Союз ТМ-17
<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение |
Для улучшения этой статьи желательно?:
|
| Союз ТМ-17 | |
| Общие сведения | |
|---|---|
| Полётные данные корабля | |
| Название корабля | Союз ТМ-17 |
| Ракета-носитель | Союз-У2 |
| Стартовая площадка |  Байконур Пл. 1
|
| Запуск | 1 июля 1993 14:32:58 UTC |
| Стыковка | 3 июля 1993 16:24:03 UTC |
| Место стыковки | Мир, ПхО ББ |
| Расстыковка | 14 января 1994 04:37:11 UTC |
| Посадка | 14 января 1994 08:18:20 UTC |
| Место посадки | 215 км от г. Караганда, 49°37′ с. ш. 70°07′ в. д. / 49.62° с. ш. 70.12° в. д. (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=49.62&mlon=70.12&zoom=14 (O)] (Я) |
| Длительность полёта | 196 дня 17 часов 45 минут 22 секунды |
| Количество витков | 3070 |
| Апогей | 397 км |
| Перигей | 388 км |
| Наклонение | 51,6° |
| Период обращения | 92,4 мин |
| Масса | 7150 кг |
| NSSDC ID | [nssdc.gsfc.nasa.gov/nmc/spacecraftOrbit.do?id=1993-043A 1993-043A] |
| SCN | [www.n2yo.com/satellite/?s=22704 22704] |
| Полётные данные экипажа | |
| Членов экипажа | 3 на взлёте, 2 при посадке |
| Позывной | Сириус |
| Предыдущая | Следующая |
|---|---|
 Союз ТМ-16 |
 Союз ТМ-18 |
</td></tr>
Союз ТМ-17 — пилотируемый космический аппарат из серии «Союз ТМ».
Содержание
Экипаж
На взлёте
- Василий Циблиев (1 полёт) — командир
- Александр Серебров (4 полёт) — бортинженер
-
Жан-Пьер Эньере (1 полёт) — космонавт-исследователь
На посадке
-
Василий Циблиев (1 полёт) — командир - Александр Серебров (4 полёт) — бортинженер
Описание полёта
Три недели после старта пятеро космонавтов были заняты выполнением французской исследовательской программы и подготовкой возвращения предыдущего экипажа. Французский полёт был перенесён на год вперёд по просьбе российской стороны. Несмотря на это, данная программа стала самым насыщенным совместным предприятием из подобных. Впервые в истории данные научных экспериментов передавались через спутник связи «Луч» напрямую во французский ЦУП в г. Тулуза. Эксперты из ЦУПа могли непосредственно влиять на проведение экспериментов. Исследования проводились в областях медицины, биологии, астрофизики, материаловедения и техники. Необходимое оборудование было доставлено ещё до начала полёта на транспортном корабле Прогресс М-18.
Главной темой программы были исследования воздействия невесомости на человека. Астрофизические исследования состояли в записи УФ-спектров некоторых звёзд и составлении карты небесных рентгеновских источников. Материаловедческие опыты изучали смачивание керамических тел легированными сплавами и наблюдение их затвердевания. Помимо этого, были выращены различные полупроводниковые кристаллы. В рамках физической программы измерялась передача сил при ударе шаров на плоскость. С их помощью изучались соотношения между поверхностными силами, приграничными поверхностными энергиями, поверхностным рельефом, эластичностью и температурой. По завершении программы предыдущий экипаж, совместно с французским космонавтом, вернулся на Землю на корабле Союз ТМ-16.
14-я основная экспедиция на станцию «Мир» осуществила разнообразную исследовательскую программу. 24-го июля была отправлена капсула возвращения корабля Прогресс М-17, загруженная результатами исследований. 11-го августа транспортник был отстыкован от станции и переведён на низкую орбиту. По заказу НАСА с его помощью были исследованы процессы аэродинамического торможения в верхних слоях атмосферы в течение длительного времени.
Научные эксперименты проводились в областях биомедицины, астрофизики, наблюдения Земли и исследования материалов. В модуле «Кристалл» были изготовлены кристаллы высшей чистоты. Эксперимент по заказу фирмы Боинг также был посвящён выращиванию полупроводниковых кристаллов. Аппаратура для этого эксперимента была доставлена в октябре на борту корабля Прогресс М-20, а результаты были отправлены на Землю через шесть недель на возвращаемом аппарате этого корабля.
Особенностью экспедиции была программа выходов в открытый космос. 16-го и 20-го сентября (4:18 и 3:14 ч.) космонавты установили на мачте СОФОРА-модуля «Квант» дополнительную решётку РАПАНА. На эту решётку были помещены различные научные приборы. 28-го сентября (1:52) были произведены съёмки внешней оболочки станции. Целью этого должно было стать документирование результатов потока Персеидов. При этом была обнаружена большая дыра в одной из солнечных батарей. 22-го октября (38 мин) космонавты заменили образцы материалов снаружи станции. 29-го октября (4:12 ч) была завершена съёмка внешней оболочки при помощи телескопического манипулятора. Кроме того, были сделаны съёмки других солнечных батарей и мачты СОФОРА.
При отстыковке произошла нештатная ситуация. 14-го января 1994 в 7:37 (МСК) Союз ТМ-17 отстыковался от стыковочного узла станции Мир. В 7:43 Циблиев получил из ЦУПа приказ подвести корабль на расстояние 15 метров к модулю «Кристалл», чтобы произвести наблюдение стыковочной системы АПАС-89. В 7:46 Циблиев сообщил, что корабль реагирует рывками. Серебров, собиравшийся делать фотосъёмку из орбитального модуля, попросил Циблиева перевести корабль из плоскости станции, так как они опасно приблизились к одной из солнечных батарей. На станции Мир Афанасьев приказал Полякову и Усачёву эвакуироваться в Союз ТМ-18. В 7:47 наблюдатели в ЦУПе увидели, что картинка от внешней камеры Союза ТМ-17 сильно вздрогнула, и Серебров сообщил, что они задели Мир. После этого ЦУП потерял связь с Миром и Союзом ТМ-17. Прерывистая связь с Союзом ТМ-17 была восстановлена в 7:52. Голосовая связь с Миром была восстановлена в 8:02. Осмотр Союза ТМ-17 не обнаружил видимых повреждений. Космонавты Мира не заметили удара, хотя система управления станцией зарегистрировала угловую скорость и переключилась в режим свободного полёта.
Впоследствии анализ показал, что правая сторона орбитального модуля ударила дважды с интервалом в 2 секунды. Точка удара пришлась на «Кристалл» вблизи его соединения с Миром. Причиной удара стала ошибка в переключении: рычаг управления в орбитальном модуле, ответственный за торможение и ускорение, был включён, одновременно блокируя такой же рычаг (левый рычаг управления) в спускаемом модуле. Циблиев смог использовать правый рычаг управления, чтобы уклонить Союз от солнечных батарей, антенн и стыковочных модулей Мира, когда стало ясно, что удар неизбежен.
Провиант и расходные материалы доставлялись транспортными кораблями Прогресс М-19 и Прогресс М-20.
Напишите отзыв о статье "Союз ТМ-17"
Ссылки
- [space.kursknet.ru/cosmos/russian/machines/stm17.sht Космический корабль «Союз ТМ-17»]
| ||||||||||||||||||||||||||||||||
| |||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Союз ТМ-17
Французы приписывали пожар Москвы au patriotisme feroce de Rastopchine [дикому патриотизму Растопчина]; русские – изуверству французов. В сущности же, причин пожара Москвы в том смысле, чтобы отнести пожар этот на ответственность одного или несколько лиц, таких причин не было и не могло быть. Москва сгорела вследствие того, что она была поставлена в такие условия, при которых всякий деревянный город должен сгореть, независимо от того, имеются ли или не имеются в городе сто тридцать плохих пожарных труб. Москва должна была сгореть вследствие того, что из нее выехали жители, и так же неизбежно, как должна загореться куча стружек, на которую в продолжение нескольких дней будут сыпаться искры огня. Деревянный город, в котором при жителях владельцах домов и при полиции бывают летом почти каждый день пожары, не может не сгореть, когда в нем нет жителей, а живут войска, курящие трубки, раскладывающие костры на Сенатской площади из сенатских стульев и варящие себе есть два раза в день. Стоит в мирное время войскам расположиться на квартирах по деревням в известной местности, и количество пожаров в этой местности тотчас увеличивается. В какой же степени должна увеличиться вероятность пожаров в пустом деревянном городе, в котором расположится чужое войско? Le patriotisme feroce de Rastopchine и изуверство французов тут ни в чем не виноваты. Москва загорелась от трубок, от кухонь, от костров, от неряшливости неприятельских солдат, жителей – не хозяев домов. Ежели и были поджоги (что весьма сомнительно, потому что поджигать никому не было никакой причины, а, во всяком случае, хлопотливо и опасно), то поджоги нельзя принять за причину, так как без поджогов было бы то же самое.
Как ни лестно было французам обвинять зверство Растопчина и русским обвинять злодея Бонапарта или потом влагать героический факел в руки своего народа, нельзя не видеть, что такой непосредственной причины пожара не могло быть, потому что Москва должна была сгореть, как должна сгореть каждая деревня, фабрика, всякий дом, из которого выйдут хозяева и в который пустят хозяйничать и варить себе кашу чужих людей. Москва сожжена жителями, это правда; но не теми жителями, которые оставались в ней, а теми, которые выехали из нее. Москва, занятая неприятелем, не осталась цела, как Берлин, Вена и другие города, только вследствие того, что жители ее не подносили хлеба соли и ключей французам, а выехали из нее.
Расходившееся звездой по Москве всачивание французов в день 2 го сентября достигло квартала, в котором жил теперь Пьер, только к вечеру.
Пьер находился после двух последних, уединенно и необычайно проведенных дней в состоянии, близком к сумасшествию. Всем существом его овладела одна неотвязная мысль. Он сам не знал, как и когда, но мысль эта овладела им теперь так, что он ничего не помнил из прошедшего, ничего не понимал из настоящего; и все, что он видел и слышал, происходило перед ним как во сне.
Пьер ушел из своего дома только для того, чтобы избавиться от сложной путаницы требований жизни, охватившей его, и которую он, в тогдашнем состоянии, но в силах был распутать. Он поехал на квартиру Иосифа Алексеевича под предлогом разбора книг и бумаг покойного только потому, что он искал успокоения от жизненной тревоги, – а с воспоминанием об Иосифе Алексеевиче связывался в его душе мир вечных, спокойных и торжественных мыслей, совершенно противоположных тревожной путанице, в которую он чувствовал себя втягиваемым. Он искал тихого убежища и действительно нашел его в кабинете Иосифа Алексеевича. Когда он, в мертвой тишине кабинета, сел, облокотившись на руки, над запыленным письменным столом покойника, в его воображении спокойно и значительно, одно за другим, стали представляться воспоминания последних дней, в особенности Бородинского сражения и того неопределимого для него ощущения своей ничтожности и лживости в сравнении с правдой, простотой и силой того разряда людей, которые отпечатались у него в душе под названием они. Когда Герасим разбудил его от его задумчивости, Пьеру пришла мысль о том, что он примет участие в предполагаемой – как он знал – народной защите Москвы. И с этой целью он тотчас же попросил Герасима достать ему кафтан и пистолет и объявил ему свое намерение, скрывая свое имя, остаться в доме Иосифа Алексеевича. Потом, в продолжение первого уединенно и праздно проведенного дня (Пьер несколько раз пытался и не мог остановить своего внимания на масонских рукописях), ему несколько раз смутно представлялось и прежде приходившая мысль о кабалистическом значении своего имени в связи с именем Бонапарта; но мысль эта о том, что ему, l'Russe Besuhof, предназначено положить предел власти зверя, приходила ему еще только как одно из мечтаний, которые беспричинно и бесследно пробегают в воображении.
Когда, купив кафтан (с целью только участвовать в народной защите Москвы), Пьер встретил Ростовых и Наташа сказала ему: «Вы остаетесь? Ах, как это хорошо!» – в голове его мелькнула мысль, что действительно хорошо бы было, даже ежели бы и взяли Москву, ему остаться в ней и исполнить то, что ему предопределено.
На другой день он, с одною мыслию не жалеть себя и не отставать ни в чем от них, ходил с народом за Трехгорную заставу. Но когда он вернулся домой, убедившись, что Москву защищать не будут, он вдруг почувствовал, что то, что ему прежде представлялось только возможностью, теперь сделалось необходимостью и неизбежностью. Он должен был, скрывая свое имя, остаться в Москве, встретить Наполеона и убить его с тем, чтобы или погибнуть, или прекратить несчастье всей Европы, происходившее, по мнению Пьера, от одного Наполеона.
Пьер знал все подробности покушении немецкого студента на жизнь Бонапарта в Вене в 1809 м году и знал то, что студент этот был расстрелян. И та опасность, которой он подвергал свою жизнь при исполнении своего намерения, еще сильнее возбуждала его.
Два одинаково сильные чувства неотразимо привлекали Пьера к его намерению. Первое было чувство потребности жертвы и страдания при сознании общего несчастия, то чувство, вследствие которого он 25 го поехал в Можайск и заехал в самый пыл сражения, теперь убежал из своего дома и, вместо привычной роскоши и удобств жизни, спал, не раздеваясь, на жестком диване и ел одну пищу с Герасимом; другое – было то неопределенное, исключительно русское чувство презрения ко всему условному, искусственному, человеческому, ко всему тому, что считается большинством людей высшим благом мира. В первый раз Пьер испытал это странное и обаятельное чувство в Слободском дворце, когда он вдруг почувствовал, что и богатство, и власть, и жизнь, все, что с таким старанием устроивают и берегут люди, – все это ежели и стоит чего нибудь, то только по тому наслаждению, с которым все это можно бросить.
Это было то чувство, вследствие которого охотник рекрут пропивает последнюю копейку, запивший человек перебивает зеркала и стекла без всякой видимой причины и зная, что это будет стоить ему его последних денег; то чувство, вследствие которого человек, совершая (в пошлом смысле) безумные дела, как бы пробует свою личную власть и силу, заявляя присутствие высшего, стоящего вне человеческих условий, суда над жизнью.
