Спандарян, Степан Суренович

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Спандарян Степан Суренович»)
Перейти к: навигация, поиск
Степан Суренович Спандарян
Гражданство:

СССР СССР

Дата рождения:

2 апреля 1906(1906-04-02)

Место рождения:

Москва

Дата смерти:

1987(1987)

Место смерти:

Москва

Команды
Тренировал команды

Личные награды и достижения

Государственные награды

Степан Суренович Спандарян (Спандарьян) (2 апреля 1906, Москва — 1987, Москва) — советский баскетболист, тренер, один из основоположников советского баскетбола. Заслуженный мастер спорта СССР (1943). Заслуженный тренер СССР (1957).



Биография

Сын известного литературного критика, публициста и деятеля российского революционного движения Сурена Спандаряна[1]. В 20-х годах XX века стал одним из первых энтузиастов развития в СССР баскетбола, волейбола и регби, участвовал в чемпионатах Москвы по этим видам спорта, был первым председателем секции регби Москвы[2][3]. В дальнейшем сосредоточился на занятиях баскетболом. В 1923—1926 выступал за «КИМ» (Москва), в 1927—1940 за «Динамо» (Москва). В 1937 году, будучи играющим тренером «Динамо», стал чемпионом СССР по баскетболу.

В начале 1940-х годов участвовал в Великой отечественной войне. За боевые заслуги был награждён орденом Красной звезды[4].

С 1947 года Степан Спандарян на тренерской работе. В 1947 году был тренером мужской сборной СССР, завоевавшей на своем дебютном континентальном первенстве звание чемпиона Европы. В 1948—1949 годах старший тренер сначала мужской, а потом женской команды «Динамо» (Москва). Под его руководством мужская команда стала чемпионом СССР 1948 года, а женская команда выиграла Кубок СССР 1949 года. В 1951—1952 и 1956—1961 годах возглавлял тренерский штаб мужской сборной СССР. В эти годы сборная СССР четыре раза побеждала на чемпионатах Европы (1951, 1957, 1959, 1961) и трижды становилась серебряным призёром Олимпийских игр (1952, 1956, 1960). В 1959 году сборная СССР была близка к завоеванию титула чемпиона мира, но по политическим причинам отказалась выходить на матч против команды Тайваня и была дисквалифицирована[5].

В 1965-1966 году Степан Спандарян тренировал мужскую сборную Чили. В дальнейшем работал в отделе баскетбола Спорткомитета СССР, был инструктором отдела спортивных игр МГС «Динамо». В разные годы был членом и председателем президиума Федерации баскетбола СССР, председателем Всесоюзного тренерского совета. Награждён орденом Трудового Красного Знамени.

Супруга — советская легкоатлетка и баскетболистка, чемпионка и рекордсменка СССР Элла Мицис (1912—2002).

Напишите отзыв о статье "Спандарян, Степан Суренович"

Примечания

  1. [www.armrugby.am/veteran-rus.htm The official site of the Federation Rugby of Armenia]
  2. [www.vcdynamo.ru/club/history/30/ История волейбольного клуба «Динамо» (Москва)]
  3. [rc-vereya.ru/historyrugby История регби в СССР]
  4. 100 лет российского баскетбола: история, события, люди: справочник / Составитель В. Б. Квасков — Москва, 2006.
  5. [www.sovsport.ru/gazeta/article-item/142015 Украденное золото Чили]

Ссылки и источники

  • [www.dynamobasket.com/persons.php?pID=122&persons_type=2&coID=67&cID=46&season=2006&ps=1 Профиль на сайте БК «Динамо» (фото)]
  • Баскетбол: справочник/ Составители З. А. Генкин, Е. Р. Яхонтов — Москва, 1983.

Отрывок, характеризующий Спандарян, Степан Суренович

– Что, мусью, видно, русский соус кисел французу пришелся… оскомину набил, – сказал сморщенный приказный, стоявший подле Пьера, в то время как француз заплакал. Приказный оглянулся вокруг себя, видимо, ожидая оценки своей шутки. Некоторые засмеялись, некоторые испуганно продолжали смотреть на палача, который раздевал другого.
Пьер засопел носом, сморщился и, быстро повернувшись, пошел назад к дрожкам, не переставая что то бормотать про себя в то время, как он шел и садился. В продолжение дороги он несколько раз вздрагивал и вскрикивал так громко, что кучер спрашивал его:
– Что прикажете?
– Куда ж ты едешь? – крикнул Пьер на кучера, выезжавшего на Лубянку.
– К главнокомандующему приказали, – отвечал кучер.
– Дурак! скотина! – закричал Пьер, что редко с ним случалось, ругая своего кучера. – Домой я велел; и скорее ступай, болван. Еще нынче надо выехать, – про себя проговорил Пьер.
Пьер при виде наказанного француза и толпы, окружавшей Лобное место, так окончательно решил, что не может долее оставаться в Москве и едет нынче же в армию, что ему казалось, что он или сказал об этом кучеру, или что кучер сам должен был знать это.
Приехав домой, Пьер отдал приказание своему все знающему, все умеющему, известному всей Москве кучеру Евстафьевичу о том, что он в ночь едет в Можайск к войску и чтобы туда были высланы его верховые лошади. Все это не могло быть сделано в тот же день, и потому, по представлению Евстафьевича, Пьер должен был отложить свой отъезд до другого дня, с тем чтобы дать время подставам выехать на дорогу.
24 го числа прояснело после дурной погоды, и в этот день после обеда Пьер выехал из Москвы. Ночью, переменя лошадей в Перхушкове, Пьер узнал, что в этот вечер было большое сражение. Рассказывали, что здесь, в Перхушкове, земля дрожала от выстрелов. На вопросы Пьера о том, кто победил, никто не мог дать ему ответа. (Это было сражение 24 го числа при Шевардине.) На рассвете Пьер подъезжал к Можайску.
Все дома Можайска были заняты постоем войск, и на постоялом дворе, на котором Пьера встретили его берейтор и кучер, в горницах не было места: все было полно офицерами.
В Можайске и за Можайском везде стояли и шли войска. Казаки, пешие, конные солдаты, фуры, ящики, пушки виднелись со всех сторон. Пьер торопился скорее ехать вперед, и чем дальше он отъезжал от Москвы и чем глубже погружался в это море войск, тем больше им овладевала тревога беспокойства и не испытанное еще им новое радостное чувство. Это было чувство, подобное тому, которое он испытывал и в Слободском дворце во время приезда государя, – чувство необходимости предпринять что то и пожертвовать чем то. Он испытывал теперь приятное чувство сознания того, что все то, что составляет счастье людей, удобства жизни, богатство, даже самая жизнь, есть вздор, который приятно откинуть в сравнении с чем то… С чем, Пьер не мог себе дать отчета, да и ее старался уяснить себе, для кого и для чего он находит особенную прелесть пожертвовать всем. Его не занимало то, для чего он хочет жертвовать, но самое жертвование составляло для него новое радостное чувство.


24 го было сражение при Шевардинском редуте, 25 го не было пущено ни одного выстрела ни с той, ни с другой стороны, 26 го произошло Бородинское сражение.
Для чего и как были даны и приняты сражения при Шевардине и при Бородине? Для чего было дано Бородинское сражение? Ни для французов, ни для русских оно не имело ни малейшего смысла. Результатом ближайшим было и должно было быть – для русских то, что мы приблизились к погибели Москвы (чего мы боялись больше всего в мире), а для французов то, что они приблизились к погибели всей армии (чего они тоже боялись больше всего в мире). Результат этот был тогда же совершении очевиден, а между тем Наполеон дал, а Кутузов принял это сражение.
Ежели бы полководцы руководились разумными причинами, казалось, как ясно должно было быть для Наполеона, что, зайдя за две тысячи верст и принимая сражение с вероятной случайностью потери четверти армии, он шел на верную погибель; и столь же ясно бы должно было казаться Кутузову, что, принимая сражение и тоже рискуя потерять четверть армии, он наверное теряет Москву. Для Кутузова это было математически ясно, как ясно то, что ежели в шашках у меня меньше одной шашкой и я буду меняться, я наверное проиграю и потому не должен меняться.
Когда у противника шестнадцать шашек, а у меня четырнадцать, то я только на одну восьмую слабее его; а когда я поменяюсь тринадцатью шашками, то он будет втрое сильнее меня.
До Бородинского сражения наши силы приблизительно относились к французским как пять к шести, а после сражения как один к двум, то есть до сражения сто тысяч; ста двадцати, а после сражения пятьдесят к ста. А вместе с тем умный и опытный Кутузов принял сражение. Наполеон же, гениальный полководец, как его называют, дал сражение, теряя четверть армии и еще более растягивая свою линию. Ежели скажут, что, заняв Москву, он думал, как занятием Вены, кончить кампанию, то против этого есть много доказательств. Сами историки Наполеона рассказывают, что еще от Смоленска он хотел остановиться, знал опасность своего растянутого положения знал, что занятие Москвы не будет концом кампании, потому что от Смоленска он видел, в каком положении оставлялись ему русские города, и не получал ни одного ответа на свои неоднократные заявления о желании вести переговоры.