Спанос, Николас

Николас Спанос

К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

Николас Питер Спанос (1942 — 6 июня 1994) — доктор философии, профессор психологии и директор Лаборатории экспериментального гипноза в Карлтонском Университете в Оттаве (1975 — 6.6.1994). Проводил многочисленные исследования, ставящие под сомнения общепринятое понимание гипноза, и пытался определить, что же при этом в действительности происходит.

Исследования Спаноса привели к современному толкованию гипноза, как внушённого поведения, которое испытуемый или принимает и следует ему, или не принимает, а не как изменённого состояния сознания. Наряду с этим, Спанос проводил исследования на тему диссоциативного расстройства личности, в которых он заявил, что феномен множественных личностей не является продуктом травмы, а основан на нормах социального поведения.

Биография

Американец по происхождению, Спанос получил звание Бакалавра гуманитарных наук, а также степень Доктора философии в Бостонском Университете. До того, как поступить на работу в Карлтонский Университет на Кафедру психологии в 1975 году, он практиковал в Медфилдском государственном госпитале, а также при Бостонской Ассоциации психологов. Во время своей работы в университете Спанос написал 183 статьи для журналов и 19 глав для учебников. Также он писал для журнала «Skeptical Inquirer». За это время он внёс свой вклад во множество различных исследований, одно из которых выдвигало идею, что гипноз не является состоянием наподобие транса. Другое же имело отношение к диссоциативному расстройству личности и пыталось объяснить, почему некоторые люди имеют множественные личности. Посредством этих исследований Спанос, по мнению большинства психологов, использовал альтернативный подход к интерпретации этих двух феноменов. Так, психологи Джон Чавес и Билл Джонс отметили, что, по мнению Спаноса, в гипнозе и диссоциативном расстройстве личности «создаются социальные конструкции, контролируемые правилами поведения, легитимизируются и поддерживаются посредством социального взаимодействия».

Гипноз — это не изменённое состояние сознания

Спанос предположил, что поведение во время гипноза и ассоциированный с этим опыт разыгрываются в соответствии с социальным контекстом и ожиданиями гипнотизёра, а также установками самой личности, подвергающейся гипнозу, даже если это поведение иногда осознаётся этой личностью, как непроизвольное. Он постоянно и настойчиво исследовал эту проблематику и на примере 250 экспериментальных исследований продемонстрировал, что на действия под гипнозом сильно влияет то, как оцениваются и определяются окружение и сама ситуация, в которой эти действия происходят, а также их когнитивная интерпретация гипнотизируемой личностью. Спанос не соглашался с мнением Хилгарда (и других) о том, что гипноз — это изменённое состояние сознания или «специальное» диссоциативное состояние. Он работал над этой теорией на протяжении более тридцати лет, сначала в Медфилдском учреждении с Теодором Х. Барбером, Джоном Чавесом и другими, а позже — в Карлтонском Университете в Канаде. Он утверждал, что многие действия под гипнозом могут быть легко объяснены с помощью социальной психологии и предположениями когнитивного характера. (Спанос, 1996 год.)

Спанос утверждал, что существуют две причины, по которым люди неправильно истолковывают такое своё состояние сознания, как гипноз. Одна заключается в том, что люди верят во внешнюю причину их действий, а не во внутреннюю. Вторая относится к способу проведения ритуалов гипноза. Гипнотизёр просит совершить определённые действия, выполнение которых сначала интерпретируются гипнотизируемым, как добровольное, а позже, в процессе работы, как непроизвольное. Например, говорится «расслабьте мышцы ваших ног», а затем, позже «ваши ноги слабые и тяжёлые».

Спанос настаивал, что гипнотизёр обращается к человеку с двумя взаимосвязанными просьбами. Первая — это прямо попросить субъект сделать что-то, а суть второй просьбы такова, чтобы субъект рассмотрел её, как навязанную. Некоторые гипнотизируемые выполняют первую просьбу и понимают, что выполнили задание добровольно, в то время, как другие вообще не откликаются на просьбу. Но всё же некоторые выполняют обе просьбы и таким образом, рассматриваются, как хорошо подвергающиеся гипнозу.

В другом исследовании Спанос продемонстрировал, что люди в гипнотическом состоянии поступают так, как они должны, по их пониманию, поступать во время сеанса гипноза. Исследование было проведено над двумя группами людей. Одной группе была прочитана лекция, которая включала в себя, в какой степени навязанной была неподвижность руки во время сеанса гипноза, а второй группе лекция прочитана не была. Когда обе группы были подвержены гипнозу, группа, прослушавшая лекцию, как раз и демонстрировала неподвижность руки. Второе исследование Спаноса было связано с изучением эффекта отсутствие чувствительности к боли у людей, подверженных действию гипноза и на кого гипноз воздействует плохо. Исследование предполагало эксперимент на двух группах людей и единственным различием между этими группами было то, что лишь одной сказали о планируемом сеансе гипноза. Каждого участника попросили положить свою руку в ведро со льдом и держать там как можно дольше. После того как они вынули руку из ведра, их спросили, насколько сильно они ощущают боль. Пока гипноз не проводился, те испытуемые, которые его ожидали, испытывали гораздо большую степень боли, нежели те, кто гипноза не ждал. Далее, все участники были «загипнотизированы» и их опять попросили положить руку в ведро со льдом. Люди, которые не ожидали гипноза, испытывали примерно ту же боль, что и в опыте с ними же, но без гипноза. Те же, кто ожидал гипнотическое воздействие, испытывали гораздо меньшую боль, чем, в их случае без гипноза. Спанос настаивал, что причина, по которой это произошло, заключается в желании людей, чтобы их рассматривали, как хорошо подвергающихся гипнозу. Результаты исследований Спаноса внесли свой вклад в точку зрения о том, что такого понятия, как «состояние гипноза» не существует вовсе, а поведение испытуемых было в действительности обусловлено их «высокой мотивированностью».

Диссоциативное расстройство личности

Спанос внёс свой вклад и в изучение диссоциативного расстройства личности (ранее известного, как синдром множественной личности), предложив свою социокогнитивную модель. Он предположил, что проявление синдрома множественной личности — это социальная роль, основанная на существующих нормах культуры. Согласно Спаносу, гипноз, одержимость духами и синдром множественной личности — схожие феномены, представляющие собой социально контролируемое поведение, нежели специальное диссоциативное состояние или состояние транса. Как и другие социальные паттерны поведения, они познаются и изучаются посредством наблюдения и взаимодействия в рамках культуры и социального поведения. Некоторые поддержали социокогнитивное толкование диссоциативного расстройства личности, однако, другие исследователи не разделяют эту точку зрения и по-прежнему считают, что множественные личности — это результат тяжёлой травмы.

Ссылки

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Отрывок, характеризующий Спанос, Николас

– Как же, нынче узнал, – сказал Шиншин, входивший в ложу Ростовых.
Наташа посмотрела по тому направлению, по которому смотрел отец, и увидала, Жюли, которая с жемчугами на толстой красной шее (Наташа знала, обсыпанной пудрой) сидела с счастливым видом, рядом с матерью.
Позади их с улыбкой, наклоненная ухом ко рту Жюли, виднелась гладко причесанная, красивая голова Бориса. Он исподлобья смотрел на Ростовых и улыбаясь говорил что то своей невесте.
«Они говорят про нас, про меня с ним!» подумала Наташа. «И он верно успокоивает ревность ко мне своей невесты: напрасно беспокоятся! Ежели бы они знали, как мне ни до кого из них нет дела».
Сзади сидела в зеленой токе, с преданным воле Божией и счастливым, праздничным лицом, Анна Михайловна. В ложе их стояла та атмосфера – жениха с невестой, которую так знала и любила Наташа. Она отвернулась и вдруг всё, что было унизительного в ее утреннем посещении, вспомнилось ей.
«Какое право он имеет не хотеть принять меня в свое родство? Ах лучше не думать об этом, не думать до его приезда!» сказала она себе и стала оглядывать знакомые и незнакомые лица в партере. Впереди партера, в самой середине, облокотившись спиной к рампе, стоял Долохов с огромной, кверху зачесанной копной курчавых волос, в персидском костюме. Он стоял на самом виду театра, зная, что он обращает на себя внимание всей залы, так же свободно, как будто он стоял в своей комнате. Около него столпившись стояла самая блестящая молодежь Москвы, и он видимо первенствовал между ними.
Граф Илья Андреич, смеясь, подтолкнул краснеющую Соню, указывая ей на прежнего обожателя.
– Узнала? – спросил он. – И откуда он взялся, – обратился граф к Шиншину, – ведь он пропадал куда то?
– Пропадал, – отвечал Шиншин. – На Кавказе был, а там бежал, и, говорят, у какого то владетельного князя был министром в Персии, убил там брата шахова: ну с ума все и сходят московские барыни! Dolochoff le Persan, [Персианин Долохов,] да и кончено. У нас теперь нет слова без Долохова: им клянутся, на него зовут как на стерлядь, – говорил Шиншин. – Долохов, да Курагин Анатоль – всех у нас барынь с ума свели.
В соседний бенуар вошла высокая, красивая дама с огромной косой и очень оголенными, белыми, полными плечами и шеей, на которой была двойная нитка больших жемчугов, и долго усаживалась, шумя своим толстым шелковым платьем.
Наташа невольно вглядывалась в эту шею, плечи, жемчуги, прическу и любовалась красотой плеч и жемчугов. В то время как Наташа уже второй раз вглядывалась в нее, дама оглянулась и, встретившись глазами с графом Ильей Андреичем, кивнула ему головой и улыбнулась. Это была графиня Безухова, жена Пьера. Илья Андреич, знавший всех на свете, перегнувшись, заговорил с ней.
– Давно пожаловали, графиня? – заговорил он. – Приду, приду, ручку поцелую. А я вот приехал по делам и девочек своих с собой привез. Бесподобно, говорят, Семенова играет, – говорил Илья Андреич. – Граф Петр Кириллович нас никогда не забывал. Он здесь?
– Да, он хотел зайти, – сказала Элен и внимательно посмотрела на Наташу.
Граф Илья Андреич опять сел на свое место.
– Ведь хороша? – шопотом сказал он Наташе.
– Чудо! – сказала Наташа, – вот влюбиться можно! В это время зазвучали последние аккорды увертюры и застучала палочка капельмейстера. В партере прошли на места запоздавшие мужчины и поднялась занавесь.
Как только поднялась занавесь, в ложах и партере всё замолкло, и все мужчины, старые и молодые, в мундирах и фраках, все женщины в драгоценных каменьях на голом теле, с жадным любопытством устремили всё внимание на сцену. Наташа тоже стала смотреть.


На сцене были ровные доски по средине, с боков стояли крашеные картины, изображавшие деревья, позади было протянуто полотно на досках. В середине сцены сидели девицы в красных корсажах и белых юбках. Одна, очень толстая, в шелковом белом платье, сидела особо на низкой скамеечке, к которой был приклеен сзади зеленый картон. Все они пели что то. Когда они кончили свою песню, девица в белом подошла к будочке суфлера, и к ней подошел мужчина в шелковых, в обтяжку, панталонах на толстых ногах, с пером и кинжалом и стал петь и разводить руками.
Мужчина в обтянутых панталонах пропел один, потом пропела она. Потом оба замолкли, заиграла музыка, и мужчина стал перебирать пальцами руку девицы в белом платье, очевидно выжидая опять такта, чтобы начать свою партию вместе с нею. Они пропели вдвоем, и все в театре стали хлопать и кричать, а мужчина и женщина на сцене, которые изображали влюбленных, стали, улыбаясь и разводя руками, кланяться.
После деревни и в том серьезном настроении, в котором находилась Наташа, всё это было дико и удивительно ей. Она не могла следить за ходом оперы, не могла даже слышать музыку: она видела только крашеные картоны и странно наряженных мужчин и женщин, при ярком свете странно двигавшихся, говоривших и певших; она знала, что всё это должно было представлять, но всё это было так вычурно фальшиво и ненатурально, что ей становилось то совестно за актеров, то смешно на них. Она оглядывалась вокруг себя, на лица зрителей, отыскивая в них то же чувство насмешки и недоумения, которое было в ней; но все лица были внимательны к тому, что происходило на сцене и выражали притворное, как казалось Наташе, восхищение. «Должно быть это так надобно!» думала Наташа. Она попеременно оглядывалась то на эти ряды припомаженных голов в партере, то на оголенных женщин в ложах, в особенности на свою соседку Элен, которая, совершенно раздетая, с тихой и спокойной улыбкой, не спуская глаз, смотрела на сцену, ощущая яркий свет, разлитый по всей зале и теплый, толпою согретый воздух. Наташа мало по малу начинала приходить в давно не испытанное ею состояние опьянения. Она не помнила, что она и где она и что перед ней делается. Она смотрела и думала, и самые странные мысли неожиданно, без связи, мелькали в ее голове. То ей приходила мысль вскочить на рампу и пропеть ту арию, которую пела актриса, то ей хотелось зацепить веером недалеко от нее сидевшего старичка, то перегнуться к Элен и защекотать ее.
В одну из минут, когда на сцене всё затихло, ожидая начала арии, скрипнула входная дверь партера, на той стороне где была ложа Ростовых, и зазвучали шаги запоздавшего мужчины. «Вот он Курагин!» прошептал Шиншин. Графиня Безухова улыбаясь обернулась к входящему. Наташа посмотрела по направлению глаз графини Безуховой и увидала необыкновенно красивого адъютанта, с самоуверенным и вместе учтивым видом подходящего к их ложе. Это был Анатоль Курагин, которого она давно видела и заметила на петербургском бале. Он был теперь в адъютантском мундире с одной эполетой и эксельбантом. Он шел сдержанной, молодецкой походкой, которая была бы смешна, ежели бы он не был так хорош собой и ежели бы на прекрасном лице не было бы такого выражения добродушного довольства и веселия. Несмотря на то, что действие шло, он, не торопясь, слегка побрякивая шпорами и саблей, плавно и высоко неся свою надушенную красивую голову, шел по ковру коридора. Взглянув на Наташу, он подошел к сестре, положил руку в облитой перчатке на край ее ложи, тряхнул ей головой и наклонясь спросил что то, указывая на Наташу.