Социальный капитал

Социа́льный капита́л — концепция в социологии, экономике и политологии, обозначающая социальные сети и взаимосвязь между ними в обществе. Кроме этого, существует множество сходных определений и понятий (например, культурный капитал, гражданский капитал), которые объединяет общая идея о важности социума при сравнительном анализе. Наряду с физическим (например, токарный станок) и человеческим капиталом (университетское образование, здоровье), социальный капитал увеличивает как индивидуальную, так и коллективную производительность. Термин «капитал» употребляется, поскольку социальные сети (их сила и форма) являются медленно меняющимися характеристиками общества (нации), которые могут сохраняться и накапливаться сквозь века. Таким образом, социальный капитал можно понимать как один из показателей культурности общества. Лидерами по уровню социального капитала называют Новую Зеландию, Швейцарию и Швецию.

История

Пьер Бурдьё

Социальный капитал — понятие, введенное Пьером Бурдьё в 1980 году для обозначения социальных связей, которые могут выступать ресурсом получения выгод. В концепции Пьера Бурдьё социальный капитал является исключительно групповым ресурсом. Ценность социального капитала заключается в возможности снижения транзакционных издержек, что в конечном счете приводит к увеличению прибыли организации. Предпосылкой для построения социального капитала является установление дружественных и честных отношений с членами другой группы. Поддерживая «взаимно выгодные» условия, то есть постоянно увеличивая общий социальный капитал, члены группы укрепляют связи между друг другом и одновременно становятся в некотором смысле богаче. Иными словами, чем крепче взаимосвязь и чем больше взаимозависимость, тем больше социальный капитал. Чем больше же социальный капитал, тем меньше необходимость в нормативном регулировании отношений. Таким образом, снижаются временные и другие транзакционные издержки: отпадает необходимость письменно фиксировать договоренности, привлекать внешних свидетелей и арбитров, и так далее.

Джеймс Коулман

Джеймс Коулман в своей статье «Социальный капитал в производстве человеческого капитала» (1988) предложил обновленную концепцию. Согласно ей, социальный капитал является общественным благом, однако производится индивидами с целью последующего извлечения выгоды. При этом индивид признается свободным и рациональным. Предполагается, что для построения социального капитала необходим некий социальный контракт, наличие социальных норм и обмен. Последнее невозможно без определенного уровня доверия. Таким образом, преимущество социального капитала по-прежнему видится в сокращении транзакционных издержек, так как определенный уровень доверия позволяет избегать бюрократии. Как и другие формы капитала, социальный капитал приносит дивиденды лишь в случае его активного использования: обмена, интериоризации и экстериоризации. По Коулману, социальный капитал изначально является не положительным и не отрицательным, а нейтральным. Принесет ли он пользу или вред организации, зависит от методов его использования.

Коулман также разработал концепцию «кредита добрых дел». Она основывается на тезисе о том, что социальный капитал измеряется не столько в количестве полезных связей, сколько в их качестве. Из этого следует, что наиболее высок социальный капитал в тех группах, где люди больше всего друг другу доверяют. Для такого высокого уровня доверия создаются специальные условия. Все члены группы ставятся в зависимость друг от друга и вынуждены выдавать друг другу так называемые «кредиты», «доверительные расписки». Так Дж. Коулман представляет «учёт добрых дел». Иными словами, отношения строятся по принципу «ты мне — я тебе», и в том случае, когда один человек помогает другому, тот остается в долгу. Тогда он как бы дает доверительную расписку в том, что обязуется в будущем вернуть помощь обратно. По Коулману, чем больше в группе таких невыплаченных кредитов, тем выше социальный капитал: люди уже не могут выйти из системы, они поставлены в настолько тесную взаимозависимость, что выход одного звена рушит всю цепь. Таким образом, пользуясь социальным капиталом, человек истощает его (оказывается «в долгах»). Помогая же другим его использовать («давая в кредит»), он расширяет собственную монополию. Сложность заключается в том, что для того, чтобы быть полезным, приходится также использовать свои связи — это замкнутый цикл. Чем больше обязательств, тем прочнее система.

Роберт Патнэм

Роберт Патнэм предложил новую структуру социального капитала: социальные нормы, социальные связи и доверие. Два первых фактора являются по существу социально-психологическими атрибутами индивида. Поэтому Патнэм измеряет социальный капитал с помощью индивидуальных индикаторов, таких, как интенсивность и сила контактов, членство в общественных объединениях, электоральная активность, удовлетворенность взаимоотношениями, соблюдение норм взаимности, чувство безопасности, доверие к соседям и социальным институтам. Групповые или территориальные показатели получают посредством агрегации индивидуальных.

Важным переходом от качественного обсуждения важности социальных норм к более предметному изучению стала книга Патнэма «Заставляя демократию работать: гражданские традиции в современной Италии». Сравнивая результаты реформы по децентрализации власти в Италии в 1960-х годах, Патнэм обратил внимание на то, что северные регионы, где люди более социально активны (по показателям явки на выборах, участию в ассоциациях, заинтересованности в местных делах), лучше воспользовались переданными полномочиями, в «пассивных» южных, наоборот, качество управления упало. При этом наблюдается четкая корреляция гражданской вовлеченности с историей — опытом независимости и самоуправления в средние века. С этого момента число научных статей, посвященных социальному капиталу, неуклонно растет.

Структура социального капитала

В классической модели социальный капитал состоит из трех элементов:

1. Донор — человек, который предоставляет другому свой социальный капитал (например, знакомит его со своими знакомыми)
2. Реципиент — человек, который получает социальный капитал от другого
3. Ресурс - полезные связи, которые донор передает реципиенту

Факторы социального капитала

Согласно трехфакторной модели Роберта Патнэма, социальный капитал имеет следующую структуру:

• Социальные нормы
• Социальные связи
• Доверие

Негативный социальный капитал

До недавнего времени было принято рассматривать социальный капитал как исключительно положительный феномен, однако Алехандро Портес сформулировал и его недостатки:

1. Сплоченность группы делает её более закрытой для новичков
2. Группа может помешать одному из её членов достичь успеха: имея определенные обязательства и общие паттерны поведения в группе, человек не может легко и без больших потерь из неё выйти.
3. Внутри групп с высоким уровнем социального капитала социальный контроль настолько высок, что существенно ограничивает свободу людей. Это может привести не только к замедлению экономического развития группы, но и к бунтам среди молодежи (Пример: дети сбегают из дома, возникают уличные шайки, молодые люди из принципа «идут наперекор всему»).

Связующий и вспомогательный социальный капитал

Связующий социальный капитал характерен для связей внутри группы, где люди объединяются для выживания или другой насущной цели. К этому типу относятся группы бездомных, которые совместно добывают пищу или ищут кров. Тот же тип взаимодействия можно встретить в других группах — организации по борьбе за права женщин, или патриархальные семьи. Высокий социальный капитал внутри группы позволяет ей противостоять внешним угрозам и более эффективно решать внутренние проблемы. С другой стороны, он же может способствовать укреплению связей внутри криминальных группировок, а также исключать не-членов из сферы деятельности, регулируемой данной группой. Вспомогательный социальный капитал формируется между группами и индивидами вне своей группы. Он позволяет индивидам и организациям из совершенно разных групп обмениваться информацией, идеями, создавать совместные проекты и предприятия. Глобализация — прямое следствие увеличения вспомогательного социального капитала. Он же может способствовать созданию различных демократических институтов с меньшей «тиранией», чем в группах с высоким связующим капиталом.

Неравенство в социальном капитале

Несмотря на то, что социальный капитал нарабатывается каждым индивидом в ходе жизнедеятельности, говорить о том, что возможности в этом отношении равны у всех людей было бы некорректно. Человек рождается и растет уже в рамках определенной социальной группы, которая изначально обладает неким общим социальным капиталом. Этот капитал может быть более или менее богатым и ценным. Тем не менее, в процессе жизнедеятельности индивид принимает ряд самостоятельных осознанных решений, которые позволяют ему вступить в ту или иную группу и завоевать доверие, в результате чего он получает доступ к общему социальному капиталу и обогащает свой собственный. Следует, однако, учитывать, что в зависимости от структуры общества и социального положения группы ценность контактов с точки зрения социального капитала может быть разной.

Измерение

В силу размытости понятия социальный капитал измеряют совершенно различными способами в зависимости от контекста. Самые популярные меры социального капитала в межрегиональных исследованиях — это ценности (доверие, уважение к окружающим, готовность помогать, толерантность ), членство в ассоциациях и клубах по интересам(например, профсоюзах), благотворительность, волонтерство, развитость некоммерческих организаций. Общий подход в выборе индикаторов строится из более узкого, экономического определения социального капитала как совокупности общих норм и ценностей, которые позволяют обществу решать проблему предоставления общественного блага.

Противоречивость понятия

К настоящему времени не сформирована общая методика исследований социального капитала и его измерения. Это не может не отражаться на качестве исследований, а также на их интерпретации. Другая проблема состоит в том, что социальный капитал может быть следствием экономического и институционального развития (а не наоборот), а значит его значимость может иметь второстепенную роль.

Социальный капитал в России

Социальный капитал российского общества мал. Согласно мировому опросу ценностей , только 23 % россиян склонны доверять окружающим (ср. с 74 % шведов).

См. также

• Человеческий капитал
• Факторы производства
• Теория трансакционных издержек
• HR
• Социальная ответственность бизнеса
• социальная ценность
• Социальный контроль

Литература

• Порхачёва Е. П. [dlib.rsl.ru/viewer/01005559305#?page=1 Структура и развитие социального капитала в современном российском обществе] / автореферат дис. ... кандидата философских наук : 09.00.11. — Красноярск: Сиб. федер. ун-т, 2015. — 23 с.
• Рифкин Дж. Финансовый капитал против социального капитала // Третья промышленная революция: Как горизонтальные взаимодействия меняют энергетику, экономику и мир в целом = The Third Industrial Revolution: How Lateral Power Is Transforming Energy, the Economy, and the World. — М.: Альпина нон-фикшн, 2014. — С. 308-313. — 410 с. — 3 500 экз. — ISBN 978-5-91671-332-9.

Ссылки

• [www.socialcapitalgateway.org/ Social Capital Gateway — источники для изучения социального капитала]
• [www.forbesrussia.ru/column/47475-grazhdanskie-tsennosti Forbes Russia. Гражданские ценности. Можно ли измерить влияние культуры на экономическое развитие?]
• [www.nes.ru/russian/about/MassMedia/Guriev-Vedomosti-09-12-04.htm Ведомости. Уроки экономики: КАПИТАЛИЗМ НА ДОВЕРИИ ]
• [www.fom.ru/projects/3528.html Измерения показателей социального капитала ФОМом]
• [www.hse.ru/news/recent/15705861.html Материалы курса «Экономика гражданского общества», ГУ-ВШЭ]

Отрывок, характеризующий Социальный капитал

Дорогой к княжне Марье Пьер не переставая думал о князе Андрее, о своей дружбе с ним, о различных с ним встречах и в особенности о последней в Бородине.
«Неужели он умер в том злобном настроении, в котором он был тогда? Неужели не открылось ему перед смертью объяснение жизни?» – думал Пьер. Он вспомнил о Каратаеве, о его смерти и невольно стал сравнивать этих двух людей, столь различных и вместе с тем столь похожих по любви, которую он имел к обоим, и потому, что оба жили и оба умерли.
В самом серьезном расположении духа Пьер подъехал к дому старого князя. Дом этот уцелел. В нем видны были следы разрушения, но характер дома был тот же. Встретивший Пьера старый официант с строгим лицом, как будто желая дать почувствовать гостю, что отсутствие князя не нарушает порядка дома, сказал, что княжна изволили пройти в свои комнаты и принимают по воскресеньям.
– Доложи; может быть, примут, – сказал Пьер.
– Слушаю с, – отвечал официант, – пожалуйте в портретную.
Через несколько минут к Пьеру вышли официант и Десаль. Десаль от имени княжны передал Пьеру, что она очень рада видеть его и просит, если он извинит ее за бесцеремонность, войти наверх, в ее комнаты.
В невысокой комнатке, освещенной одной свечой, сидела княжна и еще кто то с нею, в черном платье. Пьер помнил, что при княжне всегда были компаньонки. Кто такие и какие они, эти компаньонки, Пьер не знал и не помнил. «Это одна из компаньонок», – подумал он, взглянув на даму в черном платье.
Княжна быстро встала ему навстречу и протянула руку.
– Да, – сказала она, всматриваясь в его изменившееся лицо, после того как он поцеловал ее руку, – вот как мы с вами встречаемся. Он и последнее время часто говорил про вас, – сказала она, переводя свои глаза с Пьера на компаньонку с застенчивостью, которая на мгновение поразила Пьера.
– Я так была рада, узнав о вашем спасенье. Это было единственное радостное известие, которое мы получили с давнего времени. – Опять еще беспокойнее княжна оглянулась на компаньонку и хотела что то сказать; но Пьер перебил ее.
– Вы можете себе представить, что я ничего не знал про него, – сказал он. – Я считал его убитым. Все, что я узнал, я узнал от других, через третьи руки. Я знаю только, что он попал к Ростовым… Какая судьба!
Пьер говорил быстро, оживленно. Он взглянул раз на лицо компаньонки, увидал внимательно ласково любопытный взгляд, устремленный на него, и, как это часто бывает во время разговора, он почему то почувствовал, что эта компаньонка в черном платье – милое, доброе, славное существо, которое не помешает его задушевному разговору с княжной Марьей.
Но когда он сказал последние слова о Ростовых, замешательство в лице княжны Марьи выразилось еще сильнее. Она опять перебежала глазами с лица Пьера на лицо дамы в черном платье и сказала:
– Вы не узнаете разве?
Пьер взглянул еще раз на бледное, тонкое, с черными глазами и странным ртом, лицо компаньонки. Что то родное, давно забытое и больше чем милое смотрело на него из этих внимательных глаз.
«Но нет, это не может быть, – подумал он. – Это строгое, худое и бледное, постаревшее лицо? Это не может быть она. Это только воспоминание того». Но в это время княжна Марья сказала: «Наташа». И лицо, с внимательными глазами, с трудом, с усилием, как отворяется заржавелая дверь, – улыбнулось, и из этой растворенной двери вдруг пахнуло и обдало Пьера тем давно забытым счастием, о котором, в особенности теперь, он не думал. Пахнуло, охватило и поглотило его всего. Когда она улыбнулась, уже не могло быть сомнений: это была Наташа, и он любил ее.
В первую же минуту Пьер невольно и ей, и княжне Марье, и, главное, самому себе сказал неизвестную ему самому тайну. Он покраснел радостно и страдальчески болезненно. Он хотел скрыть свое волнение. Но чем больше он хотел скрыть его, тем яснее – яснее, чем самыми определенными словами, – он себе, и ей, и княжне Марье говорил, что он любит ее.
«Нет, это так, от неожиданности», – подумал Пьер. Но только что он хотел продолжать начатый разговор с княжной Марьей, он опять взглянул на Наташу, и еще сильнейшая краска покрыла его лицо, и еще сильнейшее волнение радости и страха охватило его душу. Он запутался в словах и остановился на середине речи.
Пьер не заметил Наташи, потому что он никак не ожидал видеть ее тут, но он не узнал ее потому, что происшедшая в ней, с тех пор как он не видал ее, перемена была огромна. Она похудела и побледнела. Но не это делало ее неузнаваемой: ее нельзя было узнать в первую минуту, как он вошел, потому что на этом лице, в глазах которого прежде всегда светилась затаенная улыбка радости жизни, теперь, когда он вошел и в первый раз взглянул на нее, не было и тени улыбки; были одни глаза, внимательные, добрые и печально вопросительные.
Смущение Пьера не отразилось на Наташе смущением, но только удовольствием, чуть заметно осветившим все ее лицо.


– Она приехала гостить ко мне, – сказала княжна Марья. – Граф и графиня будут на днях. Графиня в ужасном положении. Но Наташе самой нужно было видеть доктора. Ее насильно отослали со мной.
– Да, есть ли семья без своего горя? – сказал Пьер, обращаясь к Наташе. – Вы знаете, что это было в тот самый день, как нас освободили. Я видел его. Какой был прелестный мальчик.
Наташа смотрела на него, и в ответ на его слова только больше открылись и засветились ее глаза.
– Что можно сказать или подумать в утешенье? – сказал Пьер. – Ничего. Зачем было умирать такому славному, полному жизни мальчику?
– Да, в наше время трудно жить бы было без веры… – сказала княжна Марья.
– Да, да. Вот это истинная правда, – поспешно перебил Пьер.
– Отчего? – спросила Наташа, внимательно глядя в глаза Пьеру.
– Как отчего? – сказала княжна Марья. – Одна мысль о том, что ждет там…
Наташа, не дослушав княжны Марьи, опять вопросительно поглядела на Пьера.
– И оттого, – продолжал Пьер, – что только тот человек, который верит в то, что есть бог, управляющий нами, может перенести такую потерю, как ее и… ваша, – сказал Пьер.
Наташа раскрыла уже рот, желая сказать что то, но вдруг остановилась. Пьер поспешил отвернуться от нее и обратился опять к княжне Марье с вопросом о последних днях жизни своего друга. Смущение Пьера теперь почти исчезло; но вместе с тем он чувствовал, что исчезла вся его прежняя свобода. Он чувствовал, что над каждым его словом, действием теперь есть судья, суд, который дороже ему суда всех людей в мире. Он говорил теперь и вместе с своими словами соображал то впечатление, которое производили его слова на Наташу. Он не говорил нарочно того, что бы могло понравиться ей; но, что бы он ни говорил, он с ее точки зрения судил себя.
Княжна Марья неохотно, как это всегда бывает, начала рассказывать про то положение, в котором она застала князя Андрея. Но вопросы Пьера, его оживленно беспокойный взгляд, его дрожащее от волнения лицо понемногу заставили ее вдаться в подробности, которые она боялась для самой себя возобновлять в воображенье.
– Да, да, так, так… – говорил Пьер, нагнувшись вперед всем телом над княжной Марьей и жадно вслушиваясь в ее рассказ. – Да, да; так он успокоился? смягчился? Он так всеми силами души всегда искал одного; быть вполне хорошим, что он не мог бояться смерти. Недостатки, которые были в нем, – если они были, – происходили не от него. Так он смягчился? – говорил Пьер. – Какое счастье, что он свиделся с вами, – сказал он Наташе, вдруг обращаясь к ней и глядя на нее полными слез глазами.
Лицо Наташи вздрогнуло. Она нахмурилась и на мгновенье опустила глаза. С минуту она колебалась: говорить или не говорить?
– Да, это было счастье, – сказала она тихим грудным голосом, – для меня наверное это было счастье. – Она помолчала. – И он… он… он говорил, что он желал этого, в ту минуту, как я пришла к нему… – Голос Наташи оборвался. Она покраснела, сжала руки на коленах и вдруг, видимо сделав усилие над собой, подняла голову и быстро начала говорить:
– Мы ничего не знали, когда ехали из Москвы. Я не смела спросить про него. И вдруг Соня сказала мне, что он с нами. Я ничего не думала, не могла представить себе, в каком он положении; мне только надо было видеть его, быть с ним, – говорила она, дрожа и задыхаясь. И, не давая перебивать себя, она рассказала то, чего она еще никогда, никому не рассказывала: все то, что она пережила в те три недели их путешествия и жизни в Ярославль.
Пьер слушал ее с раскрытым ртом и не спуская с нее своих глаз, полных слезами. Слушая ее, он не думал ни о князе Андрее, ни о смерти, ни о том, что она рассказывала. Он слушал ее и только жалел ее за то страдание, которое она испытывала теперь, рассказывая.
Княжна, сморщившись от желания удержать слезы, сидела подле Наташи и слушала в первый раз историю этих последних дней любви своего брата с Наташей.
Этот мучительный и радостный рассказ, видимо, был необходим для Наташи.
Она говорила, перемешивая ничтожнейшие подробности с задушевнейшими тайнами, и, казалось, никогда не могла кончить. Несколько раз она повторяла то же самое.
За дверью послышался голос Десаля, спрашивавшего, можно ли Николушке войти проститься.
– Да вот и все, все… – сказала Наташа. Она быстро встала, в то время как входил Николушка, и почти побежала к двери, стукнулась головой о дверь, прикрытую портьерой, и с стоном не то боли, не то печали вырвалась из комнаты.
Пьер смотрел на дверь, в которую она вышла, и не понимал, отчего он вдруг один остался во всем мире.
Княжна Марья вызвала его из рассеянности, обратив его внимание на племянника, который вошел в комнату.
Лицо Николушки, похожее на отца, в минуту душевного размягчения, в котором Пьер теперь находился, так на него подействовало, что он, поцеловав Николушку, поспешно встал и, достав платок, отошел к окну. Он хотел проститься с княжной Марьей, но она удержала его.
– Нет, мы с Наташей не спим иногда до третьего часа; пожалуйста, посидите. Я велю дать ужинать. Подите вниз; мы сейчас придем.
Прежде чем Пьер вышел, княжна сказала ему:
– Это в первый раз она так говорила о нем.


Пьера провели в освещенную большую столовую; через несколько минут послышались шаги, и княжна с Наташей вошли в комнату. Наташа была спокойна, хотя строгое, без улыбки, выражение теперь опять установилось на ее лице. Княжна Марья, Наташа и Пьер одинаково испытывали то чувство неловкости, которое следует обыкновенно за оконченным серьезным и задушевным разговором. Продолжать прежний разговор невозможно; говорить о пустяках – совестно, а молчать неприятно, потому что хочется говорить, а этим молчанием как будто притворяешься. Они молча подошли к столу. Официанты отодвинули и пододвинули стулья. Пьер развернул холодную салфетку и, решившись прервать молчание, взглянул на Наташу и княжну Марью. Обе, очевидно, в то же время решились на то же: у обеих в глазах светилось довольство жизнью и признание того, что, кроме горя, есть и радости.
– Вы пьете водку, граф? – сказала княжна Марья, и эти слова вдруг разогнали тени прошедшего.
– Расскажите же про себя, – сказала княжна Марья. – Про вас рассказывают такие невероятные чудеса.
– Да, – с своей, теперь привычной, улыбкой кроткой насмешки отвечал Пьер. – Мне самому даже рассказывают про такие чудеса, каких я и во сне не видел. Марья Абрамовна приглашала меня к себе и все рассказывала мне, что со мной случилось, или должно было случиться. Степан Степаныч тоже научил меня, как мне надо рассказывать. Вообще я заметил, что быть интересным человеком очень покойно (я теперь интересный человек); меня зовут и мне рассказывают.
Наташа улыбнулась и хотела что то сказать.
– Нам рассказывали, – перебила ее княжна Марья, – что вы в Москве потеряли два миллиона. Правда это?
– А я стал втрое богаче, – сказал Пьер. Пьер, несмотря на то, что долги жены и необходимость построек изменили его дела, продолжал рассказывать, что он стал втрое богаче.
– Что я выиграл несомненно, – сказал он, – так это свободу… – начал он было серьезно; но раздумал продолжать, заметив, что это был слишком эгоистический предмет разговора.
– А вы строитесь?
– Да, Савельич велит.
– Скажите, вы не знали еще о кончине графини, когда остались в Москве? – сказала княжна Марья и тотчас же покраснела, заметив, что, делая этот вопрос вслед за его словами о том, что он свободен, она приписывает его словам такое значение, которого они, может быть, не имели.
– Нет, – отвечал Пьер, не найдя, очевидно, неловким то толкование, которое дала княжна Марья его упоминанию о своей свободе. – Я узнал это в Орле, и вы не можете себе представить, как меня это поразило. Мы не были примерные супруги, – сказал он быстро, взглянув на Наташу и заметив в лице ее любопытство о том, как он отзовется о своей жене. – Но смерть эта меня страшно поразила. Когда два человека ссорятся – всегда оба виноваты. И своя вина делается вдруг страшно тяжела перед человеком, которого уже нет больше. И потом такая смерть… без друзей, без утешения. Мне очень, очень жаль еe, – кончил он и с удовольствием заметил радостное одобрение на лице Наташи.