Спасо-Преображенская церковь (Карповка)
| Православный храм | |
Спасо-Преображенская (Карповская) церковь
| |
 Карповская церковь | |
| Страна | Россия |
| Город | Нижний Новгород |
| Конфессия | православие |
| Епархия | Нижегородская |
| Тип здания | Церковь |
| Автор проекта | Иван Иванович Межецкий |
| Дата основания | 1817 год |
| Основные даты: 19 августа — Преображение Господне
19 декабря 22 мая — память свт. Николая, архиепископа Мир Ликийских, чудотворца | |
| Приделы | в честь Преображения Господня; в честь свт. Николая, архиепископа Мир Ликийских, чудотворца. |
| Состояние | действующая |
| Сайт | [kc-nn.ru/ Официальный сайт] |
Спасо-Преображенская (Карповская) церковь — православная церковь в Нижнем Новгороде.
Содержание
История строительства
В первые годы начала XIX века в селе Карповка (в настоящее время — территория Ленинского района города Нижнего Новгорода) произошло несколько пожаров. Огнём были уничтожены и деревянные Спасо-Преображенская и Никольская церкви. Прихожане хотели сразу же срубить новый деревянный храм и обратились за разрешением в духовную консисторию, но Нижегородский епископ Моисей (1811—1825) предложил им выстроить более величественный и пожаростойкий кирпичный храм, тем более что правительственным предписанием от 6 февраля 1801 года требовалось, что если деревянная церковь где сгорит, вновь деревянную не строить.
Архитектурные особенности
Прихожане стали собирать деньги и постепенно готовить кирпич, белый камень, известь для строительства будущего храма. С просьбой о разработке планов-фасадов обратились к губернскому архитектору Ивану Ивановичу Межецкому. Иван Иванович фасады церкви спроектировал в формах классицизма: молельный зал открывался во внутрь в высокий световой барабан с небольшой фигурной главкой, увенчанной золоченым кованым крестом.
Северный и южный входы в храм украшали по четыре пилястры, увенчанные треугольными фронтонами. Стены разбивались горизонтальными бороздками дождчатого руста. Окна храма получили рельефные обрамления, а фасады декоративные ниши в виде овалов, вписанных в прямоугольники.
Изначальный облик до нашего времени сохранила лишь колокольня. Она представляет собой суживающуюся кверху композицию из четверика и двух восьмериков. Вход в колокольню украшает декоративная килевидная арка. Первый ярус колокольни завершает треугольный фронтон. Карниз отмечен резным декоративным поясом, а тимпан — аркой приподнятого.
Боковые части второго яруса оформлены группами из трех приставных колонн, которые увенчаны фронтонами. База и капитель выполнены в тосканском стиле. Центральные части второго яруса украшены арками приподнятого типа с импостами и замковым камнем. Проемы арок закрыты фресками с изображениями Святой Троицы, Преображения и Вознесения Господня.
Третий ярус колокольни прорезан восемью арками приподнятого типа. Купол увенчан стройным шпилем, напоминающим завершение самых крупных монументальных сооружений Петербурга эпохи Петра Великого — Адмиралтейства и Петропавловского собора.
Карповской церкви, как и всем зданиям, построенным И. И. Межецким, была присуща простота и строгость форм, сдержанность в применении декоративных элементов и деталей. В Карповской церкви Межецкому удалось воплотить лучшие традиции русской архитектуры.
Карповская церковь в первой половине XIX века
Строительство церкви завершилось к 1817 году, и тогда же её торжественно освятил епископ Моисей в честь Преображения Господня.
Карповская церковь стала поистине духовным центром обширной округи, так как в то время относилась ко второму Благочинническому округу Балахнинского уезда Нижегородской епархии. В 1838 году при храме открыли приходскую школу, где обучение местных детей вели два наставника: учили грамоте и арифметическому счету, священной истории и Закону Божию.
Численность населения прихода возрастала. В престольные праздники храм, несмотря на внушительные размеры, уже не мог вместить всех желающих, поэтому в 1861 году над трапезной было решено возвести второй этаж, куда и перенести приделы. Дополнительные приделы позволили бы совершать богослужение дважды и трижды в день и принимать больше прихожан.
Разработка проекта кардинальной перестройки храма в Карповке была поручена архитектору Роберту Яковлевичу Килевейну (1825—1895). Килевейн изучал деревянное народное зодчество, особенно его интересовала глухая резьба. Под влиянием своего увлечения он привнёс в проект перестройки храма элементы деревянного народного зодчества.
2 июня 1868 года проект Килевейна был утверждён Строительным отделением губернского правления. Планировалось сохранить однокупольное завершение молельного зала и лишь надстроить над сводами трапезной второй этаж в высоту кровли главного четверика.
Но в процессе строительства первоначальный проект претерпел значительные изменения. Над сомкнутым сводом молельного зала вместо одного купола возвели пять. Купола покрыли железом, окрашенным зелёной масляной краской. Окна второго этажа трапезной получили рельефные наличники с треугольными фронтончиками, поднимающимися над карнизом кровли. Снаружи храм был отштукатурен, декоративные элементы выбелены.
Карповская церковь в XX веке
В начале XX века были заново расписаны интерьеры храма — по рисункам М. В. Нестерова и В.М Васнецова.
После Октябрьской революции 1917 года Карповская церковь оставалось одной из немногих незакрытых церквей Нижнего Новгорода. Церковь действовала до 1941 года, когда её закрыли за неуплату налога райфинотделу города. К этому времени на территории города не оставалось ни одного действующего храма.
Во время Великой Отечественной войны советская власть постепенно стала смягчать свою позицию по отношению к Церкви. Отдельные случаи открытия храмов имели место в разных регионах страны уже в первые два года войны. 14 апреля 1943 года Горисполком передал церковь в Карповке церковной общине. Был назначен священник и отслужены три службы: 11, 12 и 13 июня. Но в ночь с 13 на 14 июня произошёл налёт вражеской авиации. Погибли пять человек из общины, пострадало здание церкви.
19 июля 1944 года, после капитального ремонта, Карповская церковь была вновь открыта. В приходе церкви числилось 2 тысячи прихожан.
В 1948 году настоятелем был назначен Ветошкин, который начал свою деятельность с ремонта зданий, восстановления живописи и возрождения церковного хора.[1] Здание церкви было покрашено, крыша отремонтирована, в подвальном помещении устроена котельная и квартира для сторожей.[1] Площадь вокруг церкви была заасфальтирована, приобретена машина «Победа» для выезда на требы. Кроме реставрации живописи велась работа по позолоте иконостаса.[1]
3 мая 1951 года на Пасхальное богослужение в храм пришло около 20 тыс. верующих.[2] В возрасте от 30 до 50 лет — 60 %, от 20 до 30 — 25 %, старше 50 лет — 15 %, детей школьного возраста — около 300 человек.[2]
Напишите отзыв о статье "Спасо-Преображенская церковь (Карповка)"
Примечания
- ↑ 1 2 3 Мякинин А. [www.sedmitza.ru/text/1346210.html Положение Церкви в Горьковской епархии в 1950-х годах (до начала хрущёвских гонений)] // Вестник церковной истории. — 2010. — Вып. № 1-2(17-18). — С. 254,255.
- ↑ 1 2 Мякинин А. [www.sedmitza.ru/text/1346210.html Положение Церкви в Горьковской епархии в 1950-х годах (до начала хрущёвских гонений)] // Вестник церковной истории. — 2010. — Вып. № 1-2(17-18). — С. 250,251.
Литература
- Архимандрит Макарий. Памятники церковных Древностей. — Нижний Новгород: изд-во «Нижегородская ярмарка», 1999.
- Бубнов Ю. Н. Архитектура Нижнего Новгорода середины 19 — начала XX века. — Нижний Новгород: Волго-Вятское книжное изд-во, 1990.
- Филатов Н. Ф. Купола, глядящие в небеса. — М., 1996.
- Филатов Н. Ф. Нижний Новгород: архитектура 14 — начала XX века. — Нижний Новгород: РИЦ «Нижегородские новости», 1994.
Отрывок, характеризующий Спасо-Преображенская церковь (Карповка)
– Стыдно, господин офицер! – сказал он адъютанту. – Какой… – он не договорил. В одно и то же время послышался взрыв, свист осколков как бы разбитой рамы, душный запах пороха – и князь Андрей рванулся в сторону и, подняв кверху руку, упал на грудь.Несколько офицеров подбежало к нему. С правой стороны живота расходилось по траве большое пятно крови.
Вызванные ополченцы с носилками остановились позади офицеров. Князь Андрей лежал на груди, опустившись лицом до травы, и, тяжело, всхрапывая, дышал.
– Ну что стали, подходи!
Мужики подошли и взяли его за плечи и ноги, но он жалобно застонал, и мужики, переглянувшись, опять отпустили его.
– Берись, клади, всё одно! – крикнул чей то голос. Его другой раз взяли за плечи и положили на носилки.
– Ах боже мой! Боже мой! Что ж это?.. Живот! Это конец! Ах боже мой! – слышались голоса между офицерами. – На волосок мимо уха прожужжала, – говорил адъютант. Мужики, приладивши носилки на плечах, поспешно тронулись по протоптанной ими дорожке к перевязочному пункту.
– В ногу идите… Э!.. мужичье! – крикнул офицер, за плечи останавливая неровно шедших и трясущих носилки мужиков.
– Подлаживай, что ль, Хведор, а Хведор, – говорил передний мужик.
– Вот так, важно, – радостно сказал задний, попав в ногу.
– Ваше сиятельство? А? Князь? – дрожащим голосом сказал подбежавший Тимохин, заглядывая в носилки.
Князь Андрей открыл глаза и посмотрел из за носилок, в которые глубоко ушла его голова, на того, кто говорил, и опять опустил веки.
Ополченцы принесли князя Андрея к лесу, где стояли фуры и где был перевязочный пункт. Перевязочный пункт состоял из трех раскинутых, с завороченными полами, палаток на краю березника. В березнике стояла фуры и лошади. Лошади в хребтугах ели овес, и воробьи слетали к ним и подбирали просыпанные зерна. Воронья, чуя кровь, нетерпеливо каркая, перелетали на березах. Вокруг палаток, больше чем на две десятины места, лежали, сидели, стояли окровавленные люди в различных одеждах. Вокруг раненых, с унылыми и внимательными лицами, стояли толпы солдат носильщиков, которых тщетно отгоняли от этого места распоряжавшиеся порядком офицеры. Не слушая офицеров, солдаты стояли, опираясь на носилки, и пристально, как будто пытаясь понять трудное значение зрелища, смотрели на то, что делалось перед ними. Из палаток слышались то громкие, злые вопли, то жалобные стенания. Изредка выбегали оттуда фельдшера за водой и указывали на тех, который надо было вносить. Раненые, ожидая у палатки своей очереди, хрипели, стонали, плакали, кричали, ругались, просили водки. Некоторые бредили. Князя Андрея, как полкового командира, шагая через неперевязанных раненых, пронесли ближе к одной из палаток и остановились, ожидая приказания. Князь Андрей открыл глаза и долго не мог понять того, что делалось вокруг него. Луг, полынь, пашня, черный крутящийся мячик и его страстный порыв любви к жизни вспомнились ему. В двух шагах от него, громко говоря и обращая на себя общее внимание, стоял, опершись на сук и с обвязанной головой, высокий, красивый, черноволосый унтер офицер. Он был ранен в голову и ногу пулями. Вокруг него, жадно слушая его речь, собралась толпа раненых и носильщиков.
– Мы его оттеда как долбанули, так все побросал, самого короля забрали! – блестя черными разгоряченными глазами и оглядываясь вокруг себя, кричал солдат. – Подойди только в тот самый раз лезервы, его б, братец ты мой, звания не осталось, потому верно тебе говорю…
Князь Андрей, так же как и все окружавшие рассказчика, блестящим взглядом смотрел на него и испытывал утешительное чувство. «Но разве не все равно теперь, – подумал он. – А что будет там и что такое было здесь? Отчего мне так жалко было расставаться с жизнью? Что то было в этой жизни, чего я не понимал и не понимаю».
Один из докторов, в окровавленном фартуке и с окровавленными небольшими руками, в одной из которых он между мизинцем и большим пальцем (чтобы не запачкать ее) держал сигару, вышел из палатки. Доктор этот поднял голову и стал смотреть по сторонам, но выше раненых. Он, очевидно, хотел отдохнуть немного. Поводив несколько времени головой вправо и влево, он вздохнул и опустил глаза.
– Ну, сейчас, – сказал он на слова фельдшера, указывавшего ему на князя Андрея, и велел нести его в палатку.
В толпе ожидавших раненых поднялся ропот.
– Видно, и на том свете господам одним жить, – проговорил один.
Князя Андрея внесли и положили на только что очистившийся стол, с которого фельдшер споласкивал что то. Князь Андрей не мог разобрать в отдельности того, что было в палатке. Жалобные стоны с разных сторон, мучительная боль бедра, живота и спины развлекали его. Все, что он видел вокруг себя, слилось для него в одно общее впечатление обнаженного, окровавленного человеческого тела, которое, казалось, наполняло всю низкую палатку, как несколько недель тому назад в этот жаркий, августовский день это же тело наполняло грязный пруд по Смоленской дороге. Да, это было то самое тело, та самая chair a canon [мясо для пушек], вид которой еще тогда, как бы предсказывая теперешнее, возбудил в нем ужас.
В палатке было три стола. Два были заняты, на третий положили князя Андрея. Несколько времени его оставили одного, и он невольно увидал то, что делалось на других двух столах. На ближнем столе сидел татарин, вероятно, казак – по мундиру, брошенному подле. Четверо солдат держали его. Доктор в очках что то резал в его коричневой, мускулистой спине.
– Ух, ух, ух!.. – как будто хрюкал татарин, и вдруг, подняв кверху свое скуластое черное курносое лицо, оскалив белые зубы, начинал рваться, дергаться и визжат ь пронзительно звенящим, протяжным визгом. На другом столе, около которого толпилось много народа, на спине лежал большой, полный человек с закинутой назад головой (вьющиеся волоса, их цвет и форма головы показались странно знакомы князю Андрею). Несколько человек фельдшеров навалились на грудь этому человеку и держали его. Белая большая полная нога быстро и часто, не переставая, дергалась лихорадочными трепетаниями. Человек этот судорожно рыдал и захлебывался. Два доктора молча – один был бледен и дрожал – что то делали над другой, красной ногой этого человека. Управившись с татарином, на которого накинули шинель, доктор в очках, обтирая руки, подошел к князю Андрею. Он взглянул в лицо князя Андрея и поспешно отвернулся.
– Раздеть! Что стоите? – крикнул он сердито на фельдшеров.
Самое первое далекое детство вспомнилось князю Андрею, когда фельдшер торопившимися засученными руками расстегивал ему пуговицы и снимал с него платье. Доктор низко нагнулся над раной, ощупал ее и тяжело вздохнул. Потом он сделал знак кому то. И мучительная боль внутри живота заставила князя Андрея потерять сознание. Когда он очнулся, разбитые кости бедра были вынуты, клоки мяса отрезаны, и рана перевязана. Ему прыскали в лицо водою. Как только князь Андрей открыл глаза, доктор нагнулся над ним, молча поцеловал его в губы и поспешно отошел.
После перенесенного страдания князь Андрей чувствовал блаженство, давно не испытанное им. Все лучшие, счастливейшие минуты в его жизни, в особенности самое дальнее детство, когда его раздевали и клали в кроватку, когда няня, убаюкивая, пела над ним, когда, зарывшись головой в подушки, он чувствовал себя счастливым одним сознанием жизни, – представлялись его воображению даже не как прошедшее, а как действительность.
Около того раненого, очертания головы которого казались знакомыми князю Андрею, суетились доктора; его поднимали и успокоивали.
– Покажите мне… Ооооо! о! ооооо! – слышался его прерываемый рыданиями, испуганный и покорившийся страданию стон. Слушая эти стоны, князь Андрей хотел плакать. Оттого ли, что он без славы умирал, оттого ли, что жалко ему было расставаться с жизнью, от этих ли невозвратимых детских воспоминаний, оттого ли, что он страдал, что другие страдали и так жалостно перед ним стонал этот человек, но ему хотелось плакать детскими, добрыми, почти радостными слезами.
Раненому показали в сапоге с запекшейся кровью отрезанную ногу.
– О! Ооооо! – зарыдал он, как женщина. Доктор, стоявший перед раненым, загораживая его лицо, отошел.
– Боже мой! Что это? Зачем он здесь? – сказал себе князь Андрей.
В несчастном, рыдающем, обессилевшем человеке, которому только что отняли ногу, он узнал Анатоля Курагина. Анатоля держали на руках и предлагали ему воду в стакане, края которого он не мог поймать дрожащими, распухшими губами. Анатоль тяжело всхлипывал. «Да, это он; да, этот человек чем то близко и тяжело связан со мною, – думал князь Андрей, не понимая еще ясно того, что было перед ним. – В чем состоит связь этого человека с моим детством, с моею жизнью? – спрашивал он себя, не находя ответа. И вдруг новое, неожиданное воспоминание из мира детского, чистого и любовного, представилось князю Андрею. Он вспомнил Наташу такою, какою он видел ее в первый раз на бале 1810 года, с тонкой шеей и тонкими рукамис готовым на восторг, испуганным, счастливым лицом, и любовь и нежность к ней, еще живее и сильнее, чем когда либо, проснулись в его душе. Он вспомнил теперь ту связь, которая существовала между им и этим человеком, сквозь слезы, наполнявшие распухшие глаза, мутно смотревшим на него. Князь Андрей вспомнил все, и восторженная жалость и любовь к этому человеку наполнили его счастливое сердце.
