Спасские казармы
| Достопримечательность | |||
Покровские казармы
| |||
 Спасские казармы в 1910-е | |||
| Страна | Россия | ||
| Город | Москва | ||
| Архитектурный стиль | Классицизм | ||
| Дата основания | 1798 | ||
| Статус |
| ||
памятник архитектуры (федеральный)
Спасские казармы (с 1920 года Перекопские казармы) — исторические казармы в Москве. Здания расположены по адресу: Садовая-Спасская улица, дом 1.
История
Участок, ныне занятый казармами, принадлежал в XVIII веке графу И. С. Гендрикову. В 1760-х годах он построил на этом участке трёхэтажный дом, авторство проекта которого приписывается архитектору В. И. Баженову. С 1785 года в этом доме размещалась «Типографическая компания», которую возглавлял просветитель Н. И. Новиков[1].
В 1798 году дом графа Гендрикова был перестроен под артиллерийские казармы[1]. В том же году появились ещё 4 каменных казарменных здания[2]. Во время московского пожара 1812 года казармы серьёзно пострадали. В 1828—1829 годах на гауптвахте Спасских казарм за сочинение «возмутительных песен» был заключён поэт А. И. Полежаев[1]. В 1842 году 4 сгоревших во время пожара казарменных корпуса были восстановлены. С 1904 года в казармах размещался Второй гренадерский Ростовский полк[2]. В 1905 году солдаты полка избрали революционный комитет и арестовали офицеров. В начале Первой мировой войны в казармах разместился 192-й пехотный запасный полк. Во время Октябрьского вооружённого восстания 1917 года расквартированные в казармах солдаты участвовали в боях за установление советской власти[1]. В 1920 году в честь победы под Перекопом казармы были переименованы в Перекопские. С 1926 по 1941 год в казармах размещались части 1-й Пролетарской дивизии, о чём напоминает мемориальная доска[2]. После окончания Великой Отечественной войны в казармах разместились различные гражданские учреждения[1].
Напишите отзыв о статье "Спасские казармы"
Примечания
- ↑ 1 2 3 4 5 Федосюк Ю. А. Москва в кольце Садовых. — М.: Московский рабочий, 1983. — С. 34—35. — 447 с.
- ↑ 1 2 3 Спасские казармы // Москва: Энциклопедия / Глав. ред. С. О. Шмидт; Сост.: М. И. Андреев, В. М. Карев. — М. : Большая Российская энциклопедия, 1997. — 976 с. — 100 000 экз. — ISBN 5-85270-277-3.</span>
</ol>
| ||||||
Отрывок, характеризующий Спасские казармы
– А Николаша где? Над Лядовским верхом что ль? – всё шопотом спрашивал граф.– Так точно с. Уж они знают, где стать. Так тонко езду знают, что мы с Данилой другой раз диву даемся, – говорил Семен, зная, чем угодить барину.
– Хорошо ездит, а? А на коне то каков, а?
– Картину писать! Как намеднись из Заварзинских бурьянов помкнули лису. Они перескакивать стали, от уймища, страсть – лошадь тысяча рублей, а седоку цены нет. Да уж такого молодца поискать!
– Поискать… – повторил граф, видимо сожалея, что кончилась так скоро речь Семена. – Поискать? – сказал он, отворачивая полы шубки и доставая табакерку.
– Намедни как от обедни во всей регалии вышли, так Михаил то Сидорыч… – Семен не договорил, услыхав ясно раздававшийся в тихом воздухе гон с подвыванием не более двух или трех гончих. Он, наклонив голову, прислушался и молча погрозился барину. – На выводок натекли… – прошептал он, прямо на Лядовской повели.
Граф, забыв стереть улыбку с лица, смотрел перед собой вдаль по перемычке и, не нюхая, держал в руке табакерку. Вслед за лаем собак послышался голос по волку, поданный в басистый рог Данилы; стая присоединилась к первым трем собакам и слышно было, как заревели с заливом голоса гончих, с тем особенным подвыванием, которое служило признаком гона по волку. Доезжачие уже не порскали, а улюлюкали, и из за всех голосов выступал голос Данилы, то басистый, то пронзительно тонкий. Голос Данилы, казалось, наполнял весь лес, выходил из за леса и звучал далеко в поле.
Прислушавшись несколько секунд молча, граф и его стремянной убедились, что гончие разбились на две стаи: одна большая, ревевшая особенно горячо, стала удаляться, другая часть стаи понеслась вдоль по лесу мимо графа, и при этой стае было слышно улюлюканье Данилы. Оба эти гона сливались, переливались, но оба удалялись. Семен вздохнул и нагнулся, чтоб оправить сворку, в которой запутался молодой кобель; граф тоже вздохнул и, заметив в своей руке табакерку, открыл ее и достал щепоть. «Назад!» крикнул Семен на кобеля, который выступил за опушку. Граф вздрогнул и уронил табакерку. Настасья Ивановна слез и стал поднимать ее.
Граф и Семен смотрели на него. Вдруг, как это часто бывает, звук гона мгновенно приблизился, как будто вот, вот перед ними самими были лающие рты собак и улюлюканье Данилы.
Граф оглянулся и направо увидал Митьку, который выкатывавшимися глазами смотрел на графа и, подняв шапку, указывал ему вперед, на другую сторону.
– Береги! – закричал он таким голосом, что видно было, что это слово давно уже мучительно просилось у него наружу. И поскакал, выпустив собак, по направлению к графу.
Граф и Семен выскакали из опушки и налево от себя увидали волка, который, мягко переваливаясь, тихим скоком подскакивал левее их к той самой опушке, у которой они стояли. Злобные собаки визгнули и, сорвавшись со свор, понеслись к волку мимо ног лошадей.
Волк приостановил бег, неловко, как больной жабой, повернул свою лобастую голову к собакам, и также мягко переваливаясь прыгнул раз, другой и, мотнув поленом (хвостом), скрылся в опушку. В ту же минуту из противоположной опушки с ревом, похожим на плач, растерянно выскочила одна, другая, третья гончая, и вся стая понеслась по полю, по тому самому месту, где пролез (пробежал) волк. Вслед за гончими расступились кусты орешника и показалась бурая, почерневшая от поту лошадь Данилы. На длинной спине ее комочком, валясь вперед, сидел Данила без шапки с седыми, встрепанными волосами над красным, потным лицом.
