Сошествие Христа в ад

Сошествие Иисуса Христа в ад (сошествие во ад; греч. Κατελθόντα εἰς τὰ κατώτατα, лат. Descensus Christi ad inferos) — догмат, исповедуемый историческими христианскими церквями (римско-католической, православными, древневосточными, восточнокатолическими) и церквями ранней протестантской реформации (лютеранской, кальвинистской, англиканской, цвинглианской), согласно которому, после распятия Иисус Христос спустился в ад и, сокрушив его ворота, принёс свою евангельскую проповедь, освободил заключённые там души и вывел из ада всех ветхозаветных праведников, а также Адама и Еву. Сошествие Христа в ад входит в число Страстей Христовых. Считается, что это событие произошло во второй день пребывания Христа во гробе и вспоминается за богослужением Великой субботы.

Иногда это учение понимается не в буквальном, а метафорическом смысле.

Терминология

Выражение «сошествие в ад» является переводом греческого выражения κατελθόντα εἰς τὰ κατώτατα, («katelthonta eis ta katôtata») или латинского descendit ad inferos, которые употребляются в тексте Апостольского Символа веры.

Греческое τὰ κατώτατα (ta katôtata, «самый низ») и латинское inferos («нижнее») может также переводиться как «преисподняя», «подземный мир», «обитель мёртвых».

По каноническим текстам

О сошествии в ад евангелисты прямо не говорят. В канонических книгах Нового Завета есть лишь отдельные упоминания апостолами о пребывании Христа в аду:

• о нём повествует апостол Пётр в день Пятидесятницы в «Деяниях святых апостолов» (Деян. 2:30-31);
• он же в третьей главе первого послания говорит: «Потому что и Христос, чтобы привести нас к Богу, однажды пострадал за грехи наши, праведник за неправедных, быв умерщвлен по плоти, но ожив духом, которым Он и находящимся в темнице духам, сойдя, проповедал» (1Пет. 3:19-20); — это высказывание положено в основу доктрины страдания Христа за «неправых» и его проповеди в аду последним, чем была дана им надежда на спасение;
• «Ибо для того и мертвым было благовествуемо, чтобы они, подвергшись суду по человеку плотию, жили по Богу духом» (1Пет. 4:6); — тема, разрабатываемая в рамках учения о крещении;
• «Посему и сказано: восшед на высоту, пленил плен и дал дары человекам. А „восшел“ что означает, как не то, что Он и нисходил прежде в преисподние места земли?» (Еф. 4:8-9).

Из пророчеств о сошествии во ад богословы выделяют:

• слова самого Христа, обращённые к ученикам: «как Иона был во чреве кита три дня и три ночи, так и Сын Человеческий будет в сердце земли три дня и три ночи» (Мф. 12:40);
• ветхозаветные пророчества: «Отворялись ли для тебя врата смерти, и видел ли ты врата тени смертной?» (Иов. 38:17), «От власти ада Я искуплю их, от смерти избавлю их. Смерть! где твое жало? ад! где твоя победа?» (Ос. 13:14), «Поднимите, врата, верхи ваши, и поднимитесь, двери вечные, и войдет Царь славы!» (Пс. 23:7), «…медные двери сокрушу и запоры железные сломаю; и отдам тебе хранимые во тьме сокровища и сокрытые богатства» (Ис. 45:2-3).

Значение сошествия во ад в христианстве

Христианская традиция, по мнению епископа Илариона (Алфеева), из анализа этих библейских текстов делает следующие выводы:

1. Учение о сошествии Христа во ад неотделимо от догматического Предания Церкви;
2. Факт самого сошествия никем из отцов церкви не оспаривался, однако существовали различные мнения о том, кто был выведен Спасителем из ада: все находившиеся там люди или только ветхозаветные праведники. Также различались и мнения о том, к кому в аду была направлена проповедь;
3. Христос, «сойдя во ад, умертвил смерть и уничтожил (разрушил) ад». В восточной традиции это понимается как полное уничтожение смерти и ада, однако утверждается, что смерть и ад продолжают существовать благодаря злой воле людей. В западной традиции крестная смерть Христа «воспринимается как нанесение ущерба аду», но не его уничтожение.

В христианстве сошествие во ад завершило искупительную миссию Иисуса Христа и явилось пределом уничижения Христа и в то же время началом его славы. Согласно христианскому вероучению, Иисус своим вольным страданием и мучительной смертью на кресте искупил первородный грех прародителей и даровал силу бороться с его последствиями их потомкам. Таким образом, учение Церкви рассматривает сошествие во ад как неотъемлемую часть искупительной жертвы Христа. Церковь считает, что души всех ветхозаветных праведников, включая Адама и Еву, были выведены Христом из ада в райские обители (где до этого времени были только Моисей (Мф. 17:3), Илия, Енох и благоразумный разбойник). По учению Церкви человеческая душа Иисуса в глубинах ада проповедовала и душам умерших грешников (до сошествия Христа, в аду уже вели евангельскую проповедь Симеон Богоприимец и Иоанн Креститель).

По апокрифическим сказаниям

Наиболее подробно тема посещения Иисусом преисподней раскрывается в апокрифической литературе. Из данных сочинений можно выделить:

• «Вознесение Исаии» (раннехристианская переработка иудейского апокрифа II века до н. э.). Полный текст сочинения сохранился только в эфиопской версии, но главы 6—11 дошли также в латинской и славянской (староболгарской) версиях. Данный апокриф содержит следующий фрагмент о сошествии Иисуса Христа в ад:

…Сойдет Сын Божий… и будет в образе вашем. И князь мира… прострет руки свои на Него, и повесят Его на древе, и убьют, не ведая, кто Он. И сойдет Он во ад, и нагим и опустошенным сделает всю призрачность его, и возьмет в плен князя смерти и сокрушит всю силу его и воскреснет в третий день, взяв с Собой некоторых праведников, и пошлет проповедников Своих по всей вселенной…

• «Евангелие от Петра» (первая половина II века) содержит описание видения стражи у гроба Христа:

…увидели выходящих из гробницы трёх человек, двоих, поддерживающих одного, и крест, следующий за ними. И головы двоих достигали неба, а у Того, кого вели за руку, голова была выше неба. И они услышали голос с небес: «Возвестил ли Ты усопшим?» И был ответ с креста: «Да». — Евангелие от Петра. 10:38

Подразумевается, что Христос перед воскрешением был в загробном мире и проповедовал там усопшим. Так в апокрифе находят отражение зарождающееся у христиан предание о путешествии Спасителя в ад, которое в дальнейшем появится в «Евангелии от Никодима» (не ранее III в.) и тема проповеди Христа в аду (керигмы).

• «Вопрошания Варфоломея» (или «Евангелие Варфоломея»). Апокриф сохранился в полной версии только на греческом языке, известны также его отрывки на коптском, сирийском, латинском и славянском языках. Создание текста относится к промежутку между II и VI веками. В тексте содержится ответ Христа на вопрос апостола Варфоломея о событиях, произошедших после его крестной смерти:

…Иисус сказал: «Блажен ты, возлюбленный мой Варфоломей, что узрел чудо сие, и ныне все, о чём бы ты ни спросил меня, возвещу тебе. Ибо когда Я исчез с креста, тогда Я сошел во ад, чтобы вывести [оттуда] Адама и всех иже с ним, по ходатайству Михаила Архангела».

Христос рассказывает о разговоре между адом, смертью и Велиаром, что нашло отражение в христианской церковной гимнографии (данный распространённый гимнографический сюжет присутствует в том числе у Ефрема Сирина (в «Нисбийских песнопениях») и Романа Сладкопевца).

Евангелие от Никодима

Наиболее полно сошествие в ад описано в третьей части «Евангелия от Никодима» (III век), которое, несмотря на его апокрифичность, Церковь разрешала читать верующим. «Евангелие от Никодима» оказало огромное влияние на формирование церковного учения по данному вопросу, обрядности, а также иконографии самого эпизода.

«Евангелие от Никодима» затрагивало вопросы, которые волновали христиан, уже отмежевавшихся от иудаизма: Всегда ли существовали рай и ад? Где пребывают пророки, предсказавшие пришествие Христа, а также души всех умерших? В апокрифе утверждается идея воскресения во плоти, бывшая предметом дискуссии различных групп первых христиан; даётся развёрнутое описание рая и ада, лишь упоминавшихся в раннехристианских сочинениях; по ходу повествования воскресшие сообщают, что были в аду «от века» (отсюда комментаторы текста делают вывод, что автор евангелия считает, что ад был всегда, а рай берёт своё начало с Явления Христа, преобразившего всю вселенную).

«Страсти Христовы»

В России на основе апокрифов, в том числе и «Евангелия от Никодима», был составлен сборник «Страсти Христовы», его первоначальная версия появилась, вероятно, ещё в царствование Алексея Михайловича. Сборник формировался и дополнялся на протяжении второй половины XVII и в течение всего XVIII века. До настоящего времени сборник «Страсти Христовы» читается в среде старообрядцев.

В этом сборнике в отдельной главе «О воскресении Христове и о сошествии его во ад» рассказывается, что «Исус Христос сниде во ад, диявола гоня» и приводится рассказ с описанием битвы у ворот ада. Ад в рассказе, так же как и в «Евангелии Никодима», представлен персонифицированным: «отвещав же ад глаголя», «рече ад ко диаволу».

Силы небесные, стоя перед вратами ада, многократно обращаются к нему, говоря: «…возьмите врата вечная и внидет Царь Славы», а на вопрос ада, кто является этим царём, отвечают: «Господь крепок и силен, Господь силен в брани». Приход Христа производит панику, и ад в страхе говорит дьяволу, называемому «треглавниче и вельзауле преокаянне», что ему пора выйти и бороться с Христом и его войском. Но дьявол в страхе отвечает: «помилуй мя аде, брате мой, не отверзай ему врат… подвигнися мене ради, аще и поруган будеши». Но врата не выдерживают и «падоша сами» повергают ад в плач. Дьявол оказывается пойманным Христом, который «сведе и в преисподняя земли, во юдоль плачевную, и связа его узами железными и нерешимыми, и посла его во огонь неугасимый и червь неусыпающий».

В аде Христа встретили ликующие «святии пророцы и праведницы» и пророк Давид, играющий на гуслях и воспевающий победу Бога над адом. Все они были выведены Христом из ада.

И сказал Господь, взяв десницу Адамову: «Мир тебе и детям твоим. Праведникам Моим». Адам, простёршись перед Господом, со слезами молил Его громким голосом: «Прославляю Тебя, Господи, что Ты принял меня и не дал торжествовать врагам моим. Господи Боже мой, я воззвал к Тебе. И Ты исцелил меня, Господи! Ты извел душу мою из ада»… И Господь, простёрши руку, сотворил знамение крестное над Адамом и всеми святыми Своими и, держа десницу Адамову, исшел из ада. И все святые последовали за Ним. — «Евангелие от Никодима», главы 24—25

Богословское толкование

Рассмотрение догмата о сошествии Христа в ад имеется в трудах ряда отцов церкви, которые рассматривали эту тему прежде всего в контексте учения об Искуплении.

Раннехристианские авторы

Тема сошествия Христа в ад присутствует в сочинениях христианских авторов, начиная со II века. Из раннехристианских авторов об этом писали Поликарп Смирнский, Игнатий Богоносец, Иустин Философ, Мелитон Сардийский, Ипполит Римский, Климент Александрийский, Ориген и Тертуллиан. Первые авторы в основном развивали тему воскрешения Христом ветхозаветных праведников, однако начиная с Мелитона Сардийского (ум. ок. 190 года) в богословскую традицию входит утверждение, что после своей крестной смерти Спаситель душой сошёл в ад «и Душой овладел всем адом». Уже в трудах писателей II—III веков сложилась совокупность представлений о сошествии в ад, впоследствии воплощённая в «Евангелии Никодима».

В сочинениях Ипполита Римского (ум. ок. 235 года) уже содержатся упоминания о проповеди в аду Иоанна Предтечи и о сокрушении Христом ада: «привратники ада, увидев Тебя, убоялись, и сокрушились врата медные, и вереи железные сломались, и се, Единородный вошел [туда] как душа к душам, Бог Слово одушевленное; ибо тело лежало во гробе и отнюдь не было лишено Божества; но, даже во аде пребывая, сущностью Он был со Отцом и таким образом был и в теле и во аде».

Тертуллиан (ум. ок. 220 года) в своём сочинении «О душе», пишет, что Христос, имея не только божественную, но человеческую природу, исполнил «закон» и «… по образу человеческой смерти почив в преисподней, и не прежде взошел к высоте небес, чем спустился в преисподнюю земель, чтобы там патриархов и пророков сделать причастными Себе».

Ориген

Из богословов первых веков христианства наиболее часто тема сошествия во ад присутствует в сочинениях Оригена (ум. в 254 году). Он рассматривает следующие аспекты данного вопроса:

• когда душа Христа освободилась от тела, то он обратил свою проповедь «к тем душам, которые освободились от тела, чтобы и из них привести к вере в Себя те души, которые сами желали [этого обращения], а равным образом и те, на которые Он Сам обратил Свои взоры по основаниям, одному только Ему известным»;
• сойдя в ад, Христос «воззвал оттуда первозданного» (то есть Адама);
• благодаря сошествию Христа в ад в рай смог войти благоразумный разбойник.

Особо в своём толковании на Послание к Римлянам Ориген рассматривает вопрос разрушения Христом ада и его победы над дьяволом. Он считает, что дьявол был побеждён Христом и лишён своей власти, но так как только при втором пришествии дьявол должен быть повержен окончательно, то Ориген называет его «не столько царствующим, сколько разбойничающим» (лат. non tam regnari, quam latrocinari).

Иоанн Златоуст

Златоуст в своих трудах неоднократно обращался к вопросу сошествия Христа во ад. Он особо подчеркивает, что сошествие Христа во ад было предсказано ветхозаветными пророками:

Не умолчали пророки и о том, что Господь, сошедши во ад, приведёт его в смущение, исполнит смятения и страха, и сокрушит твердыню его. Об этом Давид говорит так: возмите врата князи ваша, и возмитеся врата вечныя, и внидет Царь славы (Пс. 23:7); а Исаия говорит другими словами: врата медяная сокрушу, и вереи железныя сломлю, и дам ти сокровища темная сокровенная: невидимая отверзу тебе (Ис. 45:2-3), разумея здесь ад.

Святитель Иоанн часто возвращается к образу «медных врат» из пророчества Исаии. При этом он всегда акцентирует внимание, что Христос не «открыл врата медные», но «сокрушил врата медные». Этим он показывает, что сошествием Христа во ад последний стал бесполезен — «…стража сделалась немощной. Где нет ни двери, ни засова, там, даже если кто и войдет, не удерживается. Итак, когда Христос сокрушит, кто другой сможет исправить?».

Основной идеей Златоуста является, что сошествием Христа во ад полностью была истреблена сила смерти — «Им сила смерти разрушена», но при этом замечает, что это не означает, что «истреблены грехи умерших прежде пришествия Его». Вопрос о том, кого вывел Христос из ада, у Златоуста решается однозначно: освобождены были только те, кто веровал в истинного Бога.

К одним из самых ярких сочинений святителя, в котором он говорит о сошествии Христа в ад, относится его «Огласительное слово на Пасху». В нём Иоанн Златоуст в торжественной форме воспевает победу Иисуса над адом и смертью:

Никто не бойся смерти, ибо освободила нас Спасова смерть! Объятый смертью, Он угасил смерть. Сошед во ад, Он пленил ад и огорчил того, кто коснулся Его плоти… Огорчился ад, ибо упразднен! Огорчился, ибо осмеян! Огорчился, ибо умерщвлен! Огорчился, ибо низложен! Огорчился, ибо связан! Взял тело, а прикоснулся Бога; принял землю, а нашел в нем небо; взял то, что видел, а подвергся тому, чего не ожидал! Смерть! где твое жало?! Ад! где твоя победа?!

Евсевий Кесарийский

В «Церковной истории» Евсевия Кесарийского приводится рассказ о проповеди апостола Фаддея эдесскому царю Авгарю, в котором апостол рассказывает царю о Христе: «…Он смирил Себя и умер, как распят был и сошел во ад, сокрушил ограду, от века неразрушимую, потом воскрес и совоздвиг мертвых, почивавших от начала мира, как сошел один, а восшел к Своему Отцу с великим множеством людей».

Григорий Богослов

В его знаменитом «Слове на Пасху» (которое длительное время читалось в этот праздник, пока не было замено аналогичным творением Иоанна Златоуста) он так говорит о сошествии Христа в ад и о совершенном там им деле спасения: «Сегодня спасение миру — как видимому, так и невидимому! Христос [воскрес] из мертвых — восстаньте с Ним и вы; Христос [взошел] к Себе — восходите и вы; Христос [вышел] из гробов — освобождайтесь от уз греха. Врата ада отверзаются, и смерть истребляется, и ветхий Адам отлагается, и новый совершается. Если кто во Христе новая тварь, обновляйтесь… Пасха Господня, Пасха, и снова скажу „Пасха“ в честь Троицы. Она для нас праздников праздник и торжество торжеств…».

В трудах Григория Богослова есть и стихотворные творения, посвященные победе Христа над адом («О самом себе»: Сегодня великий Христос от мертвецов, с которыми смешался, // пробужден, и отразил жало смерти…)

Протестантские богословы

Вопрос о сошествии Иисуса Христа в ад и о роли данного события в спасении им людей рассматривался и протестантскими богословами. Мартин Лютер в своей проповеди в Торгау в 1533 году, основываясь на Священном Писании, обосновал данный догмат и отметил, что вся полнота Христа (то есть и божественная и человеческая природа) сошла в ад. Догмат о сошествии Христа в ад был включён в Аугсбургское исповедание (1530 год), самый ранний из официальных вероисповедальных документов лютеран.

После смерти Лютера среди его последователей возникли споры — к чему отнести сошествие Христа в ад: к продолжению его страданий или к триумфальному Воскресению. Для разрешения этих споров в Формуле согласия, подписанной лютеранскими теологами 29 мая 1577 года, устанавливалось, что верующим достаточно знания, что сошествие в ад свершилось, и что Христос «уничтожил ад для всех верующих». Вопросом же, каким образом это произошло, задаваться не следует, так как ответ на него, вместе с другими тайнами, не доступными для понимания, будет открыт в «ином мире».

Жан Кальвин в своём сочинении «Наставление в христианской вере» (1536 год) рассматривает сошествие Христа в ад как его триумф над смертью и окончательную победу над дьяволом: «В итоге, сражаясь с державой дьявола, с ужасом смерти, с муками ада, Иисус Христос одержал победу и стал триумфатором, дабы мы больше не страшились в смерти того, что наш Владыка упразднил и уничтожил».

Англиканская церковь в своём основном вероучительном документе «39 Статей» утверждает: «Как Христос умер за нас и был погребён, так следует веровать, что Он сошёл в ад» (3-я статья).

Литургика

В различных литургических традициях воспоминанию о погребении Христа и его сошествии в ад посвящены последние два дня Страстной недели — Великая пятница и Великая суббота, тема раскрывается также в текстах Пасхальных богослужений. В богослужении суточного круга сошествие Христа в ад символизирует великое повечерие.

В Православной церкви

Тема сошествия Христа в ад широко используется Православной церковью в богослужебных текстах Октоиха (воскресные службы), постной и цветной триодей.

В Октоихе сошествие во ад является одной из центральных тем, которая тесно переплетается в песнопениях с крестной смертью Христа и его Воскресением:

Ты разрушил еси сокрушение Христе, и окаянство, во вратех и твердынях адовых…. Егда пригвоздился еси на древе крестнем, тогда умертвися держава вражия… и ад пленен бысть державою Твоею, мертвыя от гробов воскресил еси, и разбойнику рай отверзл еси…. Врата смерти и вереи, Твоею смертью сокрушил еси Безсмертне….

В нескольких песнопениях Октоиха упоминается, что перед проповедью Христа в аду побывал и проповедовал там Иоанн Креститель, стоящий «посреде закона и благодати», между Ветхим и Новым заветами, предвосхищая пришествие Христа. Эта тема, идущая из раннехристианских преданий, раскрывается также в службе Усекновения главы Иоанна Предтечи, части Минеи праздничной.

В песнопениях Октоиха используются апокрифические образы, схожие с образами «Евангелия Никодима», которые стали также основой иконографии данного сюжета: «Христос сокрушает „вереи“ („замки“, „засовы“), „печати“, „врата“ и „твердыни“ ада, разрывает „узы“, которыми были связаны мёртвые, расхищает „сосуды“ дьявола». Ад представляется как темница, в которой томятся души умерших, избавление из неё стало возможным только после победы Христа над дьяволом.

Тема сошествия Христа в ад и победы над ним присутствует как в предпостовых службах (например, суббота мясопустная), так и в богослужении Великого поста:

Христос воскресе, разрешив узы Адама первозданнаго, и адову разрушив крепость. Дерзайте вси мертвии: умертвися смерть, пленен бысть и ад с нею, и Христос воцарися, распныйся и воскресый… — Богослужение Субботы мясопустной Три кресты водрузи на Голгофе Пилат, два разбойников, и един Жизнодавца. Егоже виде ад, и рече сущим доле: о слуги мои, и силы моя! Кто водрузив гвоздие в сердце мое, древяным мя копием внезапу прободе? И растерзаюся, внутренними моими болю, утробою уязвляюся, чувства моя смущают дух мой, и понуждаюся изрыгнути Адама, и сущия от Адама, древом данныя ми; древо бо сия паки вводит в рай. — Служба Крестопоклонной недели

Богослужебные тексты цветной триоди, которые начинают использоваться с Пасхальной полунощницы, наполнены радостью Воскресения Христова, однако затрагивают тему его сошествия в ад. В цветной триоди содержится одно из самых известных песнопений на данную тему:

Во гробе плотски, во аде же с душею яко Бог, в раи же с разбойником, и на престоле был еси Христе со Отцем и Духом, вся исполняяй неописаный.

В Католической церкви

Упоминание о сошествии Христа в ад содержится в древнем Апостольском Символе веры, который широко используется в католической богослужебной и молитвенной практике.

В толковании на Апостольский Символ веры Катехизис Католической Церкви говорит:

Часто встречающиеся в Новом Завете утверждения, что Иисус «воскрес из мертвых» подразумевают, что, прежде чем воскреснуть, Он побывал там, где пребывают мертвые… Иисус сошел в ад не для того, чтобы освободить из него проклятых или разрушить ад осуждения, но чтобы освободить праведников, которые Ему предшествовали.

В богослужении латинского обряда тема сошествия Христа в ад используется в пасхальный период. В гимне провозглашения Пасхи, который завершает Литургию Света, первую часть богослужения навечерия Пасхи, поётся:

Это ночь, когда разрушив узы смерти, Христос от ада взошёл победителем.

В средневековье в некоторых странах во время пасхальной процессии от символического Гроба Господня к алтарю исполнялся антифон Cum rex gloriae, в котором говорилось о встрече в аду Христа с душами, там заключёнными. До настоящего времени сохранился местный обычай исполнять переложение антифона на польский язык (Gdy Król wieczenej chwały) при шествиях ко Гробу Господню.

Тема схождения Христа в ад и освобождения им томящихся там душ звучит также в многочисленных пасхальных гимнах и песнях.

Иконография

В православной иконописи сюжет «Сошествия во ад», сопровождаемый греческой надписью «Η ἀνάστασις», являлся одновременно изображением Воскресения Христова, что закономерно вело к его популярности и сделало обязательным сюжетом храмового оформления (нелишне отметить, что в российской православной иконографии вплоть до середины XVIII века не было другой иконы Воскресения Христова с изображением исхода Христа из гроба). Место данной иконы в иконостасе было в 12-частном праздничном цикле, миниатюры с неё помещались на окладах напрестольных Евангелий в окружении ликов четырёх евангелистов. Иконография «Сошествия во ад» сложилась к X веку. К ранним примерам изображения сошествия во ад относятся миниатюры Хлудовской Псалтыри (IX век).

Большой иконографический извод «Сошествия во ад» отличается изображением Христа, изводящего из ада Адама и простирающего руку к Еве, а также изображением ангелов, окружающих Голгофский крест у Иисуса над головой, который является символом искупительной жертвы Сына Божия и начала нового времени. В композиции также могут фигурировать цари Давид и Соломон (предки Христа), Иоанн Предтеча, возвестивший в Аду о приходе Мессии, и невинноубиенный Авель (как прообраз будущей жертвы Христа) и «сонмы праведников». Иисуса также мог сопровождать Благоразумный разбойник.

На иконах пишутся обломки сокрушённых Иисусом ворот и разбитые им замки (эти сломанные створки складываются в подобие креста андреевского типа). Под ногами Иисуса на поверженных вратах ада изображается Сатана, закованный в цепи, в ранних византийских миниатюрах изображённый в виде Силена. Кроме того, встречается персонифицированная человеческая фигура Ада, который также может попираться ногами Иисуса, и удерживать одновременно встающего из саркофага праотца Адама. Сам ад, как пекло, на иконах обозначается символическим разломом земли, за которым приоткрываются невидимые тайные адские бездны — мрачное пространство преисподней. Таким образом, икона обычно делится на три зоны: ад, не от мира сего, и пространство, куда выведены праведники.

На некоторых иконах Христа окружает множество ангелов — персонификаций христианских добродетелей, которым соответствует множество бесов, олицетворяющих грехи. Их фигуры могут быть подписаны говорящими именами (к примеру, «Смирение», «Счастье», «Чистота» или же «Смерть», «Ненависть», «Неразумье») Ангелы могли держать в руках молотки — это означало, что они заковывали Сатану. Или же он может быть связан верёвками.

Изредка этот сюжет мог совмещаться с изображением жён-мироносиц у гроба Господня, и ещё реже — с изображением Страшного суда.

Варианты иконографии:

1. нарративный тип, с Христом, идущим навстречу Адаму;
2. ренессансный, с Христом, влекущим Адама за собой. Эта иконография рождается в начале IX века на базе нумизматических моделей IV—V веков, где место Христа занимала фигура императора, протягивающего руку освобождаемым пленникам;
3. гимнологический (догматический), с фронтальным изображением Христа фронтально и прямолично, с распростёртыми руками, в ореоле света как «Солнце правды», в мандорле. Появляется с IX века, происхождение этого типа объясняется влиянием литургической поэзии и текстами служб на Великую Субботу и Пасху. Он также связан со служебными Псалтирями и Пасхальным каноном Дамаскина («Восстань, Боже, суди землю, ибо Ты наследуешь все народы» (Пс. 81:8); вечерня Пасхальной службы);
4. синтетический.

Стоит отметить иконы двух выдающихся русских иконописцев — Рублева и Дионисия, а также фрески, в частности, в Мироже.

В западноевропейском искусстве сюжет был не очень редким и присутствовал как в повествовательных циклах, так и в виде отдельных изображений. Он не имел строго канона изображения, в отличие от иконописи, и, в отличие, например, от Благовещения, сильно варьировался по позам и персонажам. В число выведенных Иисусом людей входят Адам и сын его Сиф, Моисей, Давид, Исайя, а также Симеон Богоприимец и Иоанн Креститель.

Среди произведений строит отметить клеймо «Маэсты» Дуччо, картины Джотто, Себастьяно дель Пьомбо, Якопо Беллини, Фра Беато Анджелико, Алонсо Кано, Иеронимуса Босха, гравюру Дюрера, а также картину Поля Сезанна. Следует отметить, что в западном искусствознании обычно употребляется термин «Христос в лимбе» (Christ in Limbo), точно обозначая конкретный круг ада, куда спустился Иисус. На этих полотнах Иисус либо склоняется над провалом в земле, либо (в ранних произведениях, а также средневековых миниатюрах) ад изображен в виде пасти гигантского левиафана, наполненной людьми.

Сошествие в ад в других культурах

Бог или герой, спускающийся в подземное царство, чтобы вернуть оттуда умершего, — хорошо известный сюжет античной мифологии:

• Гильгамеш, отправляющийся за своим другом Энкиду («Эпос о Гильгамеше»).
• Поэмы шумерских мифов о сошествии Инанны и Иштар в подземное царство.
• Орфей, спускающийся в ад (Аид) за Эвридикой.
• Дионис, спускающийся в ад (Аид) и выводящий оттуда на небо свою мать Семелу-Фиону.
• 12-й подвиг Геракла: Укрощение стража Аида — пса Цербера и освобождение оттуда Тезея, Перифоя и Алкесты, жены Адраста.
• Одиссей, спускающийся в Аид ради предсказания («Одиссея»).
• Кецалькоатль спускается в Миктлан (мир мёртвых), чтобы забрать кости людей предыдущих эпох, а затем, окропив их своей кровью, создаёт новое человечество.
• Вергилий в VI песне «Энеиды» описывает сошествие Энея в ад для свидания с отцом Анхизом.

Здесь внове был тогда я,
Когда нисшел могучий Посетитель,
Победоносным знаменем сияя.
С ним отошли Адам, наш прародитель,
И Авель, сын его, и Моисей,
Народа вождь и Господа служитель,
Ной, Авраам, Давид — пример царей…
А ведать надо, что до тех святых
На свете не было души спасённой.

Данте Алигьери. «Божественная комедия»

В искусстве

Литература

• Данте в «Божественной комедии» (Ад. Песнь 4, 52—63) от лица Вергилия описывает освобождение Христом ветхозаветных праведников и спускается в ад сам.
• Лесков Н. С. «Сошествие в ад» (апокрифическое сказание), 1894.
• Кузнецов Ю. П. «Сошествие в ад» (поэма), 2003.

Кинематограф

• «Сошествие в ад» (художественный фильм). Режиссёр Франсис Жиро, 1986.

См. также

• Ад
• Кенозис
• Добродетельные язычники

Литература

• Апокрифические сказания об Иисусе, святом семействе и свидетелях Христовых / Сост., авт. вступ. ст. и коммент. И. С. Свенцицкая, А. П. Скогорев. — М.: Когелет, 1999. — ISBN 5-93348-003-7.
• Иларион (Алфеев). Христос победитель ада: тема сошествия во ад в восточно-христианской традиции. — М.: Алетейя, 2001.
• Припачкин И. К вопросу о номинативной атрибуции иконографического типа, известного как «Сошествие во ад» // Искусствознание: Журнал по истории и теории искусства. — 1998. — № 2. — С. 201—218.
• [www.biblioteka3.ru/biblioteka/pravoslavnaja-bogoslovskaja-jenciklopedija/tom-1/soshestvie-vo-ad.html Сошествие во ад Господа нашего Иисуса Христа] // Православная Богословская Энциклопедия (Приложение к духовному журналу «Странник»). — Петроградъ, 1900. — Т. 1.
• Сахаров П. Сошествие во ад // Католическая энциклопедия. — М.: Издательство Францисканцев, 2011. — Т. IV. — С. 1026—1028. — ISBN 978-5-89208-096-5.
• Иванова С.В. [www.academia.edu/11733484/%D0%9E%D0%B1%D1%80%D0%B0%D0%B7_%D0%A1%D0%9E%D0%A8%D0%95%D0%A1%D0%A2%D0%92%D0%98%D0%95_%D0%92%D0%9E_%D0%90%D0%94_%D0%B2_%D0%B7%D0%B0%D0%BF%D0%B0%D0%B4%D0%BD%D0%BE%D0%B5%D0%B2%D1%80%D0%BE%D0%BF%D0%B5%D0%B9%D1%81%D0%BA%D0%BE%D0%B9_%D0%B3%D1%80%D0%B0%D0%B2%D1%8E%D1%80%D0%B5_XV-XVII_%D0%B2%D0%B2._The_image_DESCENSUS_AD_INFEROS_Harrowing_of_hell_in_Western_European_engravings_of_XV_-_XVII_centuries Сошествие во ад в западноевропейской гравюре].

Ссылки

• На Викискладе есть медиафайлы по теме Сошествие Христа в ад
• [rublev.voskres.ru/11_sovoad.html Сошествие во ад (икона Андрея Рублева)]
• [jesuschrist.ru/ct/?ID=72 Сошествие Христа в ад]
• [bishop.hilarion.orthodoxia.org/1_3_3_6 Иларион (Алфеев), епископ. Христос — Победитель ада. Тема сошествия во ад в восточно-христианской традиции]
• [all-photo.ru/icon/index.ru.html?big=on&img=17352&id=16188 Галерея икон]
• [www.icon-art.info/topic.php?lng=en&top_id=70&mode=img Воскресение — Сошествие во ад] на сайте [www.icon-art.info/ «Христианство в искусстве»]
• [www.pravmir.ru/article_495.html Почему в православии нет иконы «Воскресения Христа»] на сайте Православие и мир.
• Иванова С. В. [www.academia.edu/11733484/%D0%9E%D0%B1%D1%80%D0%B0%D0%B7_%D0%A1%D0%9E%D0%A8%D0%95%D0%A1%D0%A2%D0%92%D0%98%D0%95_%D0%92%D0%9E_%D0%90%D0%94_%D0%B2_%D0%B7%D0%B0%D0%BF%D0%B0%D0%B4%D0%BD%D0%BE%D0%B5%D0%B2%D1%80%D0%BE%D0%BF%D0%B5%D0%B9%D1%81%D0%BA%D0%BE%D0%B9_%D0%B3%D1%80%D0%B0%D0%B2%D1%8E%D1%80%D0%B5_XV-XVII_%D0%B2%D0%B2._The_image_DESCENSUS_AD_INFEROS_Harrowing_of_hell_in_Western_European_engravings_of_XV_-_XVII_centuries Образ «Сошествие во ад» в западноевропейской гравюре XV—XVII вв.]

Отрывок, характеризующий Сошествие Христа в ад

Денисов ударил его по плечу, и быстро стал ходить по комнате, не глядя на Ростова, что он делывал в минуты душевного волнения.
– Экая дуг'ацкая ваша пог'ода Г'остовская, – проговорил он, и Ростов заметил слезы на глазах Денисова.


В апреле месяце войска оживились известием о приезде государя к армии. Ростову не удалось попасть на смотр который делал государь в Бартенштейне: павлоградцы стояли на аванпостах, далеко впереди Бартенштейна.
Они стояли биваками. Денисов с Ростовым жили в вырытой для них солдатами землянке, покрытой сучьями и дерном. Землянка была устроена следующим, вошедшим тогда в моду, способом: прорывалась канава в полтора аршина ширины, два – глубины и три с половиной длины. С одного конца канавы делались ступеньки, и это был сход, крыльцо; сама канава была комната, в которой у счастливых, как у эскадронного командира, в дальней, противуположной ступеням стороне, лежала на кольях, доска – это был стол. С обеих сторон вдоль канавы была снята на аршин земля, и это были две кровати и диваны. Крыша устраивалась так, что в середине можно было стоять, а на кровати даже можно было сидеть, ежели подвинуться ближе к столу. У Денисова, жившего роскошно, потому что солдаты его эскадрона любили его, была еще доска в фронтоне крыши, и в этой доске было разбитое, но склеенное стекло. Когда было очень холодно, то к ступеням (в приемную, как называл Денисов эту часть балагана), приносили на железном загнутом листе жар из солдатских костров, и делалось так тепло, что офицеры, которых много всегда бывало у Денисова и Ростова, сидели в одних рубашках.
В апреле месяце Ростов был дежурным. В 8 м часу утра, вернувшись домой, после бессонной ночи, он велел принести жару, переменил измокшее от дождя белье, помолился Богу, напился чаю, согрелся, убрал в порядок вещи в своем уголке и на столе, и с обветрившимся, горевшим лицом, в одной рубашке, лег на спину, заложив руки под голову. Он приятно размышлял о том, что на днях должен выйти ему следующий чин за последнюю рекогносцировку, и ожидал куда то вышедшего Денисова. Ростову хотелось поговорить с ним.
За шалашом послышался перекатывающийся крик Денисова, очевидно разгорячившегося. Ростов подвинулся к окну посмотреть, с кем он имел дело, и увидал вахмистра Топчеенко.
– Я тебе пг'иказывал не пускать их жг'ать этот ког'ень, машкин какой то! – кричал Денисов. – Ведь я сам видел, Лазаг'чук с поля тащил.
– Я приказывал, ваше высокоблагородие, не слушают, – отвечал вахмистр.
Ростов опять лег на свою кровать и с удовольствием подумал: «пускай его теперь возится, хлопочет, я свое дело отделал и лежу – отлично!» Из за стенки он слышал, что, кроме вахмистра, еще говорил Лаврушка, этот бойкий плутоватый лакей Денисова. Лаврушка что то рассказывал о каких то подводах, сухарях и быках, которых он видел, ездивши за провизией.
За балаганом послышался опять удаляющийся крик Денисова и слова: «Седлай! Второй взвод!»
«Куда это собрались?» подумал Ростов.
Через пять минут Денисов вошел в балаган, влез с грязными ногами на кровать, сердито выкурил трубку, раскидал все свои вещи, надел нагайку и саблю и стал выходить из землянки. На вопрос Ростова, куда? он сердито и неопределенно отвечал, что есть дело.
– Суди меня там Бог и великий государь! – сказал Денисов, выходя; и Ростов услыхал, как за балаганом зашлепали по грязи ноги нескольких лошадей. Ростов не позаботился даже узнать, куда поехал Денисов. Угревшись в своем угле, он заснул и перед вечером только вышел из балагана. Денисов еще не возвращался. Вечер разгулялся; около соседней землянки два офицера с юнкером играли в свайку, с смехом засаживая редьки в рыхлую грязную землю. Ростов присоединился к ним. В середине игры офицеры увидали подъезжавшие к ним повозки: человек 15 гусар на худых лошадях следовали за ними. Повозки, конвоируемые гусарами, подъехали к коновязям, и толпа гусар окружила их.
– Ну вот Денисов всё тужил, – сказал Ростов, – вот и провиант прибыл.
– И то! – сказали офицеры. – То то радешеньки солдаты! – Немного позади гусар ехал Денисов, сопутствуемый двумя пехотными офицерами, с которыми он о чем то разговаривал. Ростов пошел к нему навстречу.
– Я вас предупреждаю, ротмистр, – говорил один из офицеров, худой, маленький ростом и видимо озлобленный.
– Ведь сказал, что не отдам, – отвечал Денисов.
– Вы будете отвечать, ротмистр, это буйство, – у своих транспорты отбивать! Наши два дня не ели.
– А мои две недели не ели, – отвечал Денисов.
– Это разбой, ответите, милостивый государь! – возвышая голос, повторил пехотный офицер.
– Да вы что ко мне пристали? А? – крикнул Денисов, вдруг разгорячась, – отвечать буду я, а не вы, а вы тут не жужжите, пока целы. Марш! – крикнул он на офицеров.
– Хорошо же! – не робея и не отъезжая, кричал маленький офицер, – разбойничать, так я вам…
– К чог'ту марш скорым шагом, пока цел. – И Денисов повернул лошадь к офицеру.
– Хорошо, хорошо, – проговорил офицер с угрозой, и, повернув лошадь, поехал прочь рысью, трясясь на седле.
– Собака на забог'е, живая собака на забог'е, – сказал Денисов ему вслед – высшую насмешку кавалериста над верховым пехотным, и, подъехав к Ростову, расхохотался.
– Отбил у пехоты, отбил силой транспорт! – сказал он. – Что ж, не с голоду же издыхать людям?
Повозки, которые подъехали к гусарам были назначены в пехотный полк, но, известившись через Лаврушку, что этот транспорт идет один, Денисов с гусарами силой отбил его. Солдатам раздали сухарей в волю, поделились даже с другими эскадронами.
На другой день, полковой командир позвал к себе Денисова и сказал ему, закрыв раскрытыми пальцами глаза: «Я на это смотрю вот так, я ничего не знаю и дела не начну; но советую съездить в штаб и там, в провиантском ведомстве уладить это дело, и, если возможно, расписаться, что получили столько то провианту; в противном случае, требованье записано на пехотный полк: дело поднимется и может кончиться дурно».
Денисов прямо от полкового командира поехал в штаб, с искренним желанием исполнить его совет. Вечером он возвратился в свою землянку в таком положении, в котором Ростов еще никогда не видал своего друга. Денисов не мог говорить и задыхался. Когда Ростов спрашивал его, что с ним, он только хриплым и слабым голосом произносил непонятные ругательства и угрозы…
Испуганный положением Денисова, Ростов предлагал ему раздеться, выпить воды и послал за лекарем.
– Меня за г'азбой судить – ох! Дай еще воды – пускай судят, а буду, всегда буду подлецов бить, и госудаг'ю скажу. Льду дайте, – приговаривал он.
Пришедший полковой лекарь сказал, что необходимо пустить кровь. Глубокая тарелка черной крови вышла из мохнатой руки Денисова, и тогда только он был в состоянии рассказать все, что с ним было.
– Приезжаю, – рассказывал Денисов. – «Ну, где у вас тут начальник?» Показали. Подождать не угодно ли. «У меня служба, я зa 30 верст приехал, мне ждать некогда, доложи». Хорошо, выходит этот обер вор: тоже вздумал учить меня: Это разбой! – «Разбой, говорю, не тот делает, кто берет провиант, чтоб кормить своих солдат, а тот кто берет его, чтоб класть в карман!» Так не угодно ли молчать. «Хорошо». Распишитесь, говорит, у комиссионера, а дело ваше передастся по команде. Прихожу к комиссионеру. Вхожу – за столом… Кто же?! Нет, ты подумай!…Кто же нас голодом морит, – закричал Денисов, ударяя кулаком больной руки по столу, так крепко, что стол чуть не упал и стаканы поскакали на нем, – Телянин!! «Как, ты нас с голоду моришь?!» Раз, раз по морде, ловко так пришлось… «А… распротакой сякой и… начал катать. Зато натешился, могу сказать, – кричал Денисов, радостно и злобно из под черных усов оскаливая свои белые зубы. – Я бы убил его, кабы не отняли.
– Да что ж ты кричишь, успокойся, – говорил Ростов: – вот опять кровь пошла. Постой же, перебинтовать надо. Денисова перебинтовали и уложили спать. На другой день он проснулся веселый и спокойный. Но в полдень адъютант полка с серьезным и печальным лицом пришел в общую землянку Денисова и Ростова и с прискорбием показал форменную бумагу к майору Денисову от полкового командира, в которой делались запросы о вчерашнем происшествии. Адъютант сообщил, что дело должно принять весьма дурной оборот, что назначена военно судная комиссия и что при настоящей строгости касательно мародерства и своевольства войск, в счастливом случае, дело может кончиться разжалованьем.
Дело представлялось со стороны обиженных в таком виде, что, после отбития транспорта, майор Денисов, без всякого вызова, в пьяном виде явился к обер провиантмейстеру, назвал его вором, угрожал побоями и когда был выведен вон, то бросился в канцелярию, избил двух чиновников и одному вывихнул руку.
Денисов, на новые вопросы Ростова, смеясь сказал, что, кажется, тут точно другой какой то подвернулся, но что всё это вздор, пустяки, что он и не думает бояться никаких судов, и что ежели эти подлецы осмелятся задрать его, он им ответит так, что они будут помнить.
Денисов говорил пренебрежительно о всем этом деле; но Ростов знал его слишком хорошо, чтобы не заметить, что он в душе (скрывая это от других) боялся суда и мучился этим делом, которое, очевидно, должно было иметь дурные последствия. Каждый день стали приходить бумаги запросы, требования к суду, и первого мая предписано было Денисову сдать старшему по себе эскадрон и явиться в штаб девизии для объяснений по делу о буйстве в провиантской комиссии. Накануне этого дня Платов делал рекогносцировку неприятеля с двумя казачьими полками и двумя эскадронами гусар. Денисов, как всегда, выехал вперед цепи, щеголяя своей храбростью. Одна из пуль, пущенных французскими стрелками, попала ему в мякоть верхней части ноги. Может быть, в другое время Денисов с такой легкой раной не уехал бы от полка, но теперь он воспользовался этим случаем, отказался от явки в дивизию и уехал в госпиталь.


В июне месяце произошло Фридландское сражение, в котором не участвовали павлоградцы, и вслед за ним объявлено было перемирие. Ростов, тяжело чувствовавший отсутствие своего друга, не имея со времени его отъезда никаких известий о нем и беспокоясь о ходе его дела и раны, воспользовался перемирием и отпросился в госпиталь проведать Денисова.
Госпиталь находился в маленьком прусском местечке, два раза разоренном русскими и французскими войсками. Именно потому, что это было летом, когда в поле было так хорошо, местечко это с своими разломанными крышами и заборами и своими загаженными улицами, оборванными жителями и пьяными и больными солдатами, бродившими по нем, представляло особенно мрачное зрелище.
В каменном доме, на дворе с остатками разобранного забора, выбитыми частью рамами и стеклами, помещался госпиталь. Несколько перевязанных, бледных и опухших солдат ходили и сидели на дворе на солнушке.
Как только Ростов вошел в двери дома, его обхватил запах гниющего тела и больницы. На лестнице он встретил военного русского доктора с сигарою во рту. За доктором шел русский фельдшер.
– Не могу же я разорваться, – говорил доктор; – приходи вечерком к Макару Алексеевичу, я там буду. – Фельдшер что то еще спросил у него.
– Э! делай как знаешь! Разве не всё равно? – Доктор увидал подымающегося на лестницу Ростова.
– Вы зачем, ваше благородие? – сказал доктор. – Вы зачем? Или пуля вас не брала, так вы тифу набраться хотите? Тут, батюшка, дом прокаженных.
– Отчего? – спросил Ростов.
– Тиф, батюшка. Кто ни взойдет – смерть. Только мы двое с Макеевым (он указал на фельдшера) тут трепемся. Тут уж нашего брата докторов человек пять перемерло. Как поступит новенький, через недельку готов, – с видимым удовольствием сказал доктор. – Прусских докторов вызывали, так не любят союзники то наши.
Ростов объяснил ему, что он желал видеть здесь лежащего гусарского майора Денисова.
– Не знаю, не ведаю, батюшка. Ведь вы подумайте, у меня на одного три госпиталя, 400 больных слишком! Еще хорошо, прусские дамы благодетельницы нам кофе и корпию присылают по два фунта в месяц, а то бы пропали. – Он засмеялся. – 400, батюшка; а мне всё новеньких присылают. Ведь 400 есть? А? – обратился он к фельдшеру.
Фельдшер имел измученный вид. Он, видимо, с досадой дожидался, скоро ли уйдет заболтавшийся доктор.
– Майор Денисов, – повторил Ростов; – он под Молитеном ранен был.
– Кажется, умер. А, Макеев? – равнодушно спросил доктор у фельдшера.
Фельдшер однако не подтвердил слов доктора.
– Что он такой длинный, рыжеватый? – спросил доктор.
Ростов описал наружность Денисова.
– Был, был такой, – как бы радостно проговорил доктор, – этот должно быть умер, а впрочем я справлюсь, у меня списки были. Есть у тебя, Макеев?
– Списки у Макара Алексеича, – сказал фельдшер. – А пожалуйте в офицерские палаты, там сами увидите, – прибавил он, обращаясь к Ростову.
– Эх, лучше не ходить, батюшка, – сказал доктор: – а то как бы сами тут не остались. – Но Ростов откланялся доктору и попросил фельдшера проводить его.
– Не пенять же чур на меня, – прокричал доктор из под лестницы.
Ростов с фельдшером вошли в коридор. Больничный запах был так силен в этом темном коридоре, что Ростов схватился зa нос и должен был остановиться, чтобы собраться с силами и итти дальше. Направо отворилась дверь, и оттуда высунулся на костылях худой, желтый человек, босой и в одном белье.
Он, опершись о притолку, блестящими, завистливыми глазами поглядел на проходящих. Заглянув в дверь, Ростов увидал, что больные и раненые лежали там на полу, на соломе и шинелях.
– А можно войти посмотреть? – спросил Ростов.
– Что же смотреть? – сказал фельдшер. Но именно потому что фельдшер очевидно не желал впустить туда, Ростов вошел в солдатские палаты. Запах, к которому он уже успел придышаться в коридоре, здесь был еще сильнее. Запах этот здесь несколько изменился; он был резче, и чувствительно было, что отсюда то именно он и происходил.
В длинной комнате, ярко освещенной солнцем в большие окна, в два ряда, головами к стенам и оставляя проход по середине, лежали больные и раненые. Большая часть из них были в забытьи и не обратили вниманья на вошедших. Те, которые были в памяти, все приподнялись или подняли свои худые, желтые лица, и все с одним и тем же выражением надежды на помощь, упрека и зависти к чужому здоровью, не спуская глаз, смотрели на Ростова. Ростов вышел на середину комнаты, заглянул в соседние двери комнат с растворенными дверями, и с обеих сторон увидал то же самое. Он остановился, молча оглядываясь вокруг себя. Он никак не ожидал видеть это. Перед самым им лежал почти поперек середняго прохода, на голом полу, больной, вероятно казак, потому что волосы его были обстрижены в скобку. Казак этот лежал навзничь, раскинув огромные руки и ноги. Лицо его было багрово красно, глаза совершенно закачены, так что видны были одни белки, и на босых ногах его и на руках, еще красных, жилы напружились как веревки. Он стукнулся затылком о пол и что то хрипло проговорил и стал повторять это слово. Ростов прислушался к тому, что он говорил, и разобрал повторяемое им слово. Слово это было: испить – пить – испить! Ростов оглянулся, отыскивая того, кто бы мог уложить на место этого больного и дать ему воды.
– Кто тут ходит за больными? – спросил он фельдшера. В это время из соседней комнаты вышел фурштадский солдат, больничный служитель, и отбивая шаг вытянулся перед Ростовым.
– Здравия желаю, ваше высокоблагородие! – прокричал этот солдат, выкатывая глаза на Ростова и, очевидно, принимая его за больничное начальство.
– Убери же его, дай ему воды, – сказал Ростов, указывая на казака.
– Слушаю, ваше высокоблагородие, – с удовольствием проговорил солдат, еще старательнее выкатывая глаза и вытягиваясь, но не трогаясь с места.
– Нет, тут ничего не сделаешь, – подумал Ростов, опустив глаза, и хотел уже выходить, но с правой стороны он чувствовал устремленный на себя значительный взгляд и оглянулся на него. Почти в самом углу на шинели сидел с желтым, как скелет, худым, строгим лицом и небритой седой бородой, старый солдат и упорно смотрел на Ростова. С одной стороны, сосед старого солдата что то шептал ему, указывая на Ростова. Ростов понял, что старик намерен о чем то просить его. Он подошел ближе и увидал, что у старика была согнута только одна нога, а другой совсем не было выше колена. Другой сосед старика, неподвижно лежавший с закинутой головой, довольно далеко от него, был молодой солдат с восковой бледностью на курносом, покрытом еще веснушками, лице и с закаченными под веки глазами. Ростов поглядел на курносого солдата, и мороз пробежал по его спине.
– Да ведь этот, кажется… – обратился он к фельдшеру.
– Уж как просили, ваше благородие, – сказал старый солдат с дрожанием нижней челюсти. – Еще утром кончился. Ведь тоже люди, а не собаки…
– Сейчас пришлю, уберут, уберут, – поспешно сказал фельдшер. – Пожалуйте, ваше благородие.
– Пойдем, пойдем, – поспешно сказал Ростов, и опустив глаза, и сжавшись, стараясь пройти незамеченным сквозь строй этих укоризненных и завистливых глаз, устремленных на него, он вышел из комнаты.


Пройдя коридор, фельдшер ввел Ростова в офицерские палаты, состоявшие из трех, с растворенными дверями, комнат. В комнатах этих были кровати; раненые и больные офицеры лежали и сидели на них. Некоторые в больничных халатах ходили по комнатам. Первое лицо, встретившееся Ростову в офицерских палатах, был маленький, худой человечек без руки, в колпаке и больничном халате с закушенной трубочкой, ходивший в первой комнате. Ростов, вглядываясь в него, старался вспомнить, где он его видел.
– Вот где Бог привел свидеться, – сказал маленький человек. – Тушин, Тушин, помните довез вас под Шенграбеном? А мне кусочек отрезали, вот… – сказал он, улыбаясь, показывая на пустой рукав халата. – Василья Дмитриевича Денисова ищете? – сожитель! – сказал он, узнав, кого нужно было Ростову. – Здесь, здесь и Тушин повел его в другую комнату, из которой слышался хохот нескольких голосов.
«И как они могут не только хохотать, но жить тут»? думал Ростов, всё слыша еще этот запах мертвого тела, которого он набрался еще в солдатском госпитале, и всё еще видя вокруг себя эти завистливые взгляды, провожавшие его с обеих сторон, и лицо этого молодого солдата с закаченными глазами.
Денисов, закрывшись с головой одеялом, спал не постели, несмотря на то, что был 12 й час дня.
– А, Г'остов? 3до'ово, здо'ово, – закричал он всё тем же голосом, как бывало и в полку; но Ростов с грустью заметил, как за этой привычной развязностью и оживленностью какое то новое дурное, затаенное чувство проглядывало в выражении лица, в интонациях и словах Денисова.
Рана его, несмотря на свою ничтожность, все еще не заживала, хотя уже прошло шесть недель, как он был ранен. В лице его была та же бледная опухлость, которая была на всех гошпитальных лицах. Но не это поразило Ростова; его поразило то, что Денисов как будто не рад был ему и неестественно ему улыбался. Денисов не расспрашивал ни про полк, ни про общий ход дела. Когда Ростов говорил про это, Денисов не слушал.
Ростов заметил даже, что Денисову неприятно было, когда ему напоминали о полке и вообще о той, другой, вольной жизни, которая шла вне госпиталя. Он, казалось, старался забыть ту прежнюю жизнь и интересовался только своим делом с провиантскими чиновниками. На вопрос Ростова, в каком положении было дело, он тотчас достал из под подушки бумагу, полученную из комиссии, и свой черновой ответ на нее. Он оживился, начав читать свою бумагу и особенно давал заметить Ростову колкости, которые он в этой бумаге говорил своим врагам. Госпитальные товарищи Денисова, окружившие было Ростова – вновь прибывшее из вольного света лицо, – стали понемногу расходиться, как только Денисов стал читать свою бумагу. По их лицам Ростов понял, что все эти господа уже не раз слышали всю эту успевшую им надоесть историю. Только сосед на кровати, толстый улан, сидел на своей койке, мрачно нахмурившись и куря трубку, и маленький Тушин без руки продолжал слушать, неодобрительно покачивая головой. В середине чтения улан перебил Денисова.
– А по мне, – сказал он, обращаясь к Ростову, – надо просто просить государя о помиловании. Теперь, говорят, награды будут большие, и верно простят…
– Мне просить государя! – сказал Денисов голосом, которому он хотел придать прежнюю энергию и горячность, но который звучал бесполезной раздражительностью. – О чем? Ежели бы я был разбойник, я бы просил милости, а то я сужусь за то, что вывожу на чистую воду разбойников. Пускай судят, я никого не боюсь: я честно служил царю, отечеству и не крал! И меня разжаловать, и… Слушай, я так прямо и пишу им, вот я пишу: «ежели бы я был казнокрад…
– Ловко написано, что и говорить, – сказал Тушин. Да не в том дело, Василий Дмитрич, – он тоже обратился к Ростову, – покориться надо, а вот Василий Дмитрич не хочет. Ведь аудитор говорил вам, что дело ваше плохо.
– Ну пускай будет плохо, – сказал Денисов. – Вам написал аудитор просьбу, – продолжал Тушин, – и надо подписать, да вот с ними и отправить. У них верно (он указал на Ростова) и рука в штабе есть. Уже лучше случая не найдете.
– Да ведь я сказал, что подличать не стану, – перебил Денисов и опять продолжал чтение своей бумаги.
Ростов не смел уговаривать Денисова, хотя он инстинктом чувствовал, что путь, предлагаемый Тушиным и другими офицерами, был самый верный, и хотя он считал бы себя счастливым, ежели бы мог оказать помощь Денисову: он знал непреклонность воли Денисова и его правдивую горячность.
Когда кончилось чтение ядовитых бумаг Денисова, продолжавшееся более часа, Ростов ничего не сказал, и в самом грустном расположении духа, в обществе опять собравшихся около него госпитальных товарищей Денисова, провел остальную часть дня, рассказывая про то, что он знал, и слушая рассказы других. Денисов мрачно молчал в продолжение всего вечера.
Поздно вечером Ростов собрался уезжать и спросил Денисова, не будет ли каких поручений?
– Да, постой, – сказал Денисов, оглянулся на офицеров и, достав из под подушки свои бумаги, пошел к окну, на котором у него стояла чернильница, и сел писать.
– Видно плетью обуха не пег'ешибешь, – сказал он, отходя от окна и подавая Ростову большой конверт. – Это была просьба на имя государя, составленная аудитором, в которой Денисов, ничего не упоминая о винах провиантского ведомства, просил только о помиловании.
– Передай, видно… – Он не договорил и улыбнулся болезненно фальшивой улыбкой.


Вернувшись в полк и передав командиру, в каком положении находилось дело Денисова, Ростов с письмом к государю поехал в Тильзит.
13 го июня, французский и русский императоры съехались в Тильзите. Борис Друбецкой просил важное лицо, при котором он состоял, о том, чтобы быть причислену к свите, назначенной состоять в Тильзите.
– Je voudrais voir le grand homme, [Я желал бы видеть великого человека,] – сказал он, говоря про Наполеона, которого он до сих пор всегда, как и все, называл Буонапарте.
– Vous parlez de Buonaparte? [Вы говорите про Буонапарта?] – сказал ему улыбаясь генерал.
Борис вопросительно посмотрел на своего генерала и тотчас же понял, что это было шуточное испытание.
– Mon prince, je parle de l'empereur Napoleon, [Князь, я говорю об императоре Наполеоне,] – отвечал он. Генерал с улыбкой потрепал его по плечу.
– Ты далеко пойдешь, – сказал он ему и взял с собою.
Борис в числе немногих был на Немане в день свидания императоров; он видел плоты с вензелями, проезд Наполеона по тому берегу мимо французской гвардии, видел задумчивое лицо императора Александра, в то время как он молча сидел в корчме на берегу Немана, ожидая прибытия Наполеона; видел, как оба императора сели в лодки и как Наполеон, приставши прежде к плоту, быстрыми шагами пошел вперед и, встречая Александра, подал ему руку, и как оба скрылись в павильоне. Со времени своего вступления в высшие миры, Борис сделал себе привычку внимательно наблюдать то, что происходило вокруг него и записывать. Во время свидания в Тильзите он расспрашивал об именах тех лиц, которые приехали с Наполеоном, о мундирах, которые были на них надеты, и внимательно прислушивался к словам, которые были сказаны важными лицами. В то самое время, как императоры вошли в павильон, он посмотрел на часы и не забыл посмотреть опять в то время, когда Александр вышел из павильона. Свидание продолжалось час и пятьдесят три минуты: он так и записал это в тот вечер в числе других фактов, которые, он полагал, имели историческое значение. Так как свита императора была очень небольшая, то для человека, дорожащего успехом по службе, находиться в Тильзите во время свидания императоров было делом очень важным, и Борис, попав в Тильзит, чувствовал, что с этого времени положение его совершенно утвердилось. Его не только знали, но к нему пригляделись и привыкли. Два раза он исполнял поручения к самому государю, так что государь знал его в лицо, и все приближенные не только не дичились его, как прежде, считая за новое лицо, но удивились бы, ежели бы его не было.
Борис жил с другим адъютантом, польским графом Жилинским. Жилинский, воспитанный в Париже поляк, был богат, страстно любил французов, и почти каждый день во время пребывания в Тильзите, к Жилинскому и Борису собирались на обеды и завтраки французские офицеры из гвардии и главного французского штаба.
24 го июня вечером, граф Жилинский, сожитель Бориса, устроил для своих знакомых французов ужин. На ужине этом был почетный гость, один адъютант Наполеона, несколько офицеров французской гвардии и молодой мальчик старой аристократической французской фамилии, паж Наполеона. В этот самый день Ростов, пользуясь темнотой, чтобы не быть узнанным, в статском платье, приехал в Тильзит и вошел в квартиру Жилинского и Бориса.
В Ростове, также как и во всей армии, из которой он приехал, еще далеко не совершился в отношении Наполеона и французов, из врагов сделавшихся друзьями, тот переворот, который произошел в главной квартире и в Борисе. Все еще продолжали в армии испытывать прежнее смешанное чувство злобы, презрения и страха к Бонапарте и французам. Еще недавно Ростов, разговаривая с Платовским казачьим офицером, спорил о том, что ежели бы Наполеон был взят в плен, с ним обратились бы не как с государем, а как с преступником. Еще недавно на дороге, встретившись с французским раненым полковником, Ростов разгорячился, доказывая ему, что не может быть мира между законным государем и преступником Бонапарте. Поэтому Ростова странно поразил в квартире Бориса вид французских офицеров в тех самых мундирах, на которые он привык совсем иначе смотреть из фланкерской цепи. Как только он увидал высунувшегося из двери французского офицера, это чувство войны, враждебности, которое он всегда испытывал при виде неприятеля, вдруг обхватило его. Он остановился на пороге и по русски спросил, тут ли живет Друбецкой. Борис, заслышав чужой голос в передней, вышел к нему навстречу. Лицо его в первую минуту, когда он узнал Ростова, выразило досаду.
– Ах это ты, очень рад, очень рад тебя видеть, – сказал он однако, улыбаясь и подвигаясь к нему. Но Ростов заметил первое его движение.
– Я не во время кажется, – сказал он, – я бы не приехал, но мне дело есть, – сказал он холодно…
– Нет, я только удивляюсь, как ты из полка приехал. – «Dans un moment je suis a vous», [Сию минуту я к твоим услугам,] – обратился он на голос звавшего его.
– Я вижу, что я не во время, – повторил Ростов.
Выражение досады уже исчезло на лице Бориса; видимо обдумав и решив, что ему делать, он с особенным спокойствием взял его за обе руки и повел в соседнюю комнату. Глаза Бориса, спокойно и твердо глядевшие на Ростова, были как будто застланы чем то, как будто какая то заслонка – синие очки общежития – были надеты на них. Так казалось Ростову.
– Ах полно, пожалуйста, можешь ли ты быть не во время, – сказал Борис. – Борис ввел его в комнату, где был накрыт ужин, познакомил с гостями, назвав его и объяснив, что он был не статский, но гусарский офицер, его старый приятель. – Граф Жилинский, le comte N.N., le capitaine S.S., [граф Н.Н., капитан С.С.] – называл он гостей. Ростов нахмуренно глядел на французов, неохотно раскланивался и молчал.
Жилинский, видимо, не радостно принял это новое русское лицо в свой кружок и ничего не сказал Ростову. Борис, казалось, не замечал происшедшего стеснения от нового лица и с тем же приятным спокойствием и застланностью в глазах, с которыми он встретил Ростова, старался оживить разговор. Один из французов обратился с обыкновенной французской учтивостью к упорно молчавшему Ростову и сказал ему, что вероятно для того, чтобы увидать императора, он приехал в Тильзит.
– Нет, у меня есть дело, – коротко ответил Ростов.
Ростов сделался не в духе тотчас же после того, как он заметил неудовольствие на лице Бориса, и, как всегда бывает с людьми, которые не в духе, ему казалось, что все неприязненно смотрят на него и что всем он мешает. И действительно он мешал всем и один оставался вне вновь завязавшегося общего разговора. «И зачем он сидит тут?» говорили взгляды, которые бросали на него гости. Он встал и подошел к Борису.
– Однако я тебя стесняю, – сказал он ему тихо, – пойдем, поговорим о деле, и я уйду.
– Да нет, нисколько, сказал Борис. А ежели ты устал, пойдем в мою комнатку и ложись отдохни.
– И в самом деле…
Они вошли в маленькую комнатку, где спал Борис. Ростов, не садясь, тотчас же с раздраженьем – как будто Борис был в чем нибудь виноват перед ним – начал ему рассказывать дело Денисова, спрашивая, хочет ли и может ли он просить о Денисове через своего генерала у государя и через него передать письмо. Когда они остались вдвоем, Ростов в первый раз убедился, что ему неловко было смотреть в глаза Борису. Борис заложив ногу на ногу и поглаживая левой рукой тонкие пальцы правой руки, слушал Ростова, как слушает генерал доклад подчиненного, то глядя в сторону, то с тою же застланностию во взгляде прямо глядя в глаза Ростову. Ростову всякий раз при этом становилось неловко и он опускал глаза.
– Я слыхал про такого рода дела и знаю, что Государь очень строг в этих случаях. Я думаю, надо бы не доводить до Его Величества. По моему, лучше бы прямо просить корпусного командира… Но вообще я думаю…
– Так ты ничего не хочешь сделать, так и скажи! – закричал почти Ростов, не глядя в глаза Борису.
Борис улыбнулся: – Напротив, я сделаю, что могу, только я думал…
В это время в двери послышался голос Жилинского, звавший Бориса.
– Ну иди, иди, иди… – сказал Ростов и отказавшись от ужина, и оставшись один в маленькой комнатке, он долго ходил в ней взад и вперед, и слушал веселый французский говор из соседней комнаты.


Ростов приехал в Тильзит в день, менее всего удобный для ходатайства за Денисова. Самому ему нельзя было итти к дежурному генералу, так как он был во фраке и без разрешения начальства приехал в Тильзит, а Борис, ежели даже и хотел, не мог сделать этого на другой день после приезда Ростова. В этот день, 27 го июня, были подписаны первые условия мира. Императоры поменялись орденами: Александр получил Почетного легиона, а Наполеон Андрея 1 й степени, и в этот день был назначен обед Преображенскому батальону, который давал ему батальон французской гвардии. Государи должны были присутствовать на этом банкете.
Ростову было так неловко и неприятно с Борисом, что, когда после ужина Борис заглянул к нему, он притворился спящим и на другой день рано утром, стараясь не видеть его, ушел из дома. Во фраке и круглой шляпе Николай бродил по городу, разглядывая французов и их мундиры, разглядывая улицы и дома, где жили русский и французский императоры. На площади он видел расставляемые столы и приготовления к обеду, на улицах видел перекинутые драпировки с знаменами русских и французских цветов и огромные вензеля А. и N. В окнах домов были тоже знамена и вензеля.
«Борис не хочет помочь мне, да и я не хочу обращаться к нему. Это дело решенное – думал Николай – между нами всё кончено, но я не уеду отсюда, не сделав всё, что могу для Денисова и главное не передав письма государю. Государю?!… Он тут!» думал Ростов, подходя невольно опять к дому, занимаемому Александром.
У дома этого стояли верховые лошади и съезжалась свита, видимо приготовляясь к выезду государя.
«Всякую минуту я могу увидать его, – думал Ростов. Если бы только я мог прямо передать ему письмо и сказать всё, неужели меня бы арестовали за фрак? Не может быть! Он бы понял, на чьей стороне справедливость. Он всё понимает, всё знает. Кто же может быть справедливее и великодушнее его? Ну, да ежели бы меня и арестовали бы за то, что я здесь, что ж за беда?» думал он, глядя на офицера, всходившего в дом, занимаемый государем. «Ведь вот всходят же. – Э! всё вздор. Пойду и подам сам письмо государю: тем хуже будет для Друбецкого, который довел меня до этого». И вдруг, с решительностью, которой он сам не ждал от себя, Ростов, ощупав письмо в кармане, пошел прямо к дому, занимаемому государем.
«Нет, теперь уже не упущу случая, как после Аустерлица, думал он, ожидая всякую секунду встретить государя и чувствуя прилив крови к сердцу при этой мысли. Упаду в ноги и буду просить его. Он поднимет, выслушает и еще поблагодарит меня». «Я счастлив, когда могу сделать добро, но исправить несправедливость есть величайшее счастье», воображал Ростов слова, которые скажет ему государь. И он пошел мимо любопытно смотревших на него, на крыльцо занимаемого государем дома.
С крыльца широкая лестница вела прямо наверх; направо видна была затворенная дверь. Внизу под лестницей была дверь в нижний этаж.
– Кого вам? – спросил кто то.
– Подать письмо, просьбу его величеству, – сказал Николай с дрожанием голоса.
– Просьба – к дежурному, пожалуйте сюда (ему указали на дверь внизу). Только не примут.
Услыхав этот равнодушный голос, Ростов испугался того, что он делал; мысль встретить всякую минуту государя так соблазнительна и оттого так страшна была для него, что он готов был бежать, но камер фурьер, встретивший его, отворил ему дверь в дежурную и Ростов вошел.
Невысокий полный человек лет 30, в белых панталонах, ботфортах и в одной, видно только что надетой, батистовой рубашке, стоял в этой комнате; камердинер застегивал ему сзади шитые шелком прекрасные новые помочи, которые почему то заметил Ростов. Человек этот разговаривал с кем то бывшим в другой комнате.
– Bien faite et la beaute du diable, [Хорошо сложена и красота молодости,] – говорил этот человек и увидав Ростова перестал говорить и нахмурился.
– Что вам угодно? Просьба?…
– Qu'est ce que c'est? [Что это?] – спросил кто то из другой комнаты.
– Encore un petitionnaire, [Еще один проситель,] – отвечал человек в помочах.
– Скажите ему, что после. Сейчас выйдет, надо ехать.
– После, после, завтра. Поздно…
Ростов повернулся и хотел выйти, но человек в помочах остановил его.
– От кого? Вы кто?
– От майора Денисова, – отвечал Ростов.
– Вы кто? офицер?
– Поручик, граф Ростов.
– Какая смелость! По команде подайте. А сами идите, идите… – И он стал надевать подаваемый камердинером мундир.
Ростов вышел опять в сени и заметил, что на крыльце было уже много офицеров и генералов в полной парадной форме, мимо которых ему надо было пройти.
Проклиная свою смелость, замирая от мысли, что всякую минуту он может встретить государя и при нем быть осрамлен и выслан под арест, понимая вполне всю неприличность своего поступка и раскаиваясь в нем, Ростов, опустив глаза, пробирался вон из дома, окруженного толпой блестящей свиты, когда чей то знакомый голос окликнул его и чья то рука остановила его.
– Вы, батюшка, что тут делаете во фраке? – спросил его басистый голос.
Это был кавалерийский генерал, в эту кампанию заслуживший особенную милость государя, бывший начальник дивизии, в которой служил Ростов.
Ростов испуганно начал оправдываться, но увидав добродушно шутливое лицо генерала, отойдя к стороне, взволнованным голосом передал ему всё дело, прося заступиться за известного генералу Денисова. Генерал выслушав Ростова серьезно покачал головой.
– Жалко, жалко молодца; давай письмо.
Едва Ростов успел передать письмо и рассказать всё дело Денисова, как с лестницы застучали быстрые шаги со шпорами и генерал, отойдя от него, подвинулся к крыльцу. Господа свиты государя сбежали с лестницы и пошли к лошадям. Берейтор Эне, тот самый, который был в Аустерлице, подвел лошадь государя, и на лестнице послышался легкий скрип шагов, которые сейчас узнал Ростов. Забыв опасность быть узнанным, Ростов подвинулся с несколькими любопытными из жителей к самому крыльцу и опять, после двух лет, он увидал те же обожаемые им черты, то же лицо, тот же взгляд, ту же походку, то же соединение величия и кротости… И чувство восторга и любви к государю с прежнею силою воскресло в душе Ростова. Государь в Преображенском мундире, в белых лосинах и высоких ботфортах, с звездой, которую не знал Ростов (это была legion d'honneur) [звезда почетного легиона] вышел на крыльцо, держа шляпу под рукой и надевая перчатку. Он остановился, оглядываясь и всё освещая вокруг себя своим взглядом. Кое кому из генералов он сказал несколько слов. Он узнал тоже бывшего начальника дивизии Ростова, улыбнулся ему и подозвал его к себе.
Вся свита отступила, и Ростов видел, как генерал этот что то довольно долго говорил государю.
Государь сказал ему несколько слов и сделал шаг, чтобы подойти к лошади. Опять толпа свиты и толпа улицы, в которой был Ростов, придвинулись к государю. Остановившись у лошади и взявшись рукою за седло, государь обратился к кавалерийскому генералу и сказал громко, очевидно с желанием, чтобы все слышали его.
– Не могу, генерал, и потому не могу, что закон сильнее меня, – сказал государь и занес ногу в стремя. Генерал почтительно наклонил голову, государь сел и поехал галопом по улице. Ростов, не помня себя от восторга, с толпою побежал за ним.


На площади куда поехал государь, стояли лицом к лицу справа батальон преображенцев, слева батальон французской гвардии в медвежьих шапках.
В то время как государь подъезжал к одному флангу баталионов, сделавших на караул, к противоположному флангу подскакивала другая толпа всадников и впереди их Ростов узнал Наполеона. Это не мог быть никто другой. Он ехал галопом в маленькой шляпе, с Андреевской лентой через плечо, в раскрытом над белым камзолом синем мундире, на необыкновенно породистой арабской серой лошади, на малиновом, золотом шитом, чепраке. Подъехав к Александру, он приподнял шляпу и при этом движении кавалерийский глаз Ростова не мог не заметить, что Наполеон дурно и не твердо сидел на лошади. Батальоны закричали: Ура и Vive l'Empereur! [Да здравствует Император!] Наполеон что то сказал Александру. Оба императора слезли с лошадей и взяли друг друга за руки. На лице Наполеона была неприятно притворная улыбка. Александр с ласковым выражением что то говорил ему.
Ростов не спуская глаз, несмотря на топтание лошадьми французских жандармов, осаживавших толпу, следил за каждым движением императора Александра и Бонапарте. Его, как неожиданность, поразило то, что Александр держал себя как равный с Бонапарте, и что Бонапарте совершенно свободно, как будто эта близость с государем естественна и привычна ему, как равный, обращался с русским царем.
Александр и Наполеон с длинным хвостом свиты подошли к правому флангу Преображенского батальона, прямо на толпу, которая стояла тут. Толпа очутилась неожиданно так близко к императорам, что Ростову, стоявшему в передних рядах ее, стало страшно, как бы его не узнали.
– Sire, je vous demande la permission de donner la legion d'honneur au plus brave de vos soldats, [Государь, я прошу у вас позволенья дать орден Почетного легиона храбрейшему из ваших солдат,] – сказал резкий, точный голос, договаривающий каждую букву. Это говорил малый ростом Бонапарте, снизу прямо глядя в глаза Александру. Александр внимательно слушал то, что ему говорили, и наклонив голову, приятно улыбнулся.
– A celui qui s'est le plus vaillament conduit dans cette derieniere guerre, [Тому, кто храбрее всех показал себя во время войны,] – прибавил Наполеон, отчеканивая каждый слог, с возмутительным для Ростова спокойствием и уверенностью оглядывая ряды русских, вытянувшихся перед ним солдат, всё держащих на караул и неподвижно глядящих в лицо своего императора.