Спасо-Евфимиев монастырь

Монастырь
Спасо-Евфимиев монастырь
Страна	Россия
Город	Суздаль
Конфессия	Православие
Епархия	Владимирская и Суздальская
Тип	мужской
Основатель	князь Борис Константинович
Дата основания	1352
Статус	Объект культурного наследия РФ № 3310133000
Состояние	Музей-заповедник
Сайт	[www.museum.vladimir.ru/ Официальный сайт]

Спа́со-Евфи́миев монасты́рь — мужской монастырь Владимирской и Суздальской епархии Русской православной церкви, расположенный на левом берегу реки Каменки в северной части Суздаля.

Основан в 1352 году суздальско-нижегородским князем Борисом Константиновичем как крепость, призванная защищать город от внешних и внутренних врагов.

Общее описание

Первоначально монастырь был Спасо-Преображенским, позже стал называться Спасо-Евфимиевым в честь первого игумена монастыря — святого преподобного Евфимия Суздальского.

Первоначальные деревянные постройки монастыря не сохранились, нынешний вид ансамбля сложился в XVI—XVII веках. Возведение грандиозных построек монастыря оказалось возможным благодаря крупным пожертвованиям княжеско-боярской знати. Крупные вклады были пожалованы великим князем Василием III, царем Иваном Грозным, князьями Пожарскими и др.

7 июля 1445 года у стен монастыря произошла битва русских войск под командованием Василия II с казанским войском, под командованием казанских царевичей — Махмуда и Якуба (сыновей хана Улу-Мухаммеда), в которой Василий потерпел жестокое поражение и был взят в плен.

В 1511 году архимандритом Спасо-Евфимиева монастыря был Кирилл, позднее ставший архиепископом Ростовским, Ярославским и Белозерским.

Главный храм монастыря — Спасо-Преображенский собор (конец XVI века) — построен в традициях древней белокаменной архитектуры Суздаля, он мону­ментален и строг. Гордость собора — фрески XVI в., открытые реставраторами на фасадах, и росписи известных мастеров XVII столетия Гурия Никитина и Силы Савина.

В 1837 году монастырь посетил цесаревич Александр Николаевич.

16 мая 1913 года в связи с празднованием 300-летия Дома Романовых монастырь посетил император Николай II с великими княжнами Ольгой, Татианой, Марией и Анастасией.

Близ восточной стены собора находится могила князя Дмитрия Михайловича Пожарского — выдающегося русского полководца. В 1930-х годах склеп над могилой был разобран. На месте захоронения установлен каменный крест. В 2009 году мраморный склеп восстановлен и 4 ноября открыт Президентом Медведевым

Тюрьма в монастыре

По распоряжению Екатерины II в 1766 году в монастыре была учреждена тюрьма для «безумствующих колодников».

В 1829 году здесь скончался доведённый до сумасшествия декабрист Фёдор Шаховской.

В 1826 году по приказанию императора Николая I в монастыре был заточён предсказатель Авель. Он скончался здесь 29 ноября 1841 года, погребён за алтарём монастырской Никольской церкви. С 1820 по 1832 год в монастырской тюрьме содержался лидер секты скопцов Кондратий Селиванов, который в ней и умер.

Здесь же с 1869 года отбывал заключение лидер секты прыгунов Максим Рудомёткин, в 1857 году объявивший себя воплощением Святого Духа. В тюрьме Спасо-Евфимьева монастыря он составил 14 пророческих книг, вошедших в священное писание прыгунов «Книга солнца», и скончался в 1877 году.

В «Суздальской крепости» в XIX веке содержались старообрядческие священнослужители. Некоторые, как Алимпий, умерли в одиночных камерах, не дождавшись освобождения; другие, как Аркадий (просидевший в одиночной камере 25 лет), Конон и Геннадий, были освобождены в 1881 году. В деле их освобождения значительную роль сыграл Л. Н. Толстой. С 1898 по 1904 годы в тюрьме содержался старообрядец Фёдор Ковалёв, похоронивший заживо 25 человек в связи с переписью населения 1897 г. С 1894 по 1902 год в тюрьме содержался архангельский благотворитель Василий Рахов. В 1900 году четыре месяца в монастырской тюрьме провёл Иван Чуриков, основатель движения чуриковцев.

В 1923—1939 годах монастырская тюрьма была превращена в политизолятор (с 1935 года — в тюрьму особого назначения). Здесь содержались, в частности, митрополит Петр Крутицкий, епископ Александр Боярский, экономисты Николай Кондратьев, Леонид Юровский, коммунистические и комсомольские деятели Владимир Невский, Мартемьян Рютин, Лазарь Шацкин, Иван Смирнов.

Последующая история

В 1940 году в монастыре содержались интернированные военнослужащие Чешского легиона польской армии во главе с Людвиком Свободой, которые были взяты под стражу после Польского похода РККА.

В 1941 году после начала Великой Отечественной войны в монастыре был организован проверочно-фильтрационный лагерь, в котором солдаты и офицеры РККА проходили проверку после пребывания в плену и окружении противника. Через него прошли 8232 человека.

1 января 1943 года монастырь стал лагерем военнопленных, в котором содержались офицеры и генералы вермахта, итальянской, румынской, венгерской и испанской (Голубая дивизия) армий. В частности, в нём содержался фельдмаршал Фридрих Паулюс.

С 1946 по 1967 год на территории монастыря размещалась воспитательно-трудовая колония для несовершеннолетних преступников (сначала мальчиков, а после бунта 1947 года — девочек).

В 1968 году монастырь стал музеем.

Наследие ЮНЕСКО

Архитектурный комплекс монастыря внесён в список всемирного наследия ЮНЕСКО. Весь ансамбль Спасо-Евфимиева монастыря входит в состав Владимиро-Суздальского музея-заповедника. В зданиях размещаются экспозиции, фондохранилища и подсобные службы. На монастырской звоннице заново подобраны все колокола и несколько раз в день посетители имеют возможность слушать их перезвон. Одним из звонарей в монастыре трудился знаменитый Ю. Ю. Юрьев.

Список сооружений монастыря

Внешние изображения
Спасо-Евфимиев монастырь
	[files.28-300.ru/sites/default/files/sesions/vladimirskaya_11.jpg монастырь с высоты птичьего полета]

• Спасо-Преображенский собор (1594 год)
• Монастырская звонница (XVI—XVII века)
• Благовещенская надвратная церковь (XVI—XVII века)
• Успенская трапезная церковь (XVI век)
• Дом архимандрита (XVII век)
• Никольская церковь с корпусом больничных покоев (1669 год)
• Братский келейный корпус (XVII—XIX века)
• Тюремный замок (XVIII век)
• Башни монастыря (XVII век)

Архитектурный ансамбль Спасо-Евфимиева монастыря

Территория монастыря окружена крепостными стенами с двенадцатью мощными башнями, бойницами и амбразурами. Каменные стены были возведены в 1670—1680 годах вместо более старых деревянных, их протяжённость составляет 1200 м. Все башни монастыря, кроме явно выделяющейся Проездной (Входной), имеют круглое сечение. Входная башня высотой в 22 м сложена из красного кирпича, а её массивный прямоугольный объём прорезан двумя проездными арками, над которыми располагаются киоты. Нижняя часть башни отличается строгостью, а её верхний ярус богато отделан кирпичными наличниками, карнизами, поясками — декоративными элементами русского узорочья. Обращённые к городу башни восточной стены имеют более простой декор и украшены только зубцами и широкими лопатками; ещё проще отделка башен западной стены, смотрящей на Каменку. Несмотря на мощь, стены монастыря никогда не выполняли оборонительную функцию.

Благовещенская надвратная церковь, построенная в качестве святых ворот на рубеже XVI—XVII веков, после возведения каменной ограды оказалась внутри монастырских стен. Самым ранним каменным сооружением монастыря является Спасская церковь, поставленная над могилой Евфимия Суздальского в 1507—1511 годах и впоследствии превратившаяся в придел пятиглавого Спасо-Преображенского собора (1594). Сразу после постройки он напоминал Рождественский собор Суздальского кремля, в XVII веке его украсили наружной росписью. Стены, разделённые на три части пилястрами с килевидными закомарами, украшены по периметру аркатурно-колончатым поясом. В XVIII веке стены собора были с трёх сторон окружены галереей, а во второй половине XIX века к нему пристроен придел Сергия Радонежского. Пять куполов венчают центральную часть собора, два купола поменьше — его приделы. Световые барабаны прорезаны узкими высокими окнами и украшены каменной резьбой.

Звонница монастыря состоит из нескольких построенных в разное время зданий — девятигранной столпообразной церкви Рождества Иоанна Предтечи начала XVI века и разнообразно декорированной трёхпролётной галереи звонов XVI—XVII веков. Церковь и галерея соединены башенкой-«часозвоней», где размещены часы с боем. Монастырские колокола XVI века не сохранились: они были отправлены в переплавку в 1930-х годах. В настоящее время звонница имеет 17 колоколов, которые звонят пять раз в день.

Успенская трапезная церковь, сооружённая в последней четверти XVI века, расположена перед Спасо-Преображенским собором напротив звонницы. Это столпообразный храм типа «восьмерик на четверике», увенчанный шатром с двумя ярусами кокошников. Мощная апсида украшена лопатками и килевидными арочками, с восточной стороны к храму примыкает придел мученика Диомида в виде небольшой столпообразной церкви с тремя ярусами кокошников и изящной главкой. С другой стороны Успенская церковь переходит в двухъярусную трапезную палату, покрытую тесовой кровлей. Нижний этаж трапезной палаты был предназначен для различных хозяйственных служб, в верхнем помещался трапезный зал со сложной системой сводов, опирающихся на центральный столп.

К Успенской церкви со стороны Диомидовского придела примыкает памятник гражданской архитектуры XVII века — Архимандритский корпус — возведённый между 1628 и 1660 годами. Это двухэтажное Г-образное здание украшено крытой деревянной галереей-гульбищем, опирающейся на каменные столбы. Корпус возводился как казённое здание, но примерно с конца XVIII века в нём проживал архимандрит монастыря.

В 1971—1981 годах звонница, Успенская трапезная церковь и Архимандритский корпус подверглись комплексной реставрации. Была восстановлена первоначальная объёмно-планировочная структура и форма памятников, воссозданы своды, оконные и дверные проёмы, а также декоративное убранство фасадов. В 2001—2008 годах реставрационные работы были продолжены. Теперь приходилось бороться с деформацией фундамента и стен, ведущей к образованию трещин и угрожавшей полным разрушением сооружений. Для спасения зданий был применён комплекс мер по инженерному укреплению, включавший установку анкеров в фундамент и стены Архимандритского корпуса и звонницы. В 2008 году была проведена соответствующая окраска звонницы, отражающая разновременность строительства её составных частей, а также восстановлены куранты. Был произведён ремонт фасадов Успенской трапезной церкви с Диомидовском приделом, покрытия закомар и главок выполнены из меди, а в её кровле использован биметалл.

Ещё одна допетровская постройка монастыря — Братский корпус, построенный примерно в то же время, что и Архимандритский корпус. Это Г-образное двухэтажное здание, идущее параллельно восточной стене монастыря, было предназначено для монашеских келий. Согласно исследованиям И. А. Столетова, самыми ранними постройками, датированными первой половиной XVII века, являются южная часть здания и весь первый этаж. Главное украшение здания — оконные наличники с кокошниками.

Никольская церковь с примыкающими к ней двухъярусными больничными палатами была возведена в 1669 году в северо-восточной части монастыря. Это бесстолпная одноглавая церковь с выразительными порталами, простые фасады которой украшены закомарами и наличниками с кокошниками. Сводчатый зал на первом этаже был отведён под трапезную, на втором этаже помещались больничные покои.

Никольская церковь подверглась реставрации в 1968—1974 и 1999—2006 годах. В первый период была восстановлена первоначальная объёмно-планировочная структура и архитектурная форма здания, воссозданы своды, барабан с главкой, двухэтажная паперть, оконные и дверные проёмы, а также декоративное убранство фасадов. В начале XXI века была заменена деревянная кровля на основном объёме церкви и её алтарной части, выполнена работы в интерьере и произведена вычинка кирпичной кладки и обмазка фасадов.

Настоятели

• Евфимий Суздальский (1352—1404)
• Кирилл (упом. 1511)
• Феодорит Кольский (настоятель с 1551 по 1554 год)
• Савватий (1570—1571)
• Иов (1572—1587)
• Герасим (1605—1612)
• Питирим (1650—1654)
• Досифей (Глебов) (1709—1710)
• Гервасий (Линцевский) (17 июля 1777—1788)
• Серафим (Чичагов) (1899—1904)
• Павел (Борисовский) (1916—1921)
• Леонтий (Стасевич) (1922—1923)

Литература

• Спасо-Евфимиев монастырь в Суздале. М., Северный паломник, 2006, 111 с.
• Мельник А. Г. [www.academia.edu/8901122 Интерьер Преображенского собора суздальского Спасо-Евфимиева монастыря] // Сообщения Ростовского музея. Выпуск 18. — Ростов, 2010. — С. 84-95.
• Пругавин А.С. [www.library6.com/index.php/library6/item/пругавин-ас-монастырские-тюрьмы Монастырские тюрьмы в борьбе с сектантством (к вопросу о веротерпимости).]. — М., 1905. — 120 с.

Ссылки

Всемирное наследие ЮНЕСКО, объект № 633-007 [whc.unesco.org/ru/list/633-007 рус.] • [whc.unesco.org/en/list/633-007 англ.] • [whc.unesco.org/fr/list/633-007 фр.]

• На Викискладе есть медиафайлы по теме Спасо-Евфимиев монастырь
• [www.museum.vladimir.ru/ Владимиро-Суздальский Музей-Заповедник]
• [www.suzdalhotels.ru/spas_musem.htm Музеи Спасо-Евфимьева монастыря]
• [www.suzdal.hotmail.ru/suzdal/index.html Спасо-Евфимиев монастырь в Суздале]
• [wikimapia.org/#y=56433274&x=40438603&z=17&l=0&m=a Монастырь на WikiMAPIA]
• [suzdal.org.ru/Arhitect/spaso.htm Описание Спасо-Евфимиева монастыря в Суздале]
• [www.suzdal360.ru/spaso.html Описание Спасо-Евфимиева монастыря и круговые панорамы]

Отрывок, характеризующий Спасо-Евфимиев монастырь

Николай, его стремянной, дядюшка и его охотник вертелись над зверем, улюлюкая, крича, всякую минуту собираясь слезть, когда волк садился на зад и всякий раз пускаясь вперед, когда волк встряхивался и подвигался к засеке, которая должна была спасти его. Еще в начале этой травли, Данила, услыхав улюлюканье, выскочил на опушку леса. Он видел, как Карай взял волка и остановил лошадь, полагая, что дело было кончено. Но когда охотники не слезли, волк встряхнулся и опять пошел на утек. Данила выпустил своего бурого не к волку, а прямой линией к засеке так же, как Карай, – на перерез зверю. Благодаря этому направлению, он подскакивал к волку в то время, как во второй раз его остановили дядюшкины собаки.
Данила скакал молча, держа вынутый кинжал в левой руке и как цепом молоча своим арапником по подтянутым бокам бурого.
Николай не видал и не слыхал Данилы до тех пор, пока мимо самого его не пропыхтел тяжело дыша бурый, и он услыхал звук паденья тела и увидал, что Данила уже лежит в середине собак на заду волка, стараясь поймать его за уши. Очевидно было и для собак, и для охотников, и для волка, что теперь всё кончено. Зверь, испуганно прижав уши, старался подняться, но собаки облепили его. Данила, привстав, сделал падающий шаг и всей тяжестью, как будто ложась отдыхать, повалился на волка, хватая его за уши. Николай хотел колоть, но Данила прошептал: «Не надо, соструним», – и переменив положение, наступил ногою на шею волку. В пасть волку заложили палку, завязали, как бы взнуздав его сворой, связали ноги, и Данила раза два с одного бока на другой перевалил волка.
С счастливыми, измученными лицами, живого, матерого волка взвалили на шарахающую и фыркающую лошадь и, сопутствуемые визжавшими на него собаками, повезли к тому месту, где должны были все собраться. Молодых двух взяли гончие и трех борзые. Охотники съезжались с своими добычами и рассказами, и все подходили смотреть матёрого волка, который свесив свою лобастую голову с закушенною палкой во рту, большими, стеклянными глазами смотрел на всю эту толпу собак и людей, окружавших его. Когда его трогали, он, вздрагивая завязанными ногами, дико и вместе с тем просто смотрел на всех. Граф Илья Андреич тоже подъехал и потрогал волка.
– О, материщий какой, – сказал он. – Матёрый, а? – спросил он у Данилы, стоявшего подле него.
– Матёрый, ваше сиятельство, – отвечал Данила, поспешно снимая шапку.
Граф вспомнил своего прозеванного волка и свое столкновение с Данилой.
– Однако, брат, ты сердит, – сказал граф. – Данила ничего не сказал и только застенчиво улыбнулся детски кроткой и приятной улыбкой.


Старый граф поехал домой; Наташа с Петей обещались сейчас же приехать. Охота пошла дальше, так как было еще рано. В середине дня гончих пустили в поросший молодым частым лесом овраг. Николай, стоя на жнивье, видел всех своих охотников.
Насупротив от Николая были зеленя и там стоял его охотник, один в яме за выдавшимся кустом орешника. Только что завели гончих, Николай услыхал редкий гон известной ему собаки – Волторна; другие собаки присоединились к нему, то замолкая, то опять принимаясь гнать. Через минуту подали из острова голос по лисе, и вся стая, свалившись, погнала по отвершку, по направлению к зеленям, прочь от Николая.
Он видел скачущих выжлятников в красных шапках по краям поросшего оврага, видел даже собак, и всякую секунду ждал того, что на той стороне, на зеленях, покажется лисица.
Охотник, стоявший в яме, тронулся и выпустил собак, и Николай увидал красную, низкую, странную лисицу, которая, распушив трубу, торопливо неслась по зеленям. Собаки стали спеть к ней. Вот приблизились, вот кругами стала вилять лисица между ними, всё чаще и чаще делая эти круги и обводя вокруг себя пушистой трубой (хвостом); и вот налетела чья то белая собака, и вслед за ней черная, и всё смешалось, и звездой, врозь расставив зады, чуть колеблясь, стали собаки. К собакам подскакали два охотника: один в красной шапке, другой, чужой, в зеленом кафтане.
«Что это такое? подумал Николай. Откуда взялся этот охотник? Это не дядюшкин».
Охотники отбили лисицу и долго, не тороча, стояли пешие. Около них на чумбурах стояли лошади с своими выступами седел и лежали собаки. Охотники махали руками и что то делали с лисицей. Оттуда же раздался звук рога – условленный сигнал драки.
– Это Илагинский охотник что то с нашим Иваном бунтует, – сказал стремянный Николая.
Николай послал стремяного подозвать к себе сестру и Петю и шагом поехал к тому месту, где доезжачие собирали гончих. Несколько охотников поскакало к месту драки.
Николай слез с лошади, остановился подле гончих с подъехавшими Наташей и Петей, ожидая сведений о том, чем кончится дело. Из за опушки выехал дравшийся охотник с лисицей в тороках и подъехал к молодому барину. Он издалека снял шапку и старался говорить почтительно; но он был бледен, задыхался, и лицо его было злобно. Один глаз был у него подбит, но он вероятно и не знал этого.
– Что у вас там было? – спросил Николай.
– Как же, из под наших гончих он травить будет! Да и сука то моя мышастая поймала. Поди, судись! За лисицу хватает! Я его лисицей ну катать. Вот она, в тороках. А этого хочешь?… – говорил охотник, указывая на кинжал и вероятно воображая, что он всё еще говорит с своим врагом.
Николай, не разговаривая с охотником, попросил сестру и Петю подождать его и поехал на то место, где была эта враждебная, Илагинская охота.
Охотник победитель въехал в толпу охотников и там, окруженный сочувствующими любопытными, рассказывал свой подвиг.
Дело было в том, что Илагин, с которым Ростовы были в ссоре и процессе, охотился в местах, по обычаю принадлежавших Ростовым, и теперь как будто нарочно велел подъехать к острову, где охотились Ростовы, и позволил травить своему охотнику из под чужих гончих.
Николай никогда не видал Илагина, но как и всегда в своих суждениях и чувствах не зная середины, по слухам о буйстве и своевольстве этого помещика, всей душой ненавидел его и считал своим злейшим врагом. Он озлобленно взволнованный ехал теперь к нему, крепко сжимая арапник в руке, в полной готовности на самые решительные и опасные действия против своего врага.
Едва он выехал за уступ леса, как он увидал подвигающегося ему навстречу толстого барина в бобровом картузе на прекрасной вороной лошади, сопутствуемого двумя стремянными.
Вместо врага Николай нашел в Илагине представительного, учтивого барина, особенно желавшего познакомиться с молодым графом. Подъехав к Ростову, Илагин приподнял бобровый картуз и сказал, что очень жалеет о том, что случилось; что велит наказать охотника, позволившего себе травить из под чужих собак, просит графа быть знакомым и предлагает ему свои места для охоты.
Наташа, боявшаяся, что брат ее наделает что нибудь ужасное, в волнении ехала недалеко за ним. Увидав, что враги дружелюбно раскланиваются, она подъехала к ним. Илагин еще выше приподнял свой бобровый картуз перед Наташей и приятно улыбнувшись, сказал, что графиня представляет Диану и по страсти к охоте и по красоте своей, про которую он много слышал.
Илагин, чтобы загладить вину своего охотника, настоятельно просил Ростова пройти в его угорь, который был в версте, который он берег для себя и в котором было, по его словам, насыпано зайцев. Николай согласился, и охота, еще вдвое увеличившаяся, тронулась дальше.
Итти до Илагинского угоря надо было полями. Охотники разровнялись. Господа ехали вместе. Дядюшка, Ростов, Илагин поглядывали тайком на чужих собак, стараясь, чтобы другие этого не замечали, и с беспокойством отыскивали между этими собаками соперниц своим собакам.
Ростова особенно поразила своей красотой небольшая чистопсовая, узенькая, но с стальными мышцами, тоненьким щипцом (мордой) и на выкате черными глазами, краснопегая сучка в своре Илагина. Он слыхал про резвость Илагинских собак, и в этой красавице сучке видел соперницу своей Милке.
В середине степенного разговора об урожае нынешнего года, который завел Илагин, Николай указал ему на его краснопегую суку.
– Хороша у вас эта сучка! – сказал он небрежным тоном. – Резва?
– Эта? Да, эта – добрая собака, ловит, – равнодушным голосом сказал Илагин про свою краснопегую Ерзу, за которую он год тому назад отдал соседу три семьи дворовых. – Так и у вас, граф, умолотом не хвалятся? – продолжал он начатый разговор. И считая учтивым отплатить молодому графу тем же, Илагин осмотрел его собак и выбрал Милку, бросившуюся ему в глаза своей шириной.
– Хороша у вас эта чернопегая – ладна! – сказал он.
– Да, ничего, скачет, – отвечал Николай. «Вот только бы побежал в поле матёрый русак, я бы тебе показал, какая эта собака!» подумал он, и обернувшись к стремянному сказал, что он дает рубль тому, кто подозрит, т. е. найдет лежачего зайца.
– Я не понимаю, – продолжал Илагин, – как другие охотники завистливы на зверя и на собак. Я вам скажу про себя, граф. Меня веселит, знаете, проехаться; вот съедешься с такой компанией… уже чего же лучше (он снял опять свой бобровый картуз перед Наташей); а это, чтобы шкуры считать, сколько привез – мне всё равно!
– Ну да.
– Или чтоб мне обидно было, что чужая собака поймает, а не моя – мне только бы полюбоваться на травлю, не так ли, граф? Потом я сужу…
– Ату – его, – послышался в это время протяжный крик одного из остановившихся борзятников. Он стоял на полубугре жнивья, подняв арапник, и еще раз повторил протяжно: – А – ту – его! (Звук этот и поднятый арапник означали то, что он видит перед собой лежащего зайца.)
– А, подозрил, кажется, – сказал небрежно Илагин. – Что же, потравим, граф!
– Да, подъехать надо… да – что ж, вместе? – отвечал Николай, вглядываясь в Ерзу и в красного Ругая дядюшки, в двух своих соперников, с которыми еще ни разу ему не удалось поровнять своих собак. «Ну что как с ушей оборвут мою Милку!» думал он, рядом с дядюшкой и Илагиным подвигаясь к зайцу.
– Матёрый? – спрашивал Илагин, подвигаясь к подозрившему охотнику, и не без волнения оглядываясь и подсвистывая Ерзу…
– А вы, Михаил Никанорыч? – обратился он к дядюшке.
Дядюшка ехал насупившись.
– Что мне соваться, ведь ваши – чистое дело марш! – по деревне за собаку плачены, ваши тысячные. Вы померяйте своих, а я посмотрю!
– Ругай! На, на, – крикнул он. – Ругаюшка! – прибавил он, невольно этим уменьшительным выражая свою нежность и надежду, возлагаемую на этого красного кобеля. Наташа видела и чувствовала скрываемое этими двумя стариками и ее братом волнение и сама волновалась.
Охотник на полугорке стоял с поднятым арапником, господа шагом подъезжали к нему; гончие, шедшие на самом горизонте, заворачивали прочь от зайца; охотники, не господа, тоже отъезжали. Всё двигалось медленно и степенно.
– Куда головой лежит? – спросил Николай, подъезжая шагов на сто к подозрившему охотнику. Но не успел еще охотник отвечать, как русак, чуя мороз к завтрашнему утру, не вылежал и вскочил. Стая гончих на смычках, с ревом, понеслась под гору за зайцем; со всех сторон борзые, не бывшие на сворах, бросились на гончих и к зайцу. Все эти медленно двигавшиеся охотники выжлятники с криком: стой! сбивая собак, борзятники с криком: ату! направляя собак – поскакали по полю. Спокойный Илагин, Николай, Наташа и дядюшка летели, сами не зная как и куда, видя только собак и зайца, и боясь только потерять хоть на мгновение из вида ход травли. Заяц попался матёрый и резвый. Вскочив, он не тотчас же поскакал, а повел ушами, прислушиваясь к крику и топоту, раздавшемуся вдруг со всех сторон. Он прыгнул раз десять не быстро, подпуская к себе собак, и наконец, выбрав направление и поняв опасность, приложил уши и понесся во все ноги. Он лежал на жнивьях, но впереди были зеленя, по которым было топко. Две собаки подозрившего охотника, бывшие ближе всех, первые воззрились и заложились за зайцем; но еще далеко не подвинулись к нему, как из за них вылетела Илагинская краснопегая Ерза, приблизилась на собаку расстояния, с страшной быстротой наддала, нацелившись на хвост зайца и думая, что она схватила его, покатилась кубарем. Заяц выгнул спину и наддал еще шибче. Из за Ерзы вынеслась широкозадая, чернопегая Милка и быстро стала спеть к зайцу.
– Милушка! матушка! – послышался торжествующий крик Николая. Казалось, сейчас ударит Милка и подхватит зайца, но она догнала и пронеслась. Русак отсел. Опять насела красавица Ерза и над самым хвостом русака повисла, как будто примеряясь как бы не ошибиться теперь, схватить за заднюю ляжку.
– Ерзанька! сестрица! – послышался плачущий, не свой голос Илагина. Ерза не вняла его мольбам. В тот самый момент, как надо было ждать, что она схватит русака, он вихнул и выкатил на рубеж между зеленями и жнивьем. Опять Ерза и Милка, как дышловая пара, выровнялись и стали спеть к зайцу; на рубеже русаку было легче, собаки не так быстро приближались к нему.
– Ругай! Ругаюшка! Чистое дело марш! – закричал в это время еще новый голос, и Ругай, красный, горбатый кобель дядюшки, вытягиваясь и выгибая спину, сравнялся с первыми двумя собаками, выдвинулся из за них, наддал с страшным самоотвержением уже над самым зайцем, сбил его с рубежа на зеленя, еще злей наддал другой раз по грязным зеленям, утопая по колена, и только видно было, как он кубарем, пачкая спину в грязь, покатился с зайцем. Звезда собак окружила его. Через минуту все стояли около столпившихся собак. Один счастливый дядюшка слез и отпазанчил. Потряхивая зайца, чтобы стекала кровь, он тревожно оглядывался, бегая глазами, не находя положения рукам и ногам, и говорил, сам не зная с кем и что.
«Вот это дело марш… вот собака… вот вытянул всех, и тысячных и рублевых – чистое дело марш!» говорил он, задыхаясь и злобно оглядываясь, как будто ругая кого то, как будто все были его враги, все его обижали, и только теперь наконец ему удалось оправдаться. «Вот вам и тысячные – чистое дело марш!»
– Ругай, на пазанку! – говорил он, кидая отрезанную лапку с налипшей землей; – заслужил – чистое дело марш!
– Она вымахалась, три угонки дала одна, – говорил Николай, тоже не слушая никого, и не заботясь о том, слушают ли его, или нет.
– Да это что же в поперечь! – говорил Илагинский стремянный.
– Да, как осеклась, так с угонки всякая дворняшка поймает, – говорил в то же время Илагин, красный, насилу переводивший дух от скачки и волнения. В то же время Наташа, не переводя духа, радостно и восторженно визжала так пронзительно, что в ушах звенело. Она этим визгом выражала всё то, что выражали и другие охотники своим единовременным разговором. И визг этот был так странен, что она сама должна бы была стыдиться этого дикого визга и все бы должны были удивиться ему, ежели бы это было в другое время.
Дядюшка сам второчил русака, ловко и бойко перекинул его через зад лошади, как бы упрекая всех этим перекидыванием, и с таким видом, что он и говорить ни с кем не хочет, сел на своего каураго и поехал прочь. Все, кроме его, грустные и оскорбленные, разъехались и только долго после могли притти в прежнее притворство равнодушия. Долго еще они поглядывали на красного Ругая, который с испачканной грязью, горбатой спиной, побрякивая железкой, с спокойным видом победителя шел за ногами лошади дядюшки.
«Что ж я такой же, как и все, когда дело не коснется до травли. Ну, а уж тут держись!» казалось Николаю, что говорил вид этой собаки.
Когда, долго после, дядюшка подъехал к Николаю и заговорил с ним, Николай был польщен тем, что дядюшка после всего, что было, еще удостоивает говорить с ним.


Когда ввечеру Илагин распростился с Николаем, Николай оказался на таком далеком расстоянии от дома, что он принял предложение дядюшки оставить охоту ночевать у него (у дядюшки), в его деревеньке Михайловке.
– И если бы заехали ко мне – чистое дело марш! – сказал дядюшка, еще бы того лучше; видите, погода мокрая, говорил дядюшка, отдохнули бы, графинечку бы отвезли в дрожках. – Предложение дядюшки было принято, за дрожками послали охотника в Отрадное; а Николай с Наташей и Петей поехали к дядюшке.
Человек пять, больших и малых, дворовых мужчин выбежало на парадное крыльцо встречать барина. Десятки женщин, старых, больших и малых, высунулись с заднего крыльца смотреть на подъезжавших охотников. Присутствие Наташи, женщины, барыни верхом, довело любопытство дворовых дядюшки до тех пределов, что многие, не стесняясь ее присутствием, подходили к ней, заглядывали ей в глаза и при ней делали о ней свои замечания, как о показываемом чуде, которое не человек, и не может слышать и понимать, что говорят о нем.
– Аринка, глянь ка, на бочькю сидит! Сама сидит, а подол болтается… Вишь рожок!
– Батюшки светы, ножик то…
– Вишь татарка!
– Как же ты не перекувыркнулась то? – говорила самая смелая, прямо уж обращаясь к Наташе.
Дядюшка слез с лошади у крыльца своего деревянного заросшего садом домика и оглянув своих домочадцев, крикнул повелительно, чтобы лишние отошли и чтобы было сделано всё нужное для приема гостей и охоты.
Всё разбежалось. Дядюшка снял Наташу с лошади и за руку провел ее по шатким досчатым ступеням крыльца. В доме, не отштукатуренном, с бревенчатыми стенами, было не очень чисто, – не видно было, чтобы цель живших людей состояла в том, чтобы не было пятен, но не было заметно запущенности.
В сенях пахло свежими яблоками, и висели волчьи и лисьи шкуры. Через переднюю дядюшка провел своих гостей в маленькую залу с складным столом и красными стульями, потом в гостиную с березовым круглым столом и диваном, потом в кабинет с оборванным диваном, истасканным ковром и с портретами Суворова, отца и матери хозяина и его самого в военном мундире. В кабинете слышался сильный запах табаку и собак. В кабинете дядюшка попросил гостей сесть и расположиться как дома, а сам вышел. Ругай с невычистившейся спиной вошел в кабинет и лег на диван, обчищая себя языком и зубами. Из кабинета шел коридор, в котором виднелись ширмы с прорванными занавесками. Из за ширм слышался женский смех и шопот. Наташа, Николай и Петя разделись и сели на диван. Петя облокотился на руку и тотчас же заснул; Наташа и Николай сидели молча. Лица их горели, они были очень голодны и очень веселы. Они поглядели друг на друга (после охоты, в комнате, Николай уже не считал нужным выказывать свое мужское превосходство перед своей сестрой); Наташа подмигнула брату и оба удерживались недолго и звонко расхохотались, не успев еще придумать предлога для своего смеха.