Спаджари, Альбер
| Альбер "Берт" Спаджари | |
| Albert Spaggiari | |
| Род деятельности: | |
|---|---|
| Дата рождения: | |
| Место рождения: | |
| Гражданство: | |
| Дата смерти: | |
| Место смерти: | |
Альбер «Берт» Спаджари (фр. Albert "Bert" Spaggiari) (14 декабря 1932 года, Ларань-Монтеглен, Франция, — 8 июня 1989 года, Пьемонт, Италия) — французский преступник итальянского происхождения, известный в основном ограблением банка Societe Generale в Ницце (Франция) в 1976 году.
Содержание
До ограбления банка
Альбер Спаджари родился 14 декабря 1932 года в Лорань-Монтеглен, Франция. Детство его прошло в Йере, где его мать работала в магазине женского нижнего белья.
Первое ограбление Спаджари сделал в возрасте 18 лет, где целью его было украсть алмаз и подарить его своей девушке. В том году его призвали в армию, где он должен был участвовать в Индокитайской войне на парашютно-десантном подразделении. Он не участвовал в битве при Дьенбьенфу из-за заключения в тюрьму за грабеж.
Во время Алжирской войны он входил в националистическую организацию СВО. Несмотря на то, что он не был активистом этой организации Спаджари вскоре был приговорен к нескольким годам тюремного заключения. Во время заключения в тюрьме Санте Спаджари написал свою первую автобиографическую книгу Faut pas rire avec las barbares (Не нужно смеяться с варварами). В том же году поддержал на президентских выборах националиста Жана-Луи Тиксье-Виньянкура.
После заключения Спаджари стал владельцем фотостудии в Ницце. До ограбления банка жил на холмах Ойес Саваж, в Ницце.
Ограбление банка
Соучастникам удалось узнать что хранилище банка Societe Generale находится очень близко к коллектору городской канализации. Они решили сделать 8-метровый подкоп. Для этого им пришлось для доступа к сейфам продолбить метровую железобетонную стену и специальные заградительные металлические конструкции. Для успешного проведения земляных работ они протестировали систему сигнализации банка на чувствительность к вибрациям с помощью будильника. Один из соучастников заложил в ячейку хранилища механический будильник. Ночью будильник сработал, а сигнализация — нет.
Через два месяца всё было готово. Ограбление банка Спаджари и его подельники назначили на шумные праздничные дни по поводу взятия Бастилии. Всё прошло гладко. Подельники в честь праздника принесли в банк выпивку и закуску и, судя по объедкам и количеству пустых бутылок, напились до опьянения. Общее состояние веселья было поддержано эротическими фотографиями местных знаменитостей, найденных в одном из ящиков хранилища — фотографии были аккуратно развешаны по периметру интерьера. Полицейским грабители оставили надпись на бумаге: «Sans armes, ni haine, ni violence» («Без оружия, без ненависти, без жестокости»). В состоянии алкогольного опьянения они покинули здание банка, попутно прихватив 50 миллионов франков (30 миллионов евро в современном пересчете).
Арест и побег
Сначала французская полиция была сбита с толку. Однако к концу октября им удалось арестовать одного из подельников, благодаря информации от его бывшей девушки. После долгого допроса подельник сдал свою компанию, включая Спаджари. Спаджари арестовали в аэропорту Ниццы, куда он вернулся из поездки на Ближний Восток.
Адвокатом Спаджари стал Жак Пейрат, ветеран Французского легиона, который был одним из создателей Национального фронта и будущий мер Ниццы. На допросах Спаджари отрицал своё участие в ограблении банка, но вскоре признался и утверждал, что работает на секретную организация Calena, которой вообще не существовало.
Во время слушании Спаджари разработал план побега. Альбер дал судье бумажку якобы с доказательством своей невиновности и пока судейская коллегия размышляла над написанным, подсудимый просто выпрыгнул из окна на крышу стоявшего внизу автомобиля и скрылся на заранее подготовленном подельниками мотоцикле. Некоторые отчеты утверждают, что владелец автомобиля получил по почте чек на сумму 5000 франков за повреждение крыши автомобиля.
После этого побега некоторые специалисты стали утверждать о помощи в побеге Спаджари его политических друзей, в частности бывших бойцов СВО, близких к мэру Ниццы. Обвинения вынудили мэра Ниццы Жака Медесина выйти из второго раунда голосования в выборах 1977 года.
В 1995 году Жак Пейрат обвинил Кристина Эстрози (бывшего министра и чемпиона по мотокроссу), что он якобы был водителем мотоцикла сбежавшего Спаджари. Вскоре Эстрози доказал что в тот день он был в Дейтона-Биче.
После побега
Спаджари был заочно приговорён к пожизненному заключению. По сообщениям некоторых СМИ, после побега Спаджари перенёс пластическую операцию и провёл большую часть жизни в Аргентине. Однако некоторые СМИ сообщали, что он несколько раз тайно приезжал во Францию, чтобы посетить свою мать или жену.
Согласно документам ЦРУ, рассекреченным в 2000 году, международный агент УНР Майкл Тоунли был в контакте со Спаджари. Информация, содержащаяся в документе, предполагает, что Спаджари (кодовое имя Даниель) участвовал в операциях УНР.
Спаджари, как официально сообщала итальянская полиция, умер при «таинственных обстоятельствах». Пресса сообщила, что тело Спаджари было найдено его матерью перед её домом 10 июня 1989 года, будучи принесенным во Францию неизвестными друзьями. Однако позже было установлено, что его жена Эмилия была с ним, когда он умер от рака горла 8 июня 1989 года в загородном доме в Беллуно (Италия). Она везла труп от Италии до Йера, солгав полиции что везет мясо.
Труды
- Faut pas rire avec les barbares («Не нужно смеяться с варварами») (1977)
- Les égouts du paradis («Водостоки рая») (1978)
- Le journal d’une truffe («Газета трюфелья») (1983)
В популярной культуре
Французские писатели Рене Луи Морис и Жан-Клод Симоен написали книгу Cinq Milliards au bout de l'égout («Пять миллиардов в конце водостока») (1977) об ограблении банка Спаджари в Ницце. Их работа была переведена с французского на английский в 1978 году британским писателем Кеном Фоллеттом под названием The Heist of the Century («Ограбление Века»), оно было также издано под названием The Gentleman of 16 July («Джентльмен 16 июля») и Under the Streets of Nice («Под улицами Ниццы»). Фоллетт был оскорблён, когда некоторые издатели издавали его как новую книгу Кена Фоллетта, в то время как это был фактически дословный перевод.
Экранизации ограбления банка в Ницце:
- Фильм Жозе Джованни «Водостоки рая» (Франция,1979).
- Фильм Фрэнсиса Мегахи «Большое ограбление банка Ривьеры» (Великобритания,1979).
- Фильм Жана-Поля Рува «Без оружия, без ненависти, без жестокости» (Франция,2008).
В канадском телесериале «Тайные лидеры» показан эпизод, названный «Работа Ривьеры» воспроизводящий историю грабежа.
В чешской кинокомедии «Деньги делают человека» содержится ссылка на грабеж, где есть предположение, что один из знаков участвовал в нём.
Напишите отзыв о статье "Спаджари, Альбер"
Примечания
- Некоторые ошибочно читают Альберт Спаггиари или Альберт Спаджиари
Отрывок, характеризующий Спаджари, Альбер
С тех пор как не видал его князь Андрей, Кутузов еще потолстел, обрюзг и оплыл жиром. Но знакомые ему белый глаз, и рана, и выражение усталости в его лице и фигуре были те же. Он был одет в мундирный сюртук (плеть на тонком ремне висела через плечо) и в белой кавалергардской фуражке. Он, тяжело расплываясь и раскачиваясь, сидел на своей бодрой лошадке.– Фю… фю… фю… – засвистал он чуть слышно, въезжая на двор. На лице его выражалась радость успокоения человека, намеревающегося отдохнуть после представительства. Он вынул левую ногу из стремени, повалившись всем телом и поморщившись от усилия, с трудом занес ее на седло, облокотился коленкой, крякнул и спустился на руки к казакам и адъютантам, поддерживавшим его.
Он оправился, оглянулся своими сощуренными глазами и, взглянув на князя Андрея, видимо, не узнав его, зашагал своей ныряющей походкой к крыльцу.
– Фю… фю… фю, – просвистал он и опять оглянулся на князя Андрея. Впечатление лица князя Андрея только после нескольких секунд (как это часто бывает у стариков) связалось с воспоминанием о его личности.
– А, здравствуй, князь, здравствуй, голубчик, пойдем… – устало проговорил он, оглядываясь, и тяжело вошел на скрипящее под его тяжестью крыльцо. Он расстегнулся и сел на лавочку, стоявшую на крыльце.
– Ну, что отец?
– Вчера получил известие о его кончине, – коротко сказал князь Андрей.
Кутузов испуганно открытыми глазами посмотрел на князя Андрея, потом снял фуражку и перекрестился: «Царство ему небесное! Да будет воля божия над всеми нами!Он тяжело, всей грудью вздохнул и помолчал. „Я его любил и уважал и сочувствую тебе всей душой“. Он обнял князя Андрея, прижал его к своей жирной груди и долго не отпускал от себя. Когда он отпустил его, князь Андрей увидал, что расплывшие губы Кутузова дрожали и на глазах были слезы. Он вздохнул и взялся обеими руками за лавку, чтобы встать.
– Пойдем, пойдем ко мне, поговорим, – сказал он; но в это время Денисов, так же мало робевший перед начальством, как и перед неприятелем, несмотря на то, что адъютанты у крыльца сердитым шепотом останавливали его, смело, стуча шпорами по ступенькам, вошел на крыльцо. Кутузов, оставив руки упертыми на лавку, недовольно смотрел на Денисова. Денисов, назвав себя, объявил, что имеет сообщить его светлости дело большой важности для блага отечества. Кутузов усталым взглядом стал смотреть на Денисова и досадливым жестом, приняв руки и сложив их на животе, повторил: «Для блага отечества? Ну что такое? Говори». Денисов покраснел, как девушка (так странно было видеть краску на этом усатом, старом и пьяном лице), и смело начал излагать свой план разрезания операционной линии неприятеля между Смоленском и Вязьмой. Денисов жил в этих краях и знал хорошо местность. План его казался несомненно хорошим, в особенности по той силе убеждения, которая была в его словах. Кутузов смотрел себе на ноги и изредка оглядывался на двор соседней избы, как будто он ждал чего то неприятного оттуда. Из избы, на которую он смотрел, действительно во время речи Денисова показался генерал с портфелем под мышкой.
– Что? – в середине изложения Денисова проговорил Кутузов. – Уже готовы?
– Готов, ваша светлость, – сказал генерал. Кутузов покачал головой, как бы говоря: «Как это все успеть одному человеку», и продолжал слушать Денисова.
– Даю честное благородное слово гусского офицег'а, – говорил Денисов, – что я г'азог'ву сообщения Наполеона.
– Тебе Кирилл Андреевич Денисов, обер интендант, как приходится? – перебил его Кутузов.
– Дядя г'одной, ваша светлость.
– О! приятели были, – весело сказал Кутузов. – Хорошо, хорошо, голубчик, оставайся тут при штабе, завтра поговорим. – Кивнув головой Денисову, он отвернулся и протянул руку к бумагам, которые принес ему Коновницын.
– Не угодно ли вашей светлости пожаловать в комнаты, – недовольным голосом сказал дежурный генерал, – необходимо рассмотреть планы и подписать некоторые бумаги. – Вышедший из двери адъютант доложил, что в квартире все было готово. Но Кутузову, видимо, хотелось войти в комнаты уже свободным. Он поморщился…
– Нет, вели подать, голубчик, сюда столик, я тут посмотрю, – сказал он. – Ты не уходи, – прибавил он, обращаясь к князю Андрею. Князь Андрей остался на крыльце, слушая дежурного генерала.
Во время доклада за входной дверью князь Андрей слышал женское шептанье и хрустение женского шелкового платья. Несколько раз, взглянув по тому направлению, он замечал за дверью, в розовом платье и лиловом шелковом платке на голове, полную, румяную и красивую женщину с блюдом, которая, очевидно, ожидала входа влавввквмандующего. Адъютант Кутузова шепотом объяснил князю Андрею, что это была хозяйка дома, попадья, которая намеревалась подать хлеб соль его светлости. Муж ее встретил светлейшего с крестом в церкви, она дома… «Очень хорошенькая», – прибавил адъютант с улыбкой. Кутузов оглянулся на эти слова. Кутузов слушал доклад дежурного генерала (главным предметом которого была критика позиции при Цареве Займище) так же, как он слушал Денисова, так же, как он слушал семь лет тому назад прения Аустерлицкого военного совета. Он, очевидно, слушал только оттого, что у него были уши, которые, несмотря на то, что в одном из них был морской канат, не могли не слышать; но очевидно было, что ничто из того, что мог сказать ему дежурный генерал, не могло не только удивить или заинтересовать его, но что он знал вперед все, что ему скажут, и слушал все это только потому, что надо прослушать, как надо прослушать поющийся молебен. Все, что говорил Денисов, было дельно и умно. То, что говорил дежурный генерал, было еще дельнее и умнее, но очевидно было, что Кутузов презирал и знание и ум и знал что то другое, что должно было решить дело, – что то другое, независимое от ума и знания. Князь Андрей внимательно следил за выражением лица главнокомандующего, и единственное выражение, которое он мог заметить в нем, было выражение скуки, любопытства к тому, что такое означал женский шепот за дверью, и желание соблюсти приличие. Очевидно было, что Кутузов презирал ум, и знание, и даже патриотическое чувство, которое выказывал Денисов, но презирал не умом, не чувством, не знанием (потому что он и не старался выказывать их), а он презирал их чем то другим. Он презирал их своей старостью, своею опытностью жизни. Одно распоряжение, которое от себя в этот доклад сделал Кутузов, откосилось до мародерства русских войск. Дежурный редерал в конце доклада представил светлейшему к подписи бумагу о взысканий с армейских начальников по прошению помещика за скошенный зеленый овес.
Кутузов зачмокал губами и закачал головой, выслушав это дело.
– В печку… в огонь! И раз навсегда тебе говорю, голубчик, – сказал он, – все эти дела в огонь. Пуская косят хлеба и жгут дрова на здоровье. Я этого не приказываю и не позволяю, но и взыскивать не могу. Без этого нельзя. Дрова рубят – щепки летят. – Он взглянул еще раз на бумагу. – О, аккуратность немецкая! – проговорил он, качая головой.
– Ну, теперь все, – сказал Кутузов, подписывая последнюю бумагу, и, тяжело поднявшись и расправляя складки своей белой пухлой шеи, с повеселевшим лицом направился к двери.
