Социал-демократическая партия Хорватии

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Социал-демократическая партия Хорватии
хорв. Socijaldemokratska partija Hrvatske
Лидер:	Зоран Миланович
Основатель:	Ивица Рачан
Дата основания:	3 ноября 1990 года
Штаб-квартира:	Хорватия Хорватия Загреб
Идеология:	Социал-демократия Третий путь, Анти-фашизм, Евроатлантизм
Интернационал:	Социалистический интернационал, Прогрессивный альянс
Союзники и блоки:	Хорватская народная партия — Либеральные демократы Демократическая ассамблея Истрии Хорватская партия пенсионеров
Молодёжная организация:	Молодёжный форум
Количество членов:	30 тыс.
Мест в нижней палате:	60 из 150
Персоналии:	члены партии в категории (0 чел.)
Сайт:	[www.sdp.hr/ .hr]

К:Политические партии, основанные в 1990 году

Социал-демократическая партия Хорватии (хорв. Socijaldemokratska partija Hrvatske, SDP) — самая большая в Хорватии левоцентристская партия. Старший партнёр в коалиции Кукурику. В ходе выборов 2011 года СДП завоевала 61 из 151 мест в парламенте Хорватии, что сделало её крупнейшей партией в парламенте.

История

Первая половина 1990-х годов

Социал-демократы Рачана

В январе 1990 года на 14-м съезде Союза коммунистов Югославии произошёл конфликт по вопросу о реорганизации Социалистической Федеративной Республики Югославии. Хорватские и словенские коммунисты, не сумев договориться с сербской делегацией во главе со Слободаном Милошевичем, покинули съезд, а затем и партию.

В феврале 1990 года хорватский парламент принял поправки к конституции, разрешавшие многопартийность. В том же месяце Союз коммунистов Хорватии сменил название на «Союз коммунистов Хорватии — Партия демократических реформ» (хорв. Savez komunista Hrvatske—Stránka demokratskih promjena или SKH—SDP). На выборах 1990 года партия получила 26 % голосов и 107 мест из 351, уступив только Хорватскому демократическому содружеству и став крупнейшей оппозиционной силой в стране.

3 ноября 1990 года по настоянию социал-демократической фракции во главе с Ивицей Рачаном из названия партии было удалено упоминание Союза коммунистов Хорватии. Этот день стал считаться днём создания новой партии.

В августе 1992 года на первых выборах проводимых в соответствии с новой Конституцией Хорватии, партия провалилась, получив всего выиграл 5,52 % голосов избирателей и в общей сложности 11 мест в 138-местном парламенте. В 1993 году партия в последний раз переименовалась, став называться Социал-демократической.

В начале 1994 года группа видных членов партии, включая Ивана Сибера, Степана Иванишевича, Иво Друзича, Ивана Матия и Иво Йосиповича вышли из партии из-за разногласий с партийным руководством.

Социал-демократы Вуича

В 1990 году группа известных интеллектуалов, в том числе Антун Вуич и Мирослав Туджман основали Социал-демократическую партию Хорватии (хорв. Socijaldemokratska stránka Hrvatske, SDSH), заявив, что продолжат традицию исторической Социал-демократической партии Хорватии, созданной в 1894 году. Как и большинство партий, созданных в то время, она была против коммунистического правительства и за независимость Хорватии от Югославии, но при этом была одной из немногих выбравших левую ориентацию.

На первых парламентских выборах в 1990 году социал-демократы участвовали в составе центристской «Коалиции народного согласия», выиграв лишь несколько мест. Однако их позиция была достаточно сильна, чтобы получить места в правительстве национального единства Франьо Грегурича, которое было у власти с июля 1991 по август 1992 года. Однако её два министра перешли в Хорватское демократическое содружество вскоре после их назначения.

В 1992—1993 годах социал-демократы Вуича и партия Рачана были вовлечены в ожесточённый спор за право называться Социал-демократической партией Хорватии. Проиграв спор партии Вуича пришлось переименоваться в Социал-демократы Хорватии (хорв. Socijaldemokrati Hrvatske, SDH). Выборы 1992 года показали, что партия Рачана гораздо сильнее, чем партия Вуича, которая не смогла получить мест в парламенте. При этом сам Антун Вуич занял последнее место в президентской гонке 1992, получив всего 0,7 % голосов. В конечном итоге это привело к сближению обеих социал-демократических партий и к их объединению в апреле 1994 года.

Вторая половина 1990-х

На выборах 1995 года объединённая СДП набрала 8,93 % голосов избирателей, получив 10 мест в парламенте и став четвёртой партией страны после ХДС, Хорватской крестьянской партии (ХКП) и Хорватской социал-либеральной (СЛП).

В августе 1998 года социал-демократы создали коалицию с социал-либеральной партией для совместного участия в парламентских выборах в январе 2000 года.

Первый приход к власти

3 января 2000 года коалиция СДП и СЛП выиграли выборы, получив 38,7 % голосов и 71 место из 151. Благодаря этому социал-демократы и социал-либералы смогли прийти к власти, сформировав коалиционное правительство, в состав которого также вошли Крестьянская партия, либералы, Хорватская народная партия и Демократическая ассамблея Истрии. Премьер-министром стал Рачан, как лидер самой сильной партии. Работа нового правительства сопровождалась постоянными разногласиями среди членов коалиции по различным вопросам.

В июне 2001 года Демократическая ассамблея Истрии вышла из коалиционного правительства, из-за разногласий с другими партиями правящей коалиции по вопросам управления Истрией. В июле того же 2001 года лидер СЛП Дражен Будиса выступил против решения правительства Рачана выдать группу генералов хорватской армии Международному трибуналу по бывшей Югославии, что поставило социал-либералов на грань раскола. В начале июля 2002 года СЛП отказалась поддержать соглашение о совместным контролем над АЭС Кршко, заключённое со Словенией. После этого Рачан официально подал в отставку и коалиция окончательно распалась.

В конце июля 2002 года Рачан сформировал новое коалиционное правительство, в которое кроме социал-демократов вошли представители Крестьянской, Либеральной и Народной партий, а также небольшой Партии либеральных демократов, отколовшейся от СЛП. Этот кабинет министров оставался у власти до следующих выборов в ноябре 2003 года.

Победа леволиберальной коалиции на выборах в январе 2000 года и поражение правящей ХДС рассматривалось многими как поворотный момент в истории Хорватии. Это был первый переход власти в молодой демократии после десятилетия правления авторитарного националиста Франьо Туджмана. Рачан сумел сформировать прозападное правительство, подписав предварительное соглашение с Европейским союзом, которая проложило путь для официального открытия переговоров о членстве в октябре 2006 года. В то же время многопартийное коалиционное правительство не смогло справиться с растущими социальными проблемами, безработицой и экономическими трудностями. Рачан изо всех сил пытался содержать межпартийные конфликты в рамках коалиции, в результате подвергаясь обвинениям как Запада за медлительность в выдаче подозреваемых в военных преступлениях, так и тех хорватских политиков, которые категорически были против экстрадиции.

В оппозиции

На выборах 2003 года СДП, выступавшее в рамках коалиции с Демократической ассамблеей Истрии, либеральными демократами и либералами, потерпела поражение от консервативной ХДС и вернулась в оппозицию. Всего члены коалиции получили в парламенте 43 места из 151 (34 из которых досталось социал-демократам).. На президентских выборах 2005 года СДП поддержало независимого кандидата Стипе Месича, которому удалось добиться переизбрания подавляющим большинством голосов на втором туре.

30 апреля 2007 года из-за рака почки скончался основатель и многолетний лидер СДП Ивица Рачан. Внеочередной партийный съезд избрал новым лидером Зорана Милановича, опередившего во втором туре партийных выборов действующего председателя СДП, бывшего министра обороны Жельку Антуновича. Другими видными кандидатами на пост главы СДП были мэр Загреба Милан Бандич и бывший министр иностранных дел Тонино Пицула.

В июле 2007 года социал-демократы решили в случае своей победы на выборах выдвинуть кандидатом на пост премьер-министра беспартийного экономиста Любо Юрчича, чью экономическую программу СДП представила избирателям на парламентских выборах в ноябре. На выборах 25 ноября социал-демократы получили 56 мест из 153 и стали вторыми после ХДС. Поражение СДП потерпела во многом из-за того, что не принимала участия в избирательном округе диаспоры.

На местных выборах в июне 2009 года партии не удалось добиться значительных сдвигов на уровне жупаний, но всё-таки смогла победить в крупных городах, что во многом было связано с тем, что мэров и жупанов стали избирать непосредственно, а не по партийным спискам. СДП удалось победить на выборах мэров в ряде традиционно правоцентристских прибрежных городах, таких как Дубровник, Шибеник и Трогир, а также в Вуковаре, который считался оплотом ХДС со времён окончания гражданской войны. Социал-демократы смогли сохранить контроль над наиболее экономически мощными регионами страны, включая столицу Загреб и город Риека, а также они победили в Истрии в коалиции с местной Демократической ассамблеей.

В преддверии президентских выборов 2009—2010 годов СДП впервые в своей истории провела первичные выборы. На них политик и композитор Иво Йосипович победил экономиста Любо Юрчича, получив около двух третей голосов. 10 января 2010 года Йосипович во втором туре уверенно переиграл независимого кандидата Милана Бандича, получив больше 60 % голосов.

Возвращение к власти

В 2010 году СДП сформировала левоцентристскую коалицию, первоначально названную Союз за перемены (хорв. Savez za promjene). Позже название сменили на Коалиция Кукурику (хорв. Kukuriku koalicija), по имени ресторана «Кукареку» (хорв. Kukuriku), в котором проходили переговоры о создании коалиции. В состав коалиции помимо социал-демократов вошли Хорватская народная партия — Либеральные демократы, Демократическая ассамблея Истрии и Хорватская партия пенсионеров. 15 сентября 2011 года коалиция представила в Загребе свою предвыборную программу «План 21».

4 декабря 2011 года состоялись очередные выборы в парламент Хорватии. На них коалиция «Кукурику» одержала победу, получив 40 % голосов и 80 мест из 151, в том числе социал-демократам досталось 63 места. После победы СДП удалось сформировать коалиционное правительство со своими партнёрами по коалиции и представителями национальных меньшинств. 23 декабря 2011 года новым премьер-министром Хорватии был избран Зоран Миланович.

Структура и руководство

СДП с момента создания партии в 1990 году и до своей смерти в 2007 возглавлял Ивица Рачан. 2 июня 2007 года президентом партии был избран Зоран Миланович, который и поныне остаётся лидером социал-демократов. Помимо президента и двух вице-президентов (в настоящее время ими являются депутаты Златко Комадина и Миланка Опачич), основными руководящими органами являются Команда президента (состоит из шести старших членов) и Комитет по надзору.

Как и другие партии СДП имеет свои отделения на уровне жупаний, городов и общин. Также работают три тематические группы — Молодёжный форум (хорв. Forum mladih), Форум женщин (хорв. Socijaldemokratski forum žena) и Форум пожилых (хорв. Socijaldemokratski forum seniora).

Участие в выборах

Парламентские выборы

Ниже приводится краткое изложение результатов СДП на выборах в хорватский парламент. Графы «Всего голосов» и «Процент» включают голоса набранные предвыборными коалициями с участием СДП, колонка «Всего мест» включает в себя сумму мест полученных социал-демократами и представителями этнических меньшинств, связанных с партией.

Выборы	Коалиция	Всего голосов	Процент	Всего мест	Изменения
Август 1992	Самостоятельно	145 419	5,52	11 / 138
Октябрь 1995	Самостоятельно	215 839	8,93	10 / 127	–1
Январь 2000	Хорватская социально-либеральная партия	1 138 318	38,70	43 / 151	+33
Ноябрь 2003	Демократическая ассамблея Истрии Партия либеральных демократов Либеральная партия	560 593	22,60	34 / 151	–9
Ноябрь 2007	Самостоятельно	775 690	31,20	56 / 153	+22
Декабрь 2011	Кукурику	958 312	40,00	60 / 151	+4

Президентские выборы

Ниже приведён список кандидатов в президенты, которые либо баллотировались от СДП или при её поддержке.

• 1997 — Здравко Томак (социал-демократ) (2-е место, набрав в первом туре 21,03 % голосов)
• 2000 — Дражен Будиса (социал-либерал) (в первом туре — 27,71 % голосов, 2-е место; второй тур — 43,99 % голосов, 2-е место)
• 2005 — Степан Месич (независимый) (победил в первом туре, набрав 65,93 % голосов)
• 2009-10 — Иво Йосипович (социал-демократ) (первый тур — 32,42 % голосов, 1-е место; второй тур — 60,26 % голосов, победа)

Ссылки

• [www.sdp.hr/ Официальный сайт]  (хорв.)

Отрывок, характеризующий Социал-демократическая партия Хорватии

У княжны выступили на глаза слезы досады. Она отвернулась и хотела опять спросить у графини, где пройти к нему, как в дверях послышались легкие, стремительные, как будто веселые шаги. Княжна оглянулась и увидела почти вбегающую Наташу, ту Наташу, которая в то давнишнее свидание в Москве так не понравилась ей.
Но не успела княжна взглянуть на лицо этой Наташи, как она поняла, что это был ее искренний товарищ по горю, и потому ее друг. Она бросилась ей навстречу и, обняв ее, заплакала на ее плече.
Как только Наташа, сидевшая у изголовья князя Андрея, узнала о приезде княжны Марьи, она тихо вышла из его комнаты теми быстрыми, как показалось княжне Марье, как будто веселыми шагами и побежала к ней.
На взволнованном лице ее, когда она вбежала в комнату, было только одно выражение – выражение любви, беспредельной любви к нему, к ней, ко всему тому, что было близко любимому человеку, выраженье жалости, страданья за других и страстного желанья отдать себя всю для того, чтобы помочь им. Видно было, что в эту минуту ни одной мысли о себе, о своих отношениях к нему не было в душе Наташи.
Чуткая княжна Марья с первого взгляда на лицо Наташи поняла все это и с горестным наслаждением плакала на ее плече.
– Пойдемте, пойдемте к нему, Мари, – проговорила Наташа, отводя ее в другую комнату.
Княжна Марья подняла лицо, отерла глаза и обратилась к Наташе. Она чувствовала, что от нее она все поймет и узнает.
– Что… – начала она вопрос, но вдруг остановилась. Она почувствовала, что словами нельзя ни спросить, ни ответить. Лицо и глаза Наташи должны были сказать все яснее и глубже.
Наташа смотрела на нее, но, казалось, была в страхе и сомнении – сказать или не сказать все то, что она знала; она как будто почувствовала, что перед этими лучистыми глазами, проникавшими в самую глубь ее сердца, нельзя не сказать всю, всю истину, какою она ее видела. Губа Наташи вдруг дрогнула, уродливые морщины образовались вокруг ее рта, и она, зарыдав, закрыла лицо руками.
Княжна Марья поняла все.
Но она все таки надеялась и спросила словами, в которые она не верила:
– Но как его рана? Вообще в каком он положении?
– Вы, вы… увидите, – только могла сказать Наташа.
Они посидели несколько времени внизу подле его комнаты, с тем чтобы перестать плакать и войти к нему с спокойными лицами.
– Как шла вся болезнь? Давно ли ему стало хуже? Когда это случилось? – спрашивала княжна Марья.
Наташа рассказывала, что первое время была опасность от горячечного состояния и от страданий, но в Троице это прошло, и доктор боялся одного – антонова огня. Но и эта опасность миновалась. Когда приехали в Ярославль, рана стала гноиться (Наташа знала все, что касалось нагноения и т. п.), и доктор говорил, что нагноение может пойти правильно. Сделалась лихорадка. Доктор говорил, что лихорадка эта не так опасна.
– Но два дня тому назад, – начала Наташа, – вдруг это сделалось… – Она удержала рыданья. – Я не знаю отчего, но вы увидите, какой он стал.
– Ослабел? похудел?.. – спрашивала княжна.
– Нет, не то, но хуже. Вы увидите. Ах, Мари, Мари, он слишком хорош, он не может, не может жить… потому что…


Когда Наташа привычным движением отворила его дверь, пропуская вперед себя княжну, княжна Марья чувствовала уже в горле своем готовые рыданья. Сколько она ни готовилась, ни старалась успокоиться, она знала, что не в силах будет без слез увидать его.
Княжна Марья понимала то, что разумела Наташа словами: сним случилось это два дня тому назад. Она понимала, что это означало то, что он вдруг смягчился, и что смягчение, умиление эти были признаками смерти. Она, подходя к двери, уже видела в воображении своем то лицо Андрюши, которое она знала с детства, нежное, кроткое, умиленное, которое так редко бывало у него и потому так сильно всегда на нее действовало. Она знала, что он скажет ей тихие, нежные слова, как те, которые сказал ей отец перед смертью, и что она не вынесет этого и разрыдается над ним. Но, рано ли, поздно ли, это должно было быть, и она вошла в комнату. Рыдания все ближе и ближе подступали ей к горлу, в то время как она своими близорукими глазами яснее и яснее различала его форму и отыскивала его черты, и вот она увидала его лицо и встретилась с ним взглядом.
Он лежал на диване, обложенный подушками, в меховом беличьем халате. Он был худ и бледен. Одна худая, прозрачно белая рука его держала платок, другою он, тихими движениями пальцев, трогал тонкие отросшие усы. Глаза его смотрели на входивших.
Увидав его лицо и встретившись с ним взглядом, княжна Марья вдруг умерила быстроту своего шага и почувствовала, что слезы вдруг пересохли и рыдания остановились. Уловив выражение его лица и взгляда, она вдруг оробела и почувствовала себя виноватой.
«Да в чем же я виновата?» – спросила она себя. «В том, что живешь и думаешь о живом, а я!..» – отвечал его холодный, строгий взгляд.
В глубоком, не из себя, но в себя смотревшем взгляде была почти враждебность, когда он медленно оглянул сестру и Наташу.
Он поцеловался с сестрой рука в руку, по их привычке.
– Здравствуй, Мари, как это ты добралась? – сказал он голосом таким же ровным и чуждым, каким был его взгляд. Ежели бы он завизжал отчаянным криком, то этот крик менее бы ужаснул княжну Марью, чем звук этого голоса.
– И Николушку привезла? – сказал он также ровно и медленно и с очевидным усилием воспоминанья.
– Как твое здоровье теперь? – говорила княжна Марья, сама удивляясь тому, что она говорила.
– Это, мой друг, у доктора спрашивать надо, – сказал он, и, видимо сделав еще усилие, чтобы быть ласковым, он сказал одним ртом (видно было, что он вовсе не думал того, что говорил): – Merci, chere amie, d'etre venue. [Спасибо, милый друг, что приехала.]
Княжна Марья пожала его руку. Он чуть заметно поморщился от пожатия ее руки. Он молчал, и она не знала, что говорить. Она поняла то, что случилось с ним за два дня. В словах, в тоне его, в особенности во взгляде этом – холодном, почти враждебном взгляде – чувствовалась страшная для живого человека отчужденность от всего мирского. Он, видимо, с трудом понимал теперь все живое; но вместе с тем чувствовалось, что он не понимал живого не потому, чтобы он был лишен силы понимания, но потому, что он понимал что то другое, такое, чего не понимали и не могли понять живые и что поглощало его всего.
– Да, вот как странно судьба свела нас! – сказал он, прерывая молчание и указывая на Наташу. – Она все ходит за мной.
Княжна Марья слушала и не понимала того, что он говорил. Он, чуткий, нежный князь Андрей, как мог он говорить это при той, которую он любил и которая его любила! Ежели бы он думал жить, то не таким холодно оскорбительным тоном он сказал бы это. Ежели бы он не знал, что умрет, то как же ему не жалко было ее, как он мог при ней говорить это! Одно объяснение только могло быть этому, это то, что ему было все равно, и все равно оттого, что что то другое, важнейшее, было открыто ему.
Разговор был холодный, несвязный и прерывался беспрестанно.
– Мари проехала через Рязань, – сказала Наташа. Князь Андрей не заметил, что она называла его сестру Мари. А Наташа, при нем назвав ее так, в первый раз сама это заметила.
– Ну что же? – сказал он.
– Ей рассказывали, что Москва вся сгорела, совершенно, что будто бы…
Наташа остановилась: нельзя было говорить. Он, очевидно, делал усилия, чтобы слушать, и все таки не мог.
– Да, сгорела, говорят, – сказал он. – Это очень жалко, – и он стал смотреть вперед, пальцами рассеянно расправляя усы.
– А ты встретилась с графом Николаем, Мари? – сказал вдруг князь Андрей, видимо желая сделать им приятное. – Он писал сюда, что ты ему очень полюбилась, – продолжал он просто, спокойно, видимо не в силах понимать всего того сложного значения, которое имели его слова для живых людей. – Ежели бы ты его полюбила тоже, то было бы очень хорошо… чтобы вы женились, – прибавил он несколько скорее, как бы обрадованный словами, которые он долго искал и нашел наконец. Княжна Марья слышала его слова, но они не имели для нее никакого другого значения, кроме того, что они доказывали то, как страшно далек он был теперь от всего живого.
– Что обо мне говорить! – сказала она спокойно и взглянула на Наташу. Наташа, чувствуя на себе ее взгляд, не смотрела на нее. Опять все молчали.
– Andre, ты хоч… – вдруг сказала княжна Марья содрогнувшимся голосом, – ты хочешь видеть Николушку? Он все время вспоминал о тебе.
Князь Андрей чуть заметно улыбнулся в первый раз, но княжна Марья, так знавшая его лицо, с ужасом поняла, что это была улыбка не радости, не нежности к сыну, но тихой, кроткой насмешки над тем, что княжна Марья употребляла, по ее мнению, последнее средство для приведения его в чувства.
– Да, я очень рад Николушке. Он здоров?

Когда привели к князю Андрею Николушку, испуганно смотревшего на отца, но не плакавшего, потому что никто не плакал, князь Андрей поцеловал его и, очевидно, не знал, что говорить с ним.
Когда Николушку уводили, княжна Марья подошла еще раз к брату, поцеловала его и, не в силах удерживаться более, заплакала.
Он пристально посмотрел на нее.
– Ты об Николушке? – сказал он.
Княжна Марья, плача, утвердительно нагнула голову.
– Мари, ты знаешь Еван… – но он вдруг замолчал.
– Что ты говоришь?
– Ничего. Не надо плакать здесь, – сказал он, тем же холодным взглядом глядя на нее.

Когда княжна Марья заплакала, он понял, что она плакала о том, что Николушка останется без отца. С большим усилием над собой он постарался вернуться назад в жизнь и перенесся на их точку зрения.
«Да, им это должно казаться жалко! – подумал он. – А как это просто!»
«Птицы небесные ни сеют, ни жнут, но отец ваш питает их», – сказал он сам себе и хотел то же сказать княжне. «Но нет, они поймут это по своему, они не поймут! Этого они не могут понимать, что все эти чувства, которыми они дорожат, все наши, все эти мысли, которые кажутся нам так важны, что они – не нужны. Мы не можем понимать друг друга». – И он замолчал.

Маленькому сыну князя Андрея было семь лет. Он едва умел читать, он ничего не знал. Он многое пережил после этого дня, приобретая знания, наблюдательность, опытность; но ежели бы он владел тогда всеми этими после приобретенными способностями, он не мог бы лучше, глубже понять все значение той сцены, которую он видел между отцом, княжной Марьей и Наташей, чем он ее понял теперь. Он все понял и, не плача, вышел из комнаты, молча подошел к Наташе, вышедшей за ним, застенчиво взглянул на нее задумчивыми прекрасными глазами; приподнятая румяная верхняя губа его дрогнула, он прислонился к ней головой и заплакал.
С этого дня он избегал Десаля, избегал ласкавшую его графиню и либо сидел один, либо робко подходил к княжне Марье и к Наташе, которую он, казалось, полюбил еще больше своей тетки, и тихо и застенчиво ласкался к ним.
Княжна Марья, выйдя от князя Андрея, поняла вполне все то, что сказало ей лицо Наташи. Она не говорила больше с Наташей о надежде на спасение его жизни. Она чередовалась с нею у его дивана и не плакала больше, но беспрестанно молилась, обращаясь душою к тому вечному, непостижимому, которого присутствие так ощутительно было теперь над умиравшим человеком.


Князь Андрей не только знал, что он умрет, но он чувствовал, что он умирает, что он уже умер наполовину. Он испытывал сознание отчужденности от всего земного и радостной и странной легкости бытия. Он, не торопясь и не тревожась, ожидал того, что предстояло ему. То грозное, вечное, неведомое и далекое, присутствие которого он не переставал ощущать в продолжение всей своей жизни, теперь для него было близкое и – по той странной легкости бытия, которую он испытывал, – почти понятное и ощущаемое.
Прежде он боялся конца. Он два раза испытал это страшное мучительное чувство страха смерти, конца, и теперь уже не понимал его.
Первый раз он испытал это чувство тогда, когда граната волчком вертелась перед ним и он смотрел на жнивье, на кусты, на небо и знал, что перед ним была смерть. Когда он очнулся после раны и в душе его, мгновенно, как бы освобожденный от удерживавшего его гнета жизни, распустился этот цветок любви, вечной, свободной, не зависящей от этой жизни, он уже не боялся смерти и не думал о ней.
Чем больше он, в те часы страдальческого уединения и полубреда, которые он провел после своей раны, вдумывался в новое, открытое ему начало вечной любви, тем более он, сам не чувствуя того, отрекался от земной жизни. Всё, всех любить, всегда жертвовать собой для любви, значило никого не любить, значило не жить этою земною жизнию. И чем больше он проникался этим началом любви, тем больше он отрекался от жизни и тем совершеннее уничтожал ту страшную преграду, которая без любви стоит между жизнью и смертью. Когда он, это первое время, вспоминал о том, что ему надо было умереть, он говорил себе: ну что ж, тем лучше.
Но после той ночи в Мытищах, когда в полубреду перед ним явилась та, которую он желал, и когда он, прижав к своим губам ее руку, заплакал тихими, радостными слезами, любовь к одной женщине незаметно закралась в его сердце и опять привязала его к жизни. И радостные и тревожные мысли стали приходить ему. Вспоминая ту минуту на перевязочном пункте, когда он увидал Курагина, он теперь не мог возвратиться к тому чувству: его мучил вопрос о том, жив ли он? И он не смел спросить этого.

Болезнь его шла своим физическим порядком, но то, что Наташа называла: это сделалось с ним, случилось с ним два дня перед приездом княжны Марьи. Это была та последняя нравственная борьба между жизнью и смертью, в которой смерть одержала победу. Это было неожиданное сознание того, что он еще дорожил жизнью, представлявшейся ему в любви к Наташе, и последний, покоренный припадок ужаса перед неведомым.
Это было вечером. Он был, как обыкновенно после обеда, в легком лихорадочном состоянии, и мысли его были чрезвычайно ясны. Соня сидела у стола. Он задремал. Вдруг ощущение счастья охватило его.
«А, это она вошла!» – подумал он.
Действительно, на месте Сони сидела только что неслышными шагами вошедшая Наташа.
С тех пор как она стала ходить за ним, он всегда испытывал это физическое ощущение ее близости. Она сидела на кресле, боком к нему, заслоняя собой от него свет свечи, и вязала чулок. (Она выучилась вязать чулки с тех пор, как раз князь Андрей сказал ей, что никто так не умеет ходить за больными, как старые няни, которые вяжут чулки, и что в вязании чулка есть что то успокоительное.) Тонкие пальцы ее быстро перебирали изредка сталкивающиеся спицы, и задумчивый профиль ее опущенного лица был ясно виден ему. Она сделала движенье – клубок скатился с ее колен. Она вздрогнула, оглянулась на него и, заслоняя свечу рукой, осторожным, гибким и точным движением изогнулась, подняла клубок и села в прежнее положение.
Он смотрел на нее, не шевелясь, и видел, что ей нужно было после своего движения вздохнуть во всю грудь, но она не решалась этого сделать и осторожно переводила дыханье.
В Троицкой лавре они говорили о прошедшем, и он сказал ей, что, ежели бы он был жив, он бы благодарил вечно бога за свою рану, которая свела его опять с нею; но с тех пор они никогда не говорили о будущем.
«Могло или не могло это быть? – думал он теперь, глядя на нее и прислушиваясь к легкому стальному звуку спиц. – Неужели только затем так странно свела меня с нею судьба, чтобы мне умереть?.. Неужели мне открылась истина жизни только для того, чтобы я жил во лжи? Я люблю ее больше всего в мире. Но что же делать мне, ежели я люблю ее?» – сказал он, и он вдруг невольно застонал, по привычке, которую он приобрел во время своих страданий.
Услыхав этот звук, Наташа положила чулок, перегнулась ближе к нему и вдруг, заметив его светящиеся глаза, подошла к нему легким шагом и нагнулась.
– Вы не спите?
– Нет, я давно смотрю на вас; я почувствовал, когда вы вошли. Никто, как вы, но дает мне той мягкой тишины… того света. Мне так и хочется плакать от радости.
Наташа ближе придвинулась к нему. Лицо ее сияло восторженною радостью.
– Наташа, я слишком люблю вас. Больше всего на свете.
– А я? – Она отвернулась на мгновение. – Отчего же слишком? – сказала она.