Социалистическая партия Америки

Социалистическая партия Америки
Socialist Party of America
Дата основания:	Август 1901
Дата роспуска:	конец 1960-х — раскол; 1973 — полная ликвидация
Идеология:	демократический социализм, социалистический феминизм
Интернационал:	Второй интернационал (1901), Социалистический интернационал (1951)

К:Политические партии, основанные в 1901 году

К:Исчезли в 1960 году Социалистическая партия Америки (англ. Socialist Party of America, SPA) — существовавшая в прошлом социалистическая политическая партия в США, основанная в 1901 году после слияния Социал-демократической партии США, созданной тремя годами раньше ветеранами «Пулмановской стачки» Американского союза железнодорожников(American Railway Union), и тред-юнионистского крыла Социалистической трудовой партии Америки (Socialist Labor Party of America). Партия пользовалась растущей популярностью в 1904—1912 гг., став наряду с Прогрессивной партией «третьей партией» в политике США, но раскололась во время Первой мировой войны.

История

Начальный период

С 1901 года до начала Первой мировой войны представители Соцпартии занимали целый ряд выборных должностей. В Конгрессе были два конгрессмена от Соцпартии — Мейер Лондон (Meyer London) от города Нью-Йорк и Виктор Бергер (Victor Berger) от штата Милуоки, от СПА были избраны более 70 мэров городов, Социалистическая партия была представлена в законодательных собраниях разных штатов и в городских советах. Наибольшую поддержку на выборах партия имела среди недавно приехавших в страну еврейских, финских и немецких иммигрантов, шахтёров угольных шахт и фермеров — бывших участников популистского движения на Среднем Западе.

Первые члены партии придерживались широкого спектра взглядов: от революционного социализма до социал-демократии. При этом руководитель нью-йоркской организации партии Морис Хилкуит (en:Morris Hillquit) и конгрессмен Бергер находились на более социал-демократическом (правом) крыле партии, а социалисты-радикалы и синдикалисты, к которым относились члены организации Индустриальные рабочие мира (IWW), включая неоднократно выдвигавшегося партией кандидатом в президенты США Юджин Дебс, — на левом крыле партии. Были в партии и аграрные радикалы-утописты, такие как Джулиус Уэйлэнд (en:Julius Wayland) из Канзаса, работавший редактором ведущего национального печатного органа партии, Appeal To Reason, а также лидеры профсоюзного движения, еврейские, финские и немецкие иммигранты и представители интеллигенции, такие как Уолтер Липпманн, Макс Истмен и перешедший из Социалистической трудовой партии Америки Джек Лондон.

Партия враждовала с Американской федерацией труда (AFL). Руководство АФТ было настроено против Соцпартии и пропаганды левых идей среди рабочих вообще, однако умеренные социалисты вроде Бергера и Хилкуита выступали за сотрудничество с АФТ в надежде сформировать со временем более широкую лейбористскую партию. Главным их союзником в рядах АФТ был Макс Хайес (en:Max Hayes), президент Международного союза типографистов (International Typographical Union). Однако эти попытки были резко отвергнуты большинством членов Социалистической партии, которые придерживались взглядов IWW или позиции Уэйлэнда.

Репрессии против членов ИРМ, Первая мировая война и проводимая социалистами антивоенная кампания привели к обострению противоречий внутри партии и снижению числа её членов. Рост численности членов её языковых федераций из территорий, охваченных Октябрьской революцией, оказался иллюзорным, поскольку вскоре эти её члены перешли в ряды Коммунистической партии труда (Communist Labor Party).

Из партии вышли несколько наиболее активных членов, выступавших за вступление США в Первую мировую войну, среди которых были Уолтер Липманн (Walter Lippmann), Джон Спарго (en:John Spargo), Джордж Фелпс Стоукс (en:George Phelps Stokes) и Уильям Инглиш Уоллинг (en:William English Walling). Они создали недолговечную организацию под названием Национальная партия (National Party), которая рассчитывала объединиться с остатками Прогрессивной партии (Progressive Party) Теодора Рузвельта и Партии запрета (Prohibition Party), но не преуспела в этом.

В июне 1918 года самый известный лидер партии, Юджин Дебс (Eugene Victor Debs) выступил со знаменитой антивоенной речью, призвав оказывать сопротивление призыву в армию. Он был арестован на основании Закона о подрывной деятельности (Sedition Act) 1918 года, осуждён и приговорён к 10 годам лишения свободы. Дебс был помилован президентом США Уорреном Гардингом в 1921 году.

Исключение левого крыла

В январе 1919 года В. И. Ленин пригласил коммунистическое крыло Социалистической партии к участию в создании Третьего Интернационала — Коминтерна.

Сторонники большевизма в СПА провели в июне 1919 года конференцию с целью составления плана возвращения себе контроля над партией путём направления делегаций от исключённых членов партии с требованиями их присутствия. Однако языковые федерации, к которым со временем присоединились Чарльз Рутенберг и Луис Фрайна (en:Louis Fraina), отказались участвовать в этом и создали собственную партию, Коммунистическую партию США, на отдельном съезде в Чикаго, проведённом 2 сентября 1919 года.

Между тем левое крыло Социалистической партии, во главе которого стояли Джон Рид и Бенджамин Гитлоу (en:Benjamin Gitlow), добилось большинства на партийном съезда. Правое руководство партии вызвало полицию, которая услужливо выдворила левое большинство из зала, после чего его покинули и оставшиеся коммунистические делегаты. Революционные марксисты, изгнанные со съезда, учредили Коммунистическую партию труда (Communist Labor Party) 1 сентября 1919 года. Обе эти партии объединились в 1921 году, образовав предшественницу Коммунистической партии США. Юджин Дебс, хотя и симпатизировал Октябрьской революции и радикальным социалистам, остался в Социалистической партии, надеясь сохранить её единство.

Исключение социалистов из законодательного собрания штата Нью-Йорк

Партия пострадала во время периода антикоммунистической истерии, известного как «Красная угроза». В 1920 году законодательное собрание штата Нью-Йорк (New York State Assembly) исключило из своего состава пять членов Социалистической партии, обосновав это тем, что членство в Социалистической партии противоречит его целям. Это были Луис Уолдман (en:Louis Waldman), Сэмюэл Орр (en:Samuel Orr), Чарльз Соломон (en:Charles Solomon), Огюст Клэссенс (en:August Claessens) и Сэм Дьюитт (en:Sam Dewitt). Дело дошло до Верховного суда США, который вернул их в законодательное собрание.

Участие в избирательных кампаниях

В период с 1904 по 1912 год на выборах президента США Социалистическая партия выдвигала своим кандидатом Юджина Дебса. Партия показала лучший результат на президентских выборах 1912 года, когда за Дебса был отдан 901 551 голос, или 6 % голосов избирателей. В 1920 году Дебс был выдвинут снова, на этот раз находясь в заключении за антивоенную деятельность, и сумел получить 913 693 голосов (3,4 %).

Социалистическая партия не выдвигала своего кандидата на президентских выборах 1924 года, а поддержала сенатора Роберта М. Лафолета-старшего и его Прогрессивную партию (в это время социалисты, как и коммунисты, стремились создать вместе с последней массовую рабоче-фермерскую партию).

В 1928 году состоялось возвращение Социалистической партии как самостоятельного субъекта выборов под руководством протестантского священника из Нью-Йорка Нормана Томаса, сумевшего собрать 267 478 голосов (0,7 %). Томас неоднократно выдвигался кандидатом в президенты США от социалистов до 1948 года включительно. В 1932 году он получил 884 885 голосов (2,2 %). В 1936 году за Томаса проголосовало 187 910 избирателей (0,4 %), а в 1940 — 116 599 (0,2 %). В 1944 году за кандидата социалистов было отдано 79 017 голосов (0,2 %), а в 1948 — 139 569 (0,3 %). После 1948 года ни один кандидат-социалист не набирал больше 0,1 % голосов.

Сдвиг влево

Во времена Великой депрессии численность партии резко возросла, в основном за счёт молодёжи. В их числе были и многие антисталинистски настроенные коммунисты (троцкисты и сторонники Джея Лавстона), исключённые из Компартии. Многие молодёжные лидеры стремились к примирению и сотрудничеству с Коммунистической партией, в рамках новой политики Народного фронта, проводимой Коминтерном. Руководство фракции Единого фронта включало Рейнгольда Нибура (Reinhold Niebuhr), Эндрю Баймиллера (Andrew Biemiller), Дэниэла Хоуна (Daniel Hoan) и Гаса Тайлера (Gus Tyler). Многие из них стали основателями организации «Американцы за демократическое действие» (Americans for Democratic Action — ADA), основной леволиберальной организации в США во времена холодной войны.

Более радикально настроенные марксистские члены партии — так называемая фракция «Милитант» (Militant, её теоретиком был Хаим Канторович), поддерживавшая акты прямого действия, — возобладали на общенациональном съезде Социалистической партии в Детройте в июне 1934 года, что ускорило выход противостоящей им «Старой гвардии» (с Луисом Уолдманом и Дэвидом Дубинским во главе), выступавшей за создание общенациональной Фермерско-рабочей партии (Farmer-Labor Party), которую мог бы возглавить политик-популист Хью Лонг (Huey Long). Однако после того, как эта идея потерпела неудачу, в 1936 году лидеры «Старой гвардии» создали Социал-демократическую федерацию (Social Democratic Federation) и без особой охоты одобрили Франклина Рузвельта.

Между тем, к этому времени левые члены партии также оказывали критическую поддержку политике Рузвельта в соответствии с требованиями Народного фронта. Затем партию поддержало массовое вступление в неё американцев-последователей Троцкого из рядов Рабочей партии США (Workers Party of the United States) в рамках так называемого «французского поворота» (French Turn), в рамках которого троцкисты энтрировались в массовые социалистические партии. Однако революционные перспективы троцкистов вызвали такой беспорядок, что к 1938 году их исключили из партии. Вместе с троцкистами ушла молодёжная организация Социалистической партии, Молодёжная народная социалистическая лига (Young People’s Socialist League).

Годы ослабления партии

К 1940 году в партии оставалось только небольшое преданное ядро, выступавшее против «Нового курса» (New Deal) Франклина Рузвельта. В 1940 году Норман Томас был единственным кандидатом в президенты США, настроенным против просоветской внешней политики. Это также привело к тому, что в течение 1941 года Томас активно выступал в поддержку изоляционистского Первого комитета США (America First Committee).

Томас возглавил свою последнюю президентскую кампанию на выборах 1948 года, после чего стал осторожным сторонником послевоенного согласия в рядах либералов. Партия сохранила определенное влияние на местах, в таких городах как Милуоки, Бриджпорт (Коннектикут) в Коннектикуте и Рединг (Пенсильвания) в Пенсильвании. В г. Нью-Йорке партия часто выдвигала собственных кандидатов по линии Либеральной партии. В 1956 году партия помирилась и воссоединилась с Социально-демократической федерацией.

В 1958 году партия приняла в свои ряды членов Независимой социалистической лиги (Independent Socialist League) во главе с Максом Шахтманом (Max Shachtman). Молодые последователи Шахтмана смогли внести новую струю в партию и помогли ей сыграть активную роль в американском движении за гражданские права (1955—1968), а также принять активное участие в начальных мероприятиях «Новых левых». Однако Шахтман успешно заблокировал слияние партии с еврейским рабочим Бундом (Jewish Labor Bund), ссылаясь на проявленный в прошлом этой организацией антисионизм.

Раскол

К концу 1960-х годов самыми влиятельными фигурами в Социалистической партии Америки были Макс Шахтман (англ. Max Shachtman) и Майкл Харрингтон (англ. Michael Harrington), которые договорились о проведении параллельной стратегии сохранения Социалистической партии в качестве самостоятельной третьей партии, выдвигающей собственных кандидатов, и выступления в роли группы влияния в составе Демократической партии США. Сама партия разделилась на три фракции. Одна — это «Фракция Дебса» (англ. Debs Caucus) во главе с Дэвидом Макрейнолдсом (англ. David McReynolds), которая стремилась сохранять традиционную роль Социалистической партии как самостоятельной политической партии и занимала наиболее жёсткую «левую» позицию. Другая — это «центристская» «Коалиционная фракция» (англ. Coalition Caucus) во главе с Майклом Харрингтоном, которая также придерживалась левой ориентации, но хотела работать в составе Демократической партии с целью смещения последней влево. И наконец, «правая» «Фракция единства» (англ. Unity Caucus) во главе с Максом Шахтманом относилась к ярым сторонникам крыла Демократической партии, возглавляемого Линдоном Джонсоном и Джесси Джексоном, поддерживая ястребов-антикоммунистов за границей и программы гражданских прав и Великого общества (англ. Great Society) в США.

Раскол отразился на отношении членов партии к вьетнамской войне и к «Новым левым» — Шахтман и его сторонники всё в большей степени поддерживали войну и с большим недоверием относились к «Новым левым», Харрингтон резко выступал против войны, но тем не менее скептически оценивал «Новых левых», а «Фракция Дебса» возражала против войны и приветствовала «Новых левых». Напротив, из всех трёх группировок сторонники Шахтмана проявляли наибольшую склонность к ортодоксальному марксизму (или к своему варианту его) и демократическому централизму, тогда как остальные две фракции практиковали более эклектичный подход в своём видении социализма. Такое различие во взглядах наиболее ярко проявилось на съезде Демократической партии 1968 года, когда члены «Фракции Дебса» находились вместе с йиппи за пределами съезда, в рядах протестующих, жестоко разогнанных полицией, а члены «Коалиционной фракции» и «Фракции единства» были в числе делегатов съезда.

К 1972 году в партии наблюдался ещё более глубокий раскол, когда партийный печатный орган, газета New America, печатала оппозиционные статьи практически по всем вопросам. На президентских выборах 1972 года все фракции поддерживали разных кандидатов: «Фракция Дебса» поддерживала независимого кандидата от Народной партии Бенджамина Спока, «Коалиционная фракция» выступила в поддержку выдвиженца либеральных демократов Джорджа Макговерна, а «Фракция единства» поддерживала на «праймериз» Демократической партии Генри М. «Скупа» Джексона (англ. Henry M. «Scoop» Jackson), а затем, когда Джексон не смог номинироваться, объявила о нейтралитете между Макговерном и республиканцем Ричардом Никсоном.

Майкл Харрингтон и «Коалиционная фракция» вскоре вышли из партии, образовав Демократический социалистический организационный комитет (англ. Democratic Socialist Organizing Committee) (позднее — «Демократические социалисты Америки» — англ. Democratic Socialists of America), который работал в рамках Демократической партии, но поддерживал левое крыло последней. Они добились определённых успехов в 1970-е годы, но отошли на периферию из-за зависимости от личности Харрингтона, а затем из-за поддержки Джесси Джексона.

В том же 1972 году «Фракция Дебса» порвала с партией, создав Союз за демократический социализм (англ. Union for Democratic Socialism). (Дэвид Макрейнолдс (англ. David McReynolds) вышел из рядов партии ещё в 1970 году, но присоединился к вышедшей из партии группе). В 1973 году, после того как остальные фракции отказались от наименования «Социалистическая партия», СДС провозгласил себя Социалистической партией США (англ. Socialist Party USA). Сейчас она насчитывает около 1600 членов и регулярно выдвигает кандидатов на выборные должности.

Указанные события привели к тому, что контроль над партией получила фракция Шахтмана «Единства» (сам Шахтман умер вскоре после этого). В конце декабря 1972 года на Национальном конвенте (последнем в истории Соцпартии) было решено преобразовать партию в организацию «Социал-демократы США» (англ. Social Democrats USA). Так как с 1956 года партия не выдвигала своих кандидатов, то было решено отказаться от названия «партия», как вводящего в заблуждение и мешающего привлекать активистов из числа сторонников Демократической партии. Название «социалистическая» было заменено на «социал-демократы», так как у многих американцев слово «социализм» ассоциируется с советским коммунизмом. Кроме того, партия хотела отличиться от двух небольших марксистских партий, Социалистической рабочей и Социалистической трудовой.

Кандидаты в президенты и вице-президенты США от СПА

• 1900 — Юджин В. Дебс (Eugene V. Debs) и Джоб Харриман (Job Harriman)
• 1904 — Юджин В. Дебс и Бен Ханфорд (Ben Hanford)
• 1908 — Юджин В. Дебс и Бен Ханфорд
• 1912 — Юджин В. Дебс и Эмиль Зейдель (Emil Seidel)
• 1916 — Аллан Л. Бенсон (Allan L. Benson) и Джордж Киркпатрик (George Kirkpatrick)
• 1920 — Юджин В. Дебс и Сеймур Стэдман (Seymour Stedman)
• 1924 — Роберт М. Ла Фоллетт-старший (Robert M. La Follette, Sr.) и Бэртон К. Уилер (Burton K. Wheeler) (Прогрессивная партия)
• 1928 — Норман Томас (Norman Thomas) и Джеймс Х. Маурер (James H. Maurer)
• 1932 — Норман Томас и Джеймс Х. Маурер
• 1936 — Норман Томас и Джордж А. Нельсон (George A. Nelson)
• 1940 — Норман Томас и Мэйнард Ч. Крюгер (Maynard C. Krueger)
• 1944 — Норман Томас и Дарлингтон Хупс (Darlington Hoopes)
• 1948 — Норман Томас и Такер П. Смит (Tucker P. Smith)
• 1952 — Дарлингтон Хупс и Сэмюэл Х. Фридман (Samuel H. Friedman)
• 1956 — Дарлингтон Хупс и Сэмюэл Х. Фридман

Известные члены партии

• Виктор Л. Бергер (Victor L. Berger)
• Элла Рив Блур (Ella Reeve Bloor)*
• Эрл Браудер*
• Бенджамин Голд (1916—1921 годы в партии)*
• Юджин В. Дебс
• Давид Дубинский (David Dubinsky)
• Сэм Дьюитт (Sam Dewitt)
• Дороти Дэй
• Фрэнк Зейдлер (впоследствии вступил в Социалистическую партию США; последний социалист на посту мэра крупного города США — Милуоки)
• Джордж Аллан Ингленд
• Макс Истмен*
• Людвиг Каттерфельд*
• Хелен Келлер
• Александра Михайловна Коллонтай
• Джеймс Коннолли
• Джеймс П. Кэннон (James P. Cannon)*
• Павел Сергеевич Ладан*
• Джеймс Ларкин
• Лео Лаукки*
• Уолтер Липпман
• Джек Лондон
• Иван Акимович Лычев
• Тереза Малкил (Theresa S. Malkiel)
• Мэри Мэрси (Mary E. Marcy)
• Скотт Ниринг (Scott Nearing)
• Рейнгольд Нибур
• Кейт Ричардс О'Хейр (Kate Richards O’Hare)
• Мэри Уайт Овингтон (Mary White Ovington)
• Байард Растин
• Виктор Рейтер
• Уолтер Рейтер
• Джон Рид*
• Аса Филип Рэндольф
• Карл Сандберг
• Эптон Синклер
• Агнес Смедли
• Роуз Пастор Стоукс*
• Маргарет Сэнгер
• Норман Томас
• Луис Уолдмен
• Элизабет Герли Флинн*
• Уильям Фостер*
• Билл Хейвуд
• Морис Хилкуит (Morris Hillquit)
• Макс Шахтман
• Чарлз Протеус Штейнмец
• Мартин Эйберн

(*) Вышли из партии в связи с основанием Коммунистической партии США (Communist Party USA).

См. также

• Прогрессивизм в США

Литература

• Bell Daniel. Marxian Socialism in the United States. Princeton University Press, 1967.  (англ.)
• Harrington, Michael. Socialism 1970.  (англ.)
• Robert Hyfler; Prophets of the Left: American Socialist Thought in the Twentieth Century Greenwood Press. 1984.  (англ.)
• Ira Kipnis; The American Socialist Movement, 1897—1912 Columbia University Press, 1952.  (англ.)
• Laslett John M., and Lipset, Seymour Martin, eds. Failure of a Dream? Essays in the History of American Socialism. 1974.  (англ.)
• H. Wayne Morgan. Eugene v. Debs: Socialist for President Greenwood Press, 1973.  (англ.)
• Miller, Sally M. Victor Berger and the Promise of Constructive Socialism, 1910—1920. Greenwood, 1973.  (англ.)
• Quint, Howard. The Forging of American Socialism. 1953.  (англ.)
• David A. Shannon. «The Socialist Party Before the First World War: An Analysis» The Mississippi Valley Historical Review, Vol. 38, No. 2. (Sep., 1951), pp. 279—288. [links.jstor.org/sici?sici=0161-391X%28195109%2938%3A2%3C279%3ATSPBTF%3E2.0.CO%3B2-B JSTOR]  (англ.)
• Shannon, David A. The Socialist Party of America. 1967.  (англ.)
• Swanberg W. A. Norman Thomas: The Last Idealist. 1976.  (англ.)
• Weinstein James. The Decline of Socialism in America: 1912—1925. 1969.  (англ.)

Ссылки

Вебсайты, посвящённые Социалистической партии Америки

• [www.marxisthistory.org/subject/usa/eam/socialistparty.html Хронология Социалистической партии] в [www.marxisthistory.org/subject/usa/eam/index.html Архиве раннего американского марксизма (Early American Marxism Archive)].  (англ.)  (Проверено 15 февраля 2009)
• [www.marxisthistory.org/subject/usa/eam/documentdownloads.html Скачиваемые документы СПА 1897—1930] в Марксистском интернет-архиве.  (англ.)  (Проверено 15 февраля 2009)
• [www.marxisthistory.org/subject/usa/eam/spapubs.html Списки публикаций СПА 1897—1930] в Марксистском интернет-архиве.  (англ.)  (Проверено 15 февраля 2009)
• [www.marxisthistory.org/subject/usa/eam/spaofficials.html Списки должностных лиц СПА 1897—1936].  (англ.)  (Проверено 15 февраля 2009)
• [www.marxisthistory.org/subject/usa/eam/spamembership.html Цифры численности членов СПА 1899—1946].  (англ.)  (Проверено 15 февраля 2009)

Книги социалистов

• [www.burnedbookspublishing.com George Ross Kirkpatrick’s WAR — WHAT FOR?] первое воспроизведение в формате электронной книги. Прочитайте на английском языке, что писал о войне кандидат в вице-президенты США 1916 года от соцпартии.
• Ирвинг Стоун «Неистовый странник» (в другом переводе «Соперник в доме») — Художественная биография Юджина Дебса

Статьи

• [www.democracynow.org/article.pl?sid=04/06/21/1410236&mode=thread&tid=25 The Last Socialist Mayor]. Frank Zeidler, Mayor of Milwaukee (1948—1960). Interviewer, Amy Goodman. Democracy Now!. Monday, June 21 2004. Retrieved May 12, 2005. На англ. языке.
• [www.theorganizer.org/LP/USHistory/Bridgeport1.html Book Review: Bridgeport’s Socialist New Deal, 1915—1936 by Cecelia Bucki, Urbana and Chicago: University of Illinois Press, 2001]. Published by Socialist Organizer. Retrieved August 27, 2006. На англ. языке.
• [www.cresswellslist.com/ballots2/reading.htm Excerpts from the Reading Eagle, November 1911 and November 1935]. Статьи об организации Социалистической партии в г. Рединг (Пенсильвания) на английском языке.

Разное

• [www.cresswellslist.com/sp_auctions/referenc.htm Материалы Социалистической партии США]. Каталог предвыборных значков и символики Соцпартии Америки на английском языке.

Отрывок, характеризующий Социалистическая партия Америки

– Как, как, как стихи то Марина, как стихи, как? Что на Геракова написал: «Будешь в корпусе учитель… Скажи, скажи, – заговорил Кутузов, очевидно, собираясь посмеяться. Кайсаров прочел… Кутузов, улыбаясь, кивал головой в такт стихов.
Когда Пьер отошел от Кутузова, Долохов, подвинувшись к нему, взял его за руку.
– Очень рад встретить вас здесь, граф, – сказал он ему громко и не стесняясь присутствием посторонних, с особенной решительностью и торжественностью. – Накануне дня, в который бог знает кому из нас суждено остаться в живых, я рад случаю сказать вам, что я жалею о тех недоразумениях, которые были между нами, и желал бы, чтобы вы не имели против меня ничего. Прошу вас простить меня.
Пьер, улыбаясь, глядел на Долохова, не зная, что сказать ему. Долохов со слезами, выступившими ему на глаза, обнял и поцеловал Пьера.
Борис что то сказал своему генералу, и граф Бенигсен обратился к Пьеру и предложил ехать с собою вместе по линии.
– Вам это будет интересно, – сказал он.
– Да, очень интересно, – сказал Пьер.
Через полчаса Кутузов уехал в Татаринову, и Бенигсен со свитой, в числе которой был и Пьер, поехал по линии.


Бенигсен от Горок спустился по большой дороге к мосту, на который Пьеру указывал офицер с кургана как на центр позиции и у которого на берегу лежали ряды скошенной, пахнувшей сеном травы. Через мост они проехали в село Бородино, оттуда повернули влево и мимо огромного количества войск и пушек выехали к высокому кургану, на котором копали землю ополченцы. Это был редут, еще не имевший названия, потом получивший название редута Раевского, или курганной батареи.
Пьер не обратил особенного внимания на этот редут. Он не знал, что это место будет для него памятнее всех мест Бородинского поля. Потом они поехали через овраг к Семеновскому, в котором солдаты растаскивали последние бревна изб и овинов. Потом под гору и на гору они проехали вперед через поломанную, выбитую, как градом, рожь, по вновь проложенной артиллерией по колчам пашни дороге на флеши [род укрепления. (Примеч. Л.Н. Толстого.) ], тоже тогда еще копаемые.
Бенигсен остановился на флешах и стал смотреть вперед на (бывший еще вчера нашим) Шевардинский редут, на котором виднелось несколько всадников. Офицеры говорили, что там был Наполеон или Мюрат. И все жадно смотрели на эту кучку всадников. Пьер тоже смотрел туда, стараясь угадать, который из этих чуть видневшихся людей был Наполеон. Наконец всадники съехали с кургана и скрылись.
Бенигсен обратился к подошедшему к нему генералу и стал пояснять все положение наших войск. Пьер слушал слова Бенигсена, напрягая все свои умственные силы к тому, чтоб понять сущность предстоящего сражения, но с огорчением чувствовал, что умственные способности его для этого были недостаточны. Он ничего не понимал. Бенигсен перестал говорить, и заметив фигуру прислушивавшегося Пьера, сказал вдруг, обращаясь к нему:
– Вам, я думаю, неинтересно?
– Ах, напротив, очень интересно, – повторил Пьер не совсем правдиво.
С флеш они поехали еще левее дорогою, вьющеюся по частому, невысокому березовому лесу. В середине этого
леса выскочил перед ними на дорогу коричневый с белыми ногами заяц и, испуганный топотом большого количества лошадей, так растерялся, что долго прыгал по дороге впереди их, возбуждая общее внимание и смех, и, только когда в несколько голосов крикнули на него, бросился в сторону и скрылся в чаще. Проехав версты две по лесу, они выехали на поляну, на которой стояли войска корпуса Тучкова, долженствовавшего защищать левый фланг.
Здесь, на крайнем левом фланге, Бенигсен много и горячо говорил и сделал, как казалось Пьеру, важное в военном отношении распоряжение. Впереди расположения войск Тучкова находилось возвышение. Это возвышение не было занято войсками. Бенигсен громко критиковал эту ошибку, говоря, что было безумно оставить незанятою командующую местностью высоту и поставить войска под нею. Некоторые генералы выражали то же мнение. Один в особенности с воинской горячностью говорил о том, что их поставили тут на убой. Бенигсен приказал своим именем передвинуть войска на высоту.
Распоряжение это на левом фланге еще более заставило Пьера усумниться в его способности понять военное дело. Слушая Бенигсена и генералов, осуждавших положение войск под горою, Пьер вполне понимал их и разделял их мнение; но именно вследствие этого он не мог понять, каким образом мог тот, кто поставил их тут под горою, сделать такую очевидную и грубую ошибку.
Пьер не знал того, что войска эти были поставлены не для защиты позиции, как думал Бенигсен, а были поставлены в скрытое место для засады, то есть для того, чтобы быть незамеченными и вдруг ударить на подвигавшегося неприятеля. Бенигсен не знал этого и передвинул войска вперед по особенным соображениям, не сказав об этом главнокомандующему.


Князь Андрей в этот ясный августовский вечер 25 го числа лежал, облокотившись на руку, в разломанном сарае деревни Князькова, на краю расположения своего полка. В отверстие сломанной стены он смотрел на шедшую вдоль по забору полосу тридцатилетних берез с обрубленными нижними сучьями, на пашню с разбитыми на ней копнами овса и на кустарник, по которому виднелись дымы костров – солдатских кухонь.
Как ни тесна и никому не нужна и ни тяжка теперь казалась князю Андрею его жизнь, он так же, как и семь лет тому назад в Аустерлице накануне сражения, чувствовал себя взволнованным и раздраженным.
Приказания на завтрашнее сражение были отданы и получены им. Делать ему было больше нечего. Но мысли самые простые, ясные и потому страшные мысли не оставляли его в покое. Он знал, что завтрашнее сражение должно было быть самое страшное изо всех тех, в которых он участвовал, и возможность смерти в первый раз в его жизни, без всякого отношения к житейскому, без соображений о том, как она подействует на других, а только по отношению к нему самому, к его душе, с живостью, почти с достоверностью, просто и ужасно, представилась ему. И с высоты этого представления все, что прежде мучило и занимало его, вдруг осветилось холодным белым светом, без теней, без перспективы, без различия очертаний. Вся жизнь представилась ему волшебным фонарем, в который он долго смотрел сквозь стекло и при искусственном освещении. Теперь он увидал вдруг, без стекла, при ярком дневном свете, эти дурно намалеванные картины. «Да, да, вот они те волновавшие и восхищавшие и мучившие меня ложные образы, – говорил он себе, перебирая в своем воображении главные картины своего волшебного фонаря жизни, глядя теперь на них при этом холодном белом свете дня – ясной мысли о смерти. – Вот они, эти грубо намалеванные фигуры, которые представлялись чем то прекрасным и таинственным. Слава, общественное благо, любовь к женщине, самое отечество – как велики казались мне эти картины, какого глубокого смысла казались они исполненными! И все это так просто, бледно и грубо при холодном белом свете того утра, которое, я чувствую, поднимается для меня». Три главные горя его жизни в особенности останавливали его внимание. Его любовь к женщине, смерть его отца и французское нашествие, захватившее половину России. «Любовь!.. Эта девочка, мне казавшаяся преисполненною таинственных сил. Как же я любил ее! я делал поэтические планы о любви, о счастии с нею. О милый мальчик! – с злостью вслух проговорил он. – Как же! я верил в какую то идеальную любовь, которая должна была мне сохранить ее верность за целый год моего отсутствия! Как нежный голубок басни, она должна была зачахнуть в разлуке со мной. А все это гораздо проще… Все это ужасно просто, гадко!
Отец тоже строил в Лысых Горах и думал, что это его место, его земля, его воздух, его мужики; а пришел Наполеон и, не зная об его существовании, как щепку с дороги, столкнул его, и развалились его Лысые Горы и вся его жизнь. А княжна Марья говорит, что это испытание, посланное свыше. Для чего же испытание, когда его уже нет и не будет? никогда больше не будет! Его нет! Так кому же это испытание? Отечество, погибель Москвы! А завтра меня убьет – и не француз даже, а свой, как вчера разрядил солдат ружье около моего уха, и придут французы, возьмут меня за ноги и за голову и швырнут в яму, чтоб я не вонял им под носом, и сложатся новые условия жизни, которые будут также привычны для других, и я не буду знать про них, и меня не будет».
Он поглядел на полосу берез с их неподвижной желтизной, зеленью и белой корой, блестящих на солнце. «Умереть, чтобы меня убили завтра, чтобы меня не было… чтобы все это было, а меня бы не было». Он живо представил себе отсутствие себя в этой жизни. И эти березы с их светом и тенью, и эти курчавые облака, и этот дым костров – все вокруг преобразилось для него и показалось чем то страшным и угрожающим. Мороз пробежал по его спине. Быстро встав, он вышел из сарая и стал ходить.
За сараем послышались голоса.
– Кто там? – окликнул князь Андрей.
Красноносый капитан Тимохин, бывший ротный командир Долохова, теперь, за убылью офицеров, батальонный командир, робко вошел в сарай. За ним вошли адъютант и казначей полка.
Князь Андрей поспешно встал, выслушал то, что по службе имели передать ему офицеры, передал им еще некоторые приказания и сбирался отпустить их, когда из за сарая послышался знакомый, пришепетывающий голос.
– Que diable! [Черт возьми!] – сказал голос человека, стукнувшегося обо что то.
Князь Андрей, выглянув из сарая, увидал подходящего к нему Пьера, который споткнулся на лежавшую жердь и чуть не упал. Князю Андрею вообще неприятно было видеть людей из своего мира, в особенности же Пьера, который напоминал ему все те тяжелые минуты, которые он пережил в последний приезд в Москву.
– А, вот как! – сказал он. – Какими судьбами? Вот не ждал.
В то время как он говорил это, в глазах его и выражении всего лица было больше чем сухость – была враждебность, которую тотчас же заметил Пьер. Он подходил к сараю в самом оживленном состоянии духа, но, увидав выражение лица князя Андрея, он почувствовал себя стесненным и неловким.
– Я приехал… так… знаете… приехал… мне интересно, – сказал Пьер, уже столько раз в этот день бессмысленно повторявший это слово «интересно». – Я хотел видеть сражение.
– Да, да, а братья масоны что говорят о войне? Как предотвратить ее? – сказал князь Андрей насмешливо. – Ну что Москва? Что мои? Приехали ли наконец в Москву? – спросил он серьезно.
– Приехали. Жюли Друбецкая говорила мне. Я поехал к ним и не застал. Они уехали в подмосковную.


Офицеры хотели откланяться, но князь Андрей, как будто не желая оставаться с глазу на глаз с своим другом, предложил им посидеть и напиться чаю. Подали скамейки и чай. Офицеры не без удивления смотрели на толстую, громадную фигуру Пьера и слушали его рассказы о Москве и о расположении наших войск, которые ему удалось объездить. Князь Андрей молчал, и лицо его так было неприятно, что Пьер обращался более к добродушному батальонному командиру Тимохину, чем к Болконскому.
– Так ты понял все расположение войск? – перебил его князь Андрей.
– Да, то есть как? – сказал Пьер. – Как невоенный человек, я не могу сказать, чтобы вполне, но все таки понял общее расположение.
– Eh bien, vous etes plus avance que qui cela soit, [Ну, так ты больше знаешь, чем кто бы то ни было.] – сказал князь Андрей.
– A! – сказал Пьер с недоуменьем, через очки глядя на князя Андрея. – Ну, как вы скажете насчет назначения Кутузова? – сказал он.
– Я очень рад был этому назначению, вот все, что я знаю, – сказал князь Андрей.
– Ну, а скажите, какое ваше мнение насчет Барклая де Толли? В Москве бог знает что говорили про него. Как вы судите о нем?
– Спроси вот у них, – сказал князь Андрей, указывая на офицеров.
Пьер с снисходительно вопросительной улыбкой, с которой невольно все обращались к Тимохину, посмотрел на него.
– Свет увидали, ваше сиятельство, как светлейший поступил, – робко и беспрестанно оглядываясь на своего полкового командира, сказал Тимохин.
– Отчего же так? – спросил Пьер.
– Да вот хоть бы насчет дров или кормов, доложу вам. Ведь мы от Свенцян отступали, не смей хворостины тронуть, или сенца там, или что. Ведь мы уходим, ему достается, не так ли, ваше сиятельство? – обратился он к своему князю, – а ты не смей. В нашем полку под суд двух офицеров отдали за этакие дела. Ну, как светлейший поступил, так насчет этого просто стало. Свет увидали…
– Так отчего же он запрещал?
Тимохин сконфуженно оглядывался, не понимая, как и что отвечать на такой вопрос. Пьер с тем же вопросом обратился к князю Андрею.
– А чтобы не разорять край, который мы оставляли неприятелю, – злобно насмешливо сказал князь Андрей. – Это очень основательно; нельзя позволять грабить край и приучаться войскам к мародерству. Ну и в Смоленске он тоже правильно рассудил, что французы могут обойти нас и что у них больше сил. Но он не мог понять того, – вдруг как бы вырвавшимся тонким голосом закричал князь Андрей, – но он не мог понять, что мы в первый раз дрались там за русскую землю, что в войсках был такой дух, какого никогда я не видал, что мы два дня сряду отбивали французов и что этот успех удесятерял наши силы. Он велел отступать, и все усилия и потери пропали даром. Он не думал об измене, он старался все сделать как можно лучше, он все обдумал; но от этого то он и не годится. Он не годится теперь именно потому, что он все обдумывает очень основательно и аккуратно, как и следует всякому немцу. Как бы тебе сказать… Ну, у отца твоего немец лакей, и он прекрасный лакей и удовлетворит всем его нуждам лучше тебя, и пускай он служит; но ежели отец при смерти болен, ты прогонишь лакея и своими непривычными, неловкими руками станешь ходить за отцом и лучше успокоишь его, чем искусный, но чужой человек. Так и сделали с Барклаем. Пока Россия была здорова, ей мог служить чужой, и был прекрасный министр, но как только она в опасности; нужен свой, родной человек. А у вас в клубе выдумали, что он изменник! Тем, что его оклеветали изменником, сделают только то, что потом, устыдившись своего ложного нарекания, из изменников сделают вдруг героем или гением, что еще будет несправедливее. Он честный и очень аккуратный немец…
– Однако, говорят, он искусный полководец, – сказал Пьер.
– Я не понимаю, что такое значит искусный полководец, – с насмешкой сказал князь Андрей.
– Искусный полководец, – сказал Пьер, – ну, тот, который предвидел все случайности… ну, угадал мысли противника.
– Да это невозможно, – сказал князь Андрей, как будто про давно решенное дело.
Пьер с удивлением посмотрел на него.
– Однако, – сказал он, – ведь говорят же, что война подобна шахматной игре.
– Да, – сказал князь Андрей, – только с тою маленькою разницей, что в шахматах над каждым шагом ты можешь думать сколько угодно, что ты там вне условий времени, и еще с той разницей, что конь всегда сильнее пешки и две пешки всегда сильнее одной, a на войне один батальон иногда сильнее дивизии, а иногда слабее роты. Относительная сила войск никому не может быть известна. Поверь мне, – сказал он, – что ежели бы что зависело от распоряжений штабов, то я бы был там и делал бы распоряжения, а вместо того я имею честь служить здесь, в полку вот с этими господами, и считаю, что от нас действительно будет зависеть завтрашний день, а не от них… Успех никогда не зависел и не будет зависеть ни от позиции, ни от вооружения, ни даже от числа; а уж меньше всего от позиции.
– А от чего же?
– От того чувства, которое есть во мне, в нем, – он указал на Тимохина, – в каждом солдате.
Князь Андрей взглянул на Тимохина, который испуганно и недоумевая смотрел на своего командира. В противность своей прежней сдержанной молчаливости князь Андрей казался теперь взволнованным. Он, видимо, не мог удержаться от высказывания тех мыслей, которые неожиданно приходили ему.
– Сражение выиграет тот, кто твердо решил его выиграть. Отчего мы под Аустерлицем проиграли сражение? У нас потеря была почти равная с французами, но мы сказали себе очень рано, что мы проиграли сражение, – и проиграли. А сказали мы это потому, что нам там незачем было драться: поскорее хотелось уйти с поля сражения. «Проиграли – ну так бежать!» – мы и побежали. Ежели бы до вечера мы не говорили этого, бог знает что бы было. А завтра мы этого не скажем. Ты говоришь: наша позиция, левый фланг слаб, правый фланг растянут, – продолжал он, – все это вздор, ничего этого нет. А что нам предстоит завтра? Сто миллионов самых разнообразных случайностей, которые будут решаться мгновенно тем, что побежали или побегут они или наши, что убьют того, убьют другого; а то, что делается теперь, – все это забава. Дело в том, что те, с кем ты ездил по позиции, не только не содействуют общему ходу дел, но мешают ему. Они заняты только своими маленькими интересами.
– В такую минуту? – укоризненно сказал Пьер.
– В такую минуту, – повторил князь Андрей, – для них это только такая минута, в которую можно подкопаться под врага и получить лишний крестик или ленточку. Для меня на завтра вот что: стотысячное русское и стотысячное французское войска сошлись драться, и факт в том, что эти двести тысяч дерутся, и кто будет злей драться и себя меньше жалеть, тот победит. И хочешь, я тебе скажу, что, что бы там ни было, что бы ни путали там вверху, мы выиграем сражение завтра. Завтра, что бы там ни было, мы выиграем сражение!
– Вот, ваше сиятельство, правда, правда истинная, – проговорил Тимохин. – Что себя жалеть теперь! Солдаты в моем батальоне, поверите ли, не стали водку, пить: не такой день, говорят. – Все помолчали.
Офицеры поднялись. Князь Андрей вышел с ними за сарай, отдавая последние приказания адъютанту. Когда офицеры ушли, Пьер подошел к князю Андрею и только что хотел начать разговор, как по дороге недалеко от сарая застучали копыта трех лошадей, и, взглянув по этому направлению, князь Андрей узнал Вольцогена с Клаузевицем, сопутствуемых казаком. Они близко проехали, продолжая разговаривать, и Пьер с Андреем невольно услыхали следующие фразы:
– Der Krieg muss im Raum verlegt werden. Der Ansicht kann ich nicht genug Preis geben, [Война должна быть перенесена в пространство. Это воззрение я не могу достаточно восхвалить (нем.) ] – говорил один.
– O ja, – сказал другой голос, – da der Zweck ist nur den Feind zu schwachen, so kann man gewiss nicht den Verlust der Privatpersonen in Achtung nehmen. [О да, так как цель состоит в том, чтобы ослабить неприятеля, то нельзя принимать во внимание потери частных лиц (нем.) ]
– O ja, [О да (нем.) ] – подтвердил первый голос.
– Да, im Raum verlegen, [перенести в пространство (нем.) ] – повторил, злобно фыркая носом, князь Андрей, когда они проехали. – Im Raum то [В пространстве (нем.) ] у меня остался отец, и сын, и сестра в Лысых Горах. Ему это все равно. Вот оно то, что я тебе говорил, – эти господа немцы завтра не выиграют сражение, а только нагадят, сколько их сил будет, потому что в его немецкой голове только рассуждения, не стоящие выеденного яйца, а в сердце нет того, что одно только и нужно на завтра, – то, что есть в Тимохине. Они всю Европу отдали ему и приехали нас учить – славные учители! – опять взвизгнул его голос.
– Так вы думаете, что завтрашнее сражение будет выиграно? – сказал Пьер.
– Да, да, – рассеянно сказал князь Андрей. – Одно, что бы я сделал, ежели бы имел власть, – начал он опять, – я не брал бы пленных. Что такое пленные? Это рыцарство. Французы разорили мой дом и идут разорить Москву, и оскорбили и оскорбляют меня всякую секунду. Они враги мои, они преступники все, по моим понятиям. И так же думает Тимохин и вся армия. Надо их казнить. Ежели они враги мои, то не могут быть друзьями, как бы они там ни разговаривали в Тильзите.
– Да, да, – проговорил Пьер, блестящими глазами глядя на князя Андрея, – я совершенно, совершенно согласен с вами!
Тот вопрос, который с Можайской горы и во весь этот день тревожил Пьера, теперь представился ему совершенно ясным и вполне разрешенным. Он понял теперь весь смысл и все значение этой войны и предстоящего сражения. Все, что он видел в этот день, все значительные, строгие выражения лиц, которые он мельком видел, осветились для него новым светом. Он понял ту скрытую (latente), как говорится в физике, теплоту патриотизма, которая была во всех тех людях, которых он видел, и которая объясняла ему то, зачем все эти люди спокойно и как будто легкомысленно готовились к смерти.
– Не брать пленных, – продолжал князь Андрей. – Это одно изменило бы всю войну и сделало бы ее менее жестокой. А то мы играли в войну – вот что скверно, мы великодушничаем и тому подобное. Это великодушничанье и чувствительность – вроде великодушия и чувствительности барыни, с которой делается дурнота, когда она видит убиваемого теленка; она так добра, что не может видеть кровь, но она с аппетитом кушает этого теленка под соусом. Нам толкуют о правах войны, о рыцарстве, о парламентерстве, щадить несчастных и так далее. Все вздор. Я видел в 1805 году рыцарство, парламентерство: нас надули, мы надули. Грабят чужие дома, пускают фальшивые ассигнации, да хуже всего – убивают моих детей, моего отца и говорят о правилах войны и великодушии к врагам. Не брать пленных, а убивать и идти на смерть! Кто дошел до этого так, как я, теми же страданиями…
Князь Андрей, думавший, что ему было все равно, возьмут ли или не возьмут Москву так, как взяли Смоленск, внезапно остановился в своей речи от неожиданной судороги, схватившей его за горло. Он прошелся несколько раз молча, но тлаза его лихорадочно блестели, и губа дрожала, когда он опять стал говорить:
– Ежели бы не было великодушничанья на войне, то мы шли бы только тогда, когда стоит того идти на верную смерть, как теперь. Тогда не было бы войны за то, что Павел Иваныч обидел Михаила Иваныча. А ежели война как теперь, так война. И тогда интенсивность войск была бы не та, как теперь. Тогда бы все эти вестфальцы и гессенцы, которых ведет Наполеон, не пошли бы за ним в Россию, и мы бы не ходили драться в Австрию и в Пруссию, сами не зная зачем. Война не любезность, а самое гадкое дело в жизни, и надо понимать это и не играть в войну. Надо принимать строго и серьезно эту страшную необходимость. Всё в этом: откинуть ложь, и война так война, а не игрушка. А то война – это любимая забава праздных и легкомысленных людей… Военное сословие самое почетное. А что такое война, что нужно для успеха в военном деле, какие нравы военного общества? Цель войны – убийство, орудия войны – шпионство, измена и поощрение ее, разорение жителей, ограбление их или воровство для продовольствия армии; обман и ложь, называемые военными хитростями; нравы военного сословия – отсутствие свободы, то есть дисциплина, праздность, невежество, жестокость, разврат, пьянство. И несмотря на то – это высшее сословие, почитаемое всеми. Все цари, кроме китайского, носят военный мундир, и тому, кто больше убил народа, дают большую награду… Сойдутся, как завтра, на убийство друг друга, перебьют, перекалечат десятки тысяч людей, а потом будут служить благодарственные молебны за то, что побили много люден (которых число еще прибавляют), и провозглашают победу, полагая, что чем больше побито людей, тем больше заслуга. Как бог оттуда смотрит и слушает их! – тонким, пискливым голосом прокричал князь Андрей. – Ах, душа моя, последнее время мне стало тяжело жить. Я вижу, что стал понимать слишком много. А не годится человеку вкушать от древа познания добра и зла… Ну, да не надолго! – прибавил он. – Однако ты спишь, да и мне пера, поезжай в Горки, – вдруг сказал князь Андрей.