Хотя причины эти были очень недостаточны и не ясны, никто не возражал.
За жарким подали шампанское. Гости встали с своих мест, поздравляя старого князя. Княжна Марья тоже подошла к нему.
Он взглянул на нее холодным, злым взглядом и подставил ей сморщенную, выбритую щеку. Всё выражение его лица говорило ей, что утренний разговор им не забыт, что решенье его осталось в прежней силе, и что только благодаря присутствию гостей он не говорит ей этого теперь.
Когда вышли в гостиную к кофе, старики сели вместе.
Князь Николай Андреич более оживился и высказал свой образ мыслей насчет предстоящей войны.
Он сказал, что войны наши с Бонапартом до тех пор будут несчастливы, пока мы будем искать союзов с немцами и будем соваться в европейские дела, в которые нас втянул Тильзитский мир. Нам ни за Австрию, ни против Австрии не надо было воевать. Наша политика вся на востоке, а в отношении Бонапарта одно – вооружение на границе и твердость в политике, и никогда он не посмеет переступить русскую границу, как в седьмом году.
– И где нам, князь, воевать с французами! – сказал граф Ростопчин. – Разве мы против наших учителей и богов можем ополчиться? Посмотрите на нашу молодежь, посмотрите на наших барынь. Наши боги – французы, наше царство небесное – Париж.
Он стал говорить громче, очевидно для того, чтобы его слышали все. – Костюмы французские, мысли французские, чувства французские! Вы вот Метивье в зашей выгнали, потому что он француз и негодяй, а наши барыни за ним ползком ползают. Вчера я на вечере был, так из пяти барынь три католички и, по разрешенью папы, в воскресенье по канве шьют. А сами чуть не голые сидят, как вывески торговых бань, с позволенья сказать. Эх, поглядишь на нашу молодежь, князь, взял бы старую дубину Петра Великого из кунсткамеры, да по русски бы обломал бока, вся бы дурь соскочила!
Все замолчали. Старый князь с улыбкой на лице смотрел на Ростопчина и одобрительно покачивал головой.
– Ну, прощайте, ваше сиятельство, не хворайте, – сказал Ростопчин, с свойственными ему быстрыми движениями поднимаясь и протягивая руку князю.
– Прощай, голубчик, – гусли, всегда заслушаюсь его! – сказал старый князь, удерживая его за руку и подставляя ему для поцелуя щеку. С Ростопчиным поднялись и другие.


Княжна Марья, сидя в гостиной и слушая эти толки и пересуды стариков, ничего не понимала из того, что она слышала; она думала только о том, не замечают ли все гости враждебных отношений ее отца к ней. Она даже не заметила особенного внимания и любезностей, которые ей во всё время этого обеда оказывал Друбецкой, уже третий раз бывший в их доме.
Княжна Марья с рассеянным, вопросительным взглядом обратилась к Пьеру, который последний из гостей, с шляпой в руке и с улыбкой на лице, подошел к ней после того, как князь вышел, и они одни оставались в гостиной.
– Можно еще посидеть? – сказал он, своим толстым телом валясь в кресло подле княжны Марьи.
– Ах да, – сказала она. «Вы ничего не заметили?» сказал ее взгляд.
Пьер находился в приятном, после обеденном состоянии духа. Он глядел перед собою и тихо улыбался.
– Давно вы знаете этого молодого человека, княжна? – сказал он.
– Какого?
– Друбецкого?
– Нет, недавно…
– Что он вам нравится?
– Да, он приятный молодой человек… Отчего вы меня это спрашиваете? – сказала княжна Марья, продолжая думать о своем утреннем разговоре с отцом.
– Оттого, что я сделал наблюдение, – молодой человек обыкновенно из Петербурга приезжает в Москву в отпуск только с целью жениться на богатой невесте.
– Вы сделали это наблюденье! – сказала княжна Марья.
– Да, – продолжал Пьер с улыбкой, – и этот молодой человек теперь себя так держит, что, где есть богатые невесты, – там и он. Я как по книге читаю в нем. Он теперь в нерешительности, кого ему атаковать: вас или mademoiselle Жюли Карагин. Il est tres assidu aupres d'elle. [Он очень к ней внимателен.]
– Он ездит к ним?
– Да, очень часто. И знаете вы новую манеру ухаживать? – с веселой улыбкой сказал Пьер, видимо находясь в том веселом духе добродушной насмешки, за который он так часто в дневнике упрекал себя.
– Нет, – сказала княжна Марья.
– Теперь чтобы понравиться московским девицам – il faut etre melancolique. Et il est tres melancolique aupres de m lle Карагин, [надо быть меланхоличным. И он очень меланхоличен с m elle Карагин,] – сказал Пьер.
– Vraiment? [Право?] – сказала княжна Марья, глядя в доброе лицо Пьера и не переставая думать о своем горе. – «Мне бы легче было, думала она, ежели бы я решилась поверить кому нибудь всё, что я чувствую. И я бы желала именно Пьеру сказать всё. Он так добр и благороден. Мне бы легче стало. Он мне подал бы совет!»
– Пошли бы вы за него замуж? – спросил Пьер.
– Ах, Боже мой, граф, есть такие минуты, что я пошла бы за всякого, – вдруг неожиданно для самой себя, со слезами в голосе, сказала княжна Марья. – Ах, как тяжело бывает любить человека близкого и чувствовать, что… ничего (продолжала она дрожащим голосом), не можешь для него сделать кроме горя, когда знаешь, что не можешь этого переменить. Тогда одно – уйти, а куда мне уйти?…
– Что вы, что с вами, княжна?
Но княжна, не договорив, заплакала.
– Я не знаю, что со мной нынче. Не слушайте меня, забудьте, что я вам сказала.
Вся веселость Пьера исчезла. Он озабоченно расспрашивал княжну, просил ее высказать всё, поверить ему свое горе; но она только повторила, что просит его забыть то, что она сказала, что она не помнит, что она сказала, и что у нее нет горя, кроме того, которое он знает – горя о том, что женитьба князя Андрея угрожает поссорить отца с сыном.
– Слышали ли вы про Ростовых? – спросила она, чтобы переменить разговор. – Мне говорили, что они скоро будут. Andre я тоже жду каждый день. Я бы желала, чтоб они увиделись здесь.
– А как он смотрит теперь на это дело? – спросил Пьер, под он разумея старого князя. Княжна Марья покачала головой.
– Но что же делать? До года остается только несколько месяцев. И это не может быть. Я бы только желала избавить брата от первых минут. Я желала бы, чтобы они скорее приехали. Я надеюсь сойтись с нею. Вы их давно знаете, – сказала княжна Марья, – скажите мне, положа руку на сердце, всю истинную правду, что это за девушка и как вы находите ее? Но всю правду; потому что, вы понимаете, Андрей так много рискует, делая это против воли отца, что я бы желала знать…
Неясный инстинкт сказал Пьеру, что в этих оговорках и повторяемых просьбах сказать всю правду, выражалось недоброжелательство княжны Марьи к своей будущей невестке, что ей хотелось, чтобы Пьер не одобрил выбора князя Андрея; но Пьер сказал то, что он скорее чувствовал, чем думал.
– Я не знаю, как отвечать на ваш вопрос, – сказал он, покраснев, сам не зная от чего. – Я решительно не знаю, что это за девушка; я никак не могу анализировать ее. Она обворожительна. А отчего, я не знаю: вот всё, что можно про нее сказать. – Княжна Марья вздохнула и выражение ее лица сказало: «Да, я этого ожидала и боялась».
– Умна она? – спросила княжна Марья. Пьер задумался.
– Я думаю нет, – сказал он, – а впрочем да. Она не удостоивает быть умной… Да нет, она обворожительна, и больше ничего. – Княжна Марья опять неодобрительно покачала головой.
– Ах, я так желаю любить ее! Вы ей это скажите, ежели увидите ее прежде меня.
– Я слышал, что они на днях будут, – сказал Пьер.
Княжна Марья сообщила Пьеру свой план о том, как она, только что приедут Ростовы, сблизится с будущей невесткой и постарается приучить к ней старого князя.


Женитьба на богатой невесте в Петербурге не удалась Борису и он с этой же целью приехал в Москву. В Москве Борис находился в нерешительности между двумя самыми богатыми невестами – Жюли и княжной Марьей. Хотя княжна Марья, несмотря на свою некрасивость, и казалась ему привлекательнее Жюли, ему почему то неловко было ухаживать за Болконской. В последнее свое свиданье с ней, в именины старого князя, на все его попытки заговорить с ней о чувствах, она отвечала ему невпопад и очевидно не слушала его.
Жюли, напротив, хотя и особенным, одной ей свойственным способом, но охотно принимала его ухаживанье.
Жюли было 27 лет. После смерти своих братьев, она стала очень богата. Она была теперь совершенно некрасива; но думала, что она не только так же хороша, но еще гораздо больше привлекательна, чем была прежде. В этом заблуждении поддерживало ее то, что во первых она стала очень богатой невестой, а во вторых то, что чем старее она становилась, тем она была безопаснее для мужчин, тем свободнее было мужчинам обращаться с нею и, не принимая на себя никаких обязательств, пользоваться ее ужинами, вечерами и оживленным обществом, собиравшимся у нее. Мужчина, который десять лет назад побоялся бы ездить каждый день в дом, где была 17 ти летняя барышня, чтобы не компрометировать ее и не связать себя, теперь ездил к ней смело каждый день и обращался с ней не как с барышней невестой, а как с знакомой, не имеющей пола.
Дом Карагиных был в эту зиму в Москве самым приятным и гостеприимным домом. Кроме званых вечеров и обедов, каждый день у Карагиных собиралось большое общество, в особенности мужчин, ужинающих в 12 м часу ночи и засиживающихся до 3 го часу. Не было бала, гулянья, театра, который бы пропускала Жюли. Туалеты ее были всегда самые модные. Но, несмотря на это, Жюли казалась разочарована во всем, говорила всякому, что она не верит ни в дружбу, ни в любовь, ни в какие радости жизни, и ожидает успокоения только там . Она усвоила себе тон девушки, понесшей великое разочарованье, девушки, как будто потерявшей любимого человека или жестоко обманутой им. Хотя ничего подобного с ней не случилось, на нее смотрели, как на такую, и сама она даже верила, что она много пострадала в жизни. Эта меланхолия, не мешавшая ей веселиться, не мешала бывавшим у нее молодым людям приятно проводить время. Каждый гость, приезжая к ним, отдавал свой долг меланхолическому настроению хозяйки и потом занимался и светскими разговорами, и танцами, и умственными играми, и турнирами буриме, которые были в моде у Карагиных. Только некоторые молодые люди, в числе которых был и Борис, более углублялись в меланхолическое настроение Жюли, и с этими молодыми людьми она имела более продолжительные и уединенные разговоры о тщете всего мирского, и им открывала свои альбомы, исписанные грустными изображениями, изречениями и стихами.
Жюли была особенно ласкова к Борису: жалела о его раннем разочаровании в жизни, предлагала ему те утешения дружбы, которые она могла предложить, сама так много пострадав в жизни, и открыла ему свой альбом. Борис нарисовал ей в альбом два дерева и написал: Arbres rustiques, vos sombres rameaux secouent sur moi les tenebres et la melancolie. [Сельские деревья, ваши темные сучья стряхивают на меня мрак и меланхолию.]
В другом месте он нарисовал гробницу и написал:
«La mort est secourable et la mort est tranquille
«Ah! contre les douleurs il n'y a pas d'autre asile».
[Смерть спасительна и смерть спокойна;
О! против страданий нет другого убежища.]
Жюли сказала, что это прелестно.
– II y a quelque chose de si ravissant dans le sourire de la melancolie, [Есть что то бесконечно обворожительное в улыбке меланхолии,] – сказала она Борису слово в слово выписанное это место из книги.
– C'est un rayon de lumiere dans l'ombre, une nuance entre la douleur et le desespoir, qui montre la consolation possible. [Это луч света в тени, оттенок между печалью и отчаянием, который указывает на возможность утешения.] – На это Борис написал ей стихи:
«Aliment de poison d'une ame trop sensible,
«Toi, sans qui le bonheur me serait impossible,
«Tendre melancolie, ah, viens me consoler,
«Viens calmer les tourments de ma sombre retraite
«Et mele une douceur secrete
«A ces pleurs, que je sens couler».
[Ядовитая пища слишком чувствительной души,
Ты, без которой счастье было бы для меня невозможно,
Нежная меланхолия, о, приди, меня утешить,
Приди, утиши муки моего мрачного уединения
И присоедини тайную сладость
К этим слезам, которых я чувствую течение.]
Жюли играла Борису нa арфе самые печальные ноктюрны. Борис читал ей вслух Бедную Лизу и не раз прерывал чтение от волнения, захватывающего его дыханье. Встречаясь в большом обществе, Жюли и Борис смотрели друг на друга как на единственных людей в мире равнодушных, понимавших один другого.
Анна Михайловна, часто ездившая к Карагиным, составляя партию матери, между тем наводила верные справки о том, что отдавалось за Жюли (отдавались оба пензенские именья и нижегородские леса). Анна Михайловна, с преданностью воле провидения и умилением, смотрела на утонченную печаль, которая связывала ее сына с богатой Жюли.
– Toujours charmante et melancolique, cette chere Julieie, [Она все так же прелестна и меланхолична, эта милая Жюли.] – говорила она дочери. – Борис говорит, что он отдыхает душой в вашем доме. Он так много понес разочарований и так чувствителен, – говорила она матери.
– Ах, мой друг, как я привязалась к Жюли последнее время, – говорила она сыну, – не могу тебе описать! Да и кто может не любить ее? Это такое неземное существо! Ах, Борис, Борис! – Она замолкала на минуту. – И как мне жалко ее maman, – продолжала она, – нынче она показывала мне отчеты и письма из Пензы (у них огромное имение) и она бедная всё сама одна: ее так обманывают!
Борис чуть заметно улыбался, слушая мать. Он кротко смеялся над ее простодушной хитростью, но выслушивал и иногда выспрашивал ее внимательно о пензенских и нижегородских имениях.
Жюли уже давно ожидала предложенья от своего меланхолического обожателя и готова была принять его; но какое то тайное чувство отвращения к ней, к ее страстному желанию выйти замуж, к ее ненатуральности, и чувство ужаса перед отречением от возможности настоящей любви еще останавливало Бориса. Срок его отпуска уже кончался. Целые дни и каждый божий день он проводил у Карагиных, и каждый день, рассуждая сам с собою, Борис говорил себе, что он завтра сделает предложение. Но в присутствии Жюли, глядя на ее красное лицо и подбородок, почти всегда осыпанный пудрой, на ее влажные глаза и на выражение лица, изъявлявшего всегдашнюю готовность из меланхолии тотчас же перейти к неестественному восторгу супружеского счастия, Борис не мог произнести решительного слова: несмотря на то, что он уже давно в воображении своем считал себя обладателем пензенских и нижегородских имений и распределял употребление с них доходов. Жюли видела нерешительность Бориса и иногда ей приходила мысль, что она противна ему; но тотчас же женское самообольщение представляло ей утешение, и она говорила себе, что он застенчив только от любви. Меланхолия ее однако начинала переходить в раздражительность, и не задолго перед отъездом Бориса, она предприняла решительный план. В то самое время как кончался срок отпуска Бориса, в Москве и, само собой разумеется, в гостиной Карагиных, появился Анатоль Курагин, и Жюли, неожиданно оставив меланхолию, стала очень весела и внимательна к Курагину.
– Mon cher, – сказала Анна Михайловна сыну, – je sais de bonne source que le Prince Basile envoie son fils a Moscou pour lui faire epouser Julieie. [Мой милый, я знаю из верных источников, что князь Василий присылает своего сына в Москву, для того чтобы женить его на Жюли.] Я так люблю Жюли, что мне жалко бы было ее. Как ты думаешь, мой друг? – сказала Анна Михайловна.
Мысль остаться в дураках и даром потерять весь этот месяц тяжелой меланхолической службы при Жюли и видеть все расписанные уже и употребленные как следует в его воображении доходы с пензенских имений в руках другого – в особенности в руках глупого Анатоля, оскорбляла Бориса. Он поехал к Карагиным с твердым намерением сделать предложение. Жюли встретила его с веселым и беззаботным видом, небрежно рассказывала о том, как ей весело было на вчерашнем бале, и спрашивала, когда он едет. Несмотря на то, что Борис приехал с намерением говорить о своей любви и потому намеревался быть нежным, он раздражительно начал говорить о женском непостоянстве: о том, как женщины легко могут переходить от грусти к радости и что у них расположение духа зависит только от того, кто за ними ухаживает. Жюли оскорбилась и сказала, что это правда, что для женщины нужно разнообразие, что всё одно и то же надоест каждому.
– Для этого я бы советовал вам… – начал было Борис, желая сказать ей колкость; но в ту же минуту ему пришла оскорбительная мысль, что он может уехать из Москвы, не достигнув своей цели и даром потеряв свои труды (чего с ним никогда ни в чем не бывало). Он остановился в середине речи, опустил глаза, чтоб не видать ее неприятно раздраженного и нерешительного лица и сказал: – Я совсем не с тем, чтобы ссориться с вами приехал сюда. Напротив… – Он взглянул на нее, чтобы увериться, можно ли продолжать. Всё раздражение ее вдруг исчезло, и беспокойные, просящие глаза были с жадным ожиданием устремлены на него. «Я всегда могу устроиться так, чтобы редко видеть ее», подумал Борис. «А дело начато и должно быть сделано!» Он вспыхнул румянцем, поднял на нее глаза и сказал ей: – «Вы знаете мои чувства к вам!» Говорить больше не нужно было: лицо Жюли сияло торжеством и самодовольством; но она заставила Бориса сказать ей всё, что говорится в таких случаях, сказать, что он любит ее, и никогда ни одну женщину не любил более ее. Она знала, что за пензенские имения и нижегородские леса она могла требовать этого и она получила то, что требовала.
Жених с невестой, не поминая более о деревьях, обсыпающих их мраком и меланхолией, делали планы о будущем устройстве блестящего дома в Петербурге, делали визиты и приготавливали всё для блестящей свадьбы.


Граф Илья Андреич в конце января с Наташей и Соней приехал в Москву. Графиня всё была нездорова, и не могла ехать, – а нельзя было ждать ее выздоровления: князя Андрея ждали в Москву каждый день; кроме того нужно было закупать приданое, нужно было продавать подмосковную и нужно было воспользоваться присутствием старого князя в Москве, чтобы представить ему его будущую невестку. Дом Ростовых в Москве был не топлен; кроме того они приехали на короткое время, графини не было с ними, а потому Илья Андреич решился остановиться в Москве у Марьи Дмитриевны Ахросимовой, давно предлагавшей графу свое гостеприимство.
Поздно вечером четыре возка Ростовых въехали во двор Марьи Дмитриевны в старой Конюшенной. Марья Дмитриевна жила одна. Дочь свою она уже выдала замуж. Сыновья ее все были на службе.
Она держалась всё так же прямо, говорила также прямо, громко и решительно всем свое мнение, и всем своим существом как будто упрекала других людей за всякие слабости, страсти и увлечения, которых возможности она не признавала. С раннего утра в куцавейке, она занималась домашним хозяйством, потом ездила: по праздникам к обедни и от обедни в остроги и тюрьмы, где у нее бывали дела, о которых она никому не говорила, а по будням, одевшись, дома принимала просителей разных сословий, которые каждый день приходили к ней, и потом обедала; за обедом сытным и вкусным всегда бывало человека три четыре гостей, после обеда делала партию в бостон; на ночь заставляла себе читать газеты и новые книги, а сама вязала. Редко она делала исключения для выездов, и ежели выезжала, то ездила только к самым важным лицам в городе.
Она еще не ложилась, когда приехали Ростовы, и в передней завизжала дверь на блоке, пропуская входивших с холода Ростовых и их прислугу. Марья Дмитриевна, с очками спущенными на нос, закинув назад голову, стояла в дверях залы и с строгим, сердитым видом смотрела на входящих. Можно бы было подумать, что она озлоблена против приезжих и сейчас выгонит их, ежели бы она не отдавала в это время заботливых приказаний людям о том, как разместить гостей и их вещи.
– Графские? – сюда неси, говорила она, указывая на чемоданы и ни с кем не здороваясь. – Барышни, сюда налево. Ну, вы что лебезите! – крикнула она на девок. – Самовар чтобы согреть! – Пополнела, похорошела, – проговорила она, притянув к себе за капор разрумянившуюся с мороза Наташу. – Фу, холодная! Да раздевайся же скорее, – крикнула она на графа, хотевшего подойти к ее руке. – Замерз, небось. Рому к чаю подать! Сонюшка, bonjour, – сказала она Соне, этим французским приветствием оттеняя свое слегка презрительное и ласковое отношение к Соне.
Когда все, раздевшись и оправившись с дороги, пришли к чаю, Марья Дмитриевна по порядку перецеловала всех.
– Душой рада, что приехали и что у меня остановились, – говорила она. – Давно пора, – сказала она, значительно взглянув на Наташу… – старик здесь и сына ждут со дня на день. Надо, надо с ним познакомиться. Ну да об этом после поговорим, – прибавила она, оглянув Соню взглядом, показывавшим, что она при ней не желает говорить об этом. – Теперь слушай, – обратилась она к графу, – завтра что же тебе надо? За кем пошлешь? Шиншина? – она загнула один палец; – плаксу Анну Михайловну? – два. Она здесь с сыном. Женится сын то! Потом Безухова чтоль? И он здесь с женой. Он от нее убежал, а она за ним прискакала. Он обедал у меня в середу. Ну, а их – она указала на барышень – завтра свожу к Иверской, а потом и к Обер Шельме заедем. Ведь, небось, всё новое делать будете? С меня не берите, нынче рукава, вот что! Намедни княжна Ирина Васильевна молодая ко мне приехала: страх глядеть, точно два боченка на руки надела. Ведь нынче, что день – новая мода. Да у тебя то у самого какие дела? – обратилась она строго к графу.
– Всё вдруг подошло, – отвечал граф. – Тряпки покупать, а тут еще покупатель на подмосковную и на дом. Уж ежели милость ваша будет, я времечко выберу, съезжу в Маринское на денек, вам девчат моих прикину.
– Хорошо, хорошо, у меня целы будут. У меня как в Опекунском совете. Я их и вывезу куда надо, и побраню, и поласкаю, – сказала Марья Дмитриевна, дотрогиваясь большой рукой до щеки любимицы и крестницы своей Наташи.
На другой день утром Марья Дмитриевна свозила барышень к Иверской и к m me Обер Шальме, которая так боялась Марьи Дмитриевны, что всегда в убыток уступала ей наряды, только бы поскорее выжить ее от себя. Марья Дмитриевна заказала почти всё приданое. Вернувшись она выгнала всех кроме Наташи из комнаты и подозвала свою любимицу к своему креслу.
– Ну теперь поговорим. Поздравляю тебя с женишком. Подцепила молодца! Я рада за тебя; и его с таких лет знаю (она указала на аршин от земли). – Наташа радостно краснела. – Я его люблю и всю семью его. Теперь слушай. Ты ведь знаешь, старик князь Николай очень не желал, чтоб сын женился. Нравный старик! Оно, разумеется, князь Андрей не дитя, и без него обойдется, да против воли в семью входить нехорошо. Надо мирно, любовно. Ты умница, сумеешь обойтись как надо. Ты добренько и умненько обойдись. Вот всё и хорошо будет.
Наташа молчала, как думала Марья Дмитриевна от застенчивости, но в сущности Наташе было неприятно, что вмешивались в ее дело любви князя Андрея, которое представлялось ей таким особенным от всех людских дел, что никто, по ее понятиям, не мог понимать его. Она любила и знала одного князя Андрея, он любил ее и должен был приехать на днях и взять ее. Больше ей ничего не нужно было.
– Ты видишь ли, я его давно знаю, и Машеньку, твою золовку, люблю. Золовки – колотовки, ну а уж эта мухи не обидит. Она меня просила ее с тобой свести. Ты завтра с отцом к ней поедешь, да приласкайся хорошенько: ты моложе ее. Как твой то приедет, а уж ты и с сестрой и с отцом знакома, и тебя полюбили. Так или нет? Ведь лучше будет?
– Лучше, – неохотно отвечала Наташа.


На другой день, по совету Марьи Дмитриевны, граф Илья Андреич поехал с Наташей к князю Николаю Андреичу. Граф с невеселым духом собирался на этот визит: в душе ему было страшно. Последнее свидание во время ополчения, когда граф в ответ на свое приглашение к обеду выслушал горячий выговор за недоставление людей, было памятно графу Илье Андреичу. Наташа, одевшись в свое лучшее платье, была напротив в самом веселом расположении духа. «Не может быть, чтобы они не полюбили меня, думала она: меня все всегда любили. И я так готова сделать для них всё, что они пожелают, так готова полюбить его – за то, что он отец, а ее за то, что она сестра, что не за что им не полюбить меня!»
Они подъехали к старому, мрачному дому на Вздвиженке и вошли в сени.
– Ну, Господи благослови, – проговорил граф, полу шутя, полу серьезно; но Наташа заметила, что отец ее заторопился, входя в переднюю, и робко, тихо спросил, дома ли князь и княжна. После доклада о их приезде между прислугой князя произошло смятение. Лакей, побежавший докладывать о них, был остановлен другим лакеем в зале и они шептали о чем то. В залу выбежала горничная девушка, и торопливо тоже говорила что то, упоминая о княжне. Наконец один старый, с сердитым видом лакей вышел и доложил Ростовым, что князь принять не может, а княжна просит к себе. Первая навстречу гостям вышла m lle Bourienne. Она особенно учтиво встретила отца с дочерью и проводила их к княжне. Княжна с взволнованным, испуганным и покрытым красными пятнами лицом выбежала, тяжело ступая, навстречу к гостям, и тщетно пытаясь казаться свободной и радушной. Наташа с первого взгляда не понравилась княжне Марье. Она ей показалась слишком нарядной, легкомысленно веселой и тщеславной. Княжна Марья не знала, что прежде, чем она увидала свою будущую невестку, она уже была дурно расположена к ней по невольной зависти к ее красоте, молодости и счастию и по ревности к любви своего брата. Кроме этого непреодолимого чувства антипатии к ней, княжна Марья в эту минуту была взволнована еще тем, что при докладе о приезде Ростовых, князь закричал, что ему их не нужно, что пусть княжна Марья принимает, если хочет, а чтоб к нему их не пускали. Княжна Марья решилась принять Ростовых, но всякую минуту боялась, как бы князь не сделал какую нибудь выходку, так как он казался очень взволнованным приездом Ростовых.
– Ну вот, я вам, княжна милая, привез мою певунью, – сказал граф, расшаркиваясь и беспокойно оглядываясь, как будто он боялся, не взойдет ли старый князь. – Уж как я рад, что вы познакомились… Жаль, жаль, что князь всё нездоров, – и сказав еще несколько общих фраз он встал. – Ежели позволите, княжна, на четверть часика вам прикинуть мою Наташу, я бы съездил, тут два шага, на Собачью Площадку, к Анне Семеновне, и заеду за ней.
Илья Андреич придумал эту дипломатическую хитрость для того, чтобы дать простор будущей золовке объясниться с своей невесткой (как он сказал это после дочери) и еще для того, чтобы избежать возможности встречи с князем, которого он боялся. Он не сказал этого дочери, но Наташа поняла этот страх и беспокойство своего отца и почувствовала себя оскорбленною. Она покраснела за своего отца, еще более рассердилась за то, что покраснела и смелым, вызывающим взглядом, говорившим про то, что она никого не боится, взглянула на княжну. Княжна сказала графу, что очень рада и просит его только пробыть подольше у Анны Семеновны, и Илья Андреич уехал.
M lle Bourienne, несмотря на беспокойные, бросаемые на нее взгляды княжны Марьи, желавшей с глазу на глаз поговорить с Наташей, не выходила из комнаты и держала твердо разговор о московских удовольствиях и театрах. Наташа была оскорблена замешательством, происшедшим в передней, беспокойством своего отца и неестественным тоном княжны, которая – ей казалось – делала милость, принимая ее. И потом всё ей было неприятно. Княжна Марья ей не нравилась. Она казалась ей очень дурной собою, притворной и сухою. Наташа вдруг нравственно съёжилась и приняла невольно такой небрежный тон, который еще более отталкивал от нее княжну Марью. После пяти минут тяжелого, притворного разговора, послышались приближающиеся быстрые шаги в туфлях. Лицо княжны Марьи выразило испуг, дверь комнаты отворилась и вошел князь в белом колпаке и халате.
– Ах, сударыня, – заговорил он, – сударыня, графиня… графиня Ростова, коли не ошибаюсь… прошу извинить, извинить… не знал, сударыня. Видит Бог не знал, что вы удостоили нас своим посещением, к дочери зашел в таком костюме. Извинить прошу… видит Бог не знал, – повторил он так не натурально, ударяя на слово Бог и так неприятно, что княжна Марья стояла, опустив глаза, не смея взглянуть ни на отца, ни на Наташу. Наташа, встав и присев, тоже не знала, что ей делать. Одна m lle Bourienne приятно улыбалась.
– Прошу извинить, прошу извинить! Видит Бог не знал, – пробурчал старик и, осмотрев с головы до ног Наташу, вышел. M lle Bourienne первая нашлась после этого появления и начала разговор про нездоровье князя. Наташа и княжна Марья молча смотрели друг на друга, и чем дольше они молча смотрели друг на друга, не высказывая того, что им нужно было высказать, тем недоброжелательнее они думали друг о друге.
Когда граф вернулся, Наташа неучтиво обрадовалась ему и заторопилась уезжать: она почти ненавидела в эту минуту эту старую сухую княжну, которая могла поставить ее в такое неловкое положение и провести с ней полчаса, ничего не сказав о князе Андрее. «Ведь я не могла же начать первая говорить о нем при этой француженке», думала Наташа. Княжна Марья между тем мучилась тем же самым. Она знала, что ей надо было сказать Наташе, но она не могла этого сделать и потому, что m lle Bourienne мешала ей, и потому, что она сама не знала, отчего ей так тяжело было начать говорить об этом браке. Когда уже граф выходил из комнаты, княжна Марья быстрыми шагами подошла к Наташе, взяла ее за руки и, тяжело вздохнув, сказала: «Постойте, мне надо…» Наташа насмешливо, сама не зная над чем, смотрела на княжну Марью.
– Милая Натали, – сказала княжна Марья, – знайте, что я рада тому, что брат нашел счастье… – Она остановилась, чувствуя, что она говорит неправду. Наташа заметила эту остановку и угадала причину ее.
– Я думаю, княжна, что теперь неудобно говорить об этом, – сказала Наташа с внешним достоинством и холодностью и с слезами, которые она чувствовала в горле.
«Что я сказала, что я сделала!» подумала она, как только вышла из комнаты.
Долго ждали в этот день Наташу к обеду. Она сидела в своей комнате и рыдала, как ребенок, сморкаясь и всхлипывая. Соня стояла над ней и целовала ее в волосы.
– Наташа, об чем ты? – говорила она. – Что тебе за дело до них? Всё пройдет, Наташа.
– Нет, ежели бы ты знала, как это обидно… точно я…
– Не говори, Наташа, ведь ты не виновата, так что тебе за дело? Поцелуй меня, – сказала Соня.
Наташа подняла голову, и в губы поцеловав свою подругу, прижала к ней свое мокрое лицо.
– Я не могу сказать, я не знаю. Никто не виноват, – говорила Наташа, – я виновата. Но всё это больно ужасно. Ах, что он не едет!…
Она с красными глазами вышла к обеду. Марья Дмитриевна, знавшая о том, как князь принял Ростовых, сделала вид, что она не замечает расстроенного лица Наташи и твердо и громко шутила за столом с графом и другими гостями.


В этот вечер Ростовы поехали в оперу, на которую Марья Дмитриевна достала билет.
Наташе не хотелось ехать, но нельзя было отказаться от ласковости Марьи Дмитриевны, исключительно для нее предназначенной. Когда она, одетая, вышла в залу, дожидаясь отца и поглядевшись в большое зеркало, увидала, что она хороша, очень хороша, ей еще более стало грустно; но грустно сладостно и любовно.
«Боже мой, ежели бы он был тут; тогда бы я не так как прежде, с какой то глупой робостью перед чем то, а по новому, просто, обняла бы его, прижалась бы к нему, заставила бы его смотреть на меня теми искательными, любопытными глазами, которыми он так часто смотрел на меня и потом заставила бы его смеяться, как он смеялся тогда, и глаза его – как я вижу эти глаза! думала Наташа. – И что мне за дело до его отца и сестры: я люблю его одного, его, его, с этим лицом и глазами, с его улыбкой, мужской и вместе детской… Нет, лучше не думать о нем, не думать, забыть, совсем забыть на это время. Я не вынесу этого ожидания, я сейчас зарыдаю», – и она отошла от зеркала, делая над собой усилия, чтоб не заплакать. – «И как может Соня так ровно, так спокойно любить Николиньку, и ждать так долго и терпеливо»! подумала она, глядя на входившую, тоже одетую, с веером в руках Соню.
«Нет, она совсем другая. Я не могу»!
Наташа чувствовала себя в эту минуту такой размягченной и разнеженной, что ей мало было любить и знать, что она любима: ей нужно теперь, сейчас нужно было обнять любимого человека и говорить и слышать от него слова любви, которыми было полно ее сердце. Пока она ехала в карете, сидя рядом с отцом, и задумчиво глядела на мелькавшие в мерзлом окне огни фонарей, она чувствовала себя еще влюбленнее и грустнее и забыла с кем и куда она едет. Попав в вереницу карет, медленно визжа колесами по снегу карета Ростовых подъехала к театру. Поспешно выскочили Наташа и Соня, подбирая платья; вышел граф, поддерживаемый лакеями, и между входившими дамами и мужчинами и продающими афиши, все трое пошли в коридор бенуара. Из за притворенных дверей уже слышались звуки музыки.
– Nathalie, vos cheveux, [Натали, твои волосы,] – прошептала Соня. Капельдинер учтиво и поспешно проскользнул перед дамами и отворил дверь ложи. Музыка ярче стала слышна в дверь, блеснули освещенные ряды лож с обнаженными плечами и руками дам, и шумящий и блестящий мундирами партер. Дама, входившая в соседний бенуар, оглянула Наташу женским, завистливым взглядом. Занавесь еще не поднималась и играли увертюру. Наташа, оправляя платье, прошла вместе с Соней и села, оглядывая освещенные ряды противуположных лож. Давно не испытанное ею ощущение того, что сотни глаз смотрят на ее обнаженные руки и шею, вдруг и приятно и неприятно охватило ее, вызывая целый рой соответствующих этому ощущению воспоминаний, желаний и волнений.