Социальная психиатрия

Социальная психиатрия — раздел психиатрии, целью которого является изучение влияние факторов социальной среды на психическое здоровье. Социальная психиатрия включает в себя не только эмпирическую науку, базирующуюся на социологии, но и терапевтическую практику, целью которой является сохранение психического здоровья и интеграция лиц, страдающих психическими расстройствами, в социум.

Развёрнутые определения

В формулировке G. Huber (1987) социальная психиатрия представляет собой разнообразные формы и методы лечения и реабилитации лиц с психическими расстройствами (дневные и ночные клиники, клубы пациентов, мастерские, общежития и т. п.). Кроме того, автор включает в это понятие отношение общества к психически больным.

По мнению известного английского ученого A. Лейгтона, предмет социальной психиатрии определяют пять основных положений:

1. Социальная психиатрия ориентируется на общности людей.
2. Она ориентируется на социокультурные процессы в обществе и конструктивно использует их при оказании помощи психически больным.
3. Она ответственна в большей мере перед обществом и его институтами, нежели перед конкретным пациентом.
4. Она привносит клинические знания в стратегически важные структуры социальной системы общества.
5. Она привносит в клиническую психиатрию знания общественных наук о поведении человека.

Швейцарский психиатр Л. Чомпи рассматривает социальную психиатрию как «часть общей психиатрии, которая понимает и лечит пациента в пределах, а также вместе с его социальным окружением».

Один из лидеров немецкой социальной психиатрии К. Дёрнер (1995) сформулировал основные базисные принципы социальной психиатрии:

1. Социальная психиатрия предполагает равенство возможностей всех членов общества, включая и лиц с психическими расстройствами.
2. Психиатрические диагнозы не должны носить стигматизирующего характера.
3. В основе социальной психиатрии должны лежать принципы солидарности с лицами, страдающими психическими расстройствами.
4. Приоритетом деятельности психиатра должна являться профилактика и реабилитация.

Согласно Т. Б. Дмитриевой, Б. С. Положию (1994), задачами психиатрии являются изучение:

1. Связи факторов социальной среды с распространённостью, возникновением, клиническими проявлениями и динамикой психических расстройств.
2. Возможностей социальных воздействий в терапии, реабилитации и профилактике психической патологии.

Одним из основателей советской социальной психиатрии является Дмитрий Евгеньевич Мелехов.

Социальная психиатрия как терапевтическая практика (общинная психиатрия)

В западных странах практику социальной психиатрии называют общинной психиатрией. В такой практике воплощается идея децентрализации психиатрической помощи, вынесения её за границы стационаров в менее масштабное социальное окружение (в районы — по месту проживания) с необходимым набором полустационарных и амбулаторных звеньев.

Кроме того, общинная психиатрия — это воплощённая в жизнь идея приближения услуг к клиенту (услуг медицинской и психиатрической помощи, реабилитационных, услуг по уходу и др.) с тем, чтобы не изымать клиента из природного социального окружения, а предоставлять услуги по месту жительства — там, где находятся его родственники и близкие ему люди, которые могут оказать поддержку. Специалисты отмечают, что решить задачу лучшего приспособления/адаптации людей с проблемами психического здоровья, повышения уровня их социального функционирования можно лишь в привычном для человека социальном окружении.

Начальную концептуализацию общинной психиатрии предложил G. Caplan в 1961 году. В ней община рассматривалась как причина, порождающая стресс, который, в свою очередь, продуцирует психические нарушения. Потому, с одной стороны, необходимо работать с общиной, чтобы уменьшать влияние стрессовых факторов (первичная профилактика), а с другой стороны, община должна нести бремя лечения и ухода людей с расстройствами, поскольку она несёт ответственность за возникновение этих расстройств.

Таким образом, общинная психиатрия представляет собой новую организацию медицинской и реабилитационной помощи людям, страдающим психическими расстройствами, с акцентом на поддержке социального функционирования вместо длительного пребывания в психиатрической больнице (изолированно от социального окружения). Помимо фармакотерапии, широко используются и другие методы вмешательства: психотерапия (индивидуальная, семейная, групповая), психосоциальная реабилитация (social skills trainings), профессиональная реабилитация (vocational rehabilitation).

Сначала человеку может предлагаться участие в программах, которые представляют собой модель гибкого психиатрического обслуживания вне больницы, основанную на оценивании потребностей и предусматривающую предоставление услуг по лечению, уходу на дому или в службах общинной психиатрии (расположенных в районе по месту жительства). Такие программы увеличивают доступ к услугам охраны психического здоровья и улучшают результаты терапии. Если прохождение подобных программ не улучшает состояния человека с психическим расстройством, предлагаются амбулаторные клинические услуги (оutpatient clinical services), дневной стационар (day treatment), и лишь когда все эти формы помощи не приносят улучшения — предлагается госпитализация.

Литература

• Дмитриева Т. Б., Положий Н. С. [books.google.ru/books?id=gZI45wX9GCcC&lpg=PA991&pg=PA134#v=onepage Социальная психиатрия] // Психиатрия: национальное руководство / Под ред. Т. Б. Дмитриевой, В. Н. Краснова, Н. Г. Незнанова, В. Я. Семке, А. С. Тиганова. — М.: ГЭОТАР-Медиа, 2011. — С. 134—169. — 1000 с. — ISBN 978-5-9704-2030-0.

Отрывок, характеризующий Социальная психиатрия

Силы двунадесяти языков Европы ворвались в Россию. Русское войско и население отступают, избегая столкновения, до Смоленска и от Смоленска до Бородина. Французское войско с постоянно увеличивающеюся силой стремительности несется к Москве, к цели своего движения. Сила стремительности его, приближаясь к цели, увеличивается подобно увеличению быстроты падающего тела по мере приближения его к земле. Назади тысяча верст голодной, враждебной страны; впереди десятки верст, отделяющие от цели. Это чувствует всякий солдат наполеоновской армии, и нашествие надвигается само собой, по одной силе стремительности.
В русском войске по мере отступления все более и более разгорается дух озлобления против врага: отступая назад, оно сосредоточивается и нарастает. Под Бородиным происходит столкновение. Ни то, ни другое войско не распадаются, но русское войско непосредственно после столкновения отступает так же необходимо, как необходимо откатывается шар, столкнувшись с другим, с большей стремительностью несущимся на него шаром; и так же необходимо (хотя и потерявший всю свою силу в столкновении) стремительно разбежавшийся шар нашествия прокатывается еще некоторое пространство.
Русские отступают за сто двадцать верст – за Москву, французы доходят до Москвы и там останавливаются. В продолжение пяти недель после этого нет ни одного сражения. Французы не двигаются. Подобно смертельно раненному зверю, который, истекая кровью, зализывает свои раны, они пять недель остаются в Москве, ничего не предпринимая, и вдруг, без всякой новой причины, бегут назад: бросаются на Калужскую дорогу (и после победы, так как опять поле сражения осталось за ними под Малоярославцем), не вступая ни в одно серьезное сражение, бегут еще быстрее назад в Смоленск, за Смоленск, за Вильну, за Березину и далее.
В вечер 26 го августа и Кутузов, и вся русская армия были уверены, что Бородинское сражение выиграно. Кутузов так и писал государю. Кутузов приказал готовиться на новый бой, чтобы добить неприятеля не потому, чтобы он хотел кого нибудь обманывать, но потому, что он знал, что враг побежден, так же как знал это каждый из участников сражения.
Но в тот же вечер и на другой день стали, одно за другим, приходить известия о потерях неслыханных, о потере половины армии, и новое сражение оказалось физически невозможным.
Нельзя было давать сражения, когда еще не собраны были сведения, не убраны раненые, не пополнены снаряды, не сочтены убитые, не назначены новые начальники на места убитых, не наелись и не выспались люди.
А вместе с тем сейчас же после сражения, на другое утро, французское войско (по той стремительной силе движения, увеличенного теперь как бы в обратном отношении квадратов расстояний) уже надвигалось само собой на русское войско. Кутузов хотел атаковать на другой день, и вся армия хотела этого. Но для того чтобы атаковать, недостаточно желания сделать это; нужно, чтоб была возможность это сделать, а возможности этой не было. Нельзя было не отступить на один переход, потом точно так же нельзя было не отступить на другой и на третий переход, и наконец 1 го сентября, – когда армия подошла к Москве, – несмотря на всю силу поднявшегося чувства в рядах войск, сила вещей требовала того, чтобы войска эти шли за Москву. И войска отступили ещо на один, на последний переход и отдали Москву неприятелю.
Для тех людей, которые привыкли думать, что планы войн и сражений составляются полководцами таким же образом, как каждый из нас, сидя в своем кабинете над картой, делает соображения о том, как и как бы он распорядился в таком то и таком то сражении, представляются вопросы, почему Кутузов при отступлении не поступил так то и так то, почему он не занял позиции прежде Филей, почему он не отступил сразу на Калужскую дорогу, оставил Москву, и т. д. Люди, привыкшие так думать, забывают или не знают тех неизбежных условий, в которых всегда происходит деятельность всякого главнокомандующего. Деятельность полководца не имеет ни малейшего подобия с тою деятельностью, которую мы воображаем себе, сидя свободно в кабинете, разбирая какую нибудь кампанию на карте с известным количеством войска, с той и с другой стороны, и в известной местности, и начиная наши соображения с какого нибудь известного момента. Главнокомандующий никогда не бывает в тех условиях начала какого нибудь события, в которых мы всегда рассматриваем событие. Главнокомандующий всегда находится в средине движущегося ряда событий, и так, что никогда, ни в какую минуту, он не бывает в состоянии обдумать все значение совершающегося события. Событие незаметно, мгновение за мгновением, вырезается в свое значение, и в каждый момент этого последовательного, непрерывного вырезывания события главнокомандующий находится в центре сложнейшей игры, интриг, забот, зависимости, власти, проектов, советов, угроз, обманов, находится постоянно в необходимости отвечать на бесчисленное количество предлагаемых ему, всегда противоречащих один другому, вопросов.
Нам пресерьезно говорят ученые военные, что Кутузов еще гораздо прежде Филей должен был двинуть войска на Калужскую дорогу, что даже кто то предлагал таковой проект. Но перед главнокомандующим, особенно в трудную минуту, бывает не один проект, а всегда десятки одновременно. И каждый из этих проектов, основанных на стратегии и тактике, противоречит один другому. Дело главнокомандующего, казалось бы, состоит только в том, чтобы выбрать один из этих проектов. Но и этого он не может сделать. События и время не ждут. Ему предлагают, положим, 28 го числа перейти на Калужскую дорогу, но в это время прискакивает адъютант от Милорадовича и спрашивает, завязывать ли сейчас дело с французами или отступить. Ему надо сейчас, сию минуту, отдать приказанье. А приказанье отступить сбивает нас с поворота на Калужскую дорогу. И вслед за адъютантом интендант спрашивает, куда везти провиант, а начальник госпиталей – куда везти раненых; а курьер из Петербурга привозит письмо государя, не допускающее возможности оставить Москву, а соперник главнокомандующего, тот, кто подкапывается под него (такие всегда есть, и не один, а несколько), предлагает новый проект, диаметрально противоположный плану выхода на Калужскую дорогу; а силы самого главнокомандующего требуют сна и подкрепления; а обойденный наградой почтенный генерал приходит жаловаться, а жители умоляют о защите; посланный офицер для осмотра местности приезжает и доносит совершенно противоположное тому, что говорил перед ним посланный офицер; а лазутчик, пленный и делавший рекогносцировку генерал – все описывают различно положение неприятельской армии. Люди, привыкшие не понимать или забывать эти необходимые условия деятельности всякого главнокомандующего, представляют нам, например, положение войск в Филях и при этом предполагают, что главнокомандующий мог 1 го сентября совершенно свободно разрешать вопрос об оставлении или защите Москвы, тогда как при положении русской армии в пяти верстах от Москвы вопроса этого не могло быть. Когда же решился этот вопрос? И под Дриссой, и под Смоленском, и ощутительнее всего 24 го под Шевардиным, и 26 го под Бородиным, и в каждый день, и час, и минуту отступления от Бородина до Филей.