Союз ТМ-12
Поделись знанием:
Пьер находился после двух последних, уединенно и необычайно проведенных дней в состоянии, близком к сумасшествию. Всем существом его овладела одна неотвязная мысль. Он сам не знал, как и когда, но мысль эта овладела им теперь так, что он ничего не помнил из прошедшего, ничего не понимал из настоящего; и все, что он видел и слышал, происходило перед ним как во сне.
Пьер ушел из своего дома только для того, чтобы избавиться от сложной путаницы требований жизни, охватившей его, и которую он, в тогдашнем состоянии, но в силах был распутать. Он поехал на квартиру Иосифа Алексеевича под предлогом разбора книг и бумаг покойного только потому, что он искал успокоения от жизненной тревоги, – а с воспоминанием об Иосифе Алексеевиче связывался в его душе мир вечных, спокойных и торжественных мыслей, совершенно противоположных тревожной путанице, в которую он чувствовал себя втягиваемым. Он искал тихого убежища и действительно нашел его в кабинете Иосифа Алексеевича. Когда он, в мертвой тишине кабинета, сел, облокотившись на руки, над запыленным письменным столом покойника, в его воображении спокойно и значительно, одно за другим, стали представляться воспоминания последних дней, в особенности Бородинского сражения и того неопределимого для него ощущения своей ничтожности и лживости в сравнении с правдой, простотой и силой того разряда людей, которые отпечатались у него в душе под названием они. Когда Герасим разбудил его от его задумчивости, Пьеру пришла мысль о том, что он примет участие в предполагаемой – как он знал – народной защите Москвы. И с этой целью он тотчас же попросил Герасима достать ему кафтан и пистолет и объявил ему свое намерение, скрывая свое имя, остаться в доме Иосифа Алексеевича. Потом, в продолжение первого уединенно и праздно проведенного дня (Пьер несколько раз пытался и не мог остановить своего внимания на масонских рукописях), ему несколько раз смутно представлялось и прежде приходившая мысль о кабалистическом значении своего имени в связи с именем Бонапарта; но мысль эта о том, что ему, l'Russe Besuhof, предназначено положить предел власти зверя, приходила ему еще только как одно из мечтаний, которые беспричинно и бесследно пробегают в воображении.
Когда, купив кафтан (с целью только участвовать в народной защите Москвы), Пьер встретил Ростовых и Наташа сказала ему: «Вы остаетесь? Ах, как это хорошо!» – в голове его мелькнула мысль, что действительно хорошо бы было, даже ежели бы и взяли Москву, ему остаться в ней и исполнить то, что ему предопределено.
На другой день он, с одною мыслию не жалеть себя и не отставать ни в чем от них, ходил с народом за Трехгорную заставу. Но когда он вернулся домой, убедившись, что Москву защищать не будут, он вдруг почувствовал, что то, что ему прежде представлялось только возможностью, теперь сделалось необходимостью и неизбежностью. Он должен был, скрывая свое имя, остаться в Москве, встретить Наполеона и убить его с тем, чтобы или погибнуть, или прекратить несчастье всей Европы, происходившее, по мнению Пьера, от одного Наполеона.
Пьер знал все подробности покушении немецкого студента на жизнь Бонапарта в Вене в 1809 м году и знал то, что студент этот был расстрелян. И та опасность, которой он подвергал свою жизнь при исполнении своего намерения, еще сильнее возбуждала его.
Два одинаково сильные чувства неотразимо привлекали Пьера к его намерению. Первое было чувство потребности жертвы и страдания при сознании общего несчастия, то чувство, вследствие которого он 25 го поехал в Можайск и заехал в самый пыл сражения, теперь убежал из своего дома и, вместо привычной роскоши и удобств жизни, спал, не раздеваясь, на жестком диване и ел одну пищу с Герасимом; другое – было то неопределенное, исключительно русское чувство презрения ко всему условному, искусственному, человеческому, ко всему тому, что считается большинством людей высшим благом мира. В первый раз Пьер испытал это странное и обаятельное чувство в Слободском дворце, когда он вдруг почувствовал, что и богатство, и власть, и жизнь, все, что с таким старанием устроивают и берегут люди, – все это ежели и стоит чего нибудь, то только по тому наслаждению, с которым все это можно бросить.
Это было то чувство, вследствие которого охотник рекрут пропивает последнюю копейку, запивший человек перебивает зеркала и стекла без всякой видимой причины и зная, что это будет стоить ему его последних денег; то чувство, вследствие которого человек, совершая (в пошлом смысле) безумные дела, как бы пробует свою личную власть и силу, заявляя присутствие высшего, стоящего вне человеческих условий, суда над жизнью.
С самого того дня, как Пьер в первый раз испытал это чувство в Слободском дворце, он непрестанно находился под его влиянием, но теперь только нашел ему полное удовлетворение. Кроме того, в настоящую минуту Пьера поддерживало в его намерении и лишало возможности отречься от него то, что уже было им сделано на этом пути. И его бегство из дома, и его кафтан, и пистолет, и его заявление Ростовым, что он остается в Москве, – все потеряло бы не только смысл, но все это было бы презренно и смешно (к чему Пьер был чувствителен), ежели бы он после всего этого, так же как и другие, уехал из Москвы.
<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение |
Для улучшения этой статьи желательно?:
|
| Союз ТМ-12 | |
| Общие сведения | |
|---|---|
| Полётные данные корабля | |
| Название корабля | Союз ТМ-12 |
| Ракета-носитель | Союз-У2 |
| Стартовая площадка |  Байконур Пл. 1
|
| Запуск | 18 мая 1991 12:50:28 UTC |
| Посадка | 10 октября 1991 04:12:18 UTC |
| Место посадки | 61 км к ЮЗ от г. Аркалык |
| Длительность полёта | 144 дня 15 часов 21 минут 50 секунд |
| Количество витков | 2258 |
| Апогей | 397 км |
| Перигей | 389 км |
| Наклонение | 51,6° |
| Период обращения | 92,4 мин |
| Масса | 7160 кг |
| NSSDC ID | [nssdc.gsfc.nasa.gov/nmc/spacecraftOrbit.do?id=1991-034A 1991-034A] |
| SCN | [www.n2yo.com/satellite/?s=21311 21311] |
| Полётные данные экипажа | |
| Членов экипажа | 3 на взлёте, 3 при посадке |
| Позывной | «Озон» |
| Перестыковки | |
| Стыковка | 20 мая 1991 14:30:43 UTC Мир, ПхО ББ |
| Расстыковка | 28 мая 1991 10:10 UTC Мир, ПхО ББ |
| Стыковка | 28 мая 1991 10:52 UTC Мир, Квант-1 |
| Расстыковка | 9 октября 1991 20:55:08 UTC Мир, Квант-1 |
| Предыдущая | Следующая |
|---|---|
 Союз ТМ-11 |
 Союз ТМ-13 |
</td></tr>
Союз ТМ-12 — пилотируемый космический аппарат из серии «Союз ТМ».
Содержание
Экипаж старта
- Анатолий Арцебарский (1 полёт) — командир
- Сергей Крикалёв (2 полёт) — бортинженер
-
Хелен Шарман (Великобритания) (1 полёт) — космонавт-исследователь
Дублирующий экипаж
- Александр Волков — командир
- Александр Калери — бортинженер
- Тимоти Мейс (Великобритания) — космонавт-исследователь
Резервный экипаж
- Александр Викторенко — командир
- Сергей Авдеев — бортинженер
Экипаж возвращения
- Анатолий Арцебарский (1 полёт) — командир
- Токтар Аубакиров (1 полёт) — космонавт-исследователь
-
Франц Фибёк (Австрия) (1 полёт) — космонавт-исследователь
Описание полёта
А. Арцебарский и С. Крикалёв, как экипаж 9-й основной экспедиции на ОС «Мир» заменили экипаж 8-й основной экспедиции (В. Афанасьев—М. Манаров). Британская космонавтка Шарман провела на станции одну неделю. Её полёт был спонсирован частной британской компанией. Шарман осуществила на орбите биологические и химические эксперименты, а также провела для английских школ серию уроков.
Программа девятой основной экспедиции состояла из экспериментов по астрономии, биологии, химии, наблюдению Земли, космической технике, материаловедению и медицине. Помимо этого космонавты провели профилактические работы и заменили многие приборы. Во время работ в открытом космосе произведён ремонт антенны системы автоматического сближения «Курс» на модуле «Квант», смонтирована складывающаяся решетчатая мачта из нового никель-титанового сплава, предназначенная для установки дополнительного прибора управления на модуле Квант.
За шесть выходов в открытый космос космонавты провели вне станции в общей сложности 32 ч. 23 мин. Сергей Крикалёв пробыл на орбите на шесть месяцев дольше первоначально запланированного срока, так как две последующие миссии на Мир сокращены по финансовым причинам и позволяли заменить на орбите только одного члена основного экипажа. Провиант и расходные материалы доставлялись транспортными кораблями Прогресс М-8 и М-9.
Выходы в открытый космос:
- 24.06. 4:53 ч. Замена антенны
- 28.06. 3:24 ч. Ремонт антенны системы сближения «Курс», монтаж лазерного отражателя и замена приборов
- 15.07. 5:45 ч. Монтаж складывающейся фермы
- 19.07. 5:28 ч. Монтаж мачты для нового двигателя, необходимого для улучшения ориентации орбитального комплекса (СОФОРА)
- 23.07. 5:34 ч. Нагрузочное испытание мачты СОФОРА
- 27.07. 6:49 ч. Дополнительное испытание мачты СОФОРА
См. также
Напишите отзыв о статье "Союз ТМ-12"
Ссылки
- [space.kursknet.ru/cosmos/russian/machines/stm12.sht Космический корабль «Союз ТМ-12»]
- Советские и российские космонавты. 1960—2000. — М., ООО Информационно-издательский дом «Новости космонавтики», 2001. — 408с. ISBN 5-93345-003-0
| ||||||||||||||||||||||||||||||||
| |||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Союз ТМ-12
Расходившееся звездой по Москве всачивание французов в день 2 го сентября достигло квартала, в котором жил теперь Пьер, только к вечеру.Пьер находился после двух последних, уединенно и необычайно проведенных дней в состоянии, близком к сумасшествию. Всем существом его овладела одна неотвязная мысль. Он сам не знал, как и когда, но мысль эта овладела им теперь так, что он ничего не помнил из прошедшего, ничего не понимал из настоящего; и все, что он видел и слышал, происходило перед ним как во сне.
Пьер ушел из своего дома только для того, чтобы избавиться от сложной путаницы требований жизни, охватившей его, и которую он, в тогдашнем состоянии, но в силах был распутать. Он поехал на квартиру Иосифа Алексеевича под предлогом разбора книг и бумаг покойного только потому, что он искал успокоения от жизненной тревоги, – а с воспоминанием об Иосифе Алексеевиче связывался в его душе мир вечных, спокойных и торжественных мыслей, совершенно противоположных тревожной путанице, в которую он чувствовал себя втягиваемым. Он искал тихого убежища и действительно нашел его в кабинете Иосифа Алексеевича. Когда он, в мертвой тишине кабинета, сел, облокотившись на руки, над запыленным письменным столом покойника, в его воображении спокойно и значительно, одно за другим, стали представляться воспоминания последних дней, в особенности Бородинского сражения и того неопределимого для него ощущения своей ничтожности и лживости в сравнении с правдой, простотой и силой того разряда людей, которые отпечатались у него в душе под названием они. Когда Герасим разбудил его от его задумчивости, Пьеру пришла мысль о том, что он примет участие в предполагаемой – как он знал – народной защите Москвы. И с этой целью он тотчас же попросил Герасима достать ему кафтан и пистолет и объявил ему свое намерение, скрывая свое имя, остаться в доме Иосифа Алексеевича. Потом, в продолжение первого уединенно и праздно проведенного дня (Пьер несколько раз пытался и не мог остановить своего внимания на масонских рукописях), ему несколько раз смутно представлялось и прежде приходившая мысль о кабалистическом значении своего имени в связи с именем Бонапарта; но мысль эта о том, что ему, l'Russe Besuhof, предназначено положить предел власти зверя, приходила ему еще только как одно из мечтаний, которые беспричинно и бесследно пробегают в воображении.
Когда, купив кафтан (с целью только участвовать в народной защите Москвы), Пьер встретил Ростовых и Наташа сказала ему: «Вы остаетесь? Ах, как это хорошо!» – в голове его мелькнула мысль, что действительно хорошо бы было, даже ежели бы и взяли Москву, ему остаться в ней и исполнить то, что ему предопределено.
На другой день он, с одною мыслию не жалеть себя и не отставать ни в чем от них, ходил с народом за Трехгорную заставу. Но когда он вернулся домой, убедившись, что Москву защищать не будут, он вдруг почувствовал, что то, что ему прежде представлялось только возможностью, теперь сделалось необходимостью и неизбежностью. Он должен был, скрывая свое имя, остаться в Москве, встретить Наполеона и убить его с тем, чтобы или погибнуть, или прекратить несчастье всей Европы, происходившее, по мнению Пьера, от одного Наполеона.
Пьер знал все подробности покушении немецкого студента на жизнь Бонапарта в Вене в 1809 м году и знал то, что студент этот был расстрелян. И та опасность, которой он подвергал свою жизнь при исполнении своего намерения, еще сильнее возбуждала его.
Два одинаково сильные чувства неотразимо привлекали Пьера к его намерению. Первое было чувство потребности жертвы и страдания при сознании общего несчастия, то чувство, вследствие которого он 25 го поехал в Можайск и заехал в самый пыл сражения, теперь убежал из своего дома и, вместо привычной роскоши и удобств жизни, спал, не раздеваясь, на жестком диване и ел одну пищу с Герасимом; другое – было то неопределенное, исключительно русское чувство презрения ко всему условному, искусственному, человеческому, ко всему тому, что считается большинством людей высшим благом мира. В первый раз Пьер испытал это странное и обаятельное чувство в Слободском дворце, когда он вдруг почувствовал, что и богатство, и власть, и жизнь, все, что с таким старанием устроивают и берегут люди, – все это ежели и стоит чего нибудь, то только по тому наслаждению, с которым все это можно бросить.
Это было то чувство, вследствие которого охотник рекрут пропивает последнюю копейку, запивший человек перебивает зеркала и стекла без всякой видимой причины и зная, что это будет стоить ему его последних денег; то чувство, вследствие которого человек, совершая (в пошлом смысле) безумные дела, как бы пробует свою личную власть и силу, заявляя присутствие высшего, стоящего вне человеческих условий, суда над жизнью.
С самого того дня, как Пьер в первый раз испытал это чувство в Слободском дворце, он непрестанно находился под его влиянием, но теперь только нашел ему полное удовлетворение. Кроме того, в настоящую минуту Пьера поддерживало в его намерении и лишало возможности отречься от него то, что уже было им сделано на этом пути. И его бегство из дома, и его кафтан, и пистолет, и его заявление Ростовым, что он остается в Москве, – все потеряло бы не только смысл, но все это было бы презренно и смешно (к чему Пьер был чувствителен), ежели бы он после всего этого, так же как и другие, уехал из Москвы.
